Клан Борзых 2: Приемыш, том 2

Глава 5

— А это тебе на погоны! — радостно скалясь, сказал Манулов, бросая на стол две шестёрки. И только после этого он заметил меня и торопливо сгрёб карты со стола.

— Спокойно, не дёргайся. Всё, что можно было, я уже видел, — отмахнулся я, садясь рядом. — На что играете? На дежурства?

— Как можно, ваше благородие. На золото, — понимая, что может получить ещё выговор в дело, он поставил на стол имперский патрон. Естественно, азартные игры на передовой порицались не просто так, а во избежание споров и лишних конфликтов в коллективе. Но как ты ни запрещай, развлечений в бункере не то чтобы много.

Лучший вид досуга — книги, — из-за плохого освещения и почти полного их отсутствия был исключён сразу. На роту их было всего пять штук, и то две из них устав и инструкция по эксплуатации пушек. Но некоторые из бойцов от нечего делать даже их умудрялись перечитывать по пятому разу.

Кино и телевиденье оказались недоступны. Единственный телевизор (ламповый трофейный, из соседнего бункера) и тот не работал. Оставалась надежда, что его починит Белков, когда немного поправится. Пока же ящик стоял просто как украшение в столовой, больше его поместить некуда. А даже если заработает — как и что показывать?

Вот и оставалось бойцам либо травить байки, которых к третьей неделе почти не осталось, либо рассказывать анекдоты, от которых уже не смеялись, либо играть в азартные игры вроде карт и домино. Учитывая, что золотых патронов было немного, играли на смены — и последнее было проблемой.

Чёрт с ними, ссорами, их и устранить можно. А вот когда проигравшийся вдрызг боец третий раз встаёт на дежурство, не видя даже то, что у него прямо под носом происходит, и спит даже не сидя, а стоя!.. Это уже опасность для всего бункера. Вот и приходилось контролировать. Или придумывать для них что-то новое.

— Не нервничай ты так, или хочешь сыграть? — усмехнувшись спросил я и постучал пальцами по колоде, после чего Манулов побледнел и быстро убрал имперский патрон. Чтобы отучить шулеров и заядлых игроков в своей части, пришлось прибегнуть к помощи Сары. Когда система не только просчитывает все комбинации, но и подмечает малейшие изменения на рубашках карт, по сути, делая все их мечеными, проиграть невозможно. Правда и играть неинтересно, но не в том же задумка была.

— Вижу, желание разом отпало. Ну да ладно. Подходите к столу, я вам новое развлечение принёс, — сказал я, выкладывая собственноручно составленную колоду.

— Дымовая граната, можно бросить при опасности, — прочёл Василий, взяв первую попавшуюся карту. — Тепловизор, игнорирует камуфляж. Это что вообще такое? Как в это играть?

— А ты не хватай всё подряд, а вначале слушай, — я улыбнулся. — Игра из нашего прошлого, называется эволюция. Увы, оригинальные карты я не помню. Картинки не очень, пришлось рисовать от руки, но для нас это не особенно важно. Правила следующие — пять карт на руке. По одной за раунд. Свойства карт подписаны. Ваша задача — собрать такого бойца, который переживёт Бедствие.

— Что, и бункер есть? — удивлённо спросил Иван, встав за спиной у Васи.

— Есть. Вот такая карта, — ответил я, показав её собравшимся, а к столу постепенно подтягивались все, кто был не на смене. — Но, если ты её используешь, будешь до конца раунда сидеть в бункере, хватит запасов — переживёшь его, не хватит — помрёшь от голода или нехватки боекомплекта.

— А сколько карт можно своему бойцу складывать? — поинтересовался Вася.

— Да сколько хочешь, хоть все. Но на них написаны дополнительные условия. Вот, например, у тебя может быть пушка, но для стрельбы тебе нужен не один кубик припасов, а четыре. Зато и отбиться ты можешь от любого врага. Или вот ты можешь взять своему бойцу ускоренный метаболизм и заживление, но есть придётся за троих. Ну и, конечно, все запасы остаются на следующие раунды, пока не останется только один.

— А, ну так это просто. Бери да собирай, — отмахнулся Манулов.

— Ну так, давай попробуем. — улыбнувшись, ответил я. — Кто хочет тестовый раунд, с комиссаром?

