Катастрофа или гибель Атлантиды

Глава 4

Касс быстро неслась прочь от Веселого Грота. По правилам, на случай ошибки электроники, одну руку полагалось держать на щите аэробиля. Свободная рука перебирала ожерелье Леги. Сначала это делалось машинально. Касс не сразу даже заметила, что пальцы ее методично, постепенно, один за другим, прощупывают звенья ожерелья.

Она поймала себя на том, что пытается прочитать рисунок пальцами. Интересно то, что это ей вполне удавалось. Конечно же, вот, например, очертания русалочьего хвоста… А здесь… Нет, не разобрать… Что-то округлое, непонятное, не то изгиб волны, не то женская грудь…

А вот здесь точно кентавр… Насмерть влюбленный в русалку. Или кентавр, поднявший руку на Настоящего? Конечно, эти кентавры не могли быть одним и тем же, потому что даже в бреду неловко, неправильно совмещать любовь и убийство…

А в каком бреду совместить с Настоящим взбунтовавшуюся машину?

Тотчас же память услужливо нарисовала надменное отрешенное лицо исполина Рамтея. Что все-таки могло связывать Рамтея с кентавром? Холодного бесчувственного Рамтея с кентавром, который выгравировал на речных камнях историю своей любви.

Вот и водный магазин. Вышколенная нимфа узнала Прекрасную Деву, едва та только приоткрыла дверь. Не дожидаясь приказаний, машина метнулась, в мгновение нырнула в аквариум. Когда Касс подошла ближе, нимфа уже встречала ее с угодливой улыбкой и большим пластиковым пакетом в руках. В пакете, наполненном водой, метался огромный краб. Животное яростно пыталось выбраться, но все безнадежнее запутывалось в сладких водорослях.

— Нет-нет, — сказала Касс. — Это не для меня. Сегодня ты принеси что-нибудь для другой нимфы, в аквариум… Что-нибудь вкусненькое, что ты сама любишь, для такой же нимфы, как ты.

— Это вкусно.

Бедняга никак не хотела понимать, что дар предназначался для такой же, как и она сама, служительницы аквариума. Нимфа тупо смотрела на Касс широко распахнутыми синими глазами, улыбалась изо всех сил, не могла взять в толк, что в любом аквариуме этого добра…

— Вот что ты сама любишь? — начала кипятиться Касс.

Машина захлопала глазами и снова попыталась всучить Касс не нужного ей сейчас краба.

В конце концов, Касс выхватила из суетившихся рук злосчастный пакет и, на радость животному, вывернула его обратно в воду. Затем быстрым шагом стала обходить аквариум по периметру. Служительница аквариума, пытаясь не отставать, с недоумевающим видом суетилась рядом, в зеленой морской воде. Время от времени нимфа ныряла, чтобы достать и предложить капризной покупательнице то опять краба, то медузу, то сладкую водоросль, но никак не хотела понять, что искать ей нужно не в самом аквариуме.

Касс, однако, очень скоро вовсе перестала обращать внимание на неудачливые потуги продавщицы: взгляд ее упал на полки, заставленные предметами для рыбной ловли. Необходимый предмет ничего не стоило заметить: он первым бросался в глаза. Он находился в самом центре. Светился, переливаясь всеми цветами радуги. Хороший лазерный нож. С таким ножом не страшна ни акула, ни морской спрут… Ни ограды загонов…

Затем Касс нашла полки с лакомствами. Нимфы обычно любят вот эти засахаренные устрицы, а еще эти креветки в виноградном вине… Что же касается Леги, тут и думать нечего: вот они, пикантные конфетки из раковых шеек, излюбленное лакомство русалки. Сколько лет подряд девочка каждый день носила русалке эти конфетки? Лега неизменно удивлялась, почти как Настоящая, хлопала в ладошки от радости, предвкушая удовольствие, рассматривала каждую конфетку по отдельности…

Прекрасная дева уже садилась в свой аэробиль, а нимфа все еще кланялась ей вслед с приклеившейся к синему, чуть темноватому для нимфы лицу улыбкой.

— Еще бы, не машина, — подумала Касс. — Это у нее-то живая душа? Ведь ничего, кроме тупости, ничего, кроме рабства в глазах…

Но внутри тотчас защемило, заколотилось тоненькое, жалкое, почти беззвучное эхо: — Да, именно живая. Ну и что же, что тупость? А у Фадиты что можно прочесть во взгляде?

