Карибы

Русское царство. Январь-июнь по новому стилю 1572 года от РХ

В январе в зауральскую степь ушли ватаги купеческих приказчиков, для закупки у казахский ханов и прочих степных султанов и правителей коней. Летом сего года понадобиться огромное количество не высоких, но выносливых степных лошадок, для переброски пеших стрельцов к месту боя. И уже весной, как только подсохла степь, на земли уезда начали перегоняться кочевниками, табунки и табуны невысоких, маленьких, но крепеньких и выносливых степных лошадок. А для уездных табунщиков и кавалеристов расквартированных в уезде частей и подразделений, наступили горячие деньки, всех пригнанных лошадей предстояло хоть немножко объездить и мало-мало приучить к седлу и всаднику. Чуток обученных и приученных коней снова сбивали в табуны и начинали перегонять через степь к Волге, на берегах которой временно и оставили их пастись, до нужного момента.

Все начало этого года в Уральском уезде шли активнейшие приготовления к предстоящей войне с татарами и турками. Наполнялись личным составом кадрированные подразделения, сбивали их в боеспособные части и соединения. Запасали оружие, припасы к огнестрелу, даже начали производить новинку, обычную для попаданцев колючую проволоку, но невиданную вещь для хроноаборигенов, которой запасли порядка сотни километров. Предполагая использовать её для остановки легкой татарской конницы и пехоты из этих же спешенных кавалеристов, это самом то, если и не остановить, но основательно задержит под огнем орудий и ружей. Из тех же расчетов, задержать противника перед укреплением как можно дольше, начали производить в массовом порядке и простейшие противопехотные мины нажимного или натяжного действия. Полкило пороха, в просмоленной деревянном корпусе, запал, с капсюлем и «гвоздиком», либо с выдергиваемой чекой. Но запустили в производство, не большой серией и более «навороченную» мину, МОН-50, на основе местных материалов и технических возможностей. Однако электродетонатор у данной мины сохранили.

С окончанием ледохода начали перебрасывать поближе к предстоящему ТВД припасы, укрывая их за стенами городков и крепостиц. В том числе, в июне, перебросили в Царскую Крепость (Царицын) детали шести уральских шхун, оснастку для них, вооружения и припасы для выхода в море. В июле, по переволоку, перекинули в Дон, в котором и собрали кораблики, вооружили и снабдив припасами и командами, перевели к концу октября во взятый русскими войсками Азов.

Приготовления к войне, но более скрытые, шли и на остальной территории царства. Доформировывались крайние полки царских стрельцов, их полусотни запланированных русским монархом. Но обучения мужиков, набранных в полки дело не быстрое, а войска нужно быстро. И пошли из-за границы группы разноплеменных наемников, сведенных в русской земли в отдельные наёмные полки иноземного строя. В основном шли немцы из германских княжеств и жители бывшей Ливонии, в том числе и проживающие уже в Русском царстве. Но с началом навигации в Ригу прибыла пара отрядов тысячи по полторы наёмников из ирландцев и шотландцев. Хотя представители «витязей» установили контакты с ирландскими и шотландцами кланами еще пять лет назад, потихоньку снабжая понемногу своих знакомцев трофейным оружием, военным припасами и изредка подкидывая не большое количества серебра, натравливая их немного по бандитствовать на суше и по пиратствовать на море против подданных королевы Елизаветы I Английской. То наем, представителей этих народов в ряды русской армии, произошел впервые. Заодно ещё раз подтвердили «слабость» армии и власти царя Ивана, запустив за рубежом слух, об недоверии московского правителя к своим воинам и боярам. Из-за чего царь и вербует в свою охрану иностранных наёмников.

Прибытие наемников из-за рубежей царства, особенно из германских княжеств, несло угрозу эпидемии чумы, которая продолжая систематически появляться в портовых городах Балтики, и каждый год, с наступлением тепла, пытавшаяся прорваться через царские санитарные кордоны с карантинами. Вот и среди прибывших «солдат удачи» выявили пару случаев заболеваний одного-двух ландскнехтов. Благо быстрая изоляция в карантине, не только заболевших, но и всех контактирующих с ними, позволило избежать разрастания этой болезни в эпидемию. Помещенных в карантин начали лечить лекарскими снадобьями, что по царёву распоряжению привезли лекари из Петроградского университета, и большинство из заболевших выжили, только парочка, заболевших самыми первыми отошли в иной мир. Да ещё очередное судно с чумной командой на борту перехватили, поместив в карантин. Этих правда лечить очень и не старались, нечего переводить царские снадобия на схизматиков и еретиков разных. Но все, кто к моменту помещения в карантин не имели видимых признаков «черной смерти», хотя бы и были инфицирование, вышли из него своими ногами, живыми и здоровыми. Правда без корабля, товаров и другого имущества, которые по действующим царёвым правилам были сожжены, как подвергшиеся заражению моровым поветрием.

