Карибы

Московское царство и иные государства. Январь-декабрь по новому стилю 1569 года от РХ

Весной 1569 года, от рождества Христова, усилия разведки «витязей» в Английском королевстве увенчались успехом. Подогреваемое ими недовольство вылилось в общий бунт крестьян северных графств страны против огораживания. А через неделю в этих же землях вспыхнуло всеобщее восстание против Елизаветы, во главе которого встали местные аристократы, графы Нортумберленд и Уэстморленд. Мятежные лорды, с примкнувшими к ним дворянами, собрали войска и двинулись с ними на юг. Что особенно было отрадно для «витязей», так это то, что в деле подготовки восстания не торчали «уши» русских или тартарцев. За спиной мятежных дворян явственно виднелись силуэты Римского Папы Пия V и короля Испании Филиппа II.

На первом этапе, войскам восставших удалось взять под свой контроль не только северные графства королевства, но и территорию расположенную намного южнее зоны распространения восстания. В августе войска Елизаветы I принудили восставших отступить на север, в связи с несостоявшимся полным объединением восставших крестьян с дворянами, из-за вечного «земельного вопроса», и в октябре правительственные вооруженные силы вступили на земли мятежных графств, начав подавление восстания с большой жестокостью. Показав при этом всю доброту «Доброй Королевы Бесс». Однако подавить до конца восстания не удалось. Часть мятежников отступили и укрепились в горах, уже на Шотландской территории, отбили все попытки королевских войск проникнуть в горы, при этом сами совершая рейды на коммуникации врага. Да и в тылу правительственной армии, то там, то здесь совершались нападение на королевских солдат. В связи с чем, окончательное подавление восстания затянулось до 1573 года. Мятеж северных графств потерпел поражение, то только из-за того, что большая часть руководства восстания, из числа богатеев, при наметившемся намеке на неудачу, бежали в Шотландию, а затем в Испанию и Рим, бросив пошедших за ними людей под шпаги и картечь королевских вояк. Хотя цели, поставленные «конторе» Брусилова, при организации этого бунта, были выполнены. Почти на четыре года «Доброй Бесс» было не до вмешательство в дела иных государств. Окончательно возведена «железобетонная стена» между Лондоном, с одной стороны и Мадридом с Римом-Ватиканом, с другой, так же отвечала интересам «витязей» и Русского царства. Елизавета ни когда не простила попытку отстранения её от власти, ни Филиппу II Испанскому, ни Пию V, с его приемником в Ватикане Григорием XIII. Что в свою очередь вылилось в усиление гонения на английских католиков и увеличение разведсети «витязей» на подконтрольных королевству территориях.

Ещё более усиливаясь межрелигиозная рознь и во Франции, где на королевском троне сидел Карл IX Валуа. 13 марта сего года в сражении в окрестностях замка Жарнак, между католиками и гугенотами был убить признанный глава, вождь, французских гугенотов принц Луи I де Бурбон-Конде, что окончательно похоронило надежду здравомыслящих людей при королевском дворе прекратить ненужную стране гражданскою войну и послужило только расширению вооруженного противостояния.

В испанских Нидерландах продолжалась война между испанскими войсками и голландскими ополченцами. Для удержания мятежных провинций в составе королевства и подрыва финансовой базы ополчения, постепенно перерастающего в полноценную армию, Мадридом был утверждён ежегодный платёж с Нидерландов в размере двух миллионов флоринов, а так же введён 1 %-й налог с имущества, давший королевской казне дополнительно ещё три миллиона триста тысяч флоринов. Поражение Вильгельма Оранского в военной кампании на суше, не остановило его, Вильгельм поступил «не по правилам» этого времени, он установил связь с простолюдинами, «морскими гёзами», стал выдавать этим рыбакам и матросам каперские свидетельства. Направлять на кораблях гёзов своих дворян. И результаты не замедлились сказаться, гёзы все активнее стали действовать на море, нанося все больший и больший урон испанским морским перевозкам.

На италийском «сапоге», согласно папского декрета появилось новое государство, город Флоренция стала столицей Великого герцога Тоскана, а первым главой нового государства, и основоположником династии Великих герцогов Тосканских, стал Козимо Медичи.

В Южной Чехии начались волнения рыбаков на рыбных промыслах в Ромберке, что принесло некий неприятный осадок королю Чехии Максимилиану I, Императору Священо Римской империи германской нации Максимилиану II, а так же ему, но как королю Германии, Римскому королю, королю Венгрии и Хорватии.

Великой Порте то же пришлось подавлять очередное восстание крестьян в Венгрии. Только-только в апреле и мае 1562 года подавили крупное восстание секейских крестьян под руководством Дьёрдя Надя в Трансильвании. Войска восставших секеев в количестве около шестидесяти тысяч вооружённых всадников и пехотинцев, были разбиты армией трансильванского князя Яноша Жигмонда, при содействии турецких подразделений. И то раздавить мятежников и залить пожар восстания кровью бунтовщиков, удалось, только использовав предательство секейских дворян, временно примкнувших к мятежникам. Руководители восстания, в из числе и Дьёрдь Надь, были казнены в городе Сегешваре (Сигишоаре).

На этот раз восстание было не таким крупным, взбунтовались крестьяне в районе Дебрецена, под предводительством Дьёрдема Карачоньи, как против пришлых эксплуататоров-турок, так и против местных «крохоборов»- венгерских феодалов, подняв на свои знамёна лозунгами анабаптизма, то есть повторного крещения взрослого человека, как его личный выбор. Хотя восстание было не таким масштабным, зато более продолжительным, только в следующем, 1570 году, десятитысячная армия Карачоньи была рассеяна венгерскими дворянами и турками.

