Капитан Т.Т. Трезоров

Глава 6

Хулиганство в воздухе

За успешную сдачу, на хорошо и отлично, зимней сессии, Генерал наградил меня, Белояра и Трезора тремя свободными, но, разумеется, не от утренней десятикилометровки, днями.

Заботясь об организации досуга курсантов, руководство академии предложило нам с Белояром в один из свободных дней съездить и ознакомиться с достопримечательностями городка, расположенного в нескольких километрах от академии. В этой связи оно даже предложило нам расписанный по минутам план мероприятий. Мы, особо не ломаясь, приняли предложение начальства, занять себя было нечем, и, получив по двести пятьдесят рублей на брата (огромная сумма по тем временам), отправились знакомиться с городком или, попроще выражаясь, отправились на поиски приключений.

Наше академическое начальство настолько расщедрилось, что для поездки в город нам предоставили старенький джип с большими армейскими звездами по бокам.

Стоял прекрасный январский денек, с прекрасным морозцем, пощипывающим щеки, и ярким, но холодным солнцем в голубой синеве неба.

Наш джип, дребезжа какими частями в двигатели, весело мчался по зимнику, обгоняя пассажирские автобусы или тяжело-груженные лесовозы, — это мы в поисках приключений спешили в город, чтобы поближе познакомится с его достопримечательностями, а может быть познакомиться с хорошими девчатами. Трезора особо не интересовали достопримечательности, но он, конечно, не рискнул бросить нас на произвол судьбы и, ломаясь словно девушка на выданье, в конце концов, все же решил не оставлять нас без своего присутствия и присоединился к нам.

Когда мы с Белояром садились в джип, то он, не мудрствуя лукаво, попытался занять почетное место на переднем сидение, рядом с Белояром, который был за рулем. Но я с позором изгнал его на заднее сидение машины. До глубины души оскорбленный моим безнравственным поведением Трезор, угрюмо расположившись сзади, тут же попытался устроить небольшой скандал. Он начал громко возмущаться и орать о том, что ему на заднем сиденье не хватало свежего воздуха, в категорической форме потребовав открыть заднее окошко в автомобиле. Чтобы не связываться с взбешенным псом мы выполнили его требование, опустив стекла с его стороны, и тут глубоко пожалели о своем глупом решении. Мороз за окнами был не очень большим, но на скорости движения кабина джипа моментально выстудилась и мы с Белояром начали замерзать. А Трезор, высунув свою бесшабашную голову на морозный ветер, густой шерстяной покров прекрасно сохранял его от любого обморожения, наслаждался быстрой ездой и прекрасной погодой, успевая облаивать при этом любого встретившегося пешехода или полицейского, стоящего на посту.

Он так увлекся этим занятием, что перестал обращать на нас с Белояром внимание, а мы потихонечку давали дуба, мечтая при первой возможности, пришибить эту противную дворнягу из-за ее невыносимого и склочного характера,

Но, как бы того не хотел Трезор, мы с Белояром не одубели до конца, путь до городка оказался коротким и скоро мы на полной скорости, спасая наши жизни от переохлаждения, влетели в городок.

Этот городок, как и все другие аналогичные городки, расположенные вдали от столицы, не имел особых достопримечательностей. Разве только, проспект Ленина, пересекавший город с запада на восток, с десяти и двадцати этажными зданиями по сторонам, да и пара — тройка ресторанов с музыкой и танцами. Они стояли под пунктом 3 в нашем расписании мероприятий, подготовленный нашим академическим начальством. Но мы приехали рано и рестораны были еще закрыты, а план, совершенно случайно, оказался на заднем сидение, извините, под задницей у нашего четвероного друга. А у него сегодня было плохое настроение, видите ли, мы чуть не забыли пригласить его с собой в поездку, вот он и елозил много этой самой пятой точкой на этом сиденье, превратив этот план в нечитаемое произведение.

В городке пока еще не было и делового центра с небоскребами, где всегда можно было бы встретиться с девчатами, делающими карьеру деловых женщин.

Но сегодня была суббота и народ уже валил на улицы в поисках, как и мы, развлечений и приключений. Но почему нам встречались одни мужики и парни, а представителей женского пола практически не было видно. Мелькнет одна — две, но уже под охраной, может быть, мужей или своих парней, которые были более злыми и агрессивными, чем скажем мужья, своих будущих половинок.

Делать в городке было особо нечего, да и было еще очень рано. Где-то выступал цирк-шапито, проехали мимо случайной афиши, но мы с Белояром туда особенно не спешили, своего зверинца хватало по горло.

Свой джип мы припарковали на платной стоянке у кафе, расположенного на центральной площади, и по центральному проспекту Ленина пошли знакомиться с достопримечательностями и горожанами городка.

Наши темно-синие шинели курсантов академии привлекала внимание многих людей, да и мы сами неплохо смотрелись на общем фоне городских жителей, пара красавцев с лихо заломленными шапками ушанками. Многие горожане косо посматривали нам вслед, но особо не прилипали и глупых вопросов не задавали, возможно, из-за того, что стеснялись нашего молодецкого вида, а, возможно, их просто отпугивал вид озверелого Трезора, который ни на шаг не отходил от нас, искоса, но строго поглядывая на окружающих.

Трезор впервые в жизни оказался в таком большом населенном пункте и несколько подрастерял обычно присущую ему наглость и хамство, но сумел сохранить внешний вид особо опасного пса. Поэтому люди и сторонились нас, опасаясь приближаться к этому грозному псу.

Постепенно привыкнув к этим взглядам и шушуканью за спиной, мы решили развлекаться на все сто.

Искать приключения начали с кафе мороженного, где заказали себе и Трезору большое количество порций мороженого со сладкой различной подливой и с увлечением занялись дегустацией. Следует признать, что мороженое оказалось очень вкусным и мы не прекращали дегустировать его, уплетая одно за другим заказанные порции. Многие люди в кафе даже прекратили наслаждаться своими порциями, когда увидели, как мы ожесточенно набросились и стали поедать мороженное. Посетители кафе, видимо, решили, что в академии мало кормят и стали перешептываться на эту тему. Трезор особо выделялся среди нас, видимо, мороженное ему очень понравилось и он просто сметал его со столов. Повторялась печальная картина обеда на транслайнере, когда Трезор, вежливо говоря, пообедал за соседа и справа и слева, спереди и сзади нас. Вот и в этом кафе к нам уже цела очередь выстроилась желающих подкормить мороженным несчастную собаку. Помня также о печальном конце переедания на борту транслайнера и последовавшую бессонную ночь в этой связи, я решил прикрыть это безобразие и, не давая возможности Трезору умереть от переохлаждения, мы вовремя покинули это кафе. Белояр отнесся с пониманием к моему решению, но захватил с собой десяток порций мороженного и теперь скармливал их Трезору.

Обедать было рано, да и мороженное сильно перебило аппетит, и мы решили отправиться еще куда-нибудь, где можно было бы встретить много девчонок. Мы все-таки были людьми неопытными в этом вопросе, вся наша жизнь промчалась в серой глухомани и за железобетонным забором академии, поэтому не знали где искать этих девчонок и какую сторону направлять свои ноги.

Так и шли по тротуарам городка, куда глаза глядят.

Еще издали увидели круглую арку с яркой надписью "Городской Парк".

Тут же, без приказа направляющего, строем развернулись в сторону этого парка, где, мы сердцем и душой чувствовали, было гораздо проще простого найти любое приключение и встретить девчонок. В парках, мы знали по рассказам, всегда было много аттракционов и пивных.

Ноги уже устали шагать по аллеям и тропинкам городского парка, да и результат был печальный — ни девчонок, ни приключений. Правда, было несколько человек, но для такого городка это количество было несущественным. Мы уже почти собрались покататься на мертвом колесе, чтобы с птичьего полета посмотреть на городок с его достопримечательностями и девчатами, как на глаза нам случайно попался небольшой аттракциончик с двумя старенькими самолетиками монопланами, начала позапрошлого века. Не сговариваясь, мы с Белояром тут же развернули свои берцы к аттракциону, к самолетикам. Трезор плелся где-то далеко позади.

Хозяин аттракциона запросил всего пятьдесят рублей с каждого и сказал, что за такие деньги мы можем летать себе на здоровье сколько душе угодно, хоть целый день.

Кабины самолетиков подошли нам по размеру, хотя коленки доставали до подбородков, но, отрегулировав ход педалей, можно стало сидеть в более или менее нормальном положении. На приборной доске было всего несколько кнопок и приборов. Движки машин оказались мощными и форсированными, мы уже летали на аналогичных аппаратах в стимуляторах во время занятий в классах, но пока еще не летали на аппаратах с такими мощными двигателями.