За то, с начавшимися прибывать с наступлением навигации из Испании морисками, подобных чумных эксцессов не было, сказывались арабо-испанские традиции чистоты и гигиены. Из Риги, переселенцев не задерживая, перевозили через все царство на Урал, где уже и определяли на постоянное место жительство. Часть оставили в землях уезда. Часть по весне отправилась с очередным караванам с припасами, на Алтай к Молоту, к которому присоединились почти три тысячи переселенцев морисков. Туда же, с осенними караванами, в количестве четырех штук, идущих друг за другом с интервалом в три дня, вывезли ещё более одиннадцати тысяч переселенцев из Испании. И третью часть, порядка пятнадцати тысяч человек, по Каспию, перебросили в Хорезм к Беркуту.

Прибытие очередной партии переселенцев в землю благословенного Хорезма, местные восприняли враждебно. Ведь для приехавших в прошедшем году и переселившихся ещё ранее чужестранцам, хан Хорезма, Хаджи Мухаммад-хан, выделил земли, часть которых забрал у своих подданных, а ещё с этими приезжими пришлось делиться водой. И в Хорезме, а конкретно в Хиве с её окрестностями, полыхнул бунт.

В первую очередь бунтовщики истребили ненавистных приезжих. В основном под «раздачу» мятежников попали прибывшие в прошлом и в этом году мориски, селившиеся небольшими общинами, по пять-шесть семей на кишлак, в котором проживали и местные жители. Вместе с морисками под ножи пошли и иные переселенцы от «витязей», да и местным, оставшихся верными своему хану, так же не поздоровилось, их уничтожали семьями, вырезала всех поголовно, от малых до старых. И уже через три дня Хаджи-Мухаммад-хан потерял власть в Хивинском оазизе. Хотя, еще утром, второго дня бунта, в Хиву вошли шесть тысяч всадников бухарского хана Абдуллы-хана II, а к вечеру этого же дня, в оазис прискакали и четыре тысячи конных туркменов из племени теке, под предводительством своего военного вождя Аба-сердара.

Но не долго мятежники наслаждались плодами победы, уже через неделю, в окрестностях Хивы появились русские и правительственные войска. А на вторые сутки, после прихода проханских войск в оазис, у стен древней Хивы, произошло сражение между объединенными силами мятежников, в составе: всадников Бухарского хана, туркменской кавалерии и двух тысяч конных нукеров местных хорезмийских беков, большинство из которых приходились различными родственниками правящему хану, а так же более чем шести тысячи пехоты, сформированной из горожан и окрестных дехкан. На стороне Хаджи Мухамед-хана в сражение, под командованием воеводы Беркута, вступило войско, состоящее из первой бригады конных пустынных стрелков Русского царства, полутора тысяч всадников поместного ополчения, из сосланных в Хорезм русских помещиков, участвовавших в заговорах против Ивана IV и их боевых холопов и пяти тысяч ханского войска. Правда только две тысячи кавалеристов, нукеры личной охраны хорезмийского монарха, были профессиональными воинами. Остальная часть войска, в три тысячи пехоты, состояла из добровольцев-ополченцев городов и дехкан.

Первыми боевые действия начали правительственные войска. Рано утром, еще по туману, пришедшему на поля от многочисленных арыков и каналов, окружавших город с окрестностями, построились в боевой строй, в котором центр построения занимали спешенные стрелки, с введеныев их ряды трех и восьми фунтовыми «единорогами», прикрытые на флангах конницей. С тыла, строй прикрыли обозными телегами с верблюдами и ополченченской пехотой.

