Когда погаснут все огни

Глава 2

Храм в честь принцессы Линлинь в Яньци не был самым большим и пышным в Цзиньяне. Однако он был самым старым — и считался самым красивым. И, безусловно, именно он был самым почитаемым. Иначе и быть не могло. Именно в Яньци принцесса появилась на свет и здесь же произошло ее вознесение. Обойти этот храм вниманием при путешествии для Шэнли было бы непростительной оплошностью.

Величайшей добродетелью Линлинь была приверженность справедливости. Ее нежелание поступиться убеждениями даже перед ликом неминуемой гибели некогда стало одной из первых капель, что склонили чашу весов на сторону опального принца Яньли, который и стал основателем династии Тянь.

Обычно на статуях покровительница взыскующих справедливости изображалась в пышных церемониальных одеждах, со строгим, даже суровым лицом. Но в храме Яньци изваяние принцессы было иным. Линлинь выглядела именно принцессой — нарядной, красивой, совсем молодой и скорее приветливой, чем строгой.

— Это изваяние самое правдивое, — глуховатый голос Чжу Юйсана звучал негромко из почтения к небожительнице, — мастер, создавший его, видел Ее Небесное Высочество лично, еще до того, как она вознеслась.

Шэнли с интересом вгляделся в улыбающееся лицо статуи. Да, искусство мастера действительно было велико. Но как искать у такой изящной красавицы поддержки в таком серьезном деле, как следование долгу и беспристрастной справедливости? Неудивительно, что со временем Линлинь стали изображать суровой дамой с непреклонным ликом.

Росписи на стенах повествовали о самых важных эпизодах из жизни принцессы. Эту историю Шэнли знал с детства, причем знал в разных вариантах — как историю смелости и следования долгу, как историю о том, что стало началом успешной борьбы предка с династией, и как прекрасную повесть о несчастной любви принцессы и генерала Хао Сюаньшена. Последний вариант особенно нравился поэтам и авторам пьес для театра.

— А фрески? — так же негромко спросил Хао Вэньянь, рассматривая росписи, — художник тоже рисовал их по памяти?

— Да, — Чжу Юйсан склонил голову перед алтарем и коснулся лбом сложенных ладоней, отдавая почтение принцессе.

Особый интерес Хао Вэньяня к фрескам принц отлично понимал. Его молочный брат был прямым потомком младшего брата генерала, и история Хао Сюаньшэна была для него частью истории рода.

В том, что и писавший фрески художник был очевидцем событий, не было ничего удивительного. Именно в Яньци обезумевший от горя генерал Хао привез остававшееся нетленным тело принцессы. И именно здесь ее отец, ван Цзянли, и генерал преклонили колени перед будущим основателем династии Тянь, первыми признав его власть. Отец-император совершенно неслучайно отправил Шэнли в эти места. Для династии Тянь они навеки будут иметь особое значение.

Шэнли и Хао Вэньянь возложили дары к ногам принцессы. Принц вновь задумчиво заглянул в улыбающееся приветливое лицо. Она казалась слишком молоденькой и хорошенькой для того, чтобы так бестрепетно пожертвовать своей жизнью ради того, чтобы просто упрекнуть кого-то в несправедливости. Особенно — упрекнуть в несправедливости самого императора.

Чжу Юйсан присоединился к ним. Еще один тонко свитый из золотой бумаги цветок и выточенный из сердолика флакончик с благовониями легли рядом с подношениями принца. Чжу Юйсан низко склонил голову и коснулся лбом сложенных ладоней — как делают не просто пришедшие почтить небожителя, а верные последователи культа.

— Ты почитаешь Ее Небесное Высочество? — поинтересовался Шэнли уже за храмовой оградой.

Принцесса покровительствовала не только тем, кто взыскует справедливости. Ей поклонялись многие судьи. А еще выданные против воли замуж женщины, прося твердости духа для того, чтобы остаться верными супружескому долгу.

— Да, Ваше Высочество. Ваш слуга питает надежды на то, что сможет удостоиться звания судьи и окажется достойным и справедливым последователем Ее Небесного Высочества.

