Кодекс Крови. Книга IV (СИ)

Глава 4

Мне ли судить о добре и зле? Алтарь — средоточие силы, сам по себе он не имеет полярности. Ту или иную сторону принимает всегда владелец источника могущества. Алтарь находится на моей земле, отреагировал на мою кровь, хоть я и не уверен, что дело только в крови. Всё же сердце рода Виноградовых проверяло мою душу, здесь же я за счёт собственных знаний по наитию использовал руны для прохода в алтарный зал. Хоть принципы допуска были разными, но и тот, и другой алтарь искал для себя подходящего проводника силы.

Кроме того, информации было настолько мало, что оставалось только догадываться о предыстории этого места. Собственно, я сегодня собирался заодно изучить этот вопрос. Дед должен был оставить некие подсказки в родовой сокровищнице. Туда-то мне и предстояло отправиться.

По поводу алтаря я пока решил не заморачиваться. Удачей оказалось, что мне в руки попал хотя бы один из утерянных обломков, но с таким же успехом за остальными можно охотиться всю жизнь и не найти. А у меня впереди экспедиция. Хотелось хотя бы частично выполнить взятые на себя обязательства. Если перед богиней Инари у меня не было долгов, Тэймэй жива здорова и хоть завтра могла отправляться домой, то для выполнения договорённостей с Виноградом ещё предстояло попотеть, вернее, помёрзнуть.

Видят боги, я надеялся, что в этом вопросе мне тоже поможет предприимчивость деда. Упоминание карт изнанки, составленных в экспедициях, открывало новые возможности в поиске наследницы Винограда. Об этом стоило поговорить с Агафьей, если она продолжала систематизировать полученные карты.

Пока же я ласково поглаживал по шёрстке Имяул, успокаивая кошечку:

— Пойдём наверх, нужно выполнять обещания! Будем тебя кормить, а потом ты погуляешь с Маурой, а я отправлюсь в родовую сокровищницу.

— Ау яу мяугу поуйти с тоубоуй? — разомлевшая эрга подставила пузико для поглаживаний и заискивающе уставилась на меня.

— Нет, моя хорошая. Туда имеет доступ только глава рода, но я обещаю не задерживаться! — я чмокнул кошечку в нос, отчего та прикрыла мордочку лапками.

С того вечера, когда магия огня и льда впервые проснулась в ней, Кирана стала всегда брать с собой на тренировки Арву. Ведь именно арктическая волчица не побоялась за волосы вытянуть охотницу из стремительно углубляющейся проталины. Сама девушка плохо что-либо соображала, умудрившись бесконтрольной магией обжечь подругу. Хвала богам, что огонь погас так же быстро, как и вспыхнул.

На некоторое время магия пришла в равновесие внутри охотницы. Под кожей вновь циркулировали искорки двух цветов. Правда, Кирана заметила, что аппетит у неё здорово увеличился. Сейчас она сметала по две, а то и три порции еды, но и тренировалась до седьмого пота.

За неделю магия льда ещё трижды прорывалась из девушки, но тут же сметалась огненными вспышками. Если лёд слушался охотницу, то огонь, увы, нет. Как ни старалась Кирана, но пламя ей не подчинялось. Оно имело собственную волю, не терпело указаний и просьб. На любые ограничения реагировало гневом и прорывалось, уничтожая лёд с ощутимым удовольствием.

Когда до Дикой охоты оставалась всего неделя, старая Нарва за ужином обратилась к приёмной дочери:

— Нужно ехать к шаману. Ещё есть время. Может, он поможет с магией.

Кирана сомневалась, что повторный визит что-то решит. Мог бы, помог бы ещё в первый раз. Да и тратить драгоценное время на поездку вместо тренировок не хотелось. На носу важнейшее событие её жизни, а мать тянет в Ледяные пустоши за неведомым советом.

— Я не уверена, что есть смысл. Он же сказал, что магия сама перестроит тело и придёт в равновесие. Зачем тратить время?

— Я наблюдала за тобой. Тебя слушает лёд, но пламя… Оно когда-нибудь сожжёт тебя. Две противоборствующие стихии в одном сосуде не должны были сосуществовать, — Нарва сидела у очага и что-то вырезала из бивня мамотуса. Сосредоточенный взгляд, скупые размеренные движения и скрип кости о кость.

— Я справлюсь, — Кирана подошла к матери со спины и обняла за плечи. — Это же часть меня, она не должна вредить мне.