И как только туман, под утренними лучами солнца начал истаивать, но дневная жара еще полностью не овладела землей, по холодку, проханское воинство не спеша, медленно, перешло в наступление. Их противники, так же успевшие построиться и изготовиться для боя, не стали ожидать пока на них ударят враги, и сами атаковали в конном строю наступающих, желая таранным ударом кавалерии прорвать в центре пехотный строй ханского войска. Однако, уже через полчаса, первая атака захлебнулась под орудийной картечью неприятия и непрерывной плутонговой стрельбой его пехоты. Минут через сорок, ушедших на приведение в порядок поредевшего и потрепанного войска мятежников, наступил черед второй атаки. Которую так же постигла участь первой, но при намного большими потерями со стороны бунтовщиков, так как, их военачальники гнали своих подчинённых в бой не смотря на огромные потери. Откат от русско-хорезмийского строя, стал для бунтовщиков началом конца. В спину, фактически бегущим от строя стрелков потрепанных остаткам кавалерии мятежников, ударила кованая правительственная конница. И только закрытие городских ворот и жертвование оставшихся за линией городских стен большей части уцелевшей конницы и всей пехоты, позволило бунтовщикам и их союзникам не допустить прорыва в Хиву, «на плечах» бегущего врага, всадников законного монарха.

Но и эта отсрочка была не долгой. Уже к полудню, подошедшая пехота хорезмийского хана, добив и пленив оставшихся за чертой города вражеских воинов, сконцентрировалась около северных ворот Хивы, согнала, картечью и пулями, со стен и башен наружной городской стены её защитников. Саперы русской бригады заложили у створок ворот мину и взорвали её, вынеся сами ворота и оглушив прятавшихся в воротной арке городских стражников. Внутреннею деревянную решетку, так же разрушили несколькими зарядами, привязанными на самой решетке. Взрывы просто выломали брусья решетки, открыв штурмующим доступ в город, чем последние не замедлили воспользоваться, быстренько проникнув через пролом за стену. Захватили воротные башни и разблокировали запорные механизмы, расчистив воротный проезд, через который в Хиву ворвались основные силы штурмующих, в том числе и их конница. Однако, оборонявшиеся, успели в небольшом количестве укрыться во внутреннем городе, закрыв ворота чуть ли не перед самыми мордами коней правительственной кавалерии, снова бросив своих сотоварищей по бунту, обрекая их на смерть от рук русских и ханских воинов.

К вечеру Хива, за исключением цитадели, была в руках Беркута. Подчиненные ему воины еще до темноты практически полностью зачислили город от вражеских войск. Если где в домах и остались прячущиеся, разрозненные одиночки, то они по большому счету не представляли большой опасности для войска победителей.

На утро, после артподготовки, в ходе которой пара бомб, начиненных пироксилином, взорвались в арках ворот, причинив большие разрушения и самим аркам, и воротам, руководство бунтовщиков сдалось на милость победителя, надеясь сохранить себя жизни, либо за выкуп (бухарцы), либо полагаясь на родство с ханов (беки из числа родственников монарха Хорезма), либо откупившись от ханского гнева золотом и серебром (беки не входящие в число ханским родичей и знатные туркмены). К чести предводителя всадников теке Аба-сердара, среди сдавшихся его не было. Его, израненного, обнаружили на поле боя, у стен Хивы, где он со своими воинами атаковал строй спешенных конных стрелков и получил пару пуль в грудь и плечо. После оказанной помощи, он был помещен в лекарню бригады, где и оставался до своего выздоровления. О том, что Аба-сердар, остался жив и был пленен русскими, хан и его приближенные так и не узнали, им попросту «забыли» об этом сообщить.

Ответного визита «вежливости» во владения дорогого родственника, бухарского владыки Абдуллы-хана II, десятый узбекский правитель из династии шибанидов, хан Хорезма, Хаджи Мухаммад-хан, решил не наносить, с чем был согласен и Беркут, и руководство «витязей», с которым воевода Беркут снесся по радио.

С начала года от резидентов в Константинополе и Бахчисарае поступали тревожные сведения о подготовке в текущем году грандиозного похода объединенного татарское-турецкого войска на Русь. Сновали гонцы от султана к бейлербею Румелии и Крымскому хану и обратно. Ханские посланцы скакали их Бахчисарая в города полуострова, в горные и степные ставки крымских мурз. На Перекопе собирались воинские припасы. В мае пришли сообщение о выходе из порта Константинополя галер с янычарами, топчу со своими пушками и кавалерией сипахов в Крым, в гавани которого, эти корабли благополучно и прибыли в этом же месяце. Вскоре в крымских портах бросили якоря торговые суда, пришедшие из Румерийского бейлербейства, привезшие пехоту-азапов, в дополнение к прибывшим из столица империи войскам, и немного отдохнув в портовых городках, турецкие воины пошли к Перекопу.