Желание Чжу Юйсана стать судьей показалось Шэнли несколько странноватым. Он совершенно не производил впечатления человека, желающего копаться в чужих дрязгах. Но, если Чжу Юйсан действительно этого хочет… после возвращения можно будет похлопотать о такой награде для него.

В целом путешествие Шэнли находил вполне приятным. И даже интересным. Довольно необычно было оказаться вне привычной с рождения обстановки дворца и быть настолько свободным в своих решениях. До определенных пределов свободным, конечно. Наставник Ли строго следил за тем, чтобы принц придерживался принятого плана поездки и не слишком пренебрегал своими обязанностями. Однако ускользнуть из-под его надзора сейчас было проще, чем в столице.

Вопреки первоначальной настороженности, которую в Шэнли пробудила неприязнь, высказанная Хао Вэньянем, Чжу Юйсан понравился принцу. Сдержанный, серьезный, воспитанный не хуже юношей из знатных родов столицы, и, что стало особенно приятным, лишенный подобострастия, ожидаемого в провинциале. Он действительно мог многое рассказать о Цзянли, оказался неплохим собеседником, недурно играл на флейте — словом, вполне вписался в ближний круг свиты Шэнли. Только вот Хао Вэньянь продолжал коситься на него так, словно Чжу Юйсан был с ног до головы покрыт некоей отвратительной слизью, которую больше никто не замечает. Шэнли заметил, что каждый раз, как они оказывались у ворот какого-либо храма, Хао Вэньянь впивался взглядом в Чжу Юйсана, как будто ожидая чего-то. Но сколько бы принц ни расспрашивал своего молочного брата, тот так и не смог внятно объяснить причины своей неприязни. Это непонимание и неспособность что-то сделать со своими чувствами явно смущали и раздражали самого Хао Вэньяня. Если бы Шэнли не так хорошо знал его, то решил бы, что молочный брат попросту ревнует… только вот Хао Вэньянь был чужд подобного. Никто во всем Цзиньяне не мог сравниться с ним по близости к Шэнли.

Все проверки, тайно предпринятые принцем и Хао Вэньянем, указывали на то, что в Цзянли и правда издавна проживает пришедший в сильный упадок род Чжу. Двадцать лет назад, во время большого поветрия, он почти вымер и так и не смог вновь вернуть себе прежнее положение. Более того, Чжу Юйсан, смущаясь и благодаря за оказанную честь, даже ответил согласием на предложение на обратном пути показать принцу родную усадьбу.

До прибытия генерала Линя из Данцзе оставалось еще несколько дней, которые можно было провести в свое удовольствие. И поездка к порогам Юйхэ должна была стать очередным развлечением.

Шэнли не слишком восторгался ночевками в походных шатрах. Как бы ни старалась его свита обеспечить надлежащие удобства и роскошь, все же это слишком отличалось от привычной принцу обстановки дворцов и богатых усадеб. Однако величественная красота кипящих порогов и водопадов Юйхэ отчасти примирила Шэнли с необходимостью несколько ночей провести в шатре.

Еще одним удовольствием, которому можно было без ограничений предаваться в поездке по столь отдаленным местам, не задумываясь о том, что ненароком устроишь потраву крестьянских посевов — поездки верхом. При всей изнеженности, Шэнли любил носиться по полям в бешеной скачке. И в дальних областях Цзянли он мог сполна насладиться любимой забавой.

В тот день они отъехали довольно далеко от лагеря — перед возвращением в Яньци Шэнли хотел своими глазами увидеть самые дальние водопады, в том числе и знаменитый Трехглавый, о котором с восторгом писали путешественники и с воодушевлением рассказывал Чжу Юйсан.

Он и вызвался быть проводником. По его рассказам, он бывал в этих местах ранее и знал дорогу. Хао Вэньянь немедленно нахмурился — но скорее по привычке относиться к молодому господину Чжу с недоверием, которое не мог преодолеть.

