Карибы

Русское царство. Июль по новому стилю 1572 года от РХ

Прорыскав вдоль засечной черты почти весь июль, напустив на засечные укрепление в районе города Белева свои адские создания, земляных монстров-големов, управляемых их создателем, злокозненным басурманским колдуном Менги-нукером, татары, оставив три тысячи всадников для охраны Менги-нукера и блокирования гарнизона Белева, неожиданно, для большинства русских защитников границы, ушли на запад и 25 июля с ходу форсировали Оку сразу в двух местах, у впадения в неё реки Лопасни, через Сенькин брод, и выше Серпухова по течению. Крымский авангард, под командованием Теребердей мурзы, сбил походя небольшие русские сторожевые станицы в местах переправ, в двести и в сто боярских детей. Последние не сильно то и сопротивлялись. Постреляв для проформы по переправляющимся врагам из луков, русские воины споро отскочили от татар, не вступая с ними в ближний бой, и даже не подпуская их на полёт стрелы, ушли от погони, благо кормленные овсом кони были не в пример резвее выросших на подножном корме степных лошадок. Да и сами крымчаки не стали долго задерживаться у переправы и ловить, уничтожать, отскочивших конных боярских детей, так погонялись для приличия. И не задерживаясь у реки, наметом пошли дальше, ведомые проводниками, из числа перебежчиков-заговорщиков, направленных Девлет-Гирею руководством заговора.

В течении 25–27 июля вся орда с огромным обозом и артиллерией, переправилась через Оку и вступила на землю Русского царства, уже который год не видавшей у себя татарского людолова. Ведь и сам хан, и его окружения, и султан Селим и даже сам великий визирь Мехмед-паша, нисколько не сомневались в успехе этого похода. Хан, с согласия султана и великого визиря, самоуверенно расписал и разделил русские города и уезды между находившимися при нем мурзами и своими придворными. Да и кто мог сопротивляться такой огромной армии, имевшей для взятия городов хорошие турецкие крупнокалиберные пушки, с отлично обученными топчу армии султана. Вот и набрали, и сам Девлет-Гирей, и пошедшие с ним в поход мурзы, и ханские придворные, большие обозы, в которые загрузили в основном необходимые им для комфортного, как в своих крымских дворцах и поместьях, житья в завоеванной стране вещи, предметы, слуг и даже некоторое количества наложниц. Полностью гаремы тащит не стали. Зачем? Если в Московии можно набрать огромное количество белокожих, голубоглазых пленниц и приспособить их для утех. Хотя личные обозы знати и задерживали армию, но и крымский хан шел на Русь в не набег, а на её завоевание, и скорость обоза на это не влияло. Его воины шли так же быстро, как и всегда в набегах.

Утром 28 июля, хан с охраной, свитой и своим личным обозом начал движение по серпуховской дороге на Москву. За ним пошли и остальные обозы, артиллерия, их охрана и арьергард. В результате чего орда растянулась на двадцать пять километров, что ранее, при набегах, особенно ещё до захвата добычи, татарские военачальники ни когда не допускали.

Получившее известие о выходе из Крыма орды завоевателей, русское командование начало действовать. Согласно плана, сам государь с наследником, во главе поместного ополчения, дюжины стрелецких полков и осадным парком, отбыли еще в мае, во вновь присоединенные земли, что бы прикрыть их от посягательства разобиженной шляхты Речи Посполитой. Хотя в Киев, с государем и наследником, прибыли только стрельцы и осадные орудия, да «витязи» Крупнов со Стуликовым да их личные боевые холопы, пришлось попаданцам отозвать на Русь всех, кого только было можно. Сорок тысяч поместной конницы по пути где-то «потерялись» на просторах Русского царства. Но донести об этом Девлет-Гирею и его мурзам уже было некому. Все хотевшие это сделать, уже «пели» в допросных «специалистам» боярина Скулатова-Бельского, по тихому изъятые из войска и приказов «волкодавами» Воротынского-младщего. При этом сам Воротынский, с Гуровым, Ивановым и Басмановым, под командованием воеводы Воротынского Михаила Ивановича-старщего, уже вели вверенные им войска на встречу с врагом. Была и третья армия, во главе с Черным и Полухиным с Брусиловым, да Батовым с Лазаревым и Седых, которая с начала лета начала сосредотачиваться в верховьях Дона, нацелившись на Азов и далее в Крым-Керчь, Кафа и так далее по побережью.

— Ну что младший, вот и наступило наше время. — обратился князь Михайло Воротынский к своему полному тезки из «витязей».-Пора выступать. Басурмане полностью переправились через Оку, оставив для охраны бродов по двадцать пять сотен воинов. Основные силы орды уже Пахру перешли. А их дозорный чамбул, ещё дальше ушел.

— Выступаем Михаил Иванович.

— Так, давай сразу уговоримся. Ты Михайло с князем Басмановым да боярами Ивановым и Гуровым со своими полками и с большей частью артиллерии станете на холме, в большом «Гуляй городе». А я со стрельцами да наёмными немчинами, внизу, у подножья, между холмом и речкой стану, в малом «Гуляй городе». А конницу поручу князю Хворостинина.

— Извини Михаил Иванович. Давай лучше я встану у холма с пехотой. А ты, главным воеводой государем над всем войском поставлен, вот и будь на холме, командуй всей армией. — возразил Воротынский-младший.

И тут же получил ответ от князя Воротынского-старшего:-Ты Михайло пойми, я государем главный воеводой над всем этим войском поставлен. И должен быть там, где мы считаем наиболее опасно будет в битве. Иначе воины не поймут меня. Я должен стоять внизу со стрельцами. Долг это мой как воеводы.

— Князь Михаил. — вмешался в разговор Басманов — Я предлагаю князю Хворостина дать во товарищи боярина Иванова. А то наша кованая конница немного отличается от поместной кавалерии. Естественно и способы применения её в бою будут несколько иными. Князь Дмитрий особенности наших всадников не знает и не сможет с полной отдачей использовать их. А боярин Иванов, сам лично участвовал в создании нашей кованой конницы и отлично знает её особенности и умеет их использовать.

— Согласен с тобой князь. Пусть так и будет. — согласился с доводами Басманова Воротынский-старший. — Сейчас давайте поднимайте свои полки и с Богом выступаем, басурманские обозы уже скоро Молоди пройдут.