— А Лега? Разве Лега — машина? В конце концов, для нее, Касс, неважно, машина Лега или нет. Важно, что русалка не раз спасала ее. Не задумываясь, нужно ли это делать, должно ли, правильно ли, а теперь Касс спасет Легу, независимо от природы русалок. И не будет упрекать себя за это. Как в тот раз… Когда обе впервые поняли, что игра переросла в дружбу.

Эрида не то что поверить, представить не могла… Они с Фадитой двадцать раз переспрашивали Касс о том, как это вышло, что она, Прекрасная Дева солгала. Солгала туторам. Солгала из-за русалки. Даже Эрида по возможности старается не лгать, даже для нее ложь унизительна…

Детский бассейн без русалок не бассейн, игры не игры, веселье не веселье без рассыпчатого, искрящегося в каждой капле воды, особого русалочьего смеха.

Туторы — что? Им главное — порядок. Русалки же, хоть и следят за безопасностью детей, — все же сверстники. Русалки с удовольствием показывают, как плавать, как нырять. Русалки, щедрые на озорство, придумывают развлечения.

Русалки, прирожденные певцы и артисты, забавляют, смешат, веселят.

Конечно, никому не приходило в голову подружиться с русалкой.

Не то, что бы это запрещалось, но легкий привкус, — и Касс всегда это знала, или по крайней мере, чувствовала, — странный привкус, из-за которого и сами отношения казались странными, безусловно был.

Как вышло, что обычный урок плаванья закончился дружбой? Незаметно, ненавязчиво, ненарочно: это произошло само собой.

В какой-то момент Касс заметила русалку, плывущую рядом. Вспомнила, что русалку эту видит возле себя вроде бы не в первый раз. И постепенно привыкла к тому, что Лега откуда-то выныривает и плывет рядом, едва лишь стоит Касс оказаться в воде.

Поражала Прекрасную Деву в русалке больше всего всегдашняя готовность ввязаться в любое приключение, расхохотаться каждому порыву ветра, попавшей в рот соленой морской капле, сверкнувшему в глаза солнечному зайчику.

Сложенные в смешную гримаску треугольные губки Леги придавали ее лицу трогательную беззащитность. Полураскрытый рот, казалось, только и ждал повода, чтобы раскрыться вовсю и рассмеяться. Ах, как громко, как беззаботно, как заразительно умела смеяться русалка Лета! Ведь никто так не может, ни один из знакомых…

Вот с того все и началось: стоило Касс войти в воду, откуда-то появлялась Лега. Как нечто, само собою разумеющееся, русалка возникала и беспечно плыла рядом, поднимая сильным хвостом веселые брызги.

Нет, вряд ли то, хоть и сильное, но неосознанное стремление друг к другу можно называть дружбой… А вот когда Лега голыми руками разорвала спрута… Откуда он взялся в детском загоне, этот спрут? Впрочем нет, и тогда дружбы еще не было: русалки для того существуют, чтобы охранять детей настоящих от опасности.

Дружба на самом деле началась с драки. Скверный рыжий мальчишка с птичьим именем. Сколько лет прошло, а Касс все еще помнила его. Противный мальчишка с противным именем, произносить которое не хотелось ни вслух, ни в памяти… И с противным маленьким блестящим носиком, густо посыпанным веснушками… Захохотал некрасивым искусственным смехом, показывая пальцем на Легу. Что ему не понравилось в ней?

Касс отважно пошла на веснушчатого и дело кончилось дракой: настоящая девочка бок о бок с машиной в безумном морском бою против целой группы настоящих же мальчишек.

Что-что, но бить атлантов, тем паче их детей, машинам не позволено. То есть, строго настрого запрещено… Легу спасло от лабораторий Баала только то, что Касс, плача, но не опуская глаз, упорно твердила туторам: Лега защищала ее от хулиганов.

— Посмотрите мне в глаза, — требовала Касс.

“Посмотрите мне в глаза” — и изо всех сил заставляла себя поверить в абсолютное соответствие своего рассказа тому, что произошло в действительности.

Туторы заулыбались, посмотрели в глаза. А поглядев в безупречные глаза Прекрасной Девы, заулыбались еще больше и тоже поверили.

Вот тогда и завязалась их дружба.