Свита была невелика — лишь самое близкое окружение, те, что были молоды и хорошо держались в седле. В большой охране Шэнли не видел смысла. Местность была такова, что незаметно укрыть крупный отряд не получилось бы даже у легендарных генералов прошлого. Да и подкрасться тайком могли бы только невидимки.

День располагал к прогулкам. Впервые за много дней солнце перестало так нещадно палить. Небо затянула легкая дымка, обещавшая в скором времени стать плотнее. И, быть может, за этой дымкой придут и тучи, которые прольются дождем. Дождь успокоит одолевающие многих тревоги, что засуха, мучающая Милинь, перекинется на Цзянли.

Трехглавый водопад был уже виден — три бурлящих потока, в полете сливающиеся в один и уже едиными падающие в воды Юйхэ. Зрелище впечатляло величественной красотой даже издали, и Шэнли уже представлял, что они увидят, когда приблизятся, как вдруг от созерцания его отвлекла лошадь. Сяоюэ, его любимица, почему-то начала нервничать. И не только она одна. Забеспокоились и другие кони.

Почти одновременно с этим указывавший дорогу Чжу Юйсан придержал своего коня и предостерегающе вскинул руку.

— Здесь что-то не так, — услышал принц напряженный голос Хао Вэньяня, — господин Чжу! Бывало ли тут такое ранее?

— Нет, — лицо обернувшегося Чжу Юйсана выглядело встревоженным, — здесь всегда было спокойно.

Кони нервничали все сильнее, беспокойно переступали ногами, всхрапывали, прижимая уши. Шэнли старался успокоить Сяоюэ, озираясь по сторонам. Местность вокруг выглядела безмятежно спокойной, серебристо сияли воды Юйхэ, шумел в отдалении, низвергаясь с высоты, Трехглавый… что же встревожило коней, Чжу Юйсана и Хао Вэньяня? И почему лишь их?

— Ваше Высочество, — Чжу Юйсан был серьезен и собран, — прошу вас вернуться в лагерь. Что-то потревожило это место.

— Господин Чжу прав, — Хао Вэньянь сдерживал храпящего коня, — я не знаю, что это — но лучше не оставаться здесь.

Шэнли мимоходом успел удивиться такому единодушию прежде не ладивших спутников, но не успел ничего не сказать, ни сделать.

Со Ливей вскрикнул, с трудом удержавшись на взвившемся на дыбы коне. У ног его вороного медленно вспух пузырь земли. Вспух и лопнул, оставив на поверхности истлевший череп в остатках разбитого шлема.

Шэнли ощутил укол ужаса. Земля вокруг шла волнами, словно медленно кипящая вода, вынося наверх разбитые кости людей и лошадей, позеленевшие шлемы и мечи, какие-то темные куски, в которых невозможно было угадать то, чем они были раньше. Кони хрипели, бешено ржали, вставали на дыбы. Несколько спутников Шэнли не смогли удержаться в седлах, и они оказались на исходящей пузырями земле, среди костей и древнего оружия.

— Держитесь! — обычно смуглое лицо Хао Вэньяня было пепельно-бледным, но повод Сяоюэ он перехватил твердо, — надо уходить!

Шэнли вцепился в гриву Сяэюэ, не находя сил возразить. Со Ливей, ухитрившийся совладать со своим конем, оказался рядом, готовый прикрыть принца с другой стороны… но от чего и как, если ужас творился прямо под их ногами?

Краем глаза Шэнли заметил, что Чжу Юйсан, каким-то чудом удерживаясь верхом, сложил руки в странном жесте. Неужели печать? От напряжения лицо Чжу Юйсана застыло и словно заострилось. Но земля рядом с ним стала успокаиваться. Хао Вэньянь, переглянувшись с Со Ливеем,

Круг ровного покоя медленно, словно преодолевая сильное сопротивление чего-то незримого, расходился дальше. Земляные волны и пузыри сглаживались и утихали. Успокаивались и лошади. Потрясенные люди переглядывались, переводя дыхание.

Все стихло. Чжу Юйсан тяжело уронил руки, устало ссутулившись в седле.