И действительно, когда русское воинство подошло от Серпухово к запланированному месту сражения, то его уже давненько успел миновать даже вражеский арьергард. Вдогонку за тыловым охранением захватчиков тут же ушел, не сильно поспешая, что бы не загнать лошадей, передовой полк, под командой молодого князя Дмитрия Ивановича Хворостина, в составе двух тысяч всадников поместного ополчения. А остальное войско скоро начало оборудовать свои позиции. Само поле боя выбрали у деревни Молоди, два десятка дворов которой виднелись за рекой Рожаей, по левой стороне большой Серпуховской дороги, при движении на Москву. Через речушку, хотя и маленькую, скорее даже ручья, но быстренькую, с ледяной водой и топкими, заболоченными берегами, был переброшен мост. Сразу за мостом через Рожаю, слева виднелись Воскресенский погост и деревянная церковь во имя Воскресения Словущего, стоящая на возвышенном берегу реки Рожай, у впадения в нее речки Молодки. Сама деревенька со всех сторон была окружено густыми лесами. Зато на запад от неё, имелись пологие холмы, около которых местные мужики вырубили деревья с кустами и распахали землю, пустив её под поля. Вот на одном из них, самом большом и начали обустраивать свою основную позицию русские войска. Большой «Гуляй-город», установили в два ряда. Первый опоясал весь холм на высоте двух третей от подножия, сплошным рядом щитов с бойницами под орудия. Только с юга оставили неширокий проем для прохода конницы. Второй ряд отступив с два десятка метров, опоясал плоскую вершину холма, щитами, между которыми виднелись просветы. Благо, что заблаговременно поработали с холмом. Ещё в прошедшем году прокопали по его окружности, на месте установки щитов первого ряда, плоскую дорогу, на которую споро и развезли телеги со щитами. Тут же связывая их друг с другом и привязывая веревками к вбитые по выше по склону кольям. В это время другие стрельцы, разобрав железные лопаты, начали подправлять, немного углубляя, оплывший за прошедший, почти год, неглубокий и не широкий ров, так же выкопанный вкруг холма в прошлом году. Да и самих щитов было большее количество, как ни как с дюжины полков собрали. При этом щиты видоизменили, вместо одной бойницы, в щите вырезали пару, в которые и установили по два «единорога», правда небольшого калибра, трех и восьми фунтов. По склонам холма и по лугам у его подножия, разбежались саперы, споро закапывая в землю мины, а то и просто устанавливая в неглубоких ямках острые четырехгранные штыри, закрывая ямки поверку растущей рядом травой. Вбивали в землю колья, путая их сами и пространство между ними колючей поволокой. Оставляя мотки этой же проволоки просто в высокой траве, у подножия и склонах холма. И напоследок, щедро «засеяв» западный, северный и восточные склоны холма и прилегающие к его подножью луговины железным «чесноком», который в высокой траве, покрывавшей округу, успела вырасти с прошлого года, как запретили в этом месте временно сеять зерно, хорошо скрылся от взгляда людей. Кроме рукотворных препятствий русские позиции неплохо прикрывала и природа. С юга, запада и частично с севера, самая большая возвышенность защищалась речкой и болотцами, а с востока оврагами с высокими отвесными стенами.

У западного подножья холма, между высотой и руслом Рожайи, отступив от начала северного склона, ближе к южному, начали строить вторую линию малого «Гуляй города». Линия возводилась в виде небольших насыпных редутов, окопанных не глубокими рвами. Землю из которых и использовали для насыпки в плетенные корзины и плетни, из которых и строили редуты. Запасы плетенных, огромных, высотой в два метра, при диаметре в полметра, корзин, завезли в окрестности Молоди поздней весной и до поры, под ответственность местного деревенского старости укрывали в лесах. А колья и лозу взяли тут же, по берегам рек и болот.

Такими темпами уже через четыре часа, буквально на пустом месте, выросли хорошо укрепленные позиции русской армии между речками Рожай и Лопасня. А еще через пару часов, уже под вечер, появились всадники из полка Дмитрия Хворостины, не жалея коней, всей своей двухтысячной массой уходящих от отставших от них метров на сто, не более, лавы степной конницы. Не останавливаясь, русские воины, проскочили между почти возведенных редутов, а по преследующих их вражеским воинам, с фланга, а с некоторой задержкой и с фронта грянули орудийные залпы, поддержанные плутонговой стрельбой пехоты. Под фактическим ливнем картечи и пуль, двадцать тысяч ногаев, под командованием мурзы Керембердеева, разом уменьшились почти на четверть. Пара передовых рядов и все, кому не посчастливилось оказаться во время атаки на правом фланге лавы, смело на землю, частенько вмести с их конями, массой смертоносного металла, ударившего в беззащитную плоть людей и животных, разрывая мясо, ломая кости, отрывая и разбрызгивая головы. Последующие за первыми залпами, другие залпы, хотя и взяли меньше жизней, но так же внесли свою лепту в уничтожение кочевников. Из огневой ловушки сумели вырваться, воспользовавшись начавшимися сгущаться сумерками, едва ли половина от первоначальной численности ногаев. Остался на поле боя, вместе с большей частью своих воинов и мурза Керембердеев. За то победителям добавилось работы. Не теряя времени, часть их приступила к уборке трупов побежденных и их коней, другая, повела телеги со щитами «Гуляй города» к северному подножью холма, где и начали устанавливать их, копать ров с небольшим валом. Саперы опять ушли вперед, где, при свете керосиновых фонарей, а иногда и просто факелов, начали, устанавливать перед позициями малого «Гуляй города» мины, там же копать ямки и втыкать в них штыри, вбивать колья, запутывая и их, и пространство между ними колючей проволокой. Маскирую витки той же проволоки в зарослях травы. А напоследок, разбрасывали, так же как и на склонах высотки, «чеснок».

К полуночи все работы были доделаны. В малом «Гуляй городе», достроили все редуты, установили в них полковые пушки пяти стрелецких полков, ставшими гарнизонами в возведенных редутах. Артиллерию редутов усилии парой отдельных дивизионов восьми фунтовых «единорогов». В первой линии малого «Гуляй города», установили сплошной стеной его щиты, в бойницы которых выглядывали стволы старых, трофейных польско-литовских орудий. Обороняли эту линии европейские наемники числом в пятнадцать тысяч человек. В основном банды ландскнехтов из немецких княжеств, во главе со своими гауптманами, но так же была пара отрядов, тысячи по полторы, шотландцев, ирландцев, а так же жители бывшей Ливонии, сведенные в один, почти пятитысячный отряд, из числа которых и были набраны расчеты устаревших пушек.

На вершине холма, за второй линией щитов, встали на позиции: дивизион трехдюймовых пушек (12 орудий) и рота 82-мм минометов (12 стволов). В бойницах самих щитов установили дивизион (12 штук) полупудовых «единорогов», оборудовав их позиции, так, что они имели возможность вести круговую стрельбу. Роту автоматических картечниц (12 установок) раздергали. По одному взводу (3 картечницы) установили за щитами первой линии на северной и западном склонах, а пару взводов оставили в резерве. А на самой вершине, срубили из чуть ли не из жердин небольшой палисад, огородив им обитый стальными листами фургон на металлических колесах с резиновыми шинами. Из фургона подняли пару высоких металлических штанг с растянутыми между ними медной проволокой. А на крыше фургона, подготовили место для нахождения командования этого «Гуляй города», в гарнизон которого входило двадцать тысяч стрельцов.

У подножия холма, около его южного ската, расположилась вся конница русской армии в составе двух тысяч поместного ополчения и шести тысяч кованной конницы стрелецких полков уральского строя, не считая легкую кавалерию этих же полков. Всадники не только стояли в резерве, но и при случае должны были оборонять тыл русских укреплений. Да еще одна дивизия, в десять тысяч штыков, прикрыла по оврагам правый фланг позиции русского войска.

Осталось только ждать будущего дня, и встать всеми шестью десятками тысяч бойцов, перед ста семидесяти тысячной ордой, жаждущей открыть себе безопасный путь в степь, домой. Хотя уже меньшей по количестве. Ведь в этот день, 29 июля 1572 года захватчики потеряли только в огневой засаде, почти десяти тысяч всадников, да ещё князь Дмитрий, догнал со своим полком вражеский четырех тысячный арьергард и неожиданным ударом почти напрочь вырубил его.