В течение нескольких лет, каждое утро для Касс начиналось с плаванья. Она выискивала всевозможные предлоги, чтобы почаще бывать в бассейне. Она мчалась на встречу с Легой, едва выдавалась свободная минута. Странным непостижимым образом девочка и русалка умудрялись не надоесть друг другу.

Как получилось, что они расстались? Тоже, само собой.

— Почему ты не пришла вчера?

— Искала новый наряд на вечеринку к Эриде.

— Что такое “вечеринка”?

— Это когда молодые люди собираются, пьют нектар, танцуют.

— Что такое “танцуют”?

— Это когда делают вот такие движения, и такие, и такие.

Следовал показ танцевальных движений на песке, с брызгами повторяемых русалочьим хвостом в волне.

— Давай завтра опять танцевать.

— Завтра не могу, у меня свидание.

— Что такое “свидание”?

— Это, когда любовь. Мое тело готово к любви.

— Что такое “любовь”?

Правда, потом, Касс искала однажды Легу, но поздно: русалку уже отправили на работу куда-то во внешний аквариум… Второй аквариум, средний круг, — сказал Рамтей.

Нет, не искала по-настоящему, если честно. Не нашла и сразу успокоилась. Значит, безразлично… Значит, это она, Касс, была безразлична. Не могла же русалка искать Прекрасную Деву: из загона не выпрыгнешь…

Значит, всегда, и когда плавали вместе, и когда дрались с мальчишками, и когда шептали друг дружке обо всех переменах во взрослевших телах, и когда делились новостями…

Всегда обе знали, чувствовали разницу… Подсознательно были готовы к тому, чтобы потерять друг друга из виду.

Парнас сверкнул огнями в последний раз и уплыл вниз и в сторону. Касс помчалась над городом. Главную площадь, храм Посейдона, а потом дворец Клейто, она проскочила вмиг.

Внизу промелькнули купальни, водная полоса внутреннего канала. После гимнасий началось бесконечное ровное поле ипподрома, а когда показалась набережная среднего канала, Касс вздохнула и пошла на снижение.

Она поставила аэробиль перед входом в аквариум. Это и был именно второй аквариум: Касс точно сориентировалась сверху.

Главная нимфа, скучающе зевая, маялась у разделительного стекла. Была она, как две капли, воды похожа на ту, которая только что обслужила Касс в водном магазине. Разница обнаруживалась только в цвете лица. У этой оттенок был посветлее, скорее, голубой, чем синий.

— Приветствую Прекрасную Деву, — с той же угодливостью, что и та, из магазина, пробормотала нимфа, не дожидаясь, пока Касс закроет за собой дверь.

— Русалку Легу, — потребовала Касс и, протянув руку над стеклом, вложила в мокрую руку нимфы пакет с лакомствами.

— Прекрасная Дева очень добра, — тихо сказала та, с жадностью хватая подарок. — Что это?

Нимфа долго заглядывала в пакет, чмокая губами.

— Однажды я пробовала это, — вслух размышляла она. — Это когда же это было? До перевода сюда? Или нет, еще в первом аква…

— Хорошо, хорошо, — сказала Касс. — Мне нужна Лега.

— Это какая же Нега? — тупо переспросила нимфа. — Это та, что представляет с дельфинами по визу?

— Нет, — нетерпеливо перебила Касс. — Вздор, вздор… Лега, у которой был друг кентавр. Здесь она?

Нимфа посмотрела куда-то в сторону, и глаза ее странно застыли, а тело словно оцепенело. Касс так и не поняла, испугалась ли она чего-то… Или просто задумалась, решая для себя, насколько встреча Прекрасной Девы с русалкой может оказаться опасной для нее самой… Или задремала без причины, ни с того ни с сего, с нимфами это бывает…

— Эй ты, — громко сказала Касс. — Знаешь Легу, русалку?

Нимфа вздрогнула, выходя из транса, и сразу громко заныла на одной ноте: — Прости, Дева, не знаю никакого кентавра… И не слышала, и не видела, и ей сколько раз говорила: — Ну их к Баалу, этих кентавров, одно несчастье от них…

— Хорошо, хорошо, — раздраженно сказала Касс. — Есть тут, где поговорить наедине? Мне нужна Лега. И поторопись, я устала ждать.