— Ох, детка… — Нарва погладила мозолистой ладонью руку дочери, — люди и сами-то стремятся к самоуничтожению, что уж про магию говорить. Лёд и пламя всегда будут бороться, как свет и тьма, как жизнь и смерть.

— Но ведь есть равновесие… должно быть! — продолжала упорствовать Кирана со всем пылом, свойственным молодости. — Свет сменяется тьмой, и наоборот, жизнь оканчивается смертью, но все мы идём на перерождение в Реку Времени и снова обретаем жизнь. Не может быть, чтобы пламя не смогло смениться льдом и наоборот.

— Моя маленькая девочка, мы живём в землях бесконечного холода. Ни разу он не сменялся теплом. Ни разу, — Нарва отложила работу по кости и приоткрыла крышку на котле в очаге. Густой пряный запах разнёсся по дому, возвещая о готовности очередной вариации супа из змея. — Ты со свойственным тебе пылом рассуждаешь о том, чего никогда не видела и, скорее всего, не увидишь, но иногда мне кажется, что жар твоего сердца способен растопить Ледяные пустоши и превратить их в цветущие сады.

— Зато представь, как бы здесь было красиво, — мечтательно закрыв глаза, произнесла Кирана, пока Нарва разливала суп по костяным плошкам и расставляла на столе, — горы, зелёные лужайки, лес… высокий, обязательно хвойный… чтобы идти босыми ногами и ничего не шелестело под ступнями. А к сердцу пустошей вела бы река, по которой сплавлялись утлые лодчонки и деревянные корабли. На берегу сидели бы рыбаки и вынимали из сетей рыбку с серебристыми боками.

Нарва невольно заслушалась дочку. Иногда та делилась собственными мечтами, рассказывая настолько подробно о вещах, не виденных в жизни ни разу, что старая охотница начинала сомневаться: здесь ли место Кираны? Возможно, что где-то там среди хвойных лесов на берегу реки ту ждёт её настоящая семья. В месте, где день сменяется ночью, где зиму сменяет лето, где лёд сменяет пламя. Мечты — кровь юности!

Как бы то ни было, но двадцать лет назад она уже спасла девочку наперекор всем, осталось теперь её спасти от самой себя.

— Утром выступаем в Пустоши, — поставила точку в обсуждениях старая охотница, наблюдая, как дочь укладывается в постели в обнимку с Арвой. Сама же Нарва перед сном развернула шкуру белого арктического лиса, в которую давным-давно была завернута Кирана, когда агукала у порога её дома. Перебирая скудные пожитки, она бездумно гладила мех, пока не нащупала на шкуре утолщение, словно потайной карман.

— Боги, пусть там будет что-то, что поможет моей дочери справиться с её магией, — мысленно взмолилась старая охотница, вскрывая схрон. На ладонь ей выпало два колечка, скреплённых цепочкой в виде восьмёрки с голубым макром, похожим на топаз, на вершине одного и красным, похожим на гранат, на вершине другого украшения. Никаких изысков, просто камни с начерченными на их поверхности рунами. Обладая совсем слабым даром, Нарва всё же смогла почувствовать внутри магическую энергию. Неужели боги услышали её молитвы? Или же пропащие родители оставили дочери хоть какое-то подспорье в магии?

Княжество Рюген, замок князя Михельса Исбьерна

Михельс Исбьерн, князь Рюгена, любовался отблесками пламени на молочно-белой коже уставшей девушки, распластавшейся на тигровой шкуре. Упругие изгибы тела юной прелестницы ещё хранили капельки пота после проведения бурного совместного «ритуала». Грудь девушки мерно вздымалась, просвечивая розовыми ореолами сквозь тончайший батистовый халатик. Серебристые волосы разметались по шкуре, словно ядовитые змеи.

«Хорош подарочек, даже жалко будет пускать под нож через четыре недели, — с ноткой разочарования и светлой грусти подумал князь. — Ну да эту стерву Мадлен никогда не волновали такие мелочи, как сострадание и человечность. И всё же хороша…»

Девушка потянулась все телом, как кошка, соблазнительно выгибаясь и взглядом приглашая князя присоединиться. Михельс взял в ладонь два наполненных винных кубка и протянул один из них любовнице. Прекрасно осознавая собственный эротизм, девушка перекинула копну серебристых волос за спину и как бы невзначай оголилась полностью… Ткань медленно сползала по телу, словно тончайшая вуаль по мрамору кожи. Михельс зарычал, скидывая на пол собственный парчовый халат, и присоединился к любовнице, накрывая хрупкое тело собственным. Вскоре два тела уже предавались бесстыдствам, оглашая громкими стонами спальню.