— Хао Вэньянь… довольно. Я думаю, все кончилось, — Шэнли словно заново учился говорить, с трудом проталкивая слова пересохшим горлом.

Хао Вэньянь выпустил повод Сяоюэ. На его лицо постепенно возвращались краски.

Куда ни падал глаз — повсюду землю усеивали кости и сломанное оружие. Как будто земля вдруг изрыгнула давно погребенное поле битвы.

Принц торопливо сделал несколько глотков из поданной Хао Вэньянем фляги, пытаясь справиться с пережитым страхом.

— Так ты заклинатель?

— Ваше Высочество правы, — Чжу Юйсан с видимым трудом расправил опущенные как под тяжелой ношей плечи и попытался поклониться, — у меня есть скромный дар.

Шэнли сделал еще глоток, с новым интересом глядя на него. Так вот почему матушка рекомендовала его в сопровождающие? Шэнли ни за что бы не признал в Чжу Юйсане заклинающего — те, кого принцу доводилось видеть ранее, были почтенными мужами в возрасте, больше похожими на ученых или отшельников.

Со Ливей отважился спешиться и теперь внимательно рассматривал один из выброшенных землей мечей.

— Он полностью бронзовый, — в его голосе слышался пережитый недавно страх, который он даже не пытался скрыть, — такой древний… жутко представить…

— Здесь была битва? — подал голос еще кто-то.

— И убитые остались без погребения. Должно быть, их души в гневе и устали ждать, когда о них вспомнят, — еще один говоривший бросил взгляд на Чжу Юйсана, словно ожидая подтверждения своим словам, но тот не успел ответить.

— По возвращении мы отдадим распоряжение провести здесь поминальную службу, — Шэнли не желал задерживаться здесь более ни на миг. Даже красоты Трехглавого водопада больше не влекли принца, — а также прикажем, чтобы собрали все кости и похоронили достойно, чтобы упокоить несчастных.

— И как тебя зовут на самом деле? — Шэнли отпил чаю. Где-то внутри время от времени порой возобновлялся холодный озноб, напоминавшая о пережитом страхе. Однако руки уже не дрожали.

— Чжу Юйсан, Ваше Высочество. Я готов дать Небесную Клятву в том, что это действительно мое имя, и что я — из рода Чжу из Цзянли.

Шэнли качнул головой. Нет, Небесная Клятва — слишком серьезно для такого случая. Но если готовность поклясться высказана искренне, а похоже, именно так и есть, то это говорит в пользу того, что Чжу Юйсан действительно не лжет.

— Если ты солгал — то помни, что ты солгал сыну императора в присутствии двух свидетелей.

В шатре, помимо принца и Чжу Юйсана, находились Хао Вэньянь и Со Ливей. Шэнли рассудил, что эти двое должны знать все обстоятельства. Племянника дамы Со, ближайшей помощницы матери, Шэнли относил к числу тех, кому можно было довериться.

— Я не посмел бы, Ваше Высочество.

Шэнли нахмурился и переглянулся с Хао Вэньянем.

— То, что ты говорил в храме принцессы Линлинь, о желании стать судьей — тоже правда?

— Да, Ваше Высочество. Я надеюсь, что смогу быть справедливым и беспристрастным судьей.

— Но ты заклинаешь духов, — Шэнли не оставлял попыток разъяснить для себя все, что только возможно о способностях Чжу Юйсана.

— Обнаружив у меня дар, почтенные родичи сочли за благо найти наставника, который обучил меня некоторым приемам и практикам. Однако истинным своим призванием я считаю службу судьи, — Чжу Юйсан, до сих пор отвечавший склонившись в земном поклоне, все-таки поднял голову, чтобы взглянуть на принца. Совсем ненадолго. На пару мгновений.

Шэнли в раздумчивости потер висок и переглянулся с Со Ливеем. Тот коротко пожал плечами. Все казалось вполне достоверным. Правда, насколько возможно занятие места судьи способному заклинать? Нет ли каких-то запретов для этого? Об этом он обязательно поинтересуется у наставника Ли.

