Глава 1

Сельская школа.


Этим утром я проснулся рано, когда солнце только поднималось над горизонтом, своими лучами оно только начинало разгонять утренний туман и ночную прохладу. Скинув легкое одеяло, я быстро вскочил на ноги. Хотелось еще спать, но в космическую академию ВКС принимают ребят или с отличными школьными аттестатами, или с хорошими спортивными результатами. Золотая медаль в школе не светила, полным отличником я никогда не был, учился себе в удовольствие на четыре и пять.

Поэтому, чтобы поступить в академию, мне ничего не оставалась, как взяться за спорт, чтобы стать неплохим спортсменом, но сделать это требовалось за год, оставшийся до поступления в академию. Вот и решил я побегать по утрам, набирая спортивные баллы и закаляясь. Каждый день независимо от погоды, светит или нет солнце, идет или нет дождь, есть ли снег на улице, я бежал десять километров вокруг села. По истечении шести месяцев лет утреннего самоистязания, мне удалось превратиться в здорового парня с отличными легкими, мощными ногами. Да и думать начал больше, во время бега было много свободного времени и ничего не оставалось, как обдумывать планы на день или повторять домашние задания по различным школьным дисциплинам. Но мне не удалось достичь олимпийских высот в спорте, в районе не проводилось больших соревнований по легкой атлетике, но я неплохо преуспел в школьных предметах, в частности, в математике и физике.

На скорости, проскочив мать, которая, как обычно по утрам, готовила завтрак, я через кухню и двор выскочил на улицу, которая являлась боковым ответвлением центральной улицы села. Наш переулок выходил на небольшую площадь с трехэтажным зданием сельсовета в центре. Промчавшись по переулку и центральной улице, я выскочил на окраину села, где тут же повернул налево и побежал по косогорам, буеракам и оврагам, окружающие село.

Чтобы пробежать десять километров, по моим расчетам, требовалось два раза обежать вокруг села. Два полных круга составляли требуемые десять километров и пару сотен метров дополнительно.

Шестнадцать лет назад я родился в этом селе, хотя мои родители не были местными и приехали издалека, поселившись здесь всего за пару месяцев до моего появления на свет.

Вот с того и до настоящего момента я и проживаю в этом селе.

Я всего три раза покидал на время родное село. Школа, за отличную учебу и достижения в изучении физики и математике, направляла меня в столицу для участия в больших олимпиадах, вначале по физике, а потом дважды по математике. Я не любил надолго уезжать из села, да и столичный город не принимал меня за своего, я чувствовал себя в нем каким-то потерянным и никому не нужным человеком. Уже после двух дней пребывания в мегаполисе я настолько уставал в нем, что всей душой стремился вернуться назад в родные пенаты.

Слишком большое количество людей и транспорта на улицах столицы подавляло самосознание сельского паренька. Нет, я не боялся города, но чувствовал себя неполноценным и ущербным человеком. Постоянно приходилось работать локтями и плечами, пробивая себе дорогу в небывалых толчеях на улицах. Проезжая часть проспектов, улиц и площадей города были заставлены личным и государственным транспортом, два или даже больше рядов машин стояли у обочин. А глайдеры, флаеры, скутера, конвертопланы и машины на воздушной подушке, особенно по утрам и вечерам, когда люди спешили на или с работы, сплошным потоком едва ползли по улицам. Более или менее спокойно передвигаться по городу можно было или ранним утром, или поздним вечером, когда мегаполис немного затихал.

Ну, и что хорошего простой сельский парень мог найти в этой безалаберной толчее и неразберихе?! В деревне жилось спокойно, размеренно и просторно. Проселочные дороги свободны, ненужно искать парковки для машины. Поставил ее у калитки и спи себе спокойно. Поэтому, как только я получал призы за первое место на олимпиадах, то старался поскорее покинуть пределы столицы и, несмотря на уговоры сопровождающего, задержаться на денек другой в этом, по его же словам, прекрасном городе — столице нашей родины, спешил вернуться к себе домой в родное село.

Мы жили дружной сельской семьей — я, мама и папа. У нас был небольшой с небольшим участком земли и домик с черепичной крышей и тремя большими комнатами, обогреваемые зимой большой русской печью. Но, к сожалению, несмотря на все старания отца, он постоянно работал на участке или шабашничал где-то на стороне, денег у нас не хватало на внесение серьезных архитектурных изменений в интерьер домика, поэтому все, так называемые, удобства находились во дворе. Но отец все же нашел время, чтобы подновить и немного отремонтировать домик своими руками. Мама развела яблоневый сад и небольшой огород, в котором постоянно копалась, сажая необходимые в повседневной жизни овощи — морковь, картофель, капусту, лук, огурцы.

Наши отношения с односельчанами были простыми, мы не лезли в их личные дела и делали все возможное, чтобы и они не касались наших семейных внутренних проблем. Вначале, эта политика взаимоотношений односельчанами была принята в штыки.

Как это можно жить так, чтобы ничего не знать и не ведать, что делает сосед?!

Но мой отец оказался суровым мужиком и с тяжелой рукой. Пару раз соседи старались выяснить с ним некоторые соседские отношения, но, потерпев полное фиаско, перестали совать нос не в свои дела, К тому, же в этих конфликтных ситуациях наши оппоненты не были в должной мере поддержаны другими односельчанами, которых интересовали дела своих, а не чужих соседей по двору. После этих столкновений интересов отношения с соседями пошли на лад и на нашу семью перестали обращать особое внимание, словно сельчане официально признали нас своими людьми.

Когда мне исполнилось десять лет, то отец, как мне позже рассказывала мама, поехал на заработки в мегаполис и не вернулся до настоящего времени. Однажды я слышал, как наша соседка, тетка Анисья, тихо нашептывала матери на ухо, что его не стоит ждать, он, как и все мужики, кобель и никогда не вернется из города. В мегаполисе, по словам тетки Анисьи, слишком много свободных баб, которые за "живого мужика" любой другой бабе готовы голову оторвать. Мать вежливо выслушивала тетю Анисью, но никогда не верила тому, что она говорила, она, ни на грош, не ценила все ее слухи и бабьи перетолки.

Мать очень любила моего отца и полностью доверяла и верила ему во всем.

Но отец так и не вернулся из города, последующие пять лет регулярно высылал нам деньги, которых вполне хватало на продукты и одежду. До своего отъезда, не знаю почему, отец дом и участок переписал на мать. С тех пора она одна, при небольшой помощи с моей стороны, поддерживала в доме идеальный порядок и аккуратно ухаживала за небольшим яблоневым садом. Каждый год овощи регулярно высаживались в огороде, вдвоем ухаживали за Машкой, которая была страшно ленивой коровой, но давала много молока.

Два последних года от отца не приходило никаких денег и известий. Он пропал, словно растворился в этом "бабьем" мегаполисе.

Денег, разумеется, нам сразу стало не хватать. Только сад и огород хорошо поддерживали нас в этот период. В дни школьных летних каникул я немного подрабатывал пастухом сельского стада. Соседи охотно и понемногу платили мне за выпас своих коров, коз и другой домашнего скотины в поле за дальней околицей села. Слава богу, что таких желающих в селе оказалось довольно-таки много, так что за лето