Международные неприятности не обошли и Русское царства, его два неспокойных западных соседа соединились в одно государство. Объединенный сейм Польского королевства и Великого княжества Литовского проводился, с перерывами, с января по август текущего года в польском городе Люблин. 28 июня был заключен сам акт унии. Уже 1 июля этот акт утвердили, по раздельности, депутаты польского и литовского сеймов, а 4 июля унию ратифицировал король Польский и Великий князь Литовский Сигизмунд II Август. Возникло новое государство от «можа до можа» под названием Речь Посполитая, с включенным в её состав и земель Задвинского герцогства, остатков бывшей Ливонской конфедерации, захваченной Литвой по левому берегу Западной Двины. Решение об образовании этого государства продавили с трудом, в основном напирая на «Московскую угрозу». Измотанное Ливонской войной, потерявшая в результате столкновений с Москвой Полоцк и Витебском с окружающими их землями, с окончательно рухнувшими финансами, из-за войн и наплыва фальшивых литовских грошей, так, что пришлось полностью переходить на польские монеты, ВКЛ не могло в одиночку долго противостоять все набиравшей и набиравшей силу Москве, с её сверх активным монархом.

Но осталось множество и недовольных, даже среди участников сейма, в основном среди бывших подданных Великого князя Литовского. Да и не всех польских панов устраивало уравнивания их в правах с какими-то там литовцами-литвинами. А уж про простое православное население ВКЛ и говорить не стоить. Почти сто процентов крестьян и небогатых мещан и обитателей городских посадов, уже давно были сагитированы бродячими монахи-проповедниками и листками — «лубками», на воссоединения с единоверным Русских, не Московским, царством.

Да и как литовским панам было не выступать против, когда по условиям унии Польскому королевству были переданы обширные территории левобережья и правобережья Днепра, вплоть до Карпат и Подляшье. А это ведь не самые плохие земли с холопами и естественно не мало серебра и золота, получали от этих холопов и иных жителей земель литовские шляхтичи.

Противной стороной, поляками и Ватиканом, ход сделан, и теперь черёд Русского царства, а вернее «витязей», провести ответный ход. И пошли в литовские земли, в замки, города и селения, караваны золота, серебра, оружия, в сопровождении надежных людей. Еще более надежные и подготовленные неприметные человечки, понесли в замки и усадьбы литвинских бояр грамотки от имении Царя Всея Руси Ивана IV Васильевича, прямого потомка Рюрика, призывающих бояр объединиться с единоверцами, православными Русского царства, против католиков поляков и продававшихся им вероотступников из числа литвинского боярства. А по селам и городам, массово заполонили корчмы и рынки, верные люди, несущие простым людям весть об передачи их под власть схизматиков католиков из Польши и вероотступников, различных протестантов, которые даже сами католики признают еретиками. Эти калики перехожие призывали объединиться с единоверным Русским царством, в котором простые люди, из тяглового населения, имеют явные послабления по сравнению даже с Литвой, не говоря уж об положении крестьян в Польше, не имеющих ни каких прав, и к положению которых паны хотят низвести и простых литвинов. Кроме устного слова, княжество наводнили памфлеты и народные рисованные памфлеты-«лубки», высмеивающие панов, великого князя, польские порядки, католическую веру с ксёндзами. При этом наглядно объясняющие, в виде рисунков, что будет с крестьянами и мещанами, обычных городков, которым королем не даровано «Магдебургское право». И это начало приносить плоды. То тут, то там, вспыхивали бунты крестьян и городской бедноты, частенько поддерживаемых мелкопоместными литовским шляхтичами. А то объявлял рокош и какой нибудь местный князёк, которому перепало московского серебра. Такая нервотрепка для новоиспеченного короля Речи Посполитой Сигизмунд II Август продолжалась весь год и благополучно перешла в 1570 и 1571 года.

Перешедшее, с прошлого года, на этот год, расследование московской измены среди окружения царя Ивана, продолжалось. Вслед за арестами в прошлом году основных фигурантов дела, начались аресты их связей, в том числе и не причастных к заговору. К апрелю следствие было закончено, передано для ознакомления и утверждения царю, от него документы ушли в боярскую думу, которая и приговорила 12 мая к сметной казне бывших любимцев монарха: Алексея Даниловича Басманова с сыном Фёдором, князя Афанасия Ивановича Вяземского, Ивана Михайловича Висковатого, Никиту Афанасьевича Фуникова-Курцова, Василия Ивановича Степанова, Ивана Никифоровича Булгакова-Коренева, Григория Федоровича Шапкина. И вновь, в третий раз, Иван IV при народе, помиловал «тятей», заменив смерть каторжными работами, со ссылкой семей всех осужденных на окраины царства. Вместе с основными фигурантами сослали, по приговору суда, на каторгу и ссылку и их помощников, близких слуг, подьячих, так же со своими домочадцами. И уже в начале июня на Урал потянулись суда, в сопровождении царских стрельцов, увозящих в ссылку и каторгу осужденных и их близких.

Итого этого расследование стало смена руководителей ряда основных приказов, Посольского, Поместного, Разбойного, Большого прихода и царской казны. Так Посольский приказ возглавил, неплохо относящийся к уральским боярам и сам приложивший руку к смешению своего предшественника, дьяк Андрей Яковлевич Щелкалов. Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский возглавил вновь образованный опричный сыскной приказ и получил чин думного боярина, такой же чин получили Черный, Золотой, Воротынский. Положение «витязей» при царском троне настолько упрочилось, что их стали брать в свои расчеты послы иностранных стран и их государи. Появилась реальная возможность влиять на политику Русского царства явно, напрямую, а не тайно, опоследственно.

В начале мая из Риги, на наёмном ганзейском судне, ушло посольство в Испанию, возглавляемое дьяком Посольского приказа Василием Яковлевичем Щелкаловым, родным братом главы приказа, Андрея Яковлевича Щелкалова, для заключению мира между царём Русским Иваном IV и королем Испанским Филиппом II. И уже в первых числах июля посольство было на аудиенции у Филиппа II Испанского, принявшего верительные грамоты, выслушано им и перенаправлено к своим министрам с чиновникам, после чего прием и закончился. А на второй день и начались истинные переговоры и торг по условиям мира. Ведь так получилось, что не объявляла войны, два государства оказались фактически в состоянии военного противостояния, в связи с вождением в Русское царства, Тартарского царства, по причине пресечения тартарской царской династии, со всеми его сокровищами и проблемами, в том числе и испанской, в далекой заокеанской земле.