Утро 30 июля предвещало хорошую погоду. Однако прибывшие через овраги разведчики доложили о приближение авангарда вражеского войска, как поведал «язык», «честь» первыми ударить по неверным, хан «доверил» десяти тысячам вчерашних беглецов-ногаев, укрепив их ещё десятком тысяч ногаев, не участвовавших во вчерашнем сражении, и двумя тысячами всадников из крымских степных татарских кочевий. Назначив командовать этим авангардом ногайского мурзу Теребердея. Ожидаемые ногаи вскоре не замедли появиться перед позициями русских. И уже через час, ушедший на прибытия всего двадцати двух тысячного корпуса, его построения для боя и пояснения Теребердеем своим командирам замысла атаки, ногаи бросились в конной строю на русские позиции. Однако уже через полчаса, атака захлебнулась, когда лава всадников доскакала до начала защитной полосы и стали падать лошади, поймавшие в копыта колючку «чеснока», либо попавшей ногой в ямку со штырем, либо ударившая копытом по ящику мины или сорвавшая чеку с неё, либо попросту запутавшаяся ногами в спирали «колючки». Упавшие лошади увлекали за собой своих всадников, подминая их под свои туши, калеча, ломая людские кости, разбивая своими копытами головы, попавших под удары ногаям. Да и просто сворачивая шеи, ломая позвонки своим хозяевам, упавших с их спин на не ласковую землю. Еще минут десять, захватчики пытались сначала в конном строю, но медленно, не смотря на потери среди коней, проехать через полосу, но уперлись в ряды колючей проволоки на кольях и остановились. Попытка продолжить атаку в пешем строю, так же не увенчалась успехом. Мины так же рвались под ногами спешенных всадников, как и под копытами их лошадей, а «чеснок» и ловушки со штырями, так же «добросовестно» впивались в ступни людей, как и в копыта коней. Потеряв еще не менее пяти десятков людей раненными, Теребердеев скомандовал отход, хотя со стороны московитов не раздалось ни одного выстрела.

Вторая атака началась через три часа, когда прибыла основная часть крымского войска. В этот раз в атаке участвовало сразу не менее тридцати тысяч всадников. Но в первые ряды, на вражеские мины, ловушки и «колючку», снова погнали уже дважды провинившихся трусостью ногаев, подгоняемых крымскими татарами, идущих в атаку в задних рядах. Но и эта атака не увенчалась успехом. Когда передние всадники, летящие на русские позиции в полную силу своих коней, начали кувыркаться вместе со своими скакунами, ногайская лава перешли на шаг, и медленно продвигаясь, расчищая копытами своих лошадей, а иногда и своими телами защитную полосу от мин и ловушек. Вот по этому то медленно идущему скоплению врага, тем более сгрудившегося у кольев с колючей проволокой, которую наступающие рубили саблями что бы пройти через препятствия, и ударили орудия обороняющихся. Ядра и крупная картечь врезались в плотные ряды ногаев, мгновенно отправив множество степняков к аллаху или к Высокому Синему Небу, это кто во что верил. Попытки повернуть назад, тут же пресекались татарскими саблями, владельцы которых следовали в задних рядах атакуемых и подгоняли их в атаку, быстро, жестко и эффективно пресекая любую попытку уклониться от боя и смыть с себя «пятно» труса. Но и «заградотрядовцы» не смогли сдержать хлынувших на ним массу впавших в панику людей и животных, когда на дистанции в сто метров от подножия холма и первой линии малого «Гуляй города» заговорили автоматические картечницы и хлестнула картечь трехфунтовых «единорогов», открывших огонь по батарейно, чуть ли не в пулеметном режиме, да поддержанных непрерывно плутонговой стрельбой пехоты. В некоторых местах, досталось не только «мясу», ногаям, но и «погонщикам», крымским татарам, что и предопределило прорыв бегущих сквозь ряды крымчаков. Потери были огромные, более шести тысяч убитых и раненных, в том числе погиб и сам командующих корпусом мурза Теребердеев вместе с большим количеством начальственных людей ногаев.

Еще две попытки выбить русских с занимаемых позиций, предпринятых в этот день, прошли как-то вяло и заканчивались после одного, двух орудийных залпов. Однако все эти топтание перед позиции войск московского государя, дали и свой положительный результат для захватчиков. Все мины и ловушки на заградительной полосе было обезврежены телами степняков и их лошадей. На чем собственно боевые действия в этот день и закончились. Но не закончились потери пришедшей орды. Под вечер перед позициями руссов появилась кавалькада богато одетых всадников, на превосходных, явно не степных лошадях, под дорогими седлами и прочей сильно изукрашенной серебром, золотом и самоцветами сбруей. Кавалькада медленно перемещалась по полю боя, всадники рассматривали вражеские позиции, видимо крымско-татарские военачальники проводили рекогносцировку. Чувствуя свою силу, татарские воеводы вели себя с некоторой расслабленностью и наглостью, и естественно нарвались, приблизившись на недопустимое расстояние. За что и поплатились, попав под огонь винтовок «уралочек». После чего, на поле боя вымахнули две сотни конных разведчиков уральских полков и быстренько оказавшись на месте обстрела вражеской кавалькады, похватав сбитых ордынцев, даже по преследовав бежавших, сбив еще с десяток с коней, захватив парочку живых, из числа вновь вбитых из седел, видимо важных мурз, судя по дорогой одежде, доспехам, оружию и конской сбруи, оставшейся на павших лошадях. Сделав своё дело, разведчики, скоренько, пока татары не очухались, вернулись к своим войскам. После чего, в связи со скоро наступившей темнотой, битва окончательно затихла и войска отошли на исходные позиции для отдыха.

Закончилось сражение, но не затихла деятельность разведки, саперов и военачальников. Последние оправив первых на поиск к врагам, вторых на защитную полосу, попытаться до утра хоть как то восстановить её. А сами приступили к первичному опросу захваченных мурз. И получили неожиданный бонус, среди пленных выявили самого Дивей-мурзу, второго человека, после самого хана Девлет-Гиреля, во вторгшейся орде. Хотя сначала Дивей-мурза не назвался, срыв своё имя и должность, назвавшись мелким мурзой Рахимом, приведшим из своего нищего кочевья всего полсотни сабель, что ни как не вязалось ни с нарядом самого «Рахим-мурзы», ни с отделкой сбруи его павшего коня. Да и сам скакун, явно арабских кровей, ни как не мог принадлежать нищему главарю мелкого, бедного рода. Но уже третий опрашиваемый, действительно незначительный предводитель слабого кочевья, Тамир-мурза, командовавший не полной полусотней всадников, что подтверждали и довольно скромная одежда, простенькое оружие и доспехи мурзы, сообщил, что он попал в свиту Дивей-мурзы, который вместе с царевичем Ширинбаком проводили рекогносцировку русских позиций, так как приходился дальним родственников старшей жены Дивеева. В ходе допроса он непринужденно сообщил удивленным воеводам русского царя, что среди пленных находятся оба руководителя рекогносцировки Дивей-мурза и царевич Ширинбак. Доставленный за ним пышно разодетый татарин, сразу заявил, что он татарский царевич Ширинбак и требует полагаемое ему по рождению обхождения. О том, что с ним пленен и второй человек в татарском войске, царевич и не думал скрывать, тут же описал приметы Дивеева. Повторно доставленный Дивей-мурза, понявший что его обман раскрыт, разразился бранью в адрес князя Михаила Ивановича Воротынского и иных воевод присутствующих при опросе. Угрожая им и их близким быстрыми и страшными карами от крымского хана Девлет-Гирея за его с царевичем пленение и оказание такого кровавого, для захватчиков, сопротивления. И действительно, татары за пару дней сражения потеряли уже порядка двадцати тысяч воинов, а их противник не разменяли в общей сумме потер и полтысячи раненных или убитых бойцов. Основные потери пришлись на сшибку полка князя Дмитрия с крымским арьергардом. Царским начальным людям надоело слушать «лай» татарского вельможи и они крикнули спецов по экспресс допросам. И уже минут через двадцать, вернувшийся Дивей-мурза с энтузиазмом пояснял, что он с небольшой свитой поехал на рекогносцировку, чтобы выявить наиболее слабые места русской передвижной крепости, для завтрашнего штурма. Хан решил во что бы то не стало, убрать из тыла орды русское войско, тем более, что прибывшие в его стан русские перебежчики в один голос заявляют, что царь Иван с наследников и подавляющей частью армии ушел в Литву с Польшей, где и застрял, удерживаемый сложившейся в этой местности ситуацией и бардаком в Речи Посполитой, в связи со смертью их короля. Вот Девлет-Гирей и хочет разгромить остатки русского войска, прикрывающего свою столицу и саму страну с этого направления и пока царь Иван не пришел на помощь своей южной армии, захватить почти беззащитную Москву, а за ней и другие города, благо сил и средств он с собой привел достаточно много.