Но Михельс не дожил бы до своих ста пятидесяти лет, если бы не был настоящим воином и охотником. Тихий шорох открывающейся двери в покои он заметил сквозь накрывший его волной экстаз. Не раздумывая, князь запустил парализующее заклинание за спину и лишь спустя минуту, отхлебнув вина из кубка и накинув на плечи халат, обернулся взглянуть на самоубийцу, посмевшего войти в его покои без приглашения.

Михельс озадаченно взирал на хранительницу родовых даров, лежащую ниц подле его ног. Древняя старуха, о существовании которой он забыл на долгих восемьдесят лет, сейчас не смела поднять глаз от пола, ведь заявиться в личные покои князя без разрешения она имела право только в одном случае. Этот случай был из разряда легенд и преданий старины настолько глубокой, что о нём вымараны все следы в хрониках нескольких правящих династий. Но только не для Михельса.

Князем Исбьерном он стал давно, тогда же дядя раскрыл ему истинную цель существования их рода. Род полярных медведей многие тысячи лет был хранителем обители духа земли. Дух спал всё это время, лишь раз в месяц требуя кровавой платы ради сохранения спокойствия. Если его не кормить, то земли сотрясали гнев и ярость, активировались разломы, и частили прорывы с изнанок. Так было, так есть и так будет.

Михельс попробовал однажды усомниться в древней легенде и едва не погубил собственную резиденцию и окрестные земли. За один месяц случилось более десятка прорывов, причём их уровень постепенно рос. Больше князь Рюгена не экспериментировал, а исправно кормил духа, принося в жертву каждый месяц по магически одарённой девушке. Благо, королева Мадлен из рода Блавален исправно выполняла свою часть сделки, поставляя подходящих девушек в Рюген. Казалось бы, где Копенгаген, а где Рюген, но даже смена правящих династий на датском престоле не прервала традицию. Дань кровью всегда платилась исправно во имя спокойной жизни.

Но поскольку князь не наседка, чтобы неустанно следить за обителью духа, то в роду появилась наследная должность хранительницы родовых даров. Ею становилась последняя рождённая в поколении княжеской семьи девочка. Нынешняя хранительница приходилась Михельсу двоюродной бабкой и не беспокоила его понапрасну. Сейчас же старая карга не постеснялась войти в покои к князю посреди соития. Причина для этого была только одна.

— Хертуг Михельс, — проскрипела старческим голосом хранительница, не поднимая головы, но каким-то шестым чувством ощутившая взгляд князя, — дух проснулся.

— Вот же прожорливая тварь! С момента последней кормёжки прошло меньше недели, хертугинде Ингрид. Неужели он снова голоден?

Старуха поднялась с колен, оправляя длинное платье из нежнейшего кашемирового полотна. То, что она должна была произнести, ждали многие тысячи лет, а дождались они:

— Он не голоден! Он жаждет вернуться в колыбель мира.

Перед походом в родовую сокровищницу я выбрал несколько мелких макров, растёр их в порошок и смешал с собственной кровью. Нужно выполнять обещания. Особенно данные женщине, особенно если она — кошка.

Имяул мурчала, поглощая лакомство, но при этом стреляла глазками на сочную вырезку из какой-то магической твари, убитой во время прорыва. Пока я собственноручно возился с поздним ужином для эрги, удалось побеседовать с Пауком по поводу нестандартного прорыва. Оборона каждого поместья насчитывала примерно полсотни кровников и полторы сотни воев. Они отработали боевое слаживание, потому прорыв удалось купировать на малой площади.

Оказалось, что комары впервые стали свидетелями многослойного прорыва изнанки. Кровники впечатлились, но взяли себя в руки и обезопасили периметр, да и вои себя отлично показали. Благо, из прорыва лезли твари не выше пятого уровня. А на таких магия ещё действовала, в отличие от шестого. Тильде вся местная магия была, как слону дробина.

Итого за пару часов клан обогатился на приличную сумму. Особенно радовался Игнат. С половины тварей он набрал редких ингредиентов, давно не поступающих из экспедиций. Паук проговорился, что Игнат уже трое суток выходит из разделочного цеха, только чтобы поесть, а спит там же. Каждую убитую тварь любовно разбирает на запчасти и конспектирует.

После кормёжки Имяул я не удержался и заглянул в этот цех.

— Ваше сиятельство, простите, не заметил, — повинился Игнат, поднимая голову от стола протирая красные от усталости и недосыпа глаза.