Русские требования были: заключения мира, но так как, часть земли за океаном, уже фактически принадлежали тартарскому царю, то эти земли остаются под рукой русского царя. Русский государь берет на себя обязательства более первым не нападать на земли, поселения и корабли Испанского монарха, а тот в свою очередь обязуется не совершать подобных актов агрессии в отношении царских земель, государевых подданных и их имущества. Свобода торговли русских купцов в испанских портах, а испанских в русских, за исключением военных гаваней. Так же русский царь обязался оказывать помощь своему брату в истреблении пиратов и корсаров иных держав, появлявшихся в водах Нового Света. За что просил уступить, помимо уже занятых его подданными земель, еще острова Куба, Эспаньола, Тринидад, безымянный небольшой островок, самый северный из Наветренных островов, названного русскими послами, для идентификации, островом Сомбреро, а так же порт Вальпараисо, в Перу, на западном побережье материка, с прилегающими к нему с севера землями побережья и территорию, расположенную восточнее города. Кроме того провести границу на материке, между Русским землями Нового Света и территорией колоний Испании, по середины реки Миссисипи, что на языке одного из местных племен, оджибве, означает «большая река», впадающей в залив, омывающий берега Новой Испании и Флориды. Правый берег отходил Испанскому королевству, а левый Русскому царству. Торговались по условиям мира активно, как на восточной базаре, но так до конца года и не пришли в единому мнению, перенеся заключения мира на следующий год.

Хотя, истины ради, стоит отметить, что посланники царя Ивана ратовали за скорейшее заключение мира не одни. Привлеченные «брусиловцами» и «воротынцами» на Карибах к сотрудничеству испанские гранты, оказывали ответную услугу своим любезным хозяевам с Тортуги, у которых они недавно были в не добровольных «гостях». Но особенно большую помощь при заключении мира, московиты получили от возвращенных весной 1568 года в Испанию, плененных ими во Флориде, главы иезуитской миссии у флоридских индейцев, падре Себастьяна и его пятерых монахов. По прибытию в метрополию, все шестеро начали активно продвигать в умы обитателей Мадридского двора предложение о мире с Тартарией, а потом и с Московией. Вот падре Себастьян и сумел «вложил» в голову короля Филиппа, мысль, заключить с царём варварской Московии мир, получив спокойствие на своих землях Нового Света, дополнительную их защиту от пиратов «добрых» соседей по Европе и возможного союзника в борьбе с берберскими пиратами и их покровителем турецким султаном.

Да и появившиеся у испанской короны в последнее время под боком проблемы, в виде восстание в Нидерландских провинциях, ширящегося который уже год подряд и не думающего затихать, а все время разгорающегося все сильнее и больше. А тут ещё в самой Испании взбунтовались мориски, уже почти второй год бунтуют. Подавишь в одном селении, как тут же приходить известие, что в другой местности мориски опять убивают добрых католиков. Хоть всех убивай или выгоняй из королевства. А тут глава московитского посольства предложил забрать к себе в Московию всех этих бунтовщиков с семьями, но только при условии, если они согласятся на переезд и очередную смену религии.

В Москву пришла печальная весть, от «черного мора» проникшего через все кордоны, скончался, вместе со всей семьёй и половиной обитателей монастыря, опальный князь Владимир Андреевич Старицкий, двоюродный брат государя Ивана Васильевича. Который с чадами и домочадцами обитал с 1567 года в ссылке в Хутынском монастыре, названном так в честь основателя монастыря святого монаха Варлаама (в миру Алекса Михалевича) (Варлаамо-Хутынском Спасо-Преображенском монастырь, названный так благодаря построенному в 1515 году Спаско-Преображенскому собору). Монастырь расположился в семи километрах от Великого Новгорода, вот в нем, в выделенных хоромах, под надежной охраной двух отрядов стражников, отряда уральских стрельцов, осуществляющих внутреннею стражу за монастырской стеной, и воинов от Московского монарха, осуществляющих внешнею охрану, забазированной не только в самом монастыре, но и в выросшей около монастырских стен деревушке Хутынь, проживал опальны царский родич. Только своевременное закрытие монастыря на карантин и вмешательство прибывшей из Ладоги половины санитарного отряда Северо-Западного региона, предотвратило начавшуюся разрастаться эпидемию. Но к «сожалению» уже было поздно. Князь Старицкий с семьей и своими ближниками, отошел в лучший мир.

После уничтожения очага чумы, было проведено следствие, в ходе которого установлено, что возможным источником заражения болезнью могли быть нищие, которых привечала княгиня Евдокия Романовна, сажая их за свой стол, хотя и на дальний конец. По словам спасенных сторожей опального князя, перед началом эпидемии, в монастырь пришла подобная группа в количестве полудюжины попрошаек, пришедших, с их слов, по воде из окрестностей Ладоги. Около которой в этом году опять тормознули пару суденышек с больными моровым поветрием. Пришедших нишебродов, явно выгладивших не здоровыми, о чем так же поведали сторожа, княгиня, не смотря на возражения десятника стражи от «витязей» Степана Криворукова, левая рука у него действительно было подсохшая, результат ранения ногайской стрелой, накормила за своим столом и общалась с ними долго. А на четвертый день, после контакта с нищими, заболела княгиня Евдокия, жар, лихорадка. За ней заболели дети, сам князь Владимир, слуги семьи, монахи из окружения князя и пошло и поехало. Когда через неделю вспомнили про последних посетителях княгини и заглянули в избушку, в которой обычно останавливались подобные компании, то нашли там шесть трупов с явными признаками «черной смерти» на них.