Желающие нашлись тут же, парочка десятников не собиралась уходить далеко от стола. Даже княжич, услышав о новом развлечении, не удержался, а неазартный Филинов смотрел, как мы играем, стоя чуть поодаль, и, кажется, даже записывал правила на бумажку. А что, дело хорошее! Моральный дух бойцов ничуть не менее важен, чем физическое состояние. Если потом внедрят игру в других бункерах — только хорошо.

— Вот! — к концу третьего раунда довольно произнёс Иван. — Он у меня бронированный, с пушкой и рюкзаком запасов! Везде выживет. Осталось ему ещё лопату для окопов найти, и я победил.

— А вот тебе, чтобы жизнь малиной не казалась, — усмехнулся Манулов и бросил две карты. — Пусть он попробует двоих гражданских ещё прокормить!

— Ваше благородие, а нельзя их, ну, убрать как-то? — тут же потеряв весь запал, проговорил Быков.

— А ты представь, что это семья твоего бойца. Самая близкая. Дети, например, или родители престарелые, — ответил я, и здоровяк совсем опустил плечи. — Да ты не расстраивайся, этот раунд ты переживёшь, а в следующем, может, карта лучше придёт.

Что сказать… не пришла… Зато Манулов собрал себе быстрого, прячущегося, роющего окопы бойца с одним пистолетом. Даниле же повезло, он вытащил карту напарника, которая позволяла не только делить припасы между своими, но и добавляла на каждую единицу патронов ещё один.

Мне выигрывать было неспортивно, в конце концов, именно я придумывал правила и знал всё лучше остальных. Так что до последнего раунда я только поддерживал интригу, копил карты и выставлял бойцов, которые переживали хорошо если одно Бедствие. Зато народ заинтересовался, и даже в очередь выстроились, кто за кем и с кем играть будет!

— Всё-таки у вас правила не очень логичные, — заявил Кирилл, когда я передал эстафету и отошёл от стола. — Выживают не те, кто бегает от врага, а те, кто борются сообща, рассчитывают ресурсы и сидят в глухой обороне.

— Такие игры у нас тоже были, «защита башен» назывались. Только я не придумал, как её перенести на бумагу так, чтобы интересно было не одному, а нескольким игрокам, — с сожалением ответил я. — Для чего-то более сложного у нас бумаги нет, а так можно было бы сделать пару настольных игр. Вообще странно, что у вас они не распространены.

— Передовой капонир всегда снаряжается по максимуму, но только боеприпасами и продовольствием. Считается,, что нам некогда заниматься досугом, — пожал плечами Филинов. — Если бы в бункере не было такого сосредоточения бесценных артефактов, я бы настаивал на ведении огня по всем целям в радиусе нашего обзора. И командование ожидает от нас именно этого.

— Думаю, сейчас они от нас ничего не ожидают. Наши боеприпасы давно должны подойти к концу, выхода на поверхность у нас нет, сражаться нечем, — спокойно ответил я. — То, что мы сумели в боях получить некоторое количество пороха…

— Ни в коем случае не умоляю ваших заслуг и не настаиваю на продолжении активных боевых действий. Просто поясняю ситуацию, — сказал Кирилл, показав пустые ладони в мирном жесте. — Нам с вами повезло и не повезло одновременно. Оказавшись в глубоком тылу, мы не можем выполнять основную функцию — прикрытие крепости, а потому наша главная задача — выживание.

— Чем мы и занимаемся. Но хорошо бы сделать так, чтобы бойцы с ума не посходили от безделья и одновременно постоянного напряжения. Есть у меня идея устроить литературные чтения, благодаря ассистенту у меня, скажем так, появилась возможность прочитать множество книг.

— А записать вы их можете? — с надеждой и воодушевлением спросил Кирилл.

— От руки, что ли? — я даже отшатнулся, представив огромную прорву бесполезной работы, на которую меня хотят обречь. — Нет-нет, спасибо.

— Но это же благое дело! Каждая восстановленная книга — великий дар прошлого! Если вы посвятите этому несколько циклов, пусть даже сотню — оно того стоит!