Утро третьего дня битвы наступило при редком дождичке, начавшегося перед рассветом и закончившимся, как только солнце поднялось повыше. Но и этого короткого дождика хватило что бы качественно промочит траву на месте сражения. Третий день сражения «витязи»-Басманов с Гуровым, начали, как и предыдущий, за палисадом, на крыше радиофургона, превращенной в подобия НП и КП русского воинства в битве, ожидая начала сражения. Которое не замедлило начаться. Но в этот день татары смогли удивить «витязей» сразу, с самого начала. Вместо ожидаемого наскока в конном строю, крымчаки атаковали пешими. Неторопливо приближающая толпа татар и крымской наемной пехоты, даже держащих в передовых рядах какое-то подобие строя, неодолимо накатывала на русские позиции. Вот передние ряды прошли начала бывшей защитной полосы. Стоящий на крыше радиофургона Басманов, махнул рукой, его жест продублировали нижестоящие командиры и посыльные. Рявкнул орудийный залп обороняющихся. Ядра ударили в людскую массу, оставив за собой изломанные тела вражеских воинов. Атакующие достигли линии уверенного поражения картечью и по татарам ударили успевшие перезарядиться «единороги». В ответ степняки перешли на бег, который правда примерно через минуту-полторы прервался, когда под ногами бегущих начали раздаваться хлопки мин, калеча стопы и прокалывать им ступни шипы «чеснока», установленных и разбросанных саперами оборонявшихся за ночь. Опять команда Басманова, на этот раз голосовая, снова продублированная младшими командирами с посыльными и плутонги пехоты, открыли огонь по атакующим, четка, как не раз отрабатывалось на многочисленных учениях, выходя на огневой рубеж, целились, стреляли, уходили, освобождая место для следующего подразделения. При этом ни разу не смешали строй, не зацепились за товарищей, не столкнулись с ними. Татарский «вал» как бы остановился, как будто столкнулся со стеной. Да и правда, перед кочевниками встала свинцовая «стена», созданная из ружейных пуль русской пехоты. Перезарядившиеся «единороги» на высоте и пушки у её подножия добавили своего чугуна в эту «стену», который и решил судьбу этой первой атаки в этот долгий день. Атакующая «волна» отхлынула, оставив на поле множество тел убитых и раненных.

Но передышка была не долгой. Прошло чуть более часа и в этот раз построенные в условно прямые ряды, кочевники повторили атаку.

Находясь на КП Басманов в одиночку руководил отражением вражеских атак на вверенный его командованию большой «Гуляй город», расположившегося на холме. Находившийся с ним на КП Гуров убыл к кавалерии, прикрывающей тыл русского войска. Вскоре после отражения первого штурма, зазвучали выстрелы и от оврагов. Загрохотали «единороги», установленные на восточной склоне холма, заодно прикрывавшие своим огнем и проход по ближайшему к высоте оврагу.

«Ну вот и Михаил вступил в дело. Так, что там у нас перед фронтом. Оба, опять идут. Ты смотри ка, янычары сзади татарву подпирают». — В бинокль Константин ясно видел мелькавшие в глубине строя крымчаков одеяния султанских гвардейцев.

«Во давят, как с ума сошли. И огромные потери им по фиг. Вон уже с наемниками у подножия сошлись в рукопашку. Немчура пока держит их на расстоянии пиками, но не надолго, нужно помочь».

— Посыльный! Автокарам на западном склоне огонь. Сосредоточить его по противнику на линии щитов нижнего «Гуляй города». Пусть помогут немчинам. Быстро.

«Быстрее. Наконец заговорили «мясорубки». Все отбили. Теперь пока подойдут новые вражины, пикинёры отдохнут, придут в себя. Правильно, кто-то у них сообразил пустить в «работу» мушкетёров. Приберут наиболее быстрых на расстоянии. Ты смотри какие резвые. Уже пол склона у меня по фронту прошли. Да, потери у них жуткие. Вон весь склон татарвой покрыт, вернее их трупами. Да и у подножья уже небольшой вал из павших образовался. Что они прут как наскипидаренные? Даже если их турки гонять, и то не должны так переть. Ведь валим их, валим, а они все прут и прут. Непохоже на степняков. У них в крови, наскочили, ударили, если получили сдачу, то сразу отскок и в другой раз наскочат. А тут и пешие, и идут на нас, не считаясь с потерями, как саранча право. Оп-па. А это что там вдалике за суета».

Наведя бинокль на заинтересовавшее его место, Константин увидел, приближенные оптикой турецкие пушки, которые облепили турецкие пехотинцы-азапы, под руководством топчу, вытаскивали их на огневые позиции, на которых и устанавливали, явно нацеливая стволы на щиты нижнего «Гуляй города».

«Допустить залпа ни как нельзя. Пушки здоровые, дальнобойные, одним залпом ядрами, расшибут нам щиты, сметя заодно и наемников».

— Посыльный! К комдиву трехдюймовок. Всем дивизионом один залп шрапнелью по позициям турецкой артиллерии и по выдвигаемым на них пушкам. И пару залпов фугасными по самим пушкам. Выполнять.

«Пошли родимые. Есть накрытие. Вон падают басурманские «кегли». А вот и фугаски. Ай хорошо попали, аж куски стволов полетели. Второй. Так же накрытие в «яблочко». Ты смотри, как валял и валять крымчаки на нас. И впрямь орда. Уже почти до самих моих щитов добрались. Да так густо идут. Весь склон татарами так и кишит. Все уже в ров спрыгивать начали, сейчас до рукопашной дойдет. Так где у нас главминер».

— Сотник Коломенский! Давай! Рви! — крикнул Басманов, стоявшему около фургона начальнику отдельной саперно-минерной сотни. Тот крикнул — Слушаюсь! — и тут же согнулся, начав колдовать с проводами, тянувшимися к нему от откосов высотки. И вскоре, на северном склоне холма, негромко, в шуме сражения, хлопнула серия взрывов. Зато результаты подрыва полутора десятков местных аналогов МОН-100, дали отлично видимый результат. Очистив от вражеских воинов ближайшие подступы к щитами русского «Гуляй города».

— Посыльные ко мне! — подал команду Константин. И когда перед ним вытянулись пол десятка посыльных, продолжил, — Ты, к командиру роты автокаров. Пусть выводит резервные взвода на позицию отсечной стрельбы и открывает навесной огонь. Отсекает татарскую пехоту от щитов. Ты, — ткнул пальцев воевода во второго посыльного. — К командиру минометной батареи. Пускай открывает огонь всей ротой, по ближним подходящим резервам крымчаков. Ты, — указал командующий на третьего бойцы — Бежишь опять к комдиву трехдюймовок и пусть он переносить огонь шрапнелью из всех стволов дивизиона на дальние резервы татар.

«Добежали. Хорошо пошло. Сразу уменьшило охоту людоловам переться на нашу горушку. А у Михаил Ивановича старшего, что? Как дела? Да ты смотри. Все таки прорвались нехристи через линию щитов. Отжимают наемников к редутам. Нужно помочь».

— Посыльный! Срочно к особым пушкам. Передай их комдиву, пусть огонь одной батареи перенесет на левый фланг. Нужно нашим шрапнелью помочь у западного подножия, басурманы прорвались через щиты и прут к редутам. Выполнял!

