Верхом на сяозцинском коне Линь Яолян выглядел великолепно. Горделивый и величественный благородный воитель. Лучший генерал несчастной Данцзе. Если бы только его талантом и отвагой можно было спасти державу…
А он, Дин Гуанчжи, желая эту державу спасти, подверг опасности все Четыре Предела. Сяохуамей не единожды за день разражалась горькими попреками, на которые было нечего возразить. Ни он, ни учитель попросту не знали об истинной сути талисмана, что был залогом побед Жу Яньхэ, как и не знали о горькой цене, которую древний властитель заплатил за обуздание этой силы. Тот, кого в ином случае почитали бы как бога войны, прожил не такую уж долгую жизнь и остался для последующих поколений примером своевольного заносчивого завоевателя, все начинания которого пошли прахом после его смерти. Его жизнь стала почвой для поучительных легенд и сказок о том, как судьба смеется над зазнавшимися гордецами.
Поступил бы он иначе, если бы знал о сокрытой истине? Смог бы презреть завет своего учителя? Если на первый вопрос ответить еще получалось, то на второй ответа он не находил.
Прислонившись к оконной решетке, Дин Гуанчжи наблюдал за отъездом Линя Яоляна на эту странную и неожиданную войну с Милинем. Еще совсем недавно одна мысль о таком показалась бы нелепостью. Может быть, и сейчас дело все же не только в обрушившихся на Милинь несчастьях? Быть может, все же не обошлось без руки и золота Цзиньяня, желающего еще более ослабить Данцзе? От этих мыслей Дину Гуанчжи не удавалось так уж легко отмахнуться.
Каким же наказанием обернулось для него возвращение рассудка. Узнать, что треть Шэньфэна, веселого и красивого города, обратилась в засыпанные пеплом руины. Увидеть в небе недобрую багровую звезду, предвещающую крах всех начинаний. И, главное, оказаться бессильным как-то помешать тем, кто пустил по ветру надежду укрыть печать, чтобы в нужный час передать ее тому, кто сумеет совладать с ее разрушительным зовом.
Была и еще одна опасность. Лекари, которые время от времени приходили его осматривать. Сколько еще они с Сяохуамей смогут морочить им головы? И что будет, когда эти люди поймут, что безумие разжало свои когти?
Сяохуамей смотрела вслед уезжающему Линю Яоляну, пока за последним всадником из его свиты не закрылись ворота усадьбы. Только тогда, зябко кутаясь в накидку, она неторопливо вернулась во флигель. Дин Гуанчжи удивился тому, насколько поблекшей и усталой она выглядела. Отразились на ее лице страхи и тревоги, или же сказывалась ее связь с печатью?
— Нам нужно уходить, — тихо проговорила она.
Дин Гуанчжи воззрился на Меняющую Облик.
— Куда?
— Следом за печатью, — Сяохуамей зябко передернула плечами, — ее нужно вернуть. Вернуть и отдать генералу.
— Так ты все-таки убедилась, что он…
— Да. Я смогла все как следует рассмотреть, — Сяохуамей явно не горела желанием много говорить, — пусть и не слишком явно. Но все же у него та же сила, что была у Жу Яньхэ. Он сможет совладать с сердцем.
Дин Гуанчжи ощутил странное, почти неуместное облегчение. Однако это чувство тут же сменилось тревогой. Сможет ли Линь Яолян по-настоящему спасти Данцзе? Правление Жу Яньхэ обернулось для его державы сначала невероятным взлетом, за которым последовало стремительное падение. Не повторится ли эта история вновь?
Сяохуамей наблюдала за ним с невеселой улыбкой, словно его размышления не были для нее тайной.
— Ты все еще помышляешь о судьбе только своей державы, — она покачала головой, — и по-прежнему не особенно думаешь о том, что может случиться, если печать откроет Врата Бездны. Или же просто попадет не в те руки. Четыре Предела утонут в крови и слезах, Дин Гуанчжи, и Данцзе не станет исключением.
Дин Гуанчжи отвернулся, кляня про себя злую судьбу. Но недобрый свет багровой звезды, пробивавшийся мутным кровавым пятном сквозь затягивающие небо облака, подтверждала слова Сяохуамей. Пока Око Бездны открыто, у всех Срединных Земель одна судьба. И, как бы это ни претило, следует спасать и Цзиньянь.