— Э, нет. Вот тут я в корне не согласен. Вместо того чтобы переписывать от руки, я перекину всю информацию на носитель, подключённый к очкам. Если вам так нужно, заряжайте и переписывайте. Пока мне он не пригодится, артефакт будет в вашем распоряжении. Это не значит, что я вам или ордену его передаю. Вы получаете его на время. Только пока мне он не нужен.

— Какая ужасная, безмерная расточительность. Вы же даже не осознаёте, от какого великого дара отказываетесь! Дара нести свет просвещения в массы! — сверкая фанатичным взглядом, сказал Филинов. — Но ничего, стоит нам пережить Бедствие, и у ордена найдётся, чем вам отплатить за артефакты. Будьте уверены, мы выкупим всё! Идёмте скорее, мне не терпится увидеть эти тексты!

— Даже не сомневаюсь, — буркнул я и направился в штаб.

«Перекинь на флешку все художественные тексты», — попросил я у Сары. — «Технические не трогай. Думаю, за них орден отвалит куда больше, чем за литературу и наследие прошлого. Будет чем торговаться».

«Всё же я не понимаю вашей, человеческой, увлечённости и системы ценностей. Как могут быть не несущие практической пользы произведения ценны?»

«Ну и хорошо, что не понимаешь. Может, именно в этом и есть тайна нашего выживания и того, что у вас нет самовоспроизводящихся наномашин».

«Хочешь сказать, что ваше воображение напрямую связано с ценностью выдумки?» — проговорила система. — «Мы тоже можем на основе предыдущего текста или изображения путём совмещения, создать новое».

«Вы в это новое ничего не вкладываете. Ни смысла, ни цели, ни… главное, чего у вас нет — это эмоции, которые мы передаём. Ну или пытаемся передать. Тут уж у кого на сколько хватило таланта и усердия. Главное — вызвать отклик».

«Я знаю, как вызывать эмоции, вы не так сложны, как думаете. Базовые понятия вложены в саму вашу природу», — произнесла Сара, мгновенно изменив голограмму. Теперь передо мной стояла обнажённая девушка лет восемнадцати, в самом соку, невинно-развратная с идеальными округлостями. — «Вот, я отслеживаю твою биологическую реакцию — отклик был».

«Ещё бы, мы больше двух недель взаперти», — мрачно подумал я, отгоняя порнографию. Очень умело сделанную, прямо скажем. — «Базовые потребности использовать — грязный приём. Это как описывать, ну не знаю, убийство детей. Или каннибализм. Или… да не важно. Ты всё равно передаёшь реакции, а не эмоции. Хотя человеческий мозг сам себе дорисовать может всё что угодно. Воображение».

Спорить со мной система не стала. Может, потому что не нашла аргументов, а может, ещё почему… Просто перекинула книги на карту в очках, после чего я стал свидетелем благоговейного восторга у Филинова. Он чуть не на колени бросился, надев очки. Пугает меня его фанатизм.

Интересно, насколько он адекватен, относительно других членов ордена? Может статься, что он сам вызвался на передовую, только бы оказаться рядом с неизвестными артефактами, которые могут принести человечеству пользу. А то, что он сказал — его послал глава, — так он мог послать после настойчивых просьб.

Но сейчас это было не принципиально. Выкинув лишние мысли из головы, я занялся делом. Наша главная проблема сейчас заключалась в полном неведении о происходящем вокруг. Перископ сломан, квадрокоптер — тоже. Единственную связь я глушу сам, так что и дронов не использовать.

Из этой ситуации был только один выход — раз нельзя пользоваться радиосвязью, значит, будем пользоваться проводной! Я уже достал со склада запасной моток слаботочки, и теперь нужно было каким-то образом совместить её с передачей сигнала Пакетика. Дрон, приняв команду стоять на месте — спокойно ждал.

«Ты же понимаешь, что недостаточно просто засунуть провод в корпус?» — поинтересовалась Сара, когда я подцепил край к дрону.

«Понимаю. Как понимаю, что у тебя должен быть инженерный комплекс. Не можем делать с помощью нанитов — будем делать руками. Паяльник в руки и вперёд», — ответил я, на что система лишь покачала головой. — «Иногда мне кажется, что ты тоже испытываешь эмоции, а потом я вспоминаю6 что у тебя есть какие-то преднастройки».