Быстро разобравшись с системой управления и жизнеобеспечения, включили зажигание и, немного прогрев движки, мы с Белояром с места пошли на взлет, рванув вверх под прямым углом. Каких-то несколько секунд набора высоты и вот уже нижняя кромка облаков осталась под нами. Внизу раскинулась панорама городка — со всеми его улицами, проспектами и людьми. Одна только улица, проспект Ленина, была застроена многоэтажными зданиями, а в сторону от проспекта уходили двух или трехэтажные дома, частный сектор, как это часто в таких городках называли эти кварталы.

Сделали пару горок, машины великолепно слушались двигателя и ручки управления. Минут двадцать мы неторопливо кружили над городком, но это быстро нам надоело. Стало моментально скучно. Не помню, кому из нас — мне или Белояру — пришло в голову — повоевать, немного поразмять свои косточки и съимитировать воздушный бой. Возможно, эта замечательная мысль пришла к нам обоим двоим одновременно. Ведь на самолетиках не было радиооборудования для переговоров во время полета.

И понеслась потеха!

С резкого полуразворота Белояр бьет по моему монопланчику длинной пулеметной очередью (хочу сказать, что все вооружение на самолетах было устаревшим, примерно, конца позапрошлого века). Чтобы он не завалил мою машину с первого выстрела и захода, делаю пару боевых разворотов и переворотов и чтобы выйти из-под обстрела, заваливаю машину на крыло, круто штопорнув к земле. С большим трудом, но успеваю выровнять самолетик практически у самой земли и снова набираю высоту. На высоте, переворачиваю машину вниз головой и на скорости залетаю в провал между домами вдоль проспекта Ленина. Едва не касаясь колпаком кабины контактных проводов городских электробусов, проношусь над прохожими, которые поднимают голову и от удивления раскрывают рты. Мне отчетливо видно, как все больше и больше людей появляются на улицах и пальцами показывают на мой самолетик. Могу только предположить, что рев двигателей, факт появления самолетика на столь низкой высоте привлекают внимание горожан, которые хотят собственными глазами взглянуть на сумасшедшего пилота. В этот момент Белояр предпринимает все возможное, чтобы выковырять мой самолетик из этого уличного провала, он атакует меня то с одной стороны, то с другой стороны проспекта. Но пока у него ничего не получилось. Внезапно я увидел, что высотное здание в двадцать этажей перекрывает мне дальнейший путь следования. На этой скорости я просто не могу сделать крутой вираж, чтобы вписаться в разворот перед зданием. Единственное, что мне оставалось, чтобы не врезаться в него — это перепрыгнуть здание. Большим напряжением сил буквально выдергиваю свою машину из уличного колодца, вертикально иду к небесам, а в верхней точки перевожу самолет в нормальное положение. В течение секундного подъема-пролета перед стеклянной стеной этого провинциального небоскреба я увидел, как люди, работавшие в кабинетах и через окна, наблюдавшие за моим полетом в провале проспекта Ленина, испуганно отшатывались от окон и отбегали в глубину зданий.

Белояр пулеметными и пушечными очередями встретил мое появление и предпринял все возможное и невозможное, чтобы я не смог удержать высоты, тем самым, получив превосходство в воздухе, и чтобы не мог атаковать его самолетик из верхней полусферы.

Встретив мощную огневую завесу и понимая, что из-за этого мне не удастся удержаться на высоте, я решил немного схитрить и притвориться, что пушечная очередь Белояра все-таки повредила двигатель моего самолета. Мой самолет начал беспорядочное кувыркание-падение с высоты в четыре тысячи метров. Имитация падения оказалось настолько правдоподобной, что Белояр купился на нее и решил, что мой самолетик получил настоящее повреждение, а я, по каким-то причинам, не могу покинуть пилотскую кабину. Он, просто на просто, перепугался за меня, своего друга и товарища, и стал сближаться с моим самолетиком, чтобы, заглянув в кабину, выяснить, что же со мной произошло и почему я не могу выбраться из кабины. Когда самолет Белояра снизился на одну высоту со мной, я резким толчком вперед ручки управления прервал свое беспорядочное падение и дал полную тягу двигателю, чтобы набрать высоту. Оказавшись на высоте, я развернулся и атаковал с задней верхней полусферы самолетик своего друга и, плотно сев ему на хвост, не оставил ему ни одного шанса на победу.

В течение последующих двадцати минут Белояр, как ни старался, так и не смог вырваться из моих тисков и, в конце концов, вынужден был признать поражение.

Вероятно, многие осудят меня за обман и скажут, что я поступил нечестно, обманул простодушного ведомого. Но не следует забывать и того факта, что на войне нет друзей и товарищей, в боях побеждает сильнейший. Белояр в течение первого полчаса имел преимущество в высоте, но не сумел сбить меня. Он не смог выковырять мой самолетик из уличного провала. А мне все же удалось, хоть и хитростью, но прорваться на высоту и добить его самолетик.

Окончательная победа в этом, казалось бы, потешном воздушном бою осталась за мной.

Когда мы устали и решили вернуть самолеты на аттракцион в городской парк, то перед самой посадкой, увидели, что все улицы и проспекты городка запружены горожанами c головами, задранными к верху. Все они наблюдали за нашим воздушным боем, как мы деремся с Белояром.

Уже заходя на посадку, мы подумали, а почему бы нам, не повеселить горожан еще разик в этот субботний день.

Каскад фигур высшего пилотажа стал настоящим апофеозом праздника!

Наши самолеты восьмерили над городком, пикировали с высоты небес почти до самой земли и вновь резко взмывали к облакам, — бочка следовала за петлей Нестерова, "кобра" сменяла иммельман.

Когда мы приземлились и встречавшие нас девушки по очереди поцеловали нас, то нам было очень хорошо и радостно на душе. Белояр громко, от всего сердца смеялся, стараясь обнять за талию сразу несколько девчат. Но, когда мы увидели грустную и потускневшую морду Трезора, прятавшего от нас глаза честного пса, то внутреннее обеспокоенность затронула наши сердца.

Все стало на свои места и эта внутренняя обеспокоенность, приобретшая форму патруля местного гарнизона во главе с офицером, потребовала предъявить увольнительные и другие документы, то в этот момент до нас окончательно дошло, что сделали что-то не так, что-то не очень хорошее.

Дежурный офицер городского гарнизона обвинил нас в мелком воздушном хулиганстве, что повлекло за собой нарушение общественного порядка и спокойствия в городке, отправив всех нас троих куковать на местную гарнизонную гауптвахту.

Я понимаю и согласен, что мы с Белояром, возможно, и нарушили общественное спокойствие городка, но причем тут Трезор, за что его бросили вместе с нами в эту гарнизонную темницу.

Он же находился на земле и не поднимался, чтобы нахулиганить, на самолетиках в воздух! Но вердикт был не справедлив, но жесток и Трезор весь этот вечер провел вместе со мной и Белояром на деревянной лавке в помещении, лишенных окон и свежего воздуха.

Наш Генерал не предоставил нам возможности много времени поотдыхать на гарнизонной гауптвахте. Переговорив по телефону с полковником, начальником гарнизона городка, и наобещав ему с три короба, что мы, мол, до конца срока обучения в академии, не вылезем с гауптвахты базы, он под усиленным конвоем автоматчиков перевез нас в академию и отправил под домашний бессрочный арест.

Домашний арест мы отбывали в своем жилом секторе, два дня с пали, плавали в бассейне и наш кухонный комбайн чуть не поломался, было много заказов на экзотические блюда. С большим трудом, из-за ареста у нас отобрали все острые предметы, включая перочинный ножик швейцарского производства, и ремонтировать комбайн, было практически не чем. Генерал пожалел, а то умерли бы от голода, и случайно в одно из своих посещений арестованных оставил маленький гвоздик, который я заточил и использовал в качестве отвертки. Наиболее пострадавшим лицом, в результате этого домашнего ареста, из нас троих вновь оказался ни в чем не виновный Трезор, — он оказался на гарнизонной гауптвахте и под домашним арестом из-за нашего плохого поведения. В течение дня нас и его не выпускали на прогулки, к которым он уже успел привыкнуть и страдал без них. Поэтому ему пришлось усиленно питаться, это был он, кто поломал комбайн по приготовлению пищи, и в результате прибавил в весе еще полтора килограмма. Я уж начал думать, что мой пес перестал поправляться и достиг верхней планки, но оказался совершенно не прав в этом щепетильном вопросе. Нам же с Белояром ходить особо было некуда, и утренний кросс, не смотря на домашний арест и наши робкие просьбы, не прекращался и каждое божье утро, как пробегали десять километров, так и продолжали бегать при домашним аресте. Но кросс успешно боролся с излишками нашего веса, а Трезор ленился пробегать все дистанцию, вот вновь и разжирел.