— Моя госпожа матушка знала о твоих особых способностях?

Чжу Юйсан заметно медлит с ответом, и это замешательство лучше всяких слов говорит Шэнли, что его догадка на поле костей была верна — мать знала обо всем.

— Да, Ваше Высочество. Прошу простить за умолчание об этом, сиятельная государыня не желала привлекать внимание…

Шэнли кратким жестом оборвал оправдания Чжу Юйсана.

— Я ни в чем не обвиняю тебя. Ты всего лишь не смел ослушаться приказа моей матери.

А вот с матерью по возвращении ему предстоит неприятная беседа. Шэнли привык к тому, что у них нет секретов друг от друга. И вдруг обнаружил такой сюрприз. Да, понятное дело, что мать не хотела привлекать внимание к талантам Чжу Юйсана, но Шэнли-то можно было сказать! Однако теперь дар молодого Чжу — сорочья тайна. Слишком много людей видело, как он усмиряет костяное поле. Шэнли задумался. А почему бы и нет? Весьма небесполезно иметь в своей свите заклинателя, особенно когда это не заросший бородой старец, а недурно воспитанный молодой господин. Вероятно, с карьерой судьи Чжу Юйсану придется повременить…

Шэнли переглянулся с Хао Вэньянем, который, хмурясь, рассматривал Чжу Юйсана так, словно впервые его увидел. Возможно, то необъяснимое недоверие, которое молочный брат питал к молодому Чжу, объяснялось тем, что Хао Вэньянь подспудно чувствовал, что тот нечто скрывает? Изменится ли это теперь? Шэнли хотелось бы, чтобы в его свите не было распрей.

— Я желаю, чтобы ты и далее оставался в моей свите, — голос принца звучал легко и благожелательно, — но не смей никогда лгать мне.

Он уже был готов к тому, что Чжу Юйсан начнет заверять, что никогда не осмелится произнести ни слова лжи, но заклинатель лишь поклонился еще ниже:

— Выражаю благодарность Вашему Высочеству. Располагайте мною.

— И все же, что это было? — нарушил молчание Хао Вэньянь, — там, в поле. Действительно когда-то была битва?

— Да. Очень давно.

— Больше тысячи лет назад, судя по оружию, которое показалось из земли, — Со Ливей покачал головой, — я видел похожий меч в храме принятия обетов в старой столице. Настоятель утверждал, что он едва ли не времен Яшмовой Ганьдэ.

— Но почему все пришло в беспокойство именно сейчас? — Хао Вэньяня, кажется, ничуть не волновало происхождение и древность выброшенного землей оружия.

— Не знаю, — Чжу Юйсан покачал головой, — я лишь старался успокоить духов и не обращал внимания на прочее.

Хао Вэньянь метнул на него взгляд, в котором явственно читалось «а не ты ли в этом виновен», но от прямых обвинений воздержался. Похоже, он не спешил отбрасывать недоверие к Чжу Юйсану.

Принц решил, что пока не станет в это вмешиваться. В конце концов, кто-то должен сохранять осторожность и не спешить открывать двери. И Хао Вэньяня легко оправдать тем, что он просто выполняет свой долг.

Сейчас, когда пережитый страх отступал, Шэнли чувствовал интерес. В самом деле, что там случилось?

— Если бы у тебя было больше времени — ты смог бы понять, что… — принц задумался, подбирая подходящее на его взгляд слово, — что пробудило поле?

Чжу Юйсан, помедлив, словно прислушивался к чему-то, кивнул. Шэнли взял из рук Со Ливея чашу со свежим чаем.

— Значит, когда будем возвращаться из Яньци, снова посетим его.

Будь на то только воля принца, они бы не стали ожидать так долго. Но близилась встреча с генералом Линем, и наставник Ли просто изведет нравоучениями вперемешку с сетованиями на свою неспособность справиться с наставлением Его Высочества, если они хоть немного опоздают. В отроческие годы Шэнли не отказывал себе в удовольствии поизводить наставника. Но сейчас это уже казалось недостойным. Слишком ребяческим.