— И как же мы уйдем? Если меня увидят на дорогах Данцзе в здравом рассудке…
Сяохуамей посмотрела на него как на неразумное дитя.
— По Жилам Дракона, — похоже, что возможность воспользоваться дорогами мира материи Меняющая Облик даже не рассматривала.
— К тебе вернулись силы?
Сяохуамей слегка поджала губы. Она потратила слишком много сил во время их бегства и заметания следов, и потому мало чем отличалась от простой смертной женщины. Восстановить свою мощь быстро Сяохуамей не решалась, опасаясь, что это привлечет излишнее внимание и сделает ее заметной для преследователей. Что же, план был неплох… Только вот почему-то не сработал.
— Нет. Поведешь ты.
— Я? — Дин Гуанчжи не смог скрыть удивления.
— Да. Ты достаточно одарен, чтобы отыскать на них вход, — Сяохуамей обольстительно улыбнулась, и Дин Гуанчжи почувствовал себя деревенским дурачком перед столичной дамой, — ты разве никогда прежде не делал этого?
Конечно же, он пользовался сокрытыми путями. И Сяохуамей это прекрасно знала.
— Поблизости нет входа, — обреченно проговорил Дин Гуанчжи, догадываясь, что и на это у Меняющей Облик припасен ответ.
И не ошибся. Лисица вскинула голову, ее глаза вспыхнули завораживающим золотом.
— Я разыщу.
На то, чтобы найти вход на Жилы Дракона, расположенный в достаточно укромном месте, у них ушло почти пять дней. Дин Гуанчжи все еще с трудом справлялся с вернувшимися силами, а память порой сильно подводила. Он чувствовал себя как человек, пытающийся заново начать ходить после затяжной болезни, много месяцев удерживавшей его в постели. Сложности прибавляло и то, что для слуг и прочих обитателей усадьбы, что не отправились на войну с генералом Линем, он должен был оставаться безумцем. Как только кто-то приближался к их флигелю, Сяохуамей простыми чарами спутывала ему разум. За эту хитрость приходилось расплачиваться головной болью, дурнотой и полной разбитостью. Но на способность Дина Гуанчжи убедительно притворяться не рассчитывал ни он сам, ни Сяохуамей.
В то же время его неотступно грызла совесть. Их исчезновение неминуемо навлечет подозрения на Линя Яоляна. Хороша же выйдет плата генералу за его бескорыстную помощь и благородство! Однако Сяохуамей оставалась глуха к его терзаниям и тревогам. Похоже, Меняющей Облик такие вопросы и впрямь казались малозначащими.
Они не взяли ни припасов, ни дорожной одежды, чтобы не возбудить даже малейших подозрений. Сяохуамей клятвенно заверяла Дина Гуанчжи что там, куда они отправятся, им не потребуется ни то, ни другое. Не следовало допускать даже слабого намека на подготовку к бегству. Нет, все в их облике должно было служить подтверждением заверений Сяохуамей, что она собирается отвести своего несчастного брата в храм Чистого Сердца в надежде, что божественная покровительница снизойдет к мольбам и поможет.
Разоренный пожаром Шэньфэн выглядел удручающе. Дин Гуанчжи помнил город совсем иным. Ярким, живым и кипучим даже в самую дурную погоду. Сейчас же, крутя головой с напускным бессмысленным видом сумасшедшего, он и впрямь желал бы не осознавать увиденное в полной мере. Неужели и правда милиньцы приложили руку к этому бедствию? Или же в том тайная злая воля Цзиньяня? Или не виновен никто, и опустошительное несчастье стало следствием того, что все несчастливые случайности сошлись под оком багряной звезды? Кто мог с уверенностью дать ответ?
Людей близ храма Чистого Сердца было немало. Усталые и поникшие, они приходили сюда в поисках кто надежды, а кто и просто милостыни. Желали вымолить хоть толику милосердия к своим судьбам. Скольким из этих молящихся улыбнется удача, а скольким будет бессильна помочь даже сострадательная небежительница? Пока открыто Око Бездны, Небеса слышат меньше, а их благодать не всегда способна пробиться сквозь недобрую паутину, оплетающую Срединный Мир…
— У пятой западной колонны, — шепнула Сяохуамей, незаметно для окружающих связывая край рукава своего платья с рукавом одежд Дина Гуанчжи.