Только прибытие уральских медиков с антибиотиками, спасло остатки обитателей монастыря, в основном это были люди из охраны князя. Видимо меньше общались с несчастным семейством, вот и не успели заразиться вместе с первыми заболевшими из княжеского окружения. А может и зелье лекарское помогло, которое десятник Криворучко, раз в неделю давал стрельцам охраны от «витязей», а после появления признаков мора, начал давать питьё каждый день, в том числе и воинам царской охраны.

Дальнейшее расследование, установило, что эти богомольцы были замечены в окрестностях Ладоги, где им передали подаяния, в том числе и какую-то одежду с проходящего купеческого судна. В последствии именно на этом судне были обнаружены больные чумой. Все это поведал людям Скуратова-Бельского, проводящих следствие опять совместно с «воротынцами», «свидетель», вепсский рыбак, как раз проплававший в этот момент мимо. Он же опознал и судно, с которого передавали подаяния, как одно из двух послуживших источников заразы.

Поступившие в прошедшем году от верных людей в Крыму сведения об организации турецким султаном Селимом-пьяницей похода на Русь, в этом году подтвердились. 31 мая из турецкого Азова, вверх по Дону вышла турецко-татарская армия под командованием паши Касима, бейлербея Кафы в количестве двадцати семи тысяч человек, при полусотне разнокалиберных орудий, с целью захвата у московитов Астрахани. Но ещё до похода кавказские «крысы» побежали с русского «корабля». Числящие вассалами царя Ивана шамхал Тарковский и князь Тюменский прислали посольства в Кафу, к местному бейлербею, с выражением покорности Османскому монарху и желанием присоединится со своими воинами к походу уважаемого славного паши.

Под началом паши Касима в поход шли две тысячи янычар, полторы тысячи сипахской конницы, чуть более двадцати трех тысяч пехоты азапов и акынджи, призванных из окрестностей Никополя, Силистра, Амсья, Чорума, Джаники, порядка пяти сотен пушкарей, из которых полсотни были профессионалы топчу. Кроме того по приказу султана к армии вторжения у Переволока в устья реки Царица, должны присоединиться ногаи и крымские татары в количестве пятидесяти тысяч легкой конницы, под предводительством самого крымского хана Девлет Гирея. Вслед за войском двинулся огромный обоз и тридцать тысяч рабочих из городов Кафа, Балаклава, Тамань, Мангуп, собранные для рытья канала. По Дону войско сопровождала флотилия в составе более сотни малых галер, на которых везли осадные пушки, припасы к ним, продукты и иное снаряжение. Перед такой силой, донские казаки отхлынули с пути турок с татарами и османам в лучшем случае доставались только пустые городки. Заодно дончаки растащили по укромным местам, попрятав в тайниках оборудования Волго-Донского волока, на всем его протяжении от Дона до Волги.

Сводные конные летучие отряды донских казаков и царских воинов, в основном состоящих из уральских конных стрелков, постоянными обстрелами из ружей, винтовок и луков беспокоили турецкое войско, а по отставшему от войска речному каравану, применяли, с легких одинарных станков, ракеты, снаряженные сгущенным бензином. Хотя и не всегда ракеты попадали в цель, но залп из одного-двух десятков ракет, всегда приводил к попаданию в одно-четыре судно и их возгоранию. Даже если ракеты не попадали, то они взрывались над рекой и орошали её воды горящим бензином, горящую смесь течением сносило и прибивало к корпусам галер, к которым она прилипала и поджигал дерево бортов. Особенно удачно было, если загоралось судно перевозящие порох, от огня оно взрывалось и тогда от его горящих обломков загоралось дополнительно два-три кораблика. После двух, максимум трех залпов по войскам или после ракетного залпа по каравану, казачье-уральские всадники быстренько отскакивали назад и растворялись в степных просторах. И хоть ружейный обстрел наносили турецким воинам минимальный ущерб, но стрельба несколько раз в день и минимум пару раз за ночь и летящие в тебя пули, убивающие или ранящие твоего соседа по строю, либо ночевке, не способствовали повышению боевого духа и здоровья. А после того, как гяуры начали запускать свои шайтановы ракеты не только по галерам, но и в лагерь остановившихся на ночлег правоверных, вообще стало очень плохо. Мало того что они сжигают все вокруг того места, куда упали или над которым взорвались. Так они ещё и вопят как тысяча дэвов, собранных в одном месте.

Но все когда нибудь заканчивается, окончился и этот переход от Азова, войска Касим-паши поднялось вверх по Дону до Переволока на реке Царица, где остановилось, ожидая прибытия крымского хана и каравана судов, на которых доставлялось снаряжение, большие пушки, порох и ядра к ним. Наконец через неделю прибыли ожидаемые и турки приступили к рытью канала, параллельно начав сооружать катки для волока, что бы перетащить свои галеры с осадными орудиями и припасами из Дона на Волгу. Но тут приключилась беда, на войско, строителей, а вскоре и на татарскую орду, но в меньшей степени, напал мор. Люди начали маяться животом, их рвало, вся окрестность лагеря были залиты жидкими испражнениями. Простояв в течение двух недель, пытаясь копать канал, одновременно строить волоки и колеса для перевозки судов в Волгу, турецкие начальные люди бросили эту затею. Переволочь тяжелые и большие для волока галеры в Волгу так и не удалось — «пытались копать и каторги волочити, но сил не было копать, а колеса постоянно ломались.».