До самого выпуска из академии, неизвестно по какой причине, Генерал категорически запрещал нам посещать этот городок.

Несколько лет спустя до нас дошли слухи о том, как жители городка пересказывали друг другу сказки о двух лихих авиаторах — асах, которые однажды в субботний день случайно объявились в этом городке и устроили воздушный праздник горожанам, продемонстрировав воздушный бой и великолепный пилотаж на ультрасовременных истребителях.

И, будто бы, как говорилось в одной из народных сказок, правительство страны наградило орденами этих асов за устроенный праздник. Все было очень похоже на правду, но, к сожалению, орденов нам не дали.

ххх

После этого случая и до окончания учебного года ничего интересного с нами не происходило, — учеба и утренние кроссы продолжались без перерыва на погоду и времена года.

Когда сдавали летнюю экзаменационную сессию за первый курс, в памяти остались кое-какие отдельные детали этой сессии. Разумеется, все зачеты и экзамены нами были сданы на хорошо и отлично, а Трезор — только на отлично. О чем, в достаточно корректной форме, нас проинформировал Генерал, случайно заскочивший к нам на ужин, а после ужина просидевший за чашкой чая с Трезором до самого сигнала отбоя. Я же получил две четверки, а Белояр — только одну, да и то из-за одного преподавателя "Ира", с которым не сошелся мнением по одному вопросу, а "Ир" оказался чрезвычайно злопамятным и отомстил Белояру, поставив ему по своей дисциплине "трояк". Пришлось нам вдвоем поговорить с ним, а "трояк" был заменен "четверкой".

Генерал в течение недели пытался выяснить, почему у Белояра была вначале "тройка", а потом эта цифра внезапно изменилась на другую цифру. С нами он сразу отказался говорить на эту тему и обратился за разъяснением к преподавателю "Иру". Когда и тот не смог внятно объяснить этот случай, Генерал анонимно создал целую бригаду электронщиков, которые исследовали всю локальную сеть академии, провели тысячу тестов цепей и соединений сети, но так и не смогли найти ответа на этот вопрос. В конце концов, Генерал не выдержал и пришел к нам за ответом. Я показал ему гвоздик, перезаточенный в отвертку, и продемонстрировал ловкость своих рук, а также умственные возможности головы. Генерал долго смотрел на меня, а потом попросил дать честное слово, что я больше никогда не буду делать этого и оставлю локальную сеть академии в покое. Мне не хотелось, но Генерала мы очень уважали, и я пообещал ему больше никогда не вмешиваться в функционирование деятельности электронных преподавателей академии.

Лето мы провели в учебном военном лагере, расположенном в глухой тайге, где пришлось здорово помучаться от укусов мошки и гнуса — не помогала ни одна современная аэрозоль для борьбы с таежной мошкарой.

В лагере мы осваивали полеты на учебных летательных аппаратах, типа авиеток, применяя на практике полученные в академии теоретические знания. Работать и летать было очень интересно, мы по тысячу раз собирали и разбирали до последнего винтика эти авиетки и другие летательные аппараты. В основном нам приходилось общаться и находиться под строгим наблюдением электронных преподавателей, но иногда встречались с живыми людьми, в основном с инженерами и техниками, которые обслуживали авиатехнику и научную аппаратуру учебного лагеря. Один вечер мы даже провели у ночного костра, разговаривая с этими людьми. Много интересного и забавного мы слышали о выпивках, а однажды перед отбоем нам даже предложили распить вместе с ними некой "горючей жидкости", которая отдавала запахами различных масел и керосина. Эту "горючку" получали из денатурата, выделявшегося для технических целей — на протирку и очистку деталей двигателей. Денатурат прогоняли через сложную систему простых и электронных фильтров и получали "чистейшей слезы", как говорили наши знакомые техники, лекарство. Нам предложили громадную дозу этого лекарства — целый граненый стакан, такого сосуда мы в жизни ранее не видели, но остались живыми. Голова на следующий день раскалывалась от боли и нам не хотелось вообще просыпаться и открывать глаза. Но в течение этого дня меня с Белояром не укусила ни одна мошка, хотя простым глазом было видно, как рой мошки устремился к нам, когда утром мы вышли из палатки, в которой обычно ночевали. Как только мы с Белояром сделали первый выдох, как рой, намертво и со скрипом затормозив, замер на месте, а отдельные представители роя попадали на землю. От запаха, хлынувшего из наших ртов, они падали в обморок. Замерший было на месте рой мошки, немного поколебался в нерешительности, а затем стремительно развернулся и полетел в другую сторону, видимо, обнаружив еще одну жертву не с таким отвратительным ароматом изо рта.

Это приключение напоминало нам, что в природе еще сохранились великие тайны, недоступные человеческому разуму. Иначе, почему же тогда мошка отказалась закусить мной с Белояром тем утром?!

Что касается Трезора, то мошка принципиально не замечала и не приближалась к нему ближе, чем на десять метров. Время летней практики в лагере стала для него порой большой свободы и таежной охоты. Часто вместо того, чтобы бежать с нами утренний кросс, он, не таясь от других глаз, улепетывал без задних ног в тайгу и не возвращался до поздней ночи, а иногда пропадал там по несколько дней.

Однажды он исчез в тайге на целых три дня, электронный преподавательский состав проявил серьезную обеспокоенность по этому поводу. Только устойчивый прием сигнал с укрепленного на четвероногом друге маячка, который сообщал, что наш герой жив, помешал им поднять общую тревогу и начать поиски Трезора в тайге. Мы же с Белояром сохраняли абсолютно спокойствие, так как были прекрасно осведомлены, что Трезор мотал в тайгу не для того, чтобы отрабатывать курс "выживания в тяжелых условиях тайги одиночного бойца сил специального назначения Военно-Космических Сил", как думали и полагали наши не живые преподаватели. Чтобы не потерять своего искателя приключений, на его ошейник и портупею помимо датчика-маячка повесили минивидеокамеру. Каждый вечер с того времени мы с Белояром с громадным интересом наблюдали, как Трезор крутит любовь с молоденькой волчицей, которой от силы было три-четыре месяца. Эту волчицу Трезор спас от охотников — контрабандистов в первый же день нашего появления в учебном лагере, три дня он ее прятал в подсобном помещении нашей палатки, пока пьяные охотники пытались разыскать свою волчицу. Этот хитрющий ловелас, обведший вокруг пальца контрабандистов, хотел поступить с нами, как с лохами из провинции, но не на тех нарвался. Мы собственными глазами видели, сколько продуктов этот шельмец перетаскал своей возлюбленной в эту подсобку. На завтрак, обед и ужин нам оставался только один зеленый чай в пакетиках, видимо, волчица не очень любила зеленый чай, да и пара черствых плюшек.

Но, следуя девизу "друг нашего друга, наш друг", мы терпеливо сносили исчезновения нашего мохнатого друга и полуголодное существование.

Не смотря на все приятности и благости лагерной жизни, мы с нетерпением ожидали приказ командования о возвращении на базу, в родные пенаты.

По возвращению в академию, из бумажки, приклеенной на дверь нашего жилого сектора, мы узнали о присвоении нам первых воинских званий — я стал гранд-сенржантом, Белояр стал штаб-сержантом, а Трезору присвоили чин капрала собачьих сил специального назначения.

Должен откровенно признаться, что нас очень удивила эта свободная, не армейская манера передача важной информации и вначале подумали, что эта какая-либо очередная шутка курсантов старших курсов, которые решили посмеяться над более молодыми по году обучения ребятами. Но, когда в спальнях на прикроватных тумбочках обнаружили соответствующие знаки различия, то поняли, что это достоверная информация. Трезор первым нацепил капральскую звездочку на свой ошейник и тут же стал приставать к Белояру, требуя от него принести воду и помыть пол в нашем секторе, так как Белояр не успел еще нацепит свои звездочки штаб-сержанта и пока еще пребывал в рядовых.