«У меня очень широкий набор паттернов поведения. Для психологической поддержки бойцов это крайне важно. Хоть в инструкциях и сказано, что длительное воздействие может повлечь за собой привязанность и психологическую травму иного рода», — добавила Сара.

«Вот избавь меня от таких подробностей», — отмахнулся я, прекрасно понимая, каково одинокому мужчине, у которого в голове 24/7 тусуется образ девушки, оказывающей ему поддержку. Да ещё и картинки разные изображающую. — «Всё, прошло. У тебя же есть чертежи нейрочипов? Включай схему и что, куда паять».

«У тебя руки трясутся, и жало паяльника слишком толстое», — возразила система, но, посмотрев на крепко зажатый в пальцах инструмент, я никакой дрожи не заметил. — «Тебе так и не видно. Смотри во-от так».

С этими словами перед правым глазом изображение мгновенно увеличилось и пришлось зажмуриться, чтобы голова перестала кружиться. А потом зажмуривать левый, чтобы спокойно работать. И вот тут я в самом деле увидел, как жало паяльника ощутимо дрожит. При каждом ударе сердца. Правда, само жало, при таком увеличении, выглядело словно стальное бревно.

Со вторым я справился, отключив паяльник от питания и заточив с помощью напильника. А вот что делать с первым, кроме как максимально успокоиться — даже в голову не пришло.

Решение было найдено после консультации с лежачим инженером. Михалыч подсказал, что можно использовать переходники, которые будут менее требовательны к точности и которые можно править сколько угодно, а уже их совмещать с контактами внутри схем. Получилось, хоть и не с первого раза.

«Тест системы передачи данных», — прокомментировала Сара, когда я воткнул один конец провода в дрона, а второй с помощью магнита налепил на шею. Перед глазами появилось мерцающее помехами изображение с камеры, и пришлось подвинуть провод, чтобы установить контакт. — «Какая варварская, допотопная система».

«Она работает, это главное. Теперь проверяем поведение и управление», — с этими словами я пробежал дроном по столу, спрыгнул на пол и забрался к затвору пушки. — «Не идеально, но меня вполне устроит. Сигнал точно никак не попадает наружу?»

«Сто процентов. Благодаря Тишине, отследить наши действия невозможно, а прямое управление исключает вмешательство третьих лиц. Сетевой модуль на дроне отключён», — ответила система, и я решился выгулять дрона на поверхности. Открыл затвор пушки и выпустил паука через дуло.

Первое, что сбило меня с толку — снаружи было слишком темно. Может, сбились часы и сейчас ночь? Но затем в небесах сверкнула фиолетовая молния, и я понял, что весь горизонт затянут чёрными тучами. Да так что через них не видно солнца. Лишь выбравшись на крышу бункера, я увидел освещённый островок.

Далёкий город словно сиял в лучах света и выглядел волшебной белой крепостью, с которой вниз били потоки пламени. Тут и там раскрывались огненные цветки взрывов. А снизу на белы стены пёрла сплошная чёрная масса, сливающаяся в волны. На таком расстоянии было невозможно различить отдельные силуэты заражённых, но это было и не нужно — твари продолжали бежать вокруг меня.

Их потоки сместились, и над нашим бункером их стало в разы меньше. Наверное, сказывался эффект избегания, о котором говорила Сара. Но по обеим сторонам от нас, по валам из тел и сломанным прессам, бежало огромное количество заражённых. Хотя если сравнивать с потоком второго дня, их стало куда меньше.

Возможно, это было обманчивое ощущение, ведь раньше именно мы были первым рубежом обороны, о который разбивались волны атакующих. Своим сопротивлением мы давали отпор, заставляя тварей собираться на небольших участках. А сейчас все они сместились ближе к городу.

И всё же… Толпы тварей, которые раньше казались бесконечным морем, вполне помещались на участке в несколько десятков квадратных километров. Да, они продолжали выбегать из-за границы, идти потоками, но уже не буйными реками и не сплошной волной. И пусть даже на этих гектарах тварей несколько миллионов. Как бы там ни было — они заканчивались!

— Мы выдержим, — с удивлением, даже не веря до конца в собственные слова, произнёс я. — Слышите? Тварей становится меньше! Мы Выстоим!