Но желания правителя Блистательной Порты восстановить мусульманское царство на берегах Ахтубы должно было исполнено, и турецко-татарская орда, отослав в Азов, под командованием капудан-паши остатки галер с осадными пушками, огненным припасом к ним, четвертью запасов продуктов, не вошедших во вьюки татарских и обозных лошадей и иного тяглового скота, а так же ослабевших от болезни воинов и рабочих, в сопровождении пяти сотен янычар, пошла на прямую через степь к Астрахани, оставив на месте своей стоянки загаженную испражнениями местность и огромные могилы, в которых скопом зарыли, в нарушение заветов пророка, более пяти тысяч человек, умерших от мора. На Астрахань вышли поредевшие сипахи, янычары, пехота азапов с акынджи, татарская конница и едва ли десять тысяч рабочих, понесших наиболее огромные потери от мора. Из всей артиллерии Касим-паша смог взять только двенадцать легких пушек с боеприпасами, другие, более крупнокалиберные пушки через степь провезти было невозможно, очень уж они большие и тяжелые.

Путь войска был тяжек. Под непрерывными обстрелами казаков и присоединившимися к ним русскими конниками под предводительством князя Петра Семеновича Серебряного, помечая свой путь общими могилами умерших от болезни и убитыми пулями воинов и рабочих, в общем количестве почти одиннадцать тысяч басурманских душ, передовые части армии паши Касима 2 сентября пошла к Астрахани, без осадной артиллерии и припасов. Девлет-Гирей всегда противился усилению турецкого присутствия на исконных татарских землях и к Астрахани объединенное войско долго двигались по безводным степям и пришли совершенно измученными и тяготами пути и болезнью.

Разбив на месте старой Астрахани полевой лагерь, турки вскоре отстроили укрепленный военный городок. И не смотря на все ещё свирепствующую болезнь, которая только усилилась, на отсутствие осадной артиллерии и достаточного запаса пищи, началась полноценная осада. Турецкие инженеры попытались сделать подкоп под стены крепости для закладки пороха, но не смогли этого сделать из-за близкого залегания грунтовых вод, начатые траншеи и туннели за ночь заливало водой почти полностью.

К 1569 году русский Астрахань представлял собой сильную крепость. Еще в 1558 году первый Астраханский воевода Черемисов перенес крепость со старого, ещё татарского места, на новое, выбрал для строительства города бугор Заячий, на левом берегу Волги. Получивший своё название по причине нахождения на нем во время половодья целых стад зайцев, спасавшихся на этом возвышенном месте от воды. Место выбрано было толково. Казалось сама природа позаботилась о защите будущего города. С северной, западной и южной стороны доступ к нему преграждали река Волга, ее приток Балда и непроходимые болота. Оставалась не укрепленная природой только восточная сторона, на которой сначала насыпали земляной вал, но он быстро разрушался. Тогда город был обнесен деревянным палисадом. Расположенный на острове, на высоком берегу, русский Астрахань, обнесенный деревянной стеной и земляным валом, не представлял живописной картины. Такие же низкие строения из глины и камыша, как и в старом татарском Астрахани, теснились друг к другу. Улицы засыпанные песком летом и непролазной грязью зимой, были часто непроходимы. Ужасный запах исходил от развешенной везде рыбы, которая была основным продуктом питания. Тяжелый жаркий климат, недостаток в мясе и хлебе были причиной частых эпидемий. Однако город имел большое значение для развития русской торговли. Этим и была в первую очередь вызвана забота монарха о городе. Царь не забывает Астрахань, посылает сюда людей, припасы, дерево для постройки кремля. В конце того же 1558 года, по воле Ивана IV, русские мастера Дей Губастый и Михаил Вельяминов, приступили к строительству каменного Астраханского кремля. Кирпич с камнем, не сильно комплексую, брали с развалин золотоордынского города, откуда их и привозили на строительство. К моменту выхода Касим-паши к Астрахани, стены Кремля и усиливающие их оборону башни, были уже отстроены из камня и кирпича. Самой мощной башней являлась Крымская, расположенная на западной стороне кремля, с толщиной стен в три с половиной метра, имеющая пять ярусов, с двадцатью бойницами. Однако не все кремлевские башни были такими мощными. Самой слабой была Житная башня, имевшая всего девять бойниц, названной по расположенному перед ней Житному двору. Другие башни назывались: Архиерейская, возведенная рядом с домом архиерея, Красная, то есть красивая, Артиллерийская, выстроенная рядом с артиллерийским двором. Естественно имелся в Астрахани, как и в любом русском городе и посад, ведь не смотря ни на что население города росло и за стенами кремля места всем не хватала. Вот на востоке от кремля, в единственной стороне, где можно было селится, и вырос обнесенный дерево-земляной стеной посад. Забегая вперед, к 1631 году, эта территория была обнесена каменной стеной и получила название Белого города. А в настоящее время каменный кремль являлся единственной надежной защитой для горожан от вражеских набегов и осад.

Не дошли спокойно до Азова и галеры, под командой капудан-паши. Все время их движения по Дону, турецким караван преследовали донские казаки в лодках, вмещающих по десятку человек. Преследователи несколько раз вступали в бой с арьергардом турок. При этом каждую ночь продолжая обстреливать суда из ракет с зажигательным составом. В итоге в Азов вернулось почти на половину меньше судов, чем выходили из него. А 30 сентября уральские диверсанты при помощи донских казаков, подняли на воздух пороховой погреб в Азове, от которого в городе начались пожары и большинство его строение с частью городской стены были разрушены. Как впоследствии доносил в Москву царский посол Афанасий Нагой: «у города рухнули стены и наряд и запасы и суда сгорели. И, говорят, что зажгли город русские люди.».

Видимо настала пора пояснить откуда взялся так вовремя в турецком стане мор. Все было просто. Пока турки ждали прибытия татар и судов, в их лагерь, под покровом тьмы, в турецкой одежде, прокрались уральские диверсанты и обрызгали мутной жидкостью запасы вяленой рыбы, плеснули её во все попавшиеся по пути котлы и казаны, не поленились развязать и плеснуть зелья в лежащие на их пути бурдюки. Да и просто щедро, от души облить жидкостью палатки, да и самих правоверных воинов, крепко спящих после двух неспокойных ночей и дней, устроенных этими северными гяурами, окропили, не жалея содержимое бутылок. При отходе, оставили в стане врага и сами пустые бутылки, позариться кто-либо из правоверных на дорогую стеклянную посуду, вот и еще один пораженный мором враг.