Жилой сектор встретил наше возвращение из летнего лагеря привычным уютом и комфортом холостяцкого жилья. За время нашего отсутствия ничего не изменилось, все оставалось по-прежнему. Тихо играла классическая музыка, Белояр страшно любил Моцарта и Шопена. Музыкальные файлы наших терминалов всемирной сети содержали практически все произведения этих великих композиторов. Трезор быстренько сбегал на кухню, где соорудил себе бутерброд из трех этажей и свернулся калачиком перед громадным экраном визора, чтобы посмотреть очередную мыльную оперу.

Я же набрал по внутренней сети номер телефона Генерала, чтобы доложиться о возвращении в пенаты, но телефон не отвечал, нашего командира не оказалось на месте.

Мы чувствовали себя расслаблено и хорошо, все же мы вернулись домой. Незаметно для всех академия стала нашим родным кровом.

Ревун боевой тревоги разбудил нас утром следующего дня ровно в пять часов тридцать минут.

Начался новый учебный год.

ххх

Осень незаметно перешла в зиму и также незаметно пришла весна, а мы, по-прежнему, оставались только втроем — Белояр, я и Трезор. Иногда к нам присоединялся Генерал.

Основную массу преподавательского состава академии составляли электронные преподаватели и инструкторы — "Иры". Этим Ирам можно было задавать любой вопрос и получить ответ на вопросы, касающиеся не только преподаваемых ими дисциплин. Если Иры не знали ответа на конкретный вопрос, они просили время на то, чтобы отыскать нужный ответ и, проштудировав электронную библиотеку академии или соответствующие источники всемирной сети, обязательно давали ответ на поставленный вопрос. Нам же не хватало именно человеческого общения, общения с простыми людьми. Часто к нам в гости приходил Генерал, который годился нам в отцы и который беседовал с нами на различные темы о жизни за железобетонным академическим забором. Эти генеральские беседы за чаем не приносили нам чувство единения с народом, а наоборот подчеркивали нашу оторванность от этого народа. Мы хотели чаще выходить за пределы академии, чтобы встречаться с нашими с ровесниками и девушками, в частности.

Вечерами часто вспоминали нашу односельчанку Нинку с конопушками и устраиваемые этой девчонкой "выяснения отношений" между нами.

Нинка, если судить по обмену письмами, стала забывать нас. Новые качество жизни, новые встречи и друзья занимали все ее свободное время, из которого было трудно урвать минуту, чтобы написать пару ничего не значащих писем. Да, и мы сами были не правы, написав в ответ всего одно письмо сразу же после сдачи вступительных экзаменов в академию. Да, и как простой девчонке поступать в ситуации, когда переписываться приходится одновременно с двумя бывшими ухажерами. В ответном письме Нинки чувствовалась растерянность и нерешительность, она просто не знала что писать двум антиподам в этой связи. Таким вот образом и заглохла наша переписка с односельчанкой Нинкой.

Валентин Валентинович писал ежемесячно и регулярно. Не ожидая наших ответов на свои письма, он присылал многостраничные отчеты о жизни села и своей работе в школе. Время от времени мы с Белояром садились за стол и вдвоем сочиняли ответное письмо. Но сами понимаете, написать письмо — это дело не простое, но писать письмо своему учителю — было особенно трудно. Задумываясь, как сформулировать ответ на письмо учителя и друга, мы подумывали о том, как бы было хорошо, если Трезора можно было обучить общедоступной грамоте, тогда всей нашей перепиской с друзьями и односельчанами заведовал бы он. Он с большим интересом и неподдельным вниманием выслушивал вслух зачитываемое мной или Белояром письмо Валентин Валентиновича. Если в этот момент наблюдать за Трезором, то было абсолютно ясно, что содержание письма, эти новости о переменах в жизни села имели громадное значение для этого пса. За все время учебы в академии Трезор не пропустил ни единой возможности узнать последние новости из села. Он сидел, слушал и кивал головой, когда мы зачитывали ему очередное письма учителя по физике нашей сельской школы. Иногда возникало ощущение, что переписка ведется между Валентин Валентиновичем и Трезором, а мы с Белояром выступаем в роли писарей со стороны Трезора.

А у него появилась устойчивая привычка в конце каждого месяца самолично забегать на армейскую почту за письмами от Валентин Валентиновича.

Но вернемся к разговору о главном, об нашей полной оторванности от мира и от людей. Пару раз мы просили Генерала предоставить нам отпуск или отпустить на вольные хлеба — посмотреть мир вокруг нас и показать себя этому миру.

Но получали категорически генеральский отказ.

В каждом случае свой отказ Генерал шутливо мотивировал тем, что у него в академии не хватит рядового или офицерского состава на организацию и проведение крупномасштабной армейской операции по безопасному выгулу на воле боевого пса и двух шалопаев курсантов. Он давился от смеха и говорил, что он лично не виноват в том, что этим оболтусам в перерывах между занятий нечем заняться, кроме как изыскивать приключения на свою "пятую точку" с далеко идущими последствиями. Вот, Генерал и ждет, когда эти курсанты со своей собакой повзрослеют, примутся за ум, станут благопристойными военнослужащими и, тогда они будут вольны идти на все четыре стороны, не нанося ущерба своей стране, окружающим их гражданам и самим себе, разумеется.

Получив очередной, но не заслуженный, по нашему собственному мнению, конечно, отказ, мы заметили, что в глубине души Генерал колеблется и не принимал окончательного решения в отношении нашей просьбы. Наш командир симпатизировал нам, зорко следил за учебой и не давал спуска своему любимцу Трезору за промахи и недочеты. Он любил "случайно" забежать к нам вечерком, попить чайку, потрепаться о футболе или просто посидеть посмотреть вместе с Трезором очередную мыльную оперу по визору. Иногда оставался ночевать, благо свободного места для ночевки у нас хватало. Ночи, когда Генерал ночевал у нас, я проводил один, а Трезор неизменно покидал меня.

Иногда мы бывали настолько заняты, что у нас не хватало времени перемолвиться словечком с ним — это обычно происходило накануне трудного экзамена или зачета, но он, стараясь не мешать своими разговорами, все равно кантовался у нас до позднего времени и тихо уходил по-английски — не попрощавшись.

Следует к этому сказать, что Генерал был настоящим чистоплюем, не смотря на то, что наши помещения постоянно убирались различными электронными средствами, он всегда залезал в какой-либо темный уголок и пальцами на ощупь проверял нет ли там грязи или пыли. Если таковая обнаруживалась, то укоризненно смотрел на нас и по-отечески, но грозно покачивал седой головой. Что мы делали после этого нагоняя с Трезором, вы представить себе не можете — таскали за хвост, раскачивали за лапы и с размаху швыряли эту откормленную тушу на кровать и даже пинали мягкими кроссовками.

Потому, что именно эта зараза очень любила подобрать и спрятать по уголкам нашего жилого сектора различные предметы, которые Генерал принимал за грязь. Однажды, не выдержав новой клептоманской выходки нашего четвероногого друга, мы назначили его ответственным за чистоту нашего жилого сектора и вывесили соответствующую информацию об этом назначении на всех дверях сектора.

В очередное посещение Генерал обратил внимание на информацию, прочитал, удовлетворенно кивнул головой и погрозил Трезору пальчиком. Он, наверняка, знал о клептомании нашего друга.

Глава7

Производственная практика.

Как только был сдан последний зачет летней сессии третьего года обучения, нас вызвали к Генералу. В кабинете он, не произнося ни одного слова, протянул нам два приказа, им уже подписанные. Первый приказ был о присвоении нам с Белояром досрочных званий "мичман флота Военно-Космических Сил", а второй — о нашей практике с секретным специальным заданием.

Согласно содержанию второго приказа практику нам предстояло проходить на сторожевом эсминце ВКС "Галактика", несущим вахту по охране границ солнечной системы в секторе планеты Юпитер.

Увидев, что мы прочитали приказы, Генерал с добродушной улыбкой на губах добавил, что экипаж на эсминце будет достаточно велик, чтобы мы смогли найти живых людей для общения. Правда, тут же добавил Генерал, эта практика станет тяжелым испытанием из-за специфики задачи, которую командор эсминца "Галактика" Алан Сандерс поставит перед нами. После этих слов наш командир всем видом показал, что аудиенция закончена и мы может быть свободными, но мы не спешили покидать генеральский кабинет. Генерал сразу понял, что мы хотим узнать и поспешил сообщить нам, что Трезору тоже присвоили звание младшего офицера, но практику он будет проходить отдельно от нас.

На этом аудиенция была завершена и мы покинули кабинет Генерала.