Предосторожность, которая могла стать нелишней. Если на сокрытых путях произойдет нечто, что заставит их разжать руки, связанные края одежд позволят не потерять друг друга.
Дин Гуанчжи прикрыл глаза и нахмурился, сосредоточенно вслушиваясь в течение энергий. Постепенно его взору предстали призрачные очертания входа на незримые пути. Только бы не подвела память, только бы не ошибиться, складывая печать…
Ошибки, вопреки всем опасениям, он не сделал, и блеклое серебро сокрытого пути замерцало под ногами. Незримое огладило плечи тысячелетними потоками, текущими сквозь материальный и духовный миры, сплетая саму ткань мироздания. Дин Гуанчжи уловил за спиной счастливый вздох Сяохуамей и задумался на миг — а что видит она? Как предстает незримое глазам и чувствам Меняющей Облик?
Мир материи вставал вокруг тенями, размытыми отражениями, отзвуками воспоминаний, запечатленными в извечной ткани, сотканной сплетениями энергий. Откуда-то издалека тянуло холодной гнилью, порчей и отравой.
— Несчастный Милинь, — Сяохуамей скорбно качнула головой, — это и моя вина…
Дин Гуанчжи не ответил. При их бегстве он не помешал Сяохуамей поднять бурю в незримом. Спутанные Жилы Дракона нарушили нормальное течение энергий, делая земли, лежащие вдоль них, более уязвимыми к порче. И пусть Жилы Дракона смогли вернуться в нормальное состояние, в мире материи баланс уже был непоправимо нарушен. Люди, успевшие бежать из тех земель — счастливчики. Под багряной звездой подобное может стать смертным приговором всему краю, который на многие поколения обратится в гнездо порчи и скверны.
— Вперед, — похолодевшие пальцы Сяохуамей сжали его руку, — я буду указывать тебе путь.
Величавый привратник рассматривал их с немалым удивлением и не без толики презрения, явно размышляя, стоит ли тревожить свою госпожу ради парочки скромно одетых горожан из Данцзе. Однако имя Сяохуамей согласился передать.
То, что их путь завершится на пороге богатой усадьбы, заставил Дина Гуанчжи немало удивиться. Конечно, он знал, что тайные укрытия Меняющих Облик могут скрываться под самыми невероятными личинами, но подспудно ожидал, что древняя лисица вроде Сяохуамей приведет его в более таинственное место, нежели это.
Их ожидание у ворот оказалось недолгим. Служанка средних лет, явно занимавшая в доме далеко не последнее место, появившись из привратной калитки, почтительно и благоговейно приветствовала их поклоном.
— Госпожа Янмей с радостью ожидает возлюбленную сестру.
Сестру? Дин Гуанчжи даже не предполагал, что у Сяохуамей есть сестра. От одной мысли, что рядом окажутся сразу две древние лисицы, ему стало неуютно.
За воротами лежал невероятно ухоженный роскошный сад, в разы превосходящий красотой все сады, что Дину Гуанчжи доводилось видеть ранее. Он радовал глаз цветением даже в эту пору года и безмолвно призывал не спешить, насладиться его тихой прелестью и покоем. Дин Гуанчжи сдержанно осматривался, старательно скрывая интерес. Сестра Сяохуамей явно стремилась окружить себя самой изысканной красотой.
И тем большим удивлением для него стало увидеть вместо изящной красавицы иссохшую старуху в подбитых соболями темных шелках. Сяохуамей выглядела даже не внучкой — скорее правнучкой госпожи Янмей!
— Старшая сестрица, — Сяохуамей склонилась в приветственном земном поклоне, ее голос заметно дрогнул.
Отвешивая почтительный поклон хозяйке, Дин Гуанчжи успел заметить, что в глазах госпожи Янмей блеснули слезы.
— Сестрица, — голос звучал надтреснуто, то ли из-за возраста, то ли от силы чувств, — рада, что ты наконец пришла.