«Ух ты как прилично прилетело. Все отсекли основную массу татар от остатков наемников. Теперь успеют в редуты уйти».

И действительно, расцветшие над татарским войском, на вид безобидные облачка дыма, прошлись, как «косой смерти», своими чугунными пулями, по находящимися под ними вражеским воинам. Мгновенно оставив после себя проплешины лежащих тел, в «море» голов идущей на приступ второй линии русской обороны орды. Проплешин, после каждого залпа трехдюймовок становиться все больше и больше, они сливаются в единую полосу, отдалявшую основную массу войск, от передовых рядов, которые обороняющие редуты стрельцы расстреляли самостоятельно.

— Посыльные! Первый, к командиру роту автокаров, пусть огонь одного из взводов, ведущего отсечную стрельбу, перенесет на правый фланг. Поставить картечницы на прямую наводку и поможет своему первому взводу. Второй, к командиру дивизиона полупудовых «единорогов» из второй линии. Срочно пусть перенацелит своих «красавцев» так же на правый фланг и «приласкает» особыми бомбами татарву.

Уже через пять минут, сперва загрохотали «единороги» посылая на врага свои начиненные пироксилином бомбы, а потом к ним присоединились и три автоматических картечницы, помогая тройки своих «товарок» из первого взвода в уменьшении вражеского поголовья.

Однако все когда либо заканчивается, закончился и этот приступ. Что бы через два с половиной часа начался второй и крайний в этот день штурм русских укреплений. На этот раз вся сила удара сосредоточилась на холме, с обтеканием первой линии обороны по его склонам. Пешие татары, по виду ещё не участвовавшие в бою, упорно сначала шли, потом лезли по склону на русские позиции, на стволы орудий, ружей, острие копий, бердышей, сабель. Будто не видя плотно лежащие вокруг трупы их неудачливых товарищей. Не обращая внимание на падающих рядом с ними своих знакомых, поймавших своим телом злую чугунную или свинцовую «пчелу». Потеряв множество воинов, татары сумели прорваться до щитов «Гуляй города», начав их вытаскивать из линии с помощью арканов, а иногда и пытаясь раскачать и вырвать голыми руками. Эти попытки пресекались ударом клинка или бердыша, перерубавших волосяные веревки арканов или незащищенные ни чем пальцы и кисти рук. Расчеты трехдюймовок и минометов развили максимальную скорострельность, благо, что боеприпасов всех видов запасли изрядно. Приходилось периодически охлаждать уксусом раскаленные стволы пушек и минометов. Но своей цели они достигли, отсекли от атакующих подходящее подкрепление. Попытки обойти фронт обороны с флангов, по склонам высоты, привели только к потерям среди штурмующих от мин и ловушек, все ещё действующих на западном и восточном склонах, в отличии от фронтальной стороны позиции. Да и оставшиеся на прикрытие фланговых укреплений стрельцы и артиллеристы не дремали и быстренько помогали нахалам, пытавшихся пройти мимо них, уйти в иной мир.

Общая атак захлебнулась, только после подрыва ещё двух десятков МОН-100, очистившей металлической «метлой» северный склон холма от живых врагов. А оставшегося у подножия высоты противника, благополучно для обороняющихся, прикончили стрельцы из «сакмарочек». После чего почти вся артиллерия и стрельцы из большого «Гуляй города» перенесли огонь на пытающихся прорваться к подножию холма крымчаков. После чего закончился и этот приступ. Враг отступил, подгоняемый редкими разрывами шрапнели над его рядами. А вскоре начало темнеть и прекратились даже те редкие выстрелы, которые продолжали звучать над полем брани.

Обиходив раненых, прибрав погибших, почистив оружие и поев, уставшие воины, выставив часовых, легли спать. Зато русские военачальники отошли ко сну глубоко за полночь. Сидели, рядили, как провести сражение на следующий день, да разбирали прошедшую битву. Заодно узнали причину такую настойчивость татар в битве, несвойственной им в иных сражениях. Имелся строжайший приказ хана Девлет-Гиреля, отбить у неверных из плена Дивей-мурзу. Не выполнения каралось казнью провинившегося. И видимо потери во вражеском лагере в будущую ночь ещё увеличатся. По потерям более точно могли назвать только свои. Погибло порядка семи тысяч человек, да поранено было не менее восьми. В основном пострадали наемники, их пятнадцати тысячный отряд был вырублен почти полностью, из семи тысяч погибших шесть приходилось на них, и из восьми тысяч раненных, пять также были наемники.

— Послушай князь Константин-обратился Воротынский старший к Басманову. — Что слышно про «Квадрат».

— «Квадрат» объединился князь Михаил. — ответил Басманов. — Примерно верстах в сорока от нас на закат находиться. Не сильно спеша двигается в нашу сторону.

— Ну дай бог что бы все прошло как надой.

— Дай бог Михаил Иванович. — ответил «витязь». При этом думая, что пока все идет как запланировали, и если все и дальше будет так идти, то вскоре «Квадрат», кавалерия Русского царства в количестве шестидесяти тысяч кованной конница, в составе сорока тысяч поместного ополчения и двадцати тысяч, двух конных дивизий уральцев, при поддержки нанятой уральским воеводой пятнадцати тысячного корпуса легкой кавалерии состоящей из башкир, кочующий у уральской границы родов казахов с калмыками и туркмен из родов племен чоудор, игдыр и союнаджи, бежавших на территорию Уральского уезда из примангышлакских степей от пришедший и вытеснивших их с привычных кочевий калмыцких племен, которых с каждым годом становилось все больше и больше. Вот и отрабатывали три тысячи конных джигитов из пяти родов, долг по защите их кочевий от истребления пришлыми калмыками. Должен соединиться с «Кругом», состоящий из армии князя Михаила Ивановича Воротынского, то есть их самих. И совместным ударом с двух сторон захлопнуть ловушку, разгромить вторгшихся захватчиков. Думая об этом Басманов добрался до своего походного ложа, находящегося около радиофургона. С мыслями об будущем сражении он и заснул.

31 июля и 1 августа татары на приступ русских «Гуляй городов» не шли. Видимо переформировывали свои подразделения, давали отдых воинам и готовили новые пакости для обороняющихся. Русские то же отдыхали. Но зато все две ночи не отдыхали саперы, срочно минирующие остатками мин, в том числе и десятком МОН-100, как подступы к русским позициям, так и склоны холма, особенно густо засеяли северный склон. Да и разведке скучать не пришлось. Вот к вечеру первого числа, разведгруппа, проверяющая восточную сторону и принесла тревожную весть, через дебри дубравы, по лесным тропкам, в тыл русской армии идет кованая конница врага, состоящая их турецких сипахов, черкесских уорков и нукеров личной охраны татарских и ногайских мурз. Идут тяжко, ведя коней в поводу. Но голова колоны уже прошла лесные заросли и в тайне начали сосредотачиваться на восточной опушки леса у деревни Молоди. По примерным подсчетам в тыл идет от десяти до пятнадцати тысяч тяжеловооруженных всадников. Ведет обходный корпус сам калги-султан Мехмед-Гирей, сын и наследника Крымского хана Девлет-Гирея. Разведчики явно видели его личный бунчук.

Получивший эти известия князь Воротынский тут же разразился рядом команд.

— Боярин Гуров, продолжай со своими воями присматривать за ворогом. Если что измениться, то срочно шли грамотку, либо сам прибывал, докладывай об изменениях.

— Князь Дмитрий, бери с боярином Ивановым всех конных и вечером, в сумерках, переведи всех на противоположный берег, да схоронитесь до времени в лесочке на закате от деревушки. По мосту не идите, ворог видит кто по мосту идет, а нам надо, что бы они до самого удара по ним не знали о вас.