Прежде чем начать рассказ о прохождении практики на эсминце "Галактике" хотелось бы несколько слов сказать о сторожевых эсминцах и их экипажах. На втором курсе нам прочитали несколько лекций о солнечной системе, о возможной инопланетной жизни и о необходимости в этой связи нести постоянную сторожевую вахту на границах солнечной системы. Были разработаны модели и на их базе были созданы специальный класс космических кораблей — сторожевые эсминцы. Эти космические корабли несли охрану границ солнечной системы, но из-за специфики своего использования и конструктивных особенностей эти эсминцы не могли совершать посадки на поверхность планет. Они были вынуждены находиться в космическом пространстве и нести постоянную вахту сменными экипажами. Эти корабли имели мощные силовые установки, могли развивать скорость чуть ниже скорости света, правда, на краткие расстояния, имели сильное вооружение, но не имели броневой защиты от лучевого поражения.

Эта специфика их конструкции и вооружения во многом складывалась из тех целей и задач, которые ставились перед этими космическими эсминцами-сторожевиками, которые заключались в том, чтобы, как можно раньше обнаружить инопланетного противника, пересекающего границы солнечной системы, и сообщить о нем командованию ВКС. Затем вступить с обнаруженным противником в боевое соприкосновение с целью выяснить, каковы средства вооружения и защиты, как можно поразить систему жизнеобеспечения экипажа. Выяснив все эти факты и, передав их своему командованию, командир сторожевого эсминца получает свободу действия. Другими словами, ценою жизни экипажа командир эсминца обязан попытаться получить информацию о противнике и, только получив ее и передав ее командованию, он может заняться спасением корабля и экипажа. Поэтому эти космические корабли не имели тяжелой броневой защиты, так им нужна была большая скорость, чтобы оторваться от противника. Раз куснув его, они должны бежать с поля боя, как можно быстрее, чтобы передать свой опыт боевого контакта с инопланетным врагом другим кораблям и капитанам флота ВКС.

Но ко времени нашего появления на свет божий и до настоящего момента, солнечная система пока еще не подвергалась вражескому нападению. А наши дальние разведчики и исследовательские суда уже не раз пересекали границы солнечной системы и уходили в дальний космос, чтобы время от времени возвращаться с ценнейшей информацией о других мирах.

Я не являюсь большим специалистом в области космических исследований, поэтому не очень бы хотел говорить и дальше по этому вопросу. Но всем хорошо известна предусмотрительность государств двух планет Земли и Венеры, которые серьезно отнеслись к проблеме возможного инопланетного вторжения. Совместным решением правительств были созданы Военно-Космические Силы с единым командованием и космическая академия, которая стала основным поставщиком офицерских кадров для ВКС.

После многолетних дебатов правительства Земли и Венеры приняли соответствующие законы о финансировании ВКС и академии, о строительстве интернациональных космических баз и так далее. Первоначально финансирование велось с большим трудом и громадными задержками, так как в большинстве своем люди не понимали необходимости осуществления подобных затрат. По мнению многих, деньги уходили на ветер, а инопланетного противника в глаза никто не видел и не слышал.

В короткое время был создан весьма эффективный пограничный флот ВКС, который осуществлял охрану границ солнечной системы.

На свет появился линейный космический флот ВКС, способный сдержать первый натиск и нанести серьезное поражение любому противнику, пытающемуся пересечь границы нашей солнечной системы.

ххх

На третий день после получения приказа, мы с Белояром стояли по стойке "смирно" и рапортовали командору Алану Сандерсу, капитану эсминца "Галактика" о своем прибытии для прохождения практики.

Огромное расстояние от центра до самой границы солнечной системы мы преодолели всего за три дня и прибыли на борт сторожевика за столь короткое время во многом благодаря, отлаженной работе армейским транспортникам и малым шестеренкам хозяйственной службы ВКС.

Командору Алану Сандерсу было тридцать лет, четыре из которых он командовал сторожевым эсминцем пограничного флота ВКС. По окончанию космической академии лейтенантом, он пошел служить в пограничный флот ВКС и с того времени, большую часть своей флотской жизни проводил в космосе, далеко от цивилизованных планет, очень редко спускаясь и только в случаях необходимости на их поверхности. Сандерс был еще не женат и не имел детей, но был широко известен и имел громадный авторитет среди рядового и старшинского состава пограничного флота ВКС. Многие молодые ребята стремились служить под его командованием потому, что он считался удачливым офицером и заботился о своем экипаже. Высшее командование ВКС также с уважением относилось к Сандерсу и всячески отличало его, к тридцати годам он уже носил звание "командор флота". Многие полагали, что в ближайшее время он станет вице-адмиралом флота, командующим пограничной флотилии сторожевых эсминцев.

Командор, не смотря на то, что в основном находился в космосе, много занимался спортом и сохранил юношескую сухощавость и стройность, он был чуть выше среднего роста и по-американски огненно рыжим парнем, по-своему, обаятельным, но малоразговорчивым человеком. Его рыжие волосы беспорядочными космами покрывали голову, а щеки моментально покрывались ярким румянцем при любой высказанной в его присутствии скабрезности, кожа лица и рук отличалась белым оттенком, что было присуще ярко рыжих индивидуумам. Ну, а шевелюра на его голове, думаю, что не стоит повторяться о ее ярко выраженной спектральной окраске, но к тому же она абсолютно и категорически отвергала такой инструмент для приведения ее в порядок, как расческу. Она росла сразу по всем направлениям и как ей вздумается.

Всю свою сознательную и несознательную жизнь, начиная с младенческого возраста, командор Сандерс боролся со своей шевелюрой не на жизнь, на смерть. Но так и не сумел добиться от нее столь желанного — аккуратного аристократического английского пробора с левой стороны головы.

Когда он все же признал свое поражение в этой многолетней борьбе, то с курсантских времен и каждую неделю он стал наголо сбривать непослушные огненно-рыжие вихры с железной пунктуальностью американских и ирландских предков. После этого целых три дня Алан чувствовал себя полноценным человеком, но на четвертый день, когда первые рыжие колоски горделиво всходили на территории, ранее ими позорно покинутой под нажимом остро заточенного лезвия парикмахерской бритвы.

Когда мы объявились в каюте командора Алана Сандерса, то он не обратил на нас особого внимания. Продолжал смотреть в зеркало, рассматривая новые поросли волос на голове. И глубоко размышлял сбривать или не сбривать свою удивительно прекрасную, но своеобразную, по своей упертости и наглости, рыжую шевелюру.

Отложив на время дилемму в сторону, он с детской улыбкой и непосредственностью поприветствовал нас. Внимательно выслушав наш рапорт о прибытии на практику, он попытался вспомнить, кто и зачем прислал к нему на эсминец этих двух желторотых птенцов из космической академии. И как часто это происходит, в голове его было невозможно отыскать требуемую информацию, так как шевелюра занимала все его мысли. И тогда молодой командор флота поступил таким образом, как обычно в подобных случаях поступали целые поколения старших чинов флота, все проблемы он решил переложить на плечи младшего по званию офицера.

Не повышая голоса, по внутренней связи командор Сандерс вызвал в свою каюту своего старшего помощника и приказал разобраться с молодыми мичманами.

Старший помощник командора был старым и прожженным служакой — таких людей зачастую называют "космическими волками", ему не потребовалось и минуты, чтобы вспомнить поступившую из штаба информацию в этой связи и мгновенно разобрался в сути вопроса. Вчера он в одной из секретных телеграмм, доставленной из главного штаба флота ВКС, он прочитал о двух мичманах третьего курса космической академии, которых направили на борт "Галактики" для прохождения производственной практики. По опыту своей долгой службы этот старый космический волк знал ценность любой информации из вышестоящих инстанций для продолжения служебной карьеры — первым получил, первым узнал, первым использовал. Поэтому старший помощник командора эсминца каждый божий день с утра корпел с каждой поступившей бумажкой, читая и запоминая нужную или ненужную информацию поступившую сверху.

Здесь хотелось бы немного уточнить следующий факт, каждый божий день на эсминец поступало большое количество бумажных и электронных приказов и распоряжений, то на третий день переписки с вышестоящими штабами эсминец "Галактика" мог бы превратиться в космический архив, на десятый день потерять полную боеспособность. Поэтому вся бумажная макулатура уничтожалась на третий день с момента поступления, а компьютерные терминалы, чтобы не перегрузиться электронной почтой, стирали поступающую информацию на второй день с момента ее получения. Многие капитаны, чтобы не перегрузить себя перепиской со штабами и оставить немного времени на отработку с экипажами профессиональных навыков, выделяли специальных людей, обычно это были заместители или первые помощники, заниматься штабной перепиской.