Отошедшие из турецкого лагеря диверсанты, собрались на условленном месте, быстренько сбросили с себя турецкие одежды, обтерлись сильно пахнувшей жидкостью, щедро поливая ею тряпицы, которыми обтирались, выпили по пузырьку зелья, как говорил боярин Михин, для профилактики, залили кучу сброшенной одежды смесью керосина с бензином, и уже находясь на конях, кинули в кучу горящий фитиль, от которого вся куча сразу занялась пламенем, привлекшим внимание врага, но диверсанты были уже далеко от этого места.

Как уже стало ясно эпидемия поразившая армию вторжения, произошла по воле уральских диверсантов, разбрызгавших во вражеском лагере «питательный бульон» кишащий холерными вибрионами. В свою очередь, содержимое бутылок создали в Уральском уезда, в укрытом в небольшом ущелье предгорий Уральских гор, поселке, в котором разместилась эпидемиологическая лаборатория «витязей». О применении химии и микробиологии в военных целях «витязи» задумались только в последние пару лет. До этого как то не было нужды в них. Эпизодическое применение в Хорезме не летальных отравляющих веществ, можно было в расчет не брат. Это не так боевые, как полицейские ОВ. Тем более, что от болезней можно было пострадать и самим. Но в настоящее время выпуск различных антибиотиков был налажен и выведен на промышленную основу. А тут имелись знания, что в 1569 году турки нанесут удар по Астрахани. И хотя в их истории все для Руси окончилось благополучно. Но они уже начали понемногу менять известную им историю, и возникла необходимость подстраховаться. Тем более, что в открытую громить турецкие войска пока было рано, не стоило показывать врагу свои истинные силы. Вот и решили использовать микробиологию. Выбирали вид оружия, выбор пал на холеру. Достаточно легко, для попаданцев и их людей, даже в полевых условиях, соблюдать правила безопасности при работе с данным возбудителем. Сам он не стоек ни к высоким температурам, кипячение гарантированно убивает вибрионы мгновенно, они чувствительны к высушиванию, действию солнечного света, любым дезинфицирующих веществам и кислотным растворам. Правда холерные вибрионы хорошо переносят низкие температуры, могут перезимовывать в замерзших водоемах, длительно сохраняться в прибрежных водах морей. А в воде поверхностных водоемов, или в теплое время года возможно даже их размножение, чему способствует загрязнение воды отходами со щелочной реакцией, особенно банно-прачечными стоками. Но где в степи вода, да и найти на Дону или в Азовском море банно-прачечные стоки тоже проблематично. Зато много солнца, сухого ветра. Вот и приняли в этом случае в качества оружия холеру. Ну а вырастить в питательной щелочной среде достаточное количество холеных вибрионов и расфасовать их по бутылкам, а так же подготовить в необходимом количестве дезинфицирующую жидкость и лечебно-профилактический раствор, для той же лаборатории не составило труда.

Доставили все три вида жидкостей на Дон и вручили диверсантам, уже после выхода турок из Азова. Операцию решили проводить собственными силами, не привлекая казаков. А то кто знает и просчитает их реакцию на применения чужими на их землях морового зелья. Могут быть проблемы. Вот и выполнили уральские диверсанты эту операцию собственными силами, не посвящая своих союзников казаков в тонкости этого рейда. Да тем и не было дела до них. Умаялись, отдыхают, после двух суток непрерывного «концерта» у вражеского лагеря, проведенного накануне операции.

Осада Астрахани продолжалась. Касим-паша все пытался разбить кремлевские стены дюжиной своих полевых пушек. Тем более, что астраханские ногаи донесли, городской гарнизон мал, хотя и имеет изрядный огневой припас и запас продовольствия. Да и захваченные после недолгого, но кровопролитного, для штурмующий, приступа, сгоревшие развалины городского посада, внушали некую надежду в благополучном, для туром, штурме городского кремля. Ведь кое-какие потери гарнизон понес и при штурме посада. Хотя выдав с десяток залпов по штурмующим, русские ушли в кремль, отгородившись от наседавших турок и татар, огнем подожженного посада.

Но дни шли за днями, а взять детинец так и не удавалось. Командующий турецкой армией Касим-паша принял решение зимовать, с турецкой частью войска под Астраханью. При этом Девлет Гирей со своими татарами должен был зимовать в Крыму. Боевой дух осаждающих падал день ото дня. Чему способствовали и продолжающаяся холера, и начавшаяся осушаться нехватка пищи, и наступившие холода. Последней каплей, переполнившей терпение турецких воинов, даже гвардейцев янычар, стал прорыв в крепость подкрепления и доставка припасов. По Волге на стругах и ладьях подошло московское войско под предводительством князя Петра Серебряного. Поддержанные артиллерийским огнем со стен Астрахани, русские войска, основательно потрепав противника, прошли в крепость, проведя с собой большое количество продуктов и огневого припаса, уложенного в лодьи. А через сутки, с севера над турецко-тарскими войсками нависли московские полки, стрельцы на лодьях и стругах по Волге и конница на правом берегу реки.

Простояв после русского прорыва в крепость ещё с десяток дней у Астрахани, первыми не захотели ни сражаться, ни зимовать янычары, о чем прямо и заявили Касим-паше. Как впоследствии писал русский летописец: «Нам зимовать немочно, мы помрем с голоду! Государь наш всякой запас нам дал на три года, а ты нам из Азова велел взять на 40 дней корму! А Астраханским людям нас прокормити немочно, то ты ведаешь!». Их поддержали остатки сипахов и даже пехота. Тем более, что к этому времени татар с ногайцами и след простыл. Получив добро от командующего армии, хан и его воины ушли из лагеря на следующий день, с утра.