— Князь Константин. Ты говорил что твои вои-строители, саперами тобой прозываемые, могут быстро навести мост?

— Да Михаил Иванович, смогут. За недолго мостки для пехоты и кавалерии наведут, особенно через Рожайю, речушка та небольшая.

— Вот и пусть быстренько, да тайно для ворога и наведут. А князь Хворостина с конницей и перейдут по ним. Да Константин Илларионович, согласуй со своим боярином Ивановым сигналы к началу атаки конницы.

— Да у нас уже давно все обговорено. Как обычно разноцветными ракетами постреляем. За рекой их хорошо будет видно. Да и мы прекрасно рассмотрим, что боярин Иван нам отвечать будет.

— Так, теперь ты Михаил. — обратился командующий к своему полному тезки из «витязей»- Выдели из своей дивизии полк стрельцов, да с полковыми пушками. И пусть они крепко-накрепко перекроют мост через Рожайю. Ворогу иного пути на нашу сторону нет, как только по мосту. Речушка хоть и не велика, да водича в ней холодна очень и берега топки, пешим и то пройти не везде можно, а уж конному, только коня мучить да губить. Вот и пускай твой полковой голова, костьми ляжет, но татар с турками и черкесами через мост не пропустит. А их остатки князь Хворостина с кованой конницей добьёт.

— Разреши Михаил Иванович. — вмешался в монолог командующего Басманов.

— Говори Константин Илларионович. — разрешил Воротынский старший.

— Я вот хотел предложить перебросить к мосту вместе со стрелковым полком и взвод автоматических картечник. Тогда мы точно «запрем» мост от вражеских всадников и не допустим их в наш тыл. А старшим над заслоном назначить боярина Гурова.

На чем в общем то и прекратилось вечернее совещание русских военачальников первого числа августа месяца. А получившие распоряжения их подчиненные приступили к выполнению данных указаний. В результате чего, уже через полтора часа вся конница русских войск начала переправу по возведенных саперами мосткам, не спеша переводя в поводу своих боевых коней через речку, что бы еще через пару часов полностью оказаться на другом берегу и собравшись в единый полк, укрыться в дубраве на западе от деревушки Молоди. За это время с правого фланга, где по оврагам занимала оборону дивизия Воротынского младшего, к позициям перед мосточком прибыл стрелковый полк со своей батареей «единорогов», которую установили на береговой высотке и начал зарываться в землю. Поставив на своём левом фланге три автоматических картечницы.

Утром 2 августа Девлет-Гирей возобновил штурм «гуляй-города», как и в прошедшем дне в пешем порядке, нанося основной удар во фронт укреплений на высоте. Лезть под перекрестный огонь у подошвенных укреплениях более дурных не было. Все-таки прошедшие дни и понесенные потери многому научили татаро-турецких военачальников и попадать повторно в одну и туже ловушку они были не намерены. Хотя и на холм они наступали как-то вяло, без «огонька» прошедших дней. Скорее имитировали атаку. И после первых подрывов отступили. Так повторялось еще четыре раза, толпа вражеских воинов идет в атаку, но после пары-тройки взрывов, под ногами атакующих редких мин, которые успели заложить саперы уральцев за прошедшие ночи, тут же отступали назад. Так продолжалось до полудня, когда в тылу наступающих раздались пара слитных залпов из огнестрельного ручного оружия, крики людей, ржание лошадей и звон клинков с редкими хлопками пистолетных выстрелов, в общем обычные звуки битвы, ведущейся в основном холодным оружием. А по пришествию порядка сорока минут, раздались звуки труб бори и рокот барабанов дауль, после чего людоловы пошли на приступ русских позиций всерьёз.

И если сражение для подавляющей части русского войска началось с почти одновременной утренней атаки пехоты татар по фронту и одоспешеной конницы в тыл русской позиции, на холме, с расположенным на нем «Гуляй городом». То для Басманова сражение началось часа за два, до его физического воплощения. Еще перед рассветом, радист поднял Басманова, пришла радиограмма от «Квадрата», они вышки к намеченной точки и с утра начнут выдвигаться, не привлекая вражеского внимания, на рубеж атаки. После чего, Константину стало не до сна. Отправив посыльных к командующему Воротынскому и иным старшим командирам армии, с сообщением о прибытии русской конницы и её сосредоточения во вражеском тылу, сам занялся подготовкой к предстоящей битвы. В начале выведя из укрепление полностью одну дивизию, и изъятые из второй пару полков, присоединив их к полкам дивизии Воротынского-младшего, укрепившейся в оврагах на правом фланге русской армии. Потом отбыл к командующему армией на «утреннюю планерку», на которой еще раз довел до всех информацию о сосредоточении русской кавалерии в татарском тылу, напомнил о сигналах и способах связи. В общем успел почти вовремя прибыть к подчиненным ему подразделениям. Начало вражеской атаки встретил на КП, завтракая немного поостывшей кашей, принесенной ему одним из его боевых холопов от полевой кухни. Поглощая кашу, смотрел на нестройные ряды крымчаков, не спешно идущих на какой уже по счету, за прошедшие дни, приступ его «Гуляй-города».

Примерно минут через сорок-пятьдесят, после начала фронтальной атаки пехоты на русские укрепления на высоте, пошла в атаку и вражеская кавалерия, планируя нанести удар в тыл русским позициям. Видимо у военачальников татар имелись договоренности по времени начала наступления, ибо сипахи, нукеры и уорки, начали выезжать от опушки дубравы и шагом, в плотном строю, колонной, вытянувшейся змеёй, блестящей на солнце металлом доспехов, от опушки до моста, попытались перебраться за реку, где уже и развернуться в атакующую лаву. Как только голова колоны миновала мост и начала движение по противоположному берегу, а на другом берегу, не смотря на строй, все таки образовался небольшой затор, который хотя и уменьшался, за счет ушедших на мост, но продолжал увеличиваться за счет вновь прибывших, особо нетерпеливых, желающих попасть на противоположный берег вне очереди. И вот по этой плотной толпе-колонне ударил ружейный залп из более чем полутора тысяч стволов, затарахтели три ствола автокаров, посылая во врага пулю за пулей. В скоплении кавалеристов рванули четыре «особы» бомбы, снаряженные пироксилином, а через две-три минуты залп повторился, опять разметавший взрывами людские с конскими тушами и их части. Однако хотя стрельба и стала неожиданностью для командования вражеской конницы, но прошла команда и над полем боя, приглушая все звуки сражения заревели медные боевые трубы бори и зарокотали большие барабаны дауль, передовая командованию основной части армии вторжения информацию о вступлении в сражение обходного конного полка.

Стрельба уже велась не менее получаса. После первого слитного залпа, пехота перешла на привычную стрельбу плутонгами, и ружейные пули, летели с такой же постоянностью, как и пули из автокаров. Передовые всадники погибли все поголовно. Но задние ряды, еще не понявшие что происходит, все ещё напирали на ставших передними конников. Последние пытались уйти от моста, неожиданно ставшим смертельно опасным. Но это удалось не многим. Задние просто вынесли их под русские пули, что бы в свою очередь так же лечь на землю берега или бревна моста, либо упасть в холодные воды Рожайи. Но окончательную точку в существовании пятнадцатитысячного вражеского конного корпуса, поставила атака во фланг русской кованой конницы. Слитный удар более восьми тысяч всадников, в плотной строю, по расстроенным рядам начавшего впадать в панику, стоявшему почти на месте конному противнику, предваренному двумя залпами из пистолей, попросту смял врага. Оказывали сопротивление плотному строю русской кавалерии, только редкие единицы, так и не успевшие соединиться хоть в какие-то подразделения.