Когда память напомнила старшему помощнику о телеграмме о молодых практикантах, то он вспомнил и то, что в ней его удивило два интересных факта. Первый, практиканты были в высоких флотских чинах, а обычно на практику присылали рядовых, максимум сержантов, и, второе, там что-то говорилось об истребителях. Но на сторожевых эсминцах никаких истребителей никогда не было и не должно было быть, их конструкция не позволяла им быть авиаматкой. Прочитав еще раз телеграмму, он решил не валять дурака и подождать развития событий, время покажет, что имелось в виду в этой телеграмме. Поэтому, не совершая лишних телодвижений и не говоря лишних слов, выполняя приказ командора, он поставил нас на довольствие и предложил два варианта размещения — разместиться по отдельности в одноместных офицерских каютах или вдвоем, но в шикарной адмиральской каюте, которой до настоящего время никто и никогда не пользовался. Адмиралов на борту эсминца "Галактика" пока еще не было.

Мы, разумеется, остановились на втором варианте.

По безразличному выражению лица старшего помощника можно было легко прочитать, что его нисколько не удивил наш выбор, так как мы с Белояром, по его глубокому убеждению, являлись представителями именно той категории молодых академических барчуков, которые опустились до самой низшей сексуальной распущенности — спать вдвоем в одной кровати. Старшему помощнику было невдомек, что адмиральская каюта, помимо большой адмиральской кровати, имела и большой раскладной диван. Когда готовились к практике, мы залезли в терминал всемирной сети и разыскали информации об эсминце, практически вся информация о нем была засекречена, но об адмиральской каюте рассказа был на половину страницы электронного текста. Вот из рассказа мы и почерпнули информацию о кровати и раскладной диване. И мне с Белояром в адмиральской каюте было куда вольготней, чем в закутке малогабаритной офицерской каюты, где нормальному человеку, ноги было некуда протянуть.

Выполнив приказ командора и, разместив молодых мичманов в адмиральской каюте, старший помощник, словно опытное привидение одного из старых лондонских замков, растворился в сумраке слабо освещенных коридоров эсминца.

Оставшись одни в большой, ярко освещенной адмиральской каюте, мы переоделись в робы темно-синего цвета и стали искать, чем бы перекусить. В результате тщательного обследования внутреннего обустройства адмиральской каюты и прилегающей небольшой кухоньки, мы пришли к неутешительному выводу, адмиралы не питаются земной пищей, а обходятся горячительными напитками, причем в неограниченном количестве. Мы так и не смогли обнаружить что-либо съестного, а обнаружили несколько баров и мини-баров, доверху забитых бутылками с жидкостями различных цветов. Оно и понятно, адмирал есть высший по старшинству офицер на флоте и ему не пристало употреблять простые земными продукты, как это делают нормальные и приземленные люди, любящие гамбургеры или сэндвичи. Этим людям, божественного происхождения, пристало вкушать только амброзию во всех ее проявлениях.

Выбрав наугад бутылку из адмиральского бара и распив ее из горлышка, мы с Белояром были чрезвычайно удивлены обстоятельством, как быстро это одно из проявлений божественной амброзии подействовало на наши головы — неизвестно откуда появилась и потребовала выхода молодецкая бравада и храбрость — любое море нам стало по колено. Исходя из этой бравады и желания поесть чего-нибудь, я лично отдал приказ Белояру, позвонить в кают-компанию и заказать ужин на двоих в адмиральскую каюту. Было очень похоже на то, что выпитые виски подействовали и на Белояра, так как он тут же бросился исполнять мое распоряжение. К тому же голод не тетка, а Белояр был простым землянином и не чуждался земных продуктов. На третий или четвертый гудок в аппарате внутренней связи кают-компании кто-то ответил и он начал многословно и в подробностях объяснять, какие блюда пожелал опробовать его "адмирал", не преминув упомянуть и о том, сказалась, видимо, кулинарная одаренность моего друга, до какой степени следует прожаривать мясные блюда.

Чтобы не мучатся от голода, я решил принять душ. В душе, к моему глубокому удивлению, была в наличии горячая и холодная вода. Минут десять пробарахтался в плотных струях великолепного адмиральского душа, которые смыли дорожную грязь и отлично промассажировали тело, это было истинным наслаждением, я чувствовал себя на седьмом небе.

Духовно и телесно очистив себя, на ходу высвистывая популярную мелодию о девушке по имени Катюша, я вышел из душа в столовую каюты, где бросилось в глаза странное поведение Белояра. Этот парень, мой напарник пока я отсутствовал в ванной комнате успел сойти с ума. Как только я перешагнул порог, он вытянулся по команде "смирно" и, пожирая меня глазами, молодецки отрапортовал о том, что приказание выполнено и ужин подан на стол. Затем Белояр, словно актер на сцене, грациозно ступил в сторону и перед моими глазами возник обеденный стол, сервированный на две персоны.

Чего только на этом столе не было!

В два ряда он был заставлен многочисленными салатами, холодными и горячими закусками, мясными и рыбными блюдам, — одних только супниц, пышущих ароматнейшим паром, было четыре. На этом же столе я увидел пару бутылок коньяка "Хеннесси", которого сегодня на Земле днем с огнем не сыщешь!

В углу столовой неподвижно замер матрос-вестовой, который боялся поднять на меня глаза и с мертвенно-бледным лицом следил за каждым моим движением. Было очень заметно, каких усилий ему стоило подойти и пододвинуть стул, когда я усаживался стол.

Небрежно кивнув Белояру на соседний стул, который он спешно занял, я взглянул на вестового и глазами показал на бутылку коньяка "Хеннеси". Дрожащими от волнения руками он разлил коньяк и мы с Белояром чокнулись за успешно начатую производственную практику.

ххх

На следующее утро, мыс Белояром ожидали разноса за нашу вчерашнюю шутку. Отчетливо понимая, что вчерашний "алкогольный бунт" просто так не сойдет нам с рук, но не знали, как действовать дальше в этой непонятной ситуации. В конце концов, решили плыть и дальше по течению и посмотреть, как будут в дальнейшем развиваться вчерашние события. Эту ночь я провел, разумеется, на адмиральской широкой кровати, А Белояру пришлось спать на диване. Но время шло, кругом было тихо и ничего не происходило. Мы уж маяться начали от безделья и не информированности.

Когда вчерашний вестовой осторожно приоткрыл дверь в каюту, мы оба даже духом воспрянули, и громким шепотом спросил, когда пожелаем позавтракать, добавив при этом, что все готово и разогрето.

Перешагнув порог адмиральской спальни, мы прошли в столовую и наши ноги приросли к палубе! За обеденным столом, сервированным уже на три персоны, сидел командор эсминца Алан Сандерс и, попивая свежевыжатый из старого пакета апельсиновый сок, спокойно попыхивал гигантской гаванской сигарой, легкомысленно помахивая мыском ноги.

— Наступил час расплаты! — Вихрем пролетело в наших головах.

— Привет, мичманята! — Вполголоса поприветствовал нас командор, не вынимая сигары изо рта. — Ну, как вам спалось после вчерашней бутылки из адмиральского бара? Вас стоило бы отругать или даже наказать за вчерашнее нахальство и пьянство на борту эсминца, но, честно говоря, делать этого мне совершенно неохота. Я понимаю, какими вы были голодными. Но академическим цыплятам выпивать на пустой желудок такое количество алкоголя, даже превосходный "Хеннеси", вам бы не стоило. Вот, если бы вы оказались бы выпускниками академии с лейтенантскими звездами на плечах, то вас бы серьезно наказали и вы надолго заполнили бы вчерашнюю пьянку! — Здесь он сделал смысловую паузу и продолжил. — Чего стоите, садитесь, может быть, и мне чего-нибудь нальете. Говорили, что в этой каюте имеется выпивка на любой вкус. — Он выжидательно посмотрел Белояру в глаза и, тот, словно сомнамбула под магией командорского взгляда, легким скользящим шагом направился к главному адмиральскому бару, не глядя достал из бара трехгранную бутылку и ровно на два пальца наполнил бокал жидкостью желтовато-красного цвета. Приняв бокал от Белояра, Алан Сандерс прервал свой отеческий монолог, чтобы сделать маленький глоток. То, как он профессионально проделал этот глоток подтверждало наше предварительное мнение о том, что командор Сандерс был большим знатоком напитка с громадным опытом его потребления.