А вскоре, в след за татарской конницей, 26 сентября отправились до Азова и остатки турецких войск, психологически подгоняемые идущей вслед за ними конницей московитов. Предварительно, при уходе, уничтожив свой военный городок, остатки посада со стенами и пригородные хутора Астрахани, Касим-паша повел армию по кратчайшей дороге, через почти зимнею степь. В шестидесяти километрах от Астрахани, на Белом озере, войско встретил чауш турецкого султана Ахмет-паша, с приказом о зимовке у Астрахани. Однако войско не подчинились приказу султана и через месяц пути, по кабардинской дороге, Касим-паша вернулся в Азов, потеряв почти всех людей, умерших с голоду и болезни по дороге к Азаку. Поход имел не только материальные, финансовые и людские потери. Он принес правителю Блистательной Порты и более весомый ущерб, моральный. «Если бы против нас русские выступили, то ни одному назад не возвратиться, все пропали бы» — говорили янычары после Астраханского неудачного похода и стали называть султана Селима II «несчастливым». Кроме того разгромный итог похода, подорвал военную репутацию турецкой армии и флота, что через два года аукнется османским галерам в битве при Лепанто с объединенном флотом европейских государств. Объединившихся в немалой степени и из-за дошедших до Европы известий о поражении сухопутных и морских сил азиатской империи, от варварской Московии.

И если для рядовых участников все закончилось очень плохо, из похода до Азова дошло едва ли тысяча измученных людей. То для Касим-паши и хана Девлет Гирея все окончилось более-менее благополучно, только большими, но не дороже жизни, финансовыми потерями. Естественно сначала повелитель правоверных Селим II разгневался и повелел казнить обоих. Но поддавшись уговорам своих приближенных, а особенно своей родной сестры, сменил гнев на милость и заменил казнь на денежное подношение. Селим взял с провинившихся, за их жизни не мало. Только с одного Касим-паши, было получено сто тысяч золотых, которые он лично привез в столицу и передал казначею султана.

Более ни каких последствий этот поход не принес. Султан османов и, в основном, его Великий Визирь Соколлу Мехмед-паша, замяли этот инцидент, официально выдав его за поход их вассала Крымского хана, а потери списали на эпидемию неизвестной болезни и морскую бурю, потопившую все галеры в Азове.

Московский правитель, в свою очередь так же «спустил это дело на тормозах». Не ударил во след разбитому врагу, на полуразрушенный Азов, не произвел рейд в Крым. Чем, по мнению Стамбула и Бахчисарая, подтвердил свою слабость. А вскоре и подтвердил это мнение отправив в следующем 1570 году в Константинополь своих дипломатам во главе с дьяком Новосильцевым, с задачей заключить с Турцией мира и добиться признания присоединения Астрахани к России. Однако посольство не добилось успеха, не выполнив ни одну из задач. Уверившиеся в свои силы османы отклонили оба предложения. Хотя до 1572 года, турецкие войска более не участвовали в набегах на Русь. А диван султана и сам Селим окончательно похоронили величественный проект постройки турецкого канала «Дон-Волга».

Хотя это решение Русского монарха, стоил Черному почти месяца уговоров государя не поддаваться на диктуемые ситуацией действия. А сделать вид, что не заметил нападения на свой город, явно показав окружающим правителям свою слабость и даже умалив своё собственное царское достоинство. Основная мысль, которую Мечеслав донес до Ивана Васильевича, была, необходимость окончательно решить крымскую проблему, для которой было необходимо выманить из Крыма, по возможности, все татарское войско, после чего привести их в нужное время и оставить всё войско на этом месте на века. Во имя достижения этой цели государь и пошел на демонстрацию слабости царства и умаления собственного достоинства. Заодно согласовали с монархом и план действий по достижению поставленных целей до 1575 года.

В начале января из Петербурга, на Белов и далее до Архангеломихайловска ушел небольшой санный обоз увозивший в Заморскую Русь, ссыльнокаторжного Ивана Григорьевича Выродкова с семьей. При отъезде Уральский воевода лично, без всяких сантиментов объяснил Ивану Григорьевичу сложившуюся ситуацию, в которой последний был виноват сам. К чести Выродкова он это понял и поклялся на Евангелии и кресте, что искупить своими праведными трудами на новом месте все свои вольные и невольные прегрешение перед государем и страной. Заодно пообещав подготовить места для принятие других ссыльнокаторжных с чадами и домочадцами. Многих таких грамотных, подготовленных людишек, по глупости или из-за гордыни, замешанных в антигосударевой деятельности, предстоит пристроить к делу, с наилучшим результатом для государства.

И правда, весной, только отправили караван с тремя комплектами аппаратуры радаров в Архангеломихайловск, для их дальнейшей перевозки в Порт-Росс, как вскоре прибыл караван более с чем полутора тысячами ссыльными из Новгорода и Пскова. Прибывшие в основном были бояре и сыны боярские со своими домочадцами, боевыми холопами и слугами. И уже к лету все они были пристроены к делу. Половина бояр и детей боярских посадили на пограничные, уже порядочно углубившие в степь земли, по правому берегу Урала. Остальных воинов с двумя десятками подьячих и десятком купцов отправили на жительство в Хорезм, под руку наместника Беркута. Наделив бывших новгородских и псковских помещиков дачами на новом месте, с приписанными к земле местными крестьянами-дехканами. Пора было начинать привязывать эти земли к Русскому царству покрепче, чем сабли, ружья и пушки, фактически оккупационных войск. Ни что не привязывает земли окраин к метрополии, как наличие в них как можно большего населения титульной нации метрополии.