Итог рубки закономерен. Полтора часа избиение на ограниченной рекой и лесом площадке деморализованного, впавшего в панику, почти не защищающегося, мечтающего только о бегстве из этого места противника, закончились почти поголовным уничтожением врага. Сумели сдаться на милость победителей не более полутора тысяч из всего корпуса. Очень уж вошли в раж русские всадники. Да и пехота не подкачала. Отбив врага от моста, вместе с автокарами и орудиями перешли мост и поддержали свою кавалерию свинцом и чугуном, сметала металлическим ливнем все группы вражеской конницы, оказавшейся в пределах досигания их оружия, и не имеющих, на линии огня по ним, русских кавалеристов.

Отразив пару атак на холм, Басманов получил радио от «Квадрата», что они по пути к ним благополучно очистив окрестности от вражеских секретов, разъездов, дозоров и застав, выходят к рубежу атаки и через час-полтора вступят в дело. В промежутке между первой и второй атакой, Константин успел полюбоваться на разноцветные ракеты, влетевшие несколькими сериями в районе моста через Рожайю. Знатный небольшой фейерверк получился для знающих людей.

— Сигнальщик! Две зеленых, одну красную ракету в направлении оврагов, на правом фланге.

Ушедшие ракеты означали начало действия для Воротынского младшего. Полки которого должны были по оврагам и лощинам пройти во фланг вражеской армии и атаковать их совместно с ударом конницы с тыла.

Еще пара быстротечных бешеных вражеских атак на холм, отбитых без потерь со стороны обороняющихся.

«Видимо ждут когда удара их кавалерии к нам в тыл достигнет цели, а пока отвлекают наши силы и внимания от своей кавалерии».-подумал Басманов. «Значить ещё не знают, что с их конницей покончено. Только небольшое количество сдались в плен. А улизнуть смогли единичные всадники. Так, что там радист в люк подаёт. Хорошо. Наша конница вышла на рубеж и через четверть часа атакует татар с тыла».

— Сигнальщик! В направления оврагов три красные ракеты.

«Теперь ждать и смотреть. Что-то долго Мишка тянет. А нет, вон пара красных взлетела. Гм. Минут на пятнадцать от моего сигнала отстал. Нормально. Вот, пошло самое интересное. Не плохо Мишаня ломится. Все сломались басурмане. Побежали».

И действительно. Неожиданный удар массы русской кованой конницы в свой тыл Девлет-Гирей не ожидал. Ведь многочисленные секреты, дозоры, разъезды, заставы и даже заслон от русских, в количестве пяти тысяч сабель, выставленный со стороны Серпухова, не сообщали ни о какой московитской коннице. Только-только хан с мурзами смогли как то, опираясь на остатки янычар и азапов, организовать какое ни какое сопротивление бронированным клиньям конницы русов. Как с правого фланга, ударила русская тяжелая пехота, и рядовые татары дрогнули, побежали.

Атака почти одиннадцати тысяч стрельцов под командованием Воротынкого младшего стало для татар той соломинкой которая и сломила спину верблюду татарского упорства. Вслед за рядовыми татарами побежал и сам хан с приближенными и мурзы с остатками своих нукеров. Бегство стало всеобщим. В паники, убегая от русских тяжеловооруженных всадников и одоспешенных московитских стрельцов, неожиданно появившихся из оврагов, татары «волнами» набегали на холм. Их не останавливали не взрывы мин под ногами, ни ружейно-орудийный огонь. И только подрывы МОНок, картечь которых очистила склоны холма от бегущих, немного отрезвила бегущих и они сместились к давно сметенным щитам нижнего «Гуляй города». Преодолев которые, они навалились на линию редутов. Только сосредоточение огня большинства «единорогов», переброшенных на склон прорыва даже с других сторон высоты, трехдюймовок, минометов и всех девяти оставшихся на холме автоматических картечнич, помогло буквально оттолкнуть «металлической стеной» бегущую толпу от западной подошвы холма с правым флангом и центром линии редутов. Зато левый, дальний фланг линии, проходящий вдоль болотистого берега Рожайи, был прорван. Пара редутов, прикрывавших этот фланг, в буквальном смысле были растоптаны вместе с гарнизонами и оружием. Перегретые стволы ружей и орудий русских прекратили стрельбу только тогда, когда за бегущими врагами появились русские всадники, рубящие бегущего, почти не сопротивляющегося врага.

Татарско-турецкая орда подверглась полному разгрому, в рубке с русской кавалерии погибли сын и внук Девлет-Гирея, остатки янычар с азапами и большинство топчу. Хотя последних Басманов приказал по возможности брать живыми. Хорошие артиллеристы, а турецкие артиллеристы-топчу, были очень хорошими артиллеристами, пригодятся в любой армии. Но в бою, разбираться кто есть кто, было в основном некогда и рубили всех попадавшихся на пути, особенно оказывающих сопротивление. В лагере захватчиков русские захватили много татарских и турецких знамен-бунчуков, шатры, обозы, остатки артиллерии в том числе и собственный обоз хана с его наложницами, личным оружие, доспехами и казной.

Кавалерия ушла вперед, преследовать разбитую орду, выбросив в качестве авангарда, нанятые отряды легкой степной конницы. Остатки этого и весь последующий день русские всадники и их наемники, гнали остатки татар до Оки и за ней, неоднократно сбивая и уничтожая арьергардные заслоны бегущих захватчиков, оставляемые уцелевшими военачальниками Девлет-Гирея, для задержки преследователей. Сам хан с нукерами-телохранителями личной стражи, сумел уйти с поля боя, по следам своей конницы, ушедшей пару суток назад в тыл московитам. А от Молоди, имевшиеся в ханской ставки перебежчики из числа заговорщиков, провели ханский отряд далее по лесным тропкам, не выходя к самой деревни. И через пару дней крымский монарх вырвался в степь, хотя и с потерями в людях, но благополучно для ханского здоровья, миновав укрепления засечной черты.

Пару дней пехота и артиллерия победителей простояли на месте боя. Вылавливали разбежавшихся вражин, собирали трофеи, хоронили своих и чужих павших. Хотя и в разных могилах, но не дело тела людские, пусть и татар, оставить на потребу диким зверям и воронам. Оказывали помощь раненным, в первую очередь своим, во-вторую лекари пользовали и басурман. Правда в основном с легкими ранами. Всех тяжелораненых, стрельцы и крестьяне из окрестных деревень, созванные для уборки трупов и их похорон, оказали помощь на месте, ножом по горлу.

Общие потери русской армии составили почти десять тысяч погибших, в основном потери понесли наемники, более восьми тысяч человек, да пораненных немчинов было пять с половиной тысяч. А всего попали в лекарские руки почти восемнадцать тысяч воинов. Основные потери русские понесли при атаке татарами нижнего «Гуляй города» и в последний день, когда бежавшие в паники враги, стоптали пару редутов вместе с их защитниками. И надо же было Воротынскому старшему усилить крайние редуты левого фланга отступившими с передней оборонительной линии малого «Гуляй города» наемниками. Вот и понесли они повторно большие потери от врага.

Потери татаро-турецкой орды были значительно большими. Только убитыми за все время сражения на месте боев собрали почти шестьдесят тысяч, да в плен попали почти двадцать пять тысяч. А сколько их потонула в болотах, упало в реку или ушли в окружающие поле битвы дебри леса, в которых и умерли от ран или ослабнув, от зубов и когтей диких зверей.