В начале июня из Бахчисарая пришла радиограмма, с информацией о выходе с полуострова огромного войска более чем в сто семьдесят тысяч человек. В войско помимо семи тысяч янычар, трех тысяч сипахов, сотни топчу при двух сотнях разнокалиберных пушках, от крупных осадных до небольших полевых фальконетов, пятнадцати тысяч азапов, из Румерийских эялетов, входила татарская конница крымского хана в количество более чем девяносто тысяч всадников. Что бы собрать такое количество воинов Девлет-Гирей «выскреб» кочевья своих подданных под «чистую», поставив на этот поход все, и свою власть с собственной жизнью, и жизнь своих подданных, и даже само существование ханства. В случае неудачи османский владыка не простился бы проштрафившемуся крымскому «собрату» поражения, и ликвидировал бы не толка самого Девлет-Гиреля, но возможно что и само ханство. В войско забрали даже ранее почти не ходивших в поход татар, жителей горного Крыма. На завоевание Руси шли и шестидесятилетние старики и четырнадцатилетние юнцы. В кочевьях остались только совсем малолетки, древние старики, да совсем неспособные к походу калеки. В ханской столице, Бахчисарае, осталась тысяча воинов личной гвардии хана, для охраны его семьи, да на Перекопе, дополнили турецкий гарнизон полторы тысячи всадников, и ещё пятьсот всадников, разбросанных сотнями и полусотнями по всему полуострову. Кроме легкой татарской конницы, хан поднял в поход и пехоту, пятнадцать тысяч которой навербовал в приморских городах из их жителей, греков, готов, аланов, армян, генуэзцев и прочих народов, потомки которых длительное время проживали на земле полуострова. В Диком поле к армии должны были присоединиться тридцать тысяч ногайских всадников, в основной своей массе из улусов мирз Уруса, Ураза и кочевий, находящихся под личный управлением самого бия Дин-Ахмета, а так же не менее десяти тысяч кованой конницы уорков, различных черкесских князьков, а то и откровенных главарей различных бандитских шаек. И вот вся эта огромная орда медленно, но неотвратимо накатывала на Русское царство, подойдя, в начале июля, к границе Руси, остановившись перед укреплениями Засечной черты.

Известие о появлении у границы государства огромной вражеской орды, не застало врасплох ни московского монарха, ни его подданных, в том числе и «витязей», план отражения нашествия был давно составлен, утвержден Иваном Васильевичем и проведены подготовительные мероприятия к его осуществлению.

По предложению «витязей» за основу были взяты действия русских войск, имевшие место при отражении данного нашествия в мире-времени попаданцев. Если там все получилось, то и здесь то же должно пройти так же. Тем более, что хотя армия вторжения намного превосходила подобную армию в мире «витязей», но и армия Русского царства, так же была намного мощнее и многочисленнее, чем в истории реконструкторов. Вот с учетом нынешних реалий и скорректировали «витязи» проведения военной компании 1572 года против Крымского ханства, Османской империи и их союзников. А что бы орда шла по предписанному ей в плане маршруту, во всяком случае её основные силы, ещё в начале года задействовали агентуру внедрённую к участникам второго заговора, во главе которого стоял ближайший к царю человек, князь Иван Фёдорович Мстиславский, боярин, глава Боярской думы. Вот и отправили заговорщики своих посланников к Девлет-Гирею с грамотой, в которой рекомендовали место для прохождения укреплений засечной черты. В общем пока все шло более менее по плану. Хотя и не без проблем. И главной проблемой было убедить государя пока не арестовывать заговорщиков, особенно князя Ивана, к которому монарх питал искреннее расположения и привязанность, всегда обрывал любые наветы на него. Но собранные в деле доказательства убедили Ивана IV в измене очередного его приближенного из числа княжат. Естественна реакция царя немедленно наказать человека посмевшего пренебречь царской дружбой. Но в результате более чем двух часовых уговоров государя Черным и Воротынским, удалось убедить царя Ивана, не только не хватать Мстиславского или кого либо из иных заговорщиков, но задействовать весь свой талант лицедейства, который у монарха был не малый, и продолжить внешне относиться к главе Боярской думы все так же как ранее. Без изменений в худшую или лучшую сторону.