Этой же весной из Петрограда ушел в степь, под крепкой охраной, огромный караван, руководимый боярином Молот Игорем Глебовичем, со товарищем боярином Воротниковым Аркадием Степановичем, с официальной целью, достичь новых земель русского государства, ранее принадлежащих Тартарскому царству, в прошедшем году добровольно вошедшем в Русское царство. Однако действительную цель похода знали только Молот и Воротников. В их задачу входило достичь предгорий Алтайских гор, и в назначенном районе, выбранном с учетом возможности обороны, самообеспечения продуктами питания и добычи полезных ископаемых, заложить укрепленный город. Распахать поля, провести геологические изыскания на месте, информация информацией, но на местности перепроверить её следует. В общем обжиться и застолбить за Русским царством этот край. Для чего и выделяли такое количество переселенцев и воинский конвой, не забыв и об церковном окормлении паствы, присоединив к каравану приличное количество монахов и попов, отправленных из Уральской епархии в дикие земли по личному распоряжению архиепископа Уральского, Ногайского, всея Сибири и Туркестана Герасима, поддержанного самим Московским Митрополитом Макарием. Выдали большое количество «единорогов», «сакмарочек», «уралочек» с порохом и иными припасами к ним. Предоставили одну радиостанцию дальней связи и полдесятка аппаратов средней дальности с радистами и техниками наладчиками. В общем у «витязей» нарисовался еще один анклав, который будет необходимо поддерживать и военной силой, и переселенцами, и материально-финансово.

Согласно воли монарха, «витязи» сбагрили персидскому шаху за золото, серебро и самоцветы все имевшиеся у них на Урале исправные трофейные орудия, которые еще не пошли в переплавку. В общем количестве в сто двадцать один ствол. Заодно прибавили пороха, в среднем по паре десятков выстрелов на ствол, да картечи, из расчета полтора десятка зарядов на орудие. Ядра отливать не стали, с калибрами был полный раздрай, практически чуть ли не для каждой пушки нужно было отливать ядро подходящего только к ней калибра. Вместо этого продали кызылбашам десять тонн чугуна в слитках, путь сами отливают ядра нужного им калибра. Пообещали ещё продать им пушек, мушкетов, свинца, чугуна и пороха, но в следующем году. Пока трофейные мушкеты и остатки пушек не были доставлены из-за океана. Рассчитаться за проданное, у прибывших за припасами «красноголовых», не хватило привезенных драгоценных металлов и камней, договорились довнести недостающую сумму товарами, с доставкой персами в Уральск, по ценам Персии. Дополнительно, Золотой, ведший дела с шахцами от имении русского царя, обязался ежегодно, в течении десяти лет, поставлять им порох, не менее тысячи пудов, по обговоренной в ходе переговоров цене. За проданные неликвиды получили драгметаллов с каменьями и товарами на сумму свыше 700 тысяч золотых ашрефи. Так же выполняя повеления своего монарха, Уральский воевода, выстроил в Уральске и Петропавловске по одному отдельному купеческому двору, для персидских гостей «Гилянский двор», а для купцов индийцев «Индийский двор». В Астрахани, в связи с турецко-татарским походом, выполнить волю государя не представилось возможным. С проданными пушками в Персию уехали и пушкари-инструктора, для обучения воинов шаха обслуживанию и стрельбе из проданных орудий.

К августу изготовили и отправка в Хорезм, для Беркута, в разобранном виде, вторую пару небольших пароходиков, с котлами на мазуте, вооруженных одним восьми, пятью трех фунтовыми морскими «единорогами» и с одной автоматической картечницей на тумбе на баке, для усиление речного патрулирования русла и берегов Аму-Дарьи.

Еще из некоторых достижений попаданцев можно указать разработку осколочно-фугасных и зажигательно-фугасных небольших ракет, снаряженных зажигательным составом с разрывным зарядом, так же готовых осколочных элементов, помещенных вокруг взрывчатки. Подрыв производился обыкновенной трубкой с фитилем, вставляемой в снаряд и поджигаемым перед запуском. Сами ракеты запускались с легких одинарных переносных станков. Данные изделие уже испытали в боевой обстановке при отражении турецкого наскока на Астрахань. Как и предполагали точность ракет была ни куда не годная, в сравнении с точностью ружей и артиллерии. Но по площадям и даже по кильватерной колонне судов, применение ракет дало хороший результат. Так же в этом году, и тоже для отражения неприятия от Астрахани, в неприметной горной долине, в предгорье Урала, в находящейся в ней эпидемиологической лаборатории, выстроенной в 1567 году, вырастили классический штамп холерного вибриона, так как он поражал только человека и не заражал животных, как его «собрат», вибрион штампа Эль-Тор, который в отличие от классического способен гемолизировать эритроциты барана. В апреле размножили его, упаковали и отправили к месту применения, на Дон, вместе с расфасованными дозами дезинфицирующего и лечебно-профилактического растворов.

Кроме чисто военных, имелись разработки и двойного назначения. Так довели до рабочего состояния и запустили в малую серию, в ручную сборку, но без подгонки напильником, судовые дизеля, которых к концу года сумели изготовить целых полдюжины. А по доставленным с гонцом в Петроград, перед самым Новым Годом, в тубе-сейфе, рабочим чертежам и технологическим картам кораблей управления флота, начали в срочном порядке изготавливать восемь комплектов судового силового набора и десяток судовых дизелей.

В остальном для Уральского уезда и этот год прошел без больших войн. В конце года, как дополнение к ранее сосланным, еще приняли из Москвы ссыльных и каторжников, с их семьями. Разместили по местам отбывания наказания, пристроили к делу, но пока присматривались к вновь прибывшим, кто на что годен и чем «дышит». Выпустили очередных специалистов из всех трех Уральских ВУЗов. Набрали в Университет новых студентов. Провели собрание акционеров всех обществ попаданцев. На собрании в банке поставили вопрос об организации со следующего года представительств банка в городах Персии — порте Астаре, Исфахане, Тебризе и столице Казвине, если будет на то шахское дозволения. Подобный вопрос подняли и перед акционерами «Московской-Туркестанской торговой компании», об открытии в выше указанных городах торговых дворов компании, так же при условии одобрения персидским государем строительства дворов и дарования российским гостям право на свободную торговлю в его владениях без уплаты пошлин.