— Ладно, — засуетилась нимфа. Похоже, она обдумала и решила для себя, что никакой беды на ее голову разговор Касс с Летой не навлечет. Вряд ли служительница аквариума участвовала в Круге сегодня вечером. Скорее всего, не дошли еще до нее последние новости. Удачно это очень получается, что не полагается в Атлантиде нимфам виз смотреть.

— Прекрасная дева хочет войти в воду последнего загона?

Нимфа указала дорогу и метнулась на глубину. За Легой. Касс пошла по коридору между стеной здания и стеклянными стенками загонов…

Вдоль стен тускло горели, даже не горели, а мерцали посаженные близко друг к другу крохотные лампочки. С глубокого черного неба лился неяркий свет звезд. В городе звезды существуют где-то далеко, сами по себе. Удивительно, какими близкими они кажутся под стеклянным куполом аквариума. В горах, где-нибудь на Иде, звезды совсем близки. Крупные, яркие, они чуть ли не висят над головой, четко вычерчивая линии созвездий.

Запах океана смешался с ароматом ночи и мяты, которую традиционно сажали у аквариумов. Было спокойно, было так тихо, что не верилось, совсем не верилось в смерть… И ни во что плохое не верилось в этом теплом аквариуме, в этом слабом свете, в этом запахе моря и мяты, в этой волшебной близости звезд.

Когда Касс подошла к последнему загону, Лега вынырнула. Высунула из воды голову и молча оперлась руками о покрытый светло-коричневым пластиком край разделительного стекла. Круглые зеленые глаза без ресниц уставились на Касс вопросительно, но равнодушно. Смотрели, не выказывая ни малейшего удивления по поводу внезапного появления ее в аквариуме.

Касс не стала раздеваться, входить в воду. Просто со своей стороны прислонилась к перегородке. Некоторое время Прекрасная дева и русалка молча разглядывали друг друга. Наконец, Касс нарушила молчание.

— Прости, Лега, я принесла тебе плохую весть.

— Настоящие убили его. — Непонятно, каким образом, догадалась Лега. У губ ее появились две горькие складки.

— Перед смертью он просил передать тебе это, — Касс взяла руку Леги и вложила в холодную ладонь русалки гладкие камешки ожерелья, полученного только что от Рамтея.

— Ты видела его? — с надеждой спросила Лега.

Касс отрицательно покачала головой: — Мне передали… для тебя.

Лега не стала спрашивать, ни кто передал, ни когда. Нет, не умели плакать русалки со своими круглыми, без ресниц глазами.

— Настоящие творят нас и уничтожают, — сказала Лега. С тем самым ледяным спокойствием, которое бывает, если пройти процедуру очищения. — Настоящие, конечно, знают, как лучше.

А может, она действительно уже прошла обработку? Но тогда она вообще ничего бы не помнила, она и Касс не узнает после очищения.

— Он приезжал за рыбой, — монотонно говорила Лега. — Он был добрый кентавр. Он был силен и прекрасен.

— И вы полюбили друг друга, — закончила за нее Касс. — Вы, разные… — она запнулась и замолчала в поисках нужного слова, не нашла и тогда повторила: — совершенно разные.

— Настоящие дали нам разные тела, — возразила Лега. — Это Настоящие любят телами. Мы любили душами. А души наши похожи.

— Говорят, и Настоящие не всегда любят только телами, — вздохнула Касс. Затем, мгновенно уловив всю фальшь, неуместность своего оправдывания, быстро добавила, — тебя я люблю душой, например.

— Нет, — покачала головой Лега. Она ничего не заметила в голосе подруги, ни смутной фальши, ни откровенной лжи. — Я имею в виду не ту любовь, а другую, ту самую… Помнишь, я расспрашивала тебя, а ты не знала, как объяснить… Теперь-то я хорошо знаю, что такое — любовь.

“А если все же не равнодушие, а умение контролировать свои чувства…” — мелькнуло в голове у Касс. Вслух она промямлила: — Как же вы…

— Поэтому он мертв, — тяжело сказала Лега и опять улыбнулась новой, несвойственной ей раньше улыбкой. Эта несчастная улыбка, полугорькая, полужалкая, заменившая на лице русалки и живость, и веселый задор, и смешливость, кольнула Касс в самое сердце и потом долго щемила в груди.