— Ты знала, что я покинула гробницу?
Янмей кратко кивнула.
— Знала. И что ты унесла печать с собой. Ты принесла ее сюда, в Таоцзы?
Таоцзы! Дина Гуанчжи словно окатили крутым кипятком. Неужели он в той самой усадьбе Таоцзы, о которой ходило столько темных неверных слухов среди заклинающих? Зловещее место, в котором из купленных у родителей или попросту похищенных девочек со слабым даром готовили наложниц для бессмертных, для этих проклятых Небом живых мертвецов? Вот это утопающее в утонченной спокойной роскоши место — и есть та самая усадьбы Таоцзы? А сестра Сяохуамей — ее хозяйка?
Янмей явно заметила его чувства. Тонкие губы дрогнули в ехидной усмешке.
— Молодой господин напуган? Сяохуамей, сестра моя, ты не предупредила его?
Сяохуамей покачала головой и немного виновато улыбнулась. Судя по ее виду, она действительно не подумала о том, что это станет для Дина Гуанчжи таким потрясением.
— Вам нечего опасаться, молодой господин, — Янмей движением брови указала служанкам, куда поставить столики с чаем и закусками, — я не ем сердца юношей, чтобы продлить свою юность. И Пять Дворов едва ли сочтут вас достаточно привлекательным, чтобы заявить свои права. Не в укор вам будь сказано.
Дин Гуанчжи опустил голову, с трудом выдавливая слова извинения. Злить пугающую старуху не хотелось.
— Увы. Печати у меня нет. Ее похитили, — Сяохуамей горько вздохнула, — как ты узнала, что я ушла от гроба Жу Яньхэ? Ты почувствовала?
Янмэй тяжело вздохнула и прикрыла глаза морщинистыми веками. Будто пыталась совладать с сильной внутренней болью.
— Тебя искал Хао Сюаньшэн. Один из новых птенчиков Байхэ, тебе бы он понравился… а, ты не знаешь даже его предков, — Янмей грузно оперлась о подлокотник, ее плечи поникли, — как так вышло, Сяохуамей. Почему печать не у тебя.
Хао Сюаньшэн. Имя казалось Дину Гуанчжи странно знакомым, как будто он встречал его где-то в хрониках или трактатах. Однако вспомнить точнее никак не удавалось.
Сяохуамей рассказала все, что случилось. От первого появления несчастного наставника Цюэ в гробнице до прихода бессмертных. От отчаянного бегства, в котором она растратила все накопленные силы, до ночи нападения на усадьбу Линя Яоляна.
— Я не могу понять, как так вышло, сестрица, — тихо завершила Сяохуамей, — мне казалось — я отдала все силы, скрыла печать и затерялась сама… как они смогли разыскать меня? Неужели за эти века они стали столь сильны и искусны?
Янмей некоторое время молчала, жуя блеклыми сухими губами. Потом остро прищурилась.
— А быть может, они не выслеживали тебя? Быть может, решили попробовать выследить его? — она бесцеремонно ткнула рукой в сторону притихшего Дина Гуанчжи, — его ведь ты не скрывала?
— Госпожа Янмей желает сказать, что причиной всех бед является скромный гадатель?
— Госпожа Янмей желает сказать, что может статься, что вина твоя и твоего учителя куда больше, чем ты думаешь, — едко отрезала Янмей, — подумай хорошенько, сколько веков никто не искал и не тревожил гробницу Жу Яньхэ, даже не вспоминал о ней. И как до странного гладко прошли поиски твоего учителя. А вдруг его навели на нужные мысли? Подкинули нужные подсказки?
Нельзя сказать, что Дин Гуанчжи ни разу не думал об этом с тех пор, как вновь обрел способность здраво и связно мыслить. Однако верить в то, что и учитель, и он сам оказались лишь шашками на чьей-то доске, было слишком нестерпимо. Их любовь к Данцзе, их стремление спасти родину от Цзиньяня стали лишь крючком, на который они попались.
Сяохуамей не говорила о подобном даже в самом сильном раздражении — возможно, из милосердия, пытаясь пощадить его чувства. Янмей же была совершенно безжалостна.