Рядом с ним стояла чаша с энергетиком, а уснул кровник на любовно заполненной ровными строками самописной книге. Вокруг лежало просто огромное количество справочников, атласов, зарисовок и набросков тварей изнанки с характеристиками и описанием свойств их разных частей тела.

— Отдохни уж, Игнат! Твари уже мёртвые, никуда не денутся. Обратно в прорыв не сиганут, если только маг смерти не постарается, — мягко пожурил я кровника, работающего на износ.

— Михаил Юрьевич, дык чем быстрее систематизирую, тем быстрее пойму, кто к нам пожаловал, и что с этого можно поиметь для рода, — оправдывался кровник. — Ваш дед и норматив на разбор одной твари давал.

— То мой дед, и твари шли единично, — отмахнулся я, — а это я, и тварей у тебя в стазисе ещё десятка два по столам разложено. Тем более уставший можешь ошибиться где-то.

Я просматривал гравюры и вполне типографские рисунки в атласе. Большинство из них были мне знакомы ещё по прошлой жизни, но вот одна тварь показалась странной даже на мой непритязательный взгляд.

— Это что за смесь льва с козлом? — указал на гравюру несколько зарисовок от руки, изображавших тварь с головой и передними лапами льва, второй головой и задними лапами козы и длинным хвостом в виде то ли змеи, то ли ядовитого жала.

— Химера, ваше сиятельство. Четвёртый уровень, но чрезвычайно редкий экземпляр и удивительно неудобный соперник. У нас последняя такая добывалась двадцать лет назад по спецзаказу, — Игнат встал из-за стола и махнул рукой, показывая следовать за ним. — Редкость твари в том, что она является одновременным средоточием двух магий, голова льва изрыгает огонь, а голова козла — воду. По сути, такое вообще не должно существовать в природе, но вот, гляди же, существует. Тем и уникально. Макры из такой животины можно использовать в артефактах с разнополярной магической составляющей.

Мы прошли в соседний ангар, где пространство было разделено на специальные экранированные друг от друга боксы. Такое я видел впервые.

— Это лаборатория с отдельными настраиваемыми параметрами для поддержания сохранности самых редких экземпляров, — пояснил кровник, проводя экскурсию. Большинство столов сейчас пустовали, но мы продолжали идти. В самом конце маршрута я увидел эту тварь. Химера лежала на столе, крепко зафиксированная ремнями. Вокруг неё возвышалось огромное количество труб и трубочек, проводов, манипуляторов и прочих непонятных приспособлений.

— Зачем всё это? — я искренне не понимал, зачем столько возни с трёхдневным трупом. — Это такой холодильник для тварей?

— Это не холодильник, — тихо ответил Игнат, заметив моё выражение лица. — Химера ещё жива, просто усыплена. Мы поддерживаем искусственный магический фон вокруг неё, дожидаясь специалиста по вивисекции.

Мне почему-то вспомнился эпизод, показанный алтарём Виноградовых, где в похожем месте принимали роды у эрги и затем убили её. Стало противно от происходящего. Мы ничем не лучше святош или инквизиторов.

Я выругался. Во рту скопились горечь и отвращение к людям. Не помогали здравые мысли, что это работа, здесь так принято и что, попади кто-то из людей в логово химер, его схарчили бы за пару минут. Вот именно, схарчили. А не стали бы искусственно поддерживать в жертве жизнь, чтобы потом наживо вскрыть и разобрать на органы.

— Где у этого макры?

— Как и у большинства тварей: у козла в верхнем нёбе, а у льва — под сердцем, — тут же выдал справку Игнат, ещё не понимая причины моей заинтересованности, но шестым чувством ощущая надвигающуюся бурю.

— Отключай снотворное, — тихо произнёс я кровнику, сжимая кулаки до побелевших костяшек, однако голос мой был ровным и обманчиво спокойным. — Выкатывай стол во внутренний двор и отцепляй ремни.

— Но, ваше сиятельство… вивисе… — Игнат не стал заканчивать предложение, замолчав на полуслове. — У вас глаза… — он сглотнул, разом став как-то меньше ростом.

— Одно дело освежевать тварь, убитую в честном бою, и совсем другое — спящее существо, откуда бы родом оно ни было. Мы — воины, но не убийцы. Ни один воин не достоин того, чтобы быть убитым во сне, — я покачал головой, а после повторил приказ, — отключай подачу снотворного и вывози тварь во внутренний двор. Я дам ей последний бой.