Присоединившись за стол к командору, мы стали соскребать овсянку с тарелки, намазали гусиным паштетом сэндвичевый хлеб, проглотили французский рогалик с вишневым вареньем и стали ожидать продолжения головомойки от командора. Пить виски с утра, как это только что проделал Сандерс, мы не могли, совесть и неопытность не позволяли, поэтому ограничились кофе со сливками. Сандерс же, по-прежнему, медленно попыхивал сигарой и искоса посматривал на нас, делая маленькие глоточки из бокала. Разумеется, он не притронулся ни к одному из блюд на столе. А нам было видно, что с каждым глотком божественной амброзии под названием виски "Тэтчер" поднималось и улучшалось настроение капитана "Галактики".

В глубине души мы радовались каждому глотку командора, чувствуя, как с ростом алкоголя в организме Алана Сандерса упрощается ситуация. Нас не будут наказывать за вчерашнюю гулянку, ограничатся устным выговором. Чтобы раньше времени не выдать своего облегчения, мы всеми силами старались сохранить на лицах тупое выражение безысходности и безнадежности.

— Ну, ребятки-цыплятки, повезло вам, уже сегодня на борт доставят истребители, а завтра можете лететь по своим делам куда хотите или куда глаза глядят. — Чуть-чуть заплетающимся языком вновь обратился к нам капитан эсминца "Галактика". — Командующий ВКС за своей личной подписью вчера прислал мне телеграмму — приказ о вашей практике на эсминце и работе с истребителями. В телеграмме особо подчеркивалось, чтобы мы обращались с вами, как с офицерами экипажа корабля. Правда, мне не совсем непонятно, что он под этим имел в виду? Ну, какие, к дьяволу, вы офицеры, если являетесь курсантами третьего курса академии и в жизни ничего не видели. — В этот момент голос командора полностью отрезвел, исчезла пьяная меланхоличность, перед нами находился старый космический волк, капитан эсминца, готовый к решительным действиям в любую минуту. — Ну да, ладно, со всем этим разберемся в свое время, а мне, мичманята, нужно поспешить командирский мостик, как я уже говорил, ожидается прибытие фрейтера с вашими истребителями и нужно проследить за его швартовкой к нашему борту. — И уже поднимаясь со стула, спросил, почему-то обращаясь к Белояру. — А что такого секретного в ваших истребителях, что мы не должны никого, кроме вас двоих, к ним допускать? И кого, вы мне скажите, можно к ним допускать, когда на миллионы миль вокруг ни одной живой души. Но приказ, знаете, есть приказ, поэтому я принял решение, ребята, этот отсек с адмиральский каютой перенести поближе к двигательному отсеку эсминца, где сейчас идет монтаж причального пирса для ваших истребителей. Как только монтаж закончится и все будет в полном ажуре, то вас двоих и эти истребители никто не увидит и не коснется, Ну и вам придется пожить несколько вдали от экипажа. Но это продлится недолго, практика быстро кончится и сможете вернуться в академию, продолжить учебу. По ее окончанию, наверняка станете адмиралами и тогда эти каюты будут предоставляться вам по праву. А пока потерпите вдали от людей, занимайтесь вашими самолетами и овцы будут целы и волки сыты. Ну, пока ребята-адмиралы!

Уже будучи на пороге, командор Алан Сандерс остановился и вернулся к столу. Из планшетки, без толку болтавшейся на его боку, достал два больших и пухленьких пакета и шлепнул их на стол перед нашими носами.

ххх

Отсек с адмиральской каютой специальной рукой-манипулятором в несколько минут был перенесен к двигательному отсеку эсминца и там наглухо приварен к нему.

Адмиральская каюта отдалилась еще на большее расстояние от экипаж эсминца. Когда осуществлялся перенос отсека, то мне вспомнились слова Генерала, упомянувшего, что во время практики мы будем общаться с членами экипажа эсминца "Галактика".

Сейчас это казалось генеральской шуткой, совершенно не остроумной, разумеется.

В адмиральской каюте, после всех перетрубаций, осталось всего две двери, обе массивные и металлические. Правда, одна из них, ведущая от нас в командный отсек, была наглухо задраена приказу капитана эсминца. Ее можно было открыть только из командного отсека и только по личному распоряжению командора Алана Сандерса. Два раза в день этим переходом пользовался наш вестовой, спешащий, чтобы приготовить нам завтрак или ужин, или доставлявший продукты в наши рефрижераторы, но иногда заходил командор Сандерс, интересовавшийся нашими делами.

Вторая дверь вела в некое подобие самолетного ангара, где располагались летательные аппараты, которые назывались истребителями-перехватчиками. Было достаточно повернуть ручку этой двери и ты мог пройти в воздушный тамбур, откуда, надев скафандры и откачав воздух из тамбура, можно было перейти в ангар с истребителями. Ангар представлял собой широкую площадку между двумя отсеками, где пристыкованные к специальному мостику-переходу, висели две конструкции, внешне похожие не на привычные формы летательных аппаратов, а на два русских оладья. Эти конструкции висели в самом непосредственном провале космической бездны, соединенные с эсминцем замысловатым стыковочным узлом. Нет, эти конструкции не болтались из стороны в сторону, словно лохмотья тряпок, а были намертво прикреплены этим узлом к эсминцу.

В ангаре царили постоянный космический вакуум и невесомость.

Чтобы от тамбура через мостик перейти к истребителям, требовалось надеть тяжелый скафандр со свинцовыми подошвами, чтобы во время перехода не улететь в космос из-за невесомости. В этом космическом одеянии мы с Белояром, чем-то напоминая средневековых рыцарей, превращались в малоподвижных людей. Требовалось от десяти минут и больше, чтобы от воздушного тамбура добраться до истребителей. Не знаю, как Белояр, я никогда не спрашивал его по этому поводу, но меня страшно раздражала процедура прохождения через воздушный тамбур к истребителям. Да и работать в этих скафандрах было очень тяжело, пилотские кабины были все же небольшими по площади, переодеться нельзя, развернуться трудно. Хочется самому заменить тот или иной блок, датчик, но не можешь, пальцы руки в скафандре становятся совершенно негибкими и неуправляемыми. Вот приходится на все сто использовать электронику или искусственные разумы — Иры.

Перед уходом командор Сандерс оставил по пакеты с техническим описанием и руководством по управлению этими машинами. Из сопроводительного письма к содержимому этих пакетов следовало, что в течение практики мы должны изучить техническое устройство, системы жизнеобеспечения, органы управления, вооружения и научиться пилотированию этих истребителей. Практика может быть зачтена, если мы сумеем вернуться в академию на этих машинах-блинах.

Честно говоря, мы очень удивились такому заданию.

Ну, понимаете, мы просто не могли себе представить, что такой мощный истребитель отдан в наше полное распоряжение, научись и делай с ним, что хочешь, что его можно сделать любимым детищем, да об этом мечтает любой курсант космической академии!

Еще раз полистав страницы технического описания истребителя, я отложил манускрипт в сторону, натянул скафандр и направился к воздушному тамбуру.

Пройдя необходимые процедуры в тамбуре вышел на площадку и замер, до глубины души пораженный красотой двух конструкций, совершенно не похожих на небесных птиц. Конструкции больше напоминали оладьи на сковороде — почти круглый фюзеляж с крыльями, плотно прижатыми к нему, крылья больше выдвигались из пазов во время полетов в атмосфере планет и полностью уходили в фюзеляж при полетах в космосе. Колпак кабины пилота чуть-чуть возвышался над фюзеляжем. Впереди были два небольших отверстия для забора воздуха для окисления топлива в камерах сгорания двигателя, а сзади были расположены два мощных ионно-отражательных сопла.

Не удержавшись от искушения, я подошел к одной из машин и коснулся темного пятна на боку кабины пилота. Верхняя полусфера колпака кабины бесшумно скользнула вверх и ушла в бок, открыв внутреннее пространство и оборудование кабины пилота. Мне не раз уже приходилось сидеть и работать в таких вот пилотских кабинах, в аналогах которой я налетал несколько десятков часов.

Удобно расположившись на пилотском сиденье, ладонью небрежно хлопнул по большой зеленой кнопке-выпуклости справа от себя, верхняя полусфера колпака кабины опустилась, герметически закрепившись в пазах. В тот же момент кабина заполнилась воздухом, отбросив за спину шлем скафандра, я вдохнул и чуть не захлебнулся свежим воздухом, который заполнил легкие, и стал наблюдать, как на доске приборов один за другим зажигались индикаторы, светодиоды. Слева под рукой откинулась дюралевая крышечка, под которой лежал странный шлем, своей формой сильно напоминающий шлемофон авиатора начала позапрошлого века. Совершенно естественно я примерил этот шлем на свою голову, он плотно охватил ее. Шлем был изготовлен из мягкого, прорезиненного материала. Как только он оказался на голове, на приборной доске загорелся зеленым сигнал, замерцала надпись с просьбой нажать кнопку, расположенную под надписью.