— Сквозь толщу стекла и воды я слышала его поступь, и сладкий огонь обжигал мою душу, — неторопливо сказала Лега…

Вдобавок, эта неприятная манера (скверная привычка, особенность машин?) — не говорить, а бормотать. Да еще не просто бормотать, а все время раскачивать при этом плечами. Вот-вот, вправо-влево, вверх-вниз, монотонно продолжая: — И тогда все мое тело нанизывалось, нанизывалось на пронзительную, терпкую боль.

Да, строить красивые цветистые фразы всегда любила русалка Лега.

Касс посмотрела по сторонам. Нимф и других русалок не было видно. Тогда она вытащила нож.

— Зачем это? — Лега вопросительно приоткрыла свои треугольные губки.

— Если ты уплывешь сегодня, ты, пожалуй, можешь спастись.

— Зачем?

— Иногда русалки вырываются на свободу. Может, ты еще встретишь…

— Нет. — Лега покачала головой. — Не хочу никого встречать. Ничего больше не хочу. Мое эго умерло.

— Они найдут тебя и убьют. Они тебя уже ищут.

— Это было бы замечательно: ведь тогда мы соединимся с ним.

— А может быть, они не станут убивать тебя, убьют лишь твою память.

— Тогда я забуду, и это тоже неплохо. Когда мы встретимся Там, моя память вернется ко мне.

— Ты так молода, Лега… — Касс придумала последний аргумент: — Он будет рад, если ты спасешься.

— Кто знает, что такое — спастись? Кто знает, что такое — погибнуть?

— Мне трудно понять тебя. — Касс облизнула пересохшие губы. — Я не стала бы погибать из-за… из-за…

Она опять не нашла нужного слова, но Лега поняла:

— Значит, твое эго не любило, не любила твоя душа: любило только тело.

— Наверно, ты права… — У Касс перехватило дыхание, она почувствовала странный перебой в груди, будто кто-то на миг лишил ее воздуха.

— Любить телом легко, — частым шепотом забормотала Лега. Не надо мучиться, не надо умирать всякий раз, когда расстаешься… И оживать, когда слышишь голос… Теперь я мертва. Мне не нужна свобода.

— Мое сердце плачет, — Касс тронула холодную скользкую руку Леги своей теплой холеной рукой. — Но поверишь ли ты мне, если я признаюсь, что… — дева задумалась, а потом, медленно сама себе не веря, закончила: — что я завидую тебе?

Что это было, внезапно открывшееся ей, когда Прекрасная Дева, начисто забыв мучившие ее дорогой сомнения, не казня себя, не думая, не виня, а просто, по-человечески, по-женски, обмирая от жалости и сострадания, гладила изумрудные волосы русалки?

На обратном пути Касс включила звуковой диск Лона…

Смутная тоска неосознанного желания терзала ее поочередно то комом в горле, то камнем в груди. Смутные мысли цеплялись друг за дружку. Невнятные чувства не хотели отпускать.

Она не могла постичь природу той тягостной муки, которая грызла ее сегодня, в эту ясную, теплую, насыщенную красками, ароматами и звуками ночь. Не понимала ни тайны, мучившей ее, ни горя, сделавшего жалким и некрасивым ее лицо и, в конце концов, заставившего зарыдать…

Дома Касс отерла слезы, умылась, потом включила виз на связь и набрала номер Лона.

— Ты меня любишь? — деловито осведомилась Касс.

— И этот вопрос, конечно, никак не мог подождать до утра, — снисходительно произнес Лон.

— Значит, нет.

— О Творцы, уж эти мне твои глупости. Ну, конечно, я тебя люблю.

— Как ты меня любишь? — требовательно спросила Касс.

— Как дурак, — немедленно изрек Лон.

Касс вымученно улыбнулась: — Я имею в виду…

— У тебя все в порядке? — поинтересовался Лон. Вид у него был сонный и недовольный.

— Ты любишь мое тело?

Лон встрепенулся и сразу ожил: — Хочешь, чтобы я сейчас прилетел? Я готов.

— А эго? Любишь ли ты мое эго?

Лон вопросительно вздернул брови.

— Любит ли твоя душа мою душу? — настаивала Касс.

— Не задавай глупых вопросов.

Он зевнул. Тогда она отключилась и долго плакала, не отвечая на его вызовы. Заснула Касс только под утро, когда рассветная прохлада стала просачиваться сквозь оконные стекла.