Добыча победителям досталась огромная. В ханском обозе, только монетой, золотыми венецианскими цехинами, взяли восемь тысяч. Огромное количество драгоценностей и не только у наложниц хана, но и в его сундуках. Золотую, серебряную, фарфоровую и стеклянную посуду, со вставленными самоцветами. Дорогостоящее оружие и доспехи, дорогое конское снаряжение, шелк, парча и прочие не дешевые, престижные ткани. Подобное содержание обозов, но чуток победнее, было и у других мурз и ханских вельмож. Про простое оружие, как огнестрельное, от янычар, так и холодное, брони, табуны запасных коней не стоит и описывать. Но взятые четыре десятка целых, пригодных к стрельбе турецких пушек, и огромное количество пороха, в полторы тысячи пудов, с большим количеством уже готовых ядер, все таки заслуживает упоминания, тем более сведения об этих трофеях попали в летописи Русского царства. Естественно сразу вывезти всю добычу было не возможно, а уходить на преследования остатков вражеской разгромленной орды было необходимо. В связи с этим на охране трофеев оставили легко пораненных товарищей, в том числе и из числа наёмников. А основные силы армии стали собираться покинуть место сражения.

На третий день, похоронив убитых, развезя по городам раненных, передав пленных и пристроив трофеи под надежную охрану, русская пехота с артиллерией, в том числе и с тяжелыми пудовыми и двухпудовыми осадными «единорогами», прибывших под вечер второго дня стояния на «костях», вышла в дальний поход по набитому самими крымчаками Муравскому шляху на Крым.

Вырваться в степь смогли еще порядочные силы степняков. Ведь не все они шли в бой пешими. Резервы были на конях и они смогли, хотя и с огромными потерями, но порваться через русские позиции, загатив топи, берега и русла окружающих поле брани речушек и ручьев телами своей пехоты и более неудачливых товарищей. Но и вырваться в степь не означало спасения. Нечестивые казаки перехватили традиционные пути набегов на Русь и возвращения с неё.

Во всех важных точках, у переправ, водопоях, на всем протяжении Муравского, Бакаева, Изюмского и Кальмиусского шляхов, стояли заставами отряды днепровских да донских казаков с полками этого неверного сына собаки атамана Подопригора и проклятых Аллахом московитских бояр с Яика. Вот и приходилось доблестным воинам Аллаха уходить по степи, где добыть воды, не только для себя, но, что важнее для коня, было очень проблематично. Да и уйти на одном уставшем коне от преследующих тебя продавшихся руссам таких же кочевниками из башкир, казахов, калмыков и даже далеких туркменов, идущих по твоим следам о двуконь, а то и с тремя конями, да не утомленных битвой с последующей скачкой по полю сражения, унося своего хозяина от вражеских клинков. И уже на вторые сутки преследования, даже самые выносливые кони под беглецами стали падать. А пешему уйти от конного в степи было невозможно. Вот и садились не состоявшиеся «хозяева» русских городов и деревень на землю, рядом с павшей лошадью, либо с живой, но предельно измученной скотиной, отбрасывали от себя оружие, закрывали глаза и обхватив голову руками, ожидали смерти. Которая не заставляла себя ждать, от руки такого же степняка, только пошедшего на службу к русскому царю. Но истины ради, стоить отметить, что приличное количество, из числа сбежавших в степь, смогли избежать смерти. Не зря уральские бояре разъясняли вождям нанятых ими отрядов степняков, что за живых и здоровых пленников, они заплатят серебром. Для шахт, карьеров и строительства дорог с каналами опять понадобились работники. В итоге пришлось уральским боярам, держа слово, раскошелится более чем на пятнадцать тысяч серебряных ефимков-талеров, за проданную наемными степняками живую добычу, по цене одна серебряная монета за пару тушек ясыра. Но более двадцати тысяч степных «шакалов»-людоловов, так и исчезли на степных просторах без следа, ни когда не вернувшись к родной юрте. Все турки и черкесы, кто пришел завоевывать Русь, остались на ней в качестве удобрения или обельных холопов. Из ногаев добрались в свои кочевья живыми едва ли семь сотен воинов. К Перекопу вышли, кроме самого хана Девлет-Гирея с его нукерами-телохранителями и части свитских, еще порядка двадцати тысяч всадников.

Не забыли победители и о трехтысячном чамбуле резвившегося в степи перед городом Белева. Да и как об них забыть, когда вмести с ними не спеша, но неотвратимо, не подставлялась под крупнокалиберные пушки со стен Белева, разрушали вал с рожном адские создания, нечестивые земляные големы, руководимые их создателем, злокозненным басурманским колдуном Менги-нукером. Вот и озаботились этим отрядом, и персонально колдуном Менги-нукером «витязи». Решением внутреннего суда «витязей», бывший председатель российского Санктпетербургского клуба реконструкторов «Ливонский крест», Александр Тирц, за измену русскому делу, был приговорен к смерти. Для исполнения приговора и был откомандирован в Белев, как только информация о появлении земляных монстров достигла бывших реконструкторов, лучший снайпер «витязей», Белых, со своими боевыми холопами. Для приведения судебного приговора выделили Георгию одну крупнокалиберную снайперскую винтовку ОСВ-96 с боезапасом. И уже на второй день после прибытия Белых удалось исполнить приговор.

Тирц не опасаясь огня русского оружия, максимальная дистанция поражения им была за прошедшее время вымерена неоднократно, управлял своими созданиями сидя в седле на коне, хотя и в окружении изрядного отряда конных татар, но совершенно открыто. Вот этим и воспользовался Георгий, всадив с дистанции в 1005 метров две 12,7 миллиметровые пули в грудь ренегата.

Пара тяжелых пуль, попавших в цель с миллисекундной разницей, в прямом смысле вынесли из седла огромное тело Менги-нукера, бросив его на землю. Входные отверстия на груди, хотя и были большого размера, но смотрелись как просто дырки в стальной нагрудной пластине кирасы. Зато на спине, которой почти и не стало, пули натворили делов, прежде чем покинут тело, бывшее при жизни кандидатом физико-математических наук Тирцем. Видимо попав в ребро и позвоночник, пули не просто пробили их, а умудрились выломать их и выбив кусок кирасы на спине, вынести эти обломки костей на остатки кирасы. Так что попытки наложницы-шаманки Менги-нукера, попытаться оживить своего господина заранее были обречены на провал, и естественно не увенчались успехом. Тем более, что поддерживаемые, только злой волей колдуна исчадия ада, тут же, после смерти их создателя, развалились на безобидные кучи глины и песка. А последовавшая через час вылазка гарнизона Белева, с прибывшими в город кавалеристами с далекого Урала, обратила в бегство блокирующий город отряд степняков. В результате чего Белых и его боевым холопам достался в качестве добычи шатер Менги-нукера, с его трупом и наложницей-шаманкой. И уже через день, забрав все свои трофеи, Белых со своей сотней выезжай из Белева на Урал, своё задание он и его люди выполнили.

В результате разгромного похода на Русского царство, крымско-татарское войско, понеся колоссальные потери, было практически уничтожено, а само Крымского ханство стало на грань своей погибели. Среди десятков тысяч убитых простых воинов-пастухов, погибли и племянники с сыновья крымского хана Девлет-Гирея, в том числе и наследник трона калги-султан Мехмед-Гирей, подавляющее число мурз — глав кочевых родов со своими наследниками, сыновьями и прочими родственниками. Из всей огромной, более чем ста семидесяти тысячной армии, перешедшей в июле русскую границу, домой в Крым вернулось чуть более двадцати тысяч измученных, обессиливших всадников. Да и тем хан не дал время для отдыха. Дивлет-Гирей точно знал, что бегущие на юг остатки крымской орды преследует русская кованная конница, имевшая в авангарде наемные отряды легкой степной конницы из нанятых кочевников из зауральских степей, и подпираемая с тыла пехотой московского царя, усиленной артиллерией, в том числе и осадной.