Большим пальцем правой руки нажал на кнопку, в шлеме раздался мягкий щелчок и возник приятный баритон мужского голоса:

— Здравствуйте, позвольте представиться. Я — искусственный разум этого истребителя-перехватчика и меня зовут Иррек. Если вы решили стать пилотом этого летательного аппарата, то прошу немного подождать, так как мне нужно время, чтобы настроить на ваши личные характеристики датчики и сенсоры контур-шлема, который одновременно является центром управления и электронно-вычислительным центром этой машины. На осуществление процедуры настройки мне потребуются десять секунд. Если вы действительно желаете стать пилотом этой машины, то положите ладонь вашей правой руки на мигающий экран монитора в центре доски приборов и подержите ее на экране пока не завершится процесс отсчета времени. Итак, начинаем отсчет: раз… два… три…

В центре приборной располагался еще один маленький экран, по которому в хаотическом беспорядке метались цветовые диагонали, вертикали, кривые и зигзаги и которые, переплетаясь, образовывали сплошную и беспорядочную путаницу световых полос.

Как только отсчет завершился, движение цветовых полос на экране приобрело относительный порядок, а на экране загорелась надпись:

— Настройка успешно завершена, пилот! Поздравляем! Теперь вы имеете свободный доступ к органам управления контуром-шлемом и к органам управления Х45. — Радостно сообщил Иррек

В памяти всплыл один случай, который произошел в академии. Большинство преподавателей космической академии были не людьми — живыми существами, а искусственными разумами (Ирами), электронными созданиями. На первом курсе один из Иров не поладил с Белояром и поставил ему тройку, хотя этот предмет мой друг знал на отлично. Пришлось в конфликт вмешаться мне, чтобы он не разгорелся и не достиг бы ушей начальства академии. И выяснилось, что весь сыр-бор разгорелся практически не из ничего, произошла простоя человеческая несовместимость характеров. Электронный Ир невзлюбил Белояра и поставил ему тройку, чтобы этим действием обидеть своего ученика, который был живым существом. Мне пришлось изменить кое-какие цепочки, добавить новые платы в электронную схему-структуру этого Ира во время своего вмешательства, что совершенно неожиданно привело к тому, что эти электронные существа научились общаться между собой мысленно — телепатически. Более того, их новая электронная схема мышления предполагала, что искусству мысленного разговора можно было научить и людей.

Когда Генерал узнал об этом, слухи о конфликте все же достигли его ушей, то схватился за голову и сказал мне, чтобы я больше не касался Иров и их электронных схем.

Так вот, к чему эта долгая и нудная подготовка, да все очень просто — голос Иррека очень походил на голос Ира, электронно-вычислительного центра этого истребителя Х45. К тому же, я уловил слабую телепатическую мысль-нить, протянувшуюся от него ко мне.

Иррек ловко ушел от ответа на мой мысленный запрос, сделав вид, что не понял этого телепатического запроса. Тогда словами я попросил его ознакомить меня с кабиной пилота Х45. В течение последующих нескольких часов, Иррек в общих словах рассказывал об основных узлах и агрегатах истребителя, его несущих конструкций, органах жизнеобеспечения, силовых установках, демонстрировал графики, таблицы.

Помимо начальных узкотехнических сведений, я также получил широкую информацию о боевом применении Х45. В нашу современность, по словам лектора, отходят в прошлое войска и армии, построенные на массовом использовании авиации, флота и пехотных подразделений. Опыт прошедших столетий показал малую эффективность применения таких крупных армад, которые способны вызвать крупные жертв среди гражданского населения и мало эффективны в достижении стратегического результата. Современные Вооруженные силы взяли за основу тактику специальных подразделений — когда профессионализм и мастерство всесторонне подготовленного воина кует победу. Поэтому всем курсантам академии по окончанию третьего курса вручается личное оружие — истребитель. После первого общего знакомства с истребителем, курсант должен досконально изучить врученное ему оружие, узнать его особенности, научиться на высоком профессиональном уровне пользоваться им. Все системы и органы управления истребителем подгоняются под особенности курсанта таким образом, что иногда происходит слияние машины-оружия и человека, они становятся единым и неразрывным целым.

В заключение своей первой лекции Иррек указал, где находится электронный диск с материалом для ввода в подсознание, который производится под гипнозом. На мой мысленной вопрос, кто будет гипнотизером, введет этот материал в мое подсознание. Иррек тут же ответил, что мог бы и сам осуществить этот процесс. Это электронное существо приняло мой телепатический вопрос и ответило на него словами, но это уже не играло никакой роли. Теперь на сто процентов я был уверен, что наш новый инструктор Иррек был именно тем преподавателем, который имел человеческие чувства.

Ознакомительная лекция Иррека оказалась столь интересной и захватывающей, что пять часов пребывания в пилотской кабине блина пролетели незаметно для нас обоих. Когда прозвучали последние слова лекции, я снял контур-шлем и вновь опустил шлем скафандра на плечи, готовясь к переходу в адмиральскую каюту.

ххх

Белояр не отставал от меня и все это время провел в кабине своего блина, мы с ним встретились на площадке перед воздушным тамбуром.

На очень короткое время задержавшись на этой площадке, чтобы еще раз полюбоваться окружающей нас бездной звезд и галактик. Мы были еще молоды и не так много раз бывали в космосе. Но мы успели даже и за это столь короткое время привыкнуть к этой чернильно-черной бездне вакуума, которая нас не страшила и не пугала, а влекла и затягивала в свои бескрайние объятия. Нам так хотелось принять и приблизиться к этим великолепным пятнышкам света, где на планетах, вращающихся вокруг светил, возможно, обитает чужой разум. Мы очень надеялись, что, когда окажемся на этих планетах, то встретим дружеских и понимающий прием.

Прежде чем войти в тамбур, каждый из нас обернулся и еще раз взглянул на эти свои необыкновенные истребители, наше личное оружие. За столь короткое время Х45 нам очень понравились и мы успели всей душой полюбить их.

Белояр стал первым, кто нарушил великолепие этого молчания и созерцания космоса, он хмыкнул что-то неразборчивое и перешагнул порог тамбура, я сразу же последовал за ним.

Уже без скафандров мы ввалились в столовую нашей адмиральской каюты, где вестовой накрывал стол для ужина.

Автоматически поглощая блюда за блюдом, мы не обращая ни малейшего внимания на то, что нам подают, все еще находясь под впечатлением услышанной лекции и первого знакомства с нашим оружием. В атмосферах планет Х45 развивал скорость в 4–5 маха, а скорость в безвоздушном пространстве превышала скорость света. На нем были два различных типа двигателя — один для полетов в воздушном пространстве планет, а второй — для перелетов между планет на скорости свыше световой. Все управление истребителем производилось пилотом через посредство контур-шлем или непосредственно Ирреком. В первом случае, пилот через контур-шлем силой мысли воздействовал на сенсоры, органы и системы управления. Без специальных наработок и навыков управлять такой машиной было очень трудно, ведь до появления этих блинов все летательные аппараты, на которых мы тренировались или летали, имели педали и ручки управления, штурвалы или, по крайней мере, джойстики. А в нашем новом истребителе по его управлению работала одна голова пилота, о руках и ногах следовало забыть.

За ужином нам так и не удалось поговорить между собой и немного расслабиться, голова была под завязку забита техническим описанием, взаимодействием агрегатов и силовых установок, электронных завязок и цепей. Вспомнив о диске с материалами, я вернулся к тамбуру и разыскал его во внутреннем кармашке. Ухмыльнулся, вспомнив обещание Иррека загипнотизировать меня, чтобы под гипнозом перенести весь материал с диска в мое подсознание. На всякий случай, вставил диск в воспроизводитель в нашей спальне.

Так, не сказав друг другу и слова, мы бездыханными трупами свалились по спальным местам — Белояру в этот раз досталась адмиральская кровать, а мне — адмиральский диван.

Проснулись ни свет, ни заря, да и какая тут заря в черноте космоса?

Да и сон получился странным, то ли мы спали, то ли не спали, а снились мне странные вещи и кошмары. Быстро позавтракали, натянули скафандры и до ужина просидели в кабинах своих истребителей. Итак, продолжалось день за днем, мы оба не замечали, как пролетела первая и вторая неделя и нашего тесного общения с Ирреком.