— Хао Сюаньшэн был прав, — Янмей раздраженно стукнула щипцами для угля о край жаровни, — это худший из восходов звезды. Знаешь, когда он пришел искать тебя, он убедил дать мою кровь для поисков. Я дала. Хотела укрыть тебя от лишнего внимания Пяти Дворов. Вижу, он даже не смог ею толком воспользоваться… однако, сестра, я скажу эти слова. Быть может, тебе стоит обратиться к Байхэ?
Сяохуамей судорожно усмехнулась, на миг перестав быть красивой. Вздернувшаяся верхняя губа обнажила мелкие острые густо посаженные зубы.
— Байхэ? Этот проклятый журавль, вечно играющий в свои игры? Он уже ославил меня преступницей за то, что печать попала в руки смертных, хотя Жу Яньхэ был единственным, кто сумел ее укротить!
— Однако же Байхэ создал эту печать…
— Вырвав сердце Соколу! Создал, только чтобы прикрыть свои преступления, которых сам же испугался! — Сяохуамей сжала руки так, что ногти налились синевой, — сколько раз я проклинала его.
— Поверь, его проклинают многие, — Янмэй покривилась, словно ей в рот попало что-то донельзя горькое, — я тоже не прощу ему ни твое загубленное сердце, ни тот суд, ни приговор, ни твое заточение. И все же за ним стоит сила Пяти Дворов.
В просторном покое стало очень тихо. Казалось, было слышно, как бьются их сердца.
— Мы найдем ее, сестра, — наконец вновь заговорила Сяохуамей, — разыщем до того, как ею воспользуются, или пусть моя душа навеки станет игрушкой демонов всех Преисподних. А потом я передам ее тому, кто сможет совладать с ее силой.
— Ты уверена, что не ошиблась в выборе такого человека? — голос Янмей прозвучал очень мягко. Как у мудрой бабки, сочувствующей бедам внуков.
— Уверена. Я имела время на то, чтобы присмотреться к нему. И хорошо помню, какова была сила души Жу Яньхэ. У него она не меньшая… даже большая.
— А если он не согласится? Не каждый обладает таким величием духа, чтобы ради подаренных мир столетий покоя отречься от судьбы небожителя.
— Генерал Линь обладает таким величием, — с горячностью вклинился в разговор Дин Гуанчжи, и нарвался на насмешливый взгляд Янмей.
— Он действительно благороден, — согласилась с Дином Гуанчжи Сяохуамей, — я верю, что мы сумеем его убедить, если он засомневается. Но… сестрица, мне нужно восстановить силы. Быстро.
Дин Гуанчжи сдал кулаки так, что ногти впились в ладони. Быстро восстановить силы Меняющие Облик, как и бессмертные, могли выпив жизненную силу из кого-то. А здесь, в усадьбе Таоцзы, наверняка немало беззащитных девочек и девушек… До сих пор Сяохуамей была милосердна и не осушила никого до полного истощения и смерти, но как знать, что она сделает теперь.
— Сестрица, — Янмей покачала головой, — о чем ты меня просишь…
— Их здесь много. По доле сил от каждой. От тех, кого ты уже обучила восстанавливаться.
Янмей нахмурилась. Дин Гуанчжи прикусил губы, чувствуя себя соприкоснувшимся с немыслимо грязным делом, память о котором никогда его не покинет.
— Это не будет стоить жизни ни одной из них, — сверкнула глазами Сяохуамей, — я клялась еще Соколу.
Что он мог сказать? И что он мог сделать? Дин Гуанчжи с трудом проглотил чай, который словно обратился в желчь прямо во рту. Безмятежный роскошный покой усадьбы Таоцзы казался почти ужасающим.
— Не молодому господину воротить нос, — Янмей, нехорошо усмехнувшись, своей рукой вновь разлила чай по чашам, — если бы не его послушание учителю, несомненно, заслуживающее высочайших похвал… Впрочем, одно наполняет мою душу радостью и скрашивает тяжесть наступающих времен. Я смогла увидеть единственную сестру.
Несмотря на человечность этих слов, Дин Гуанчжи не обманывался. Он понимал, что благодарить его за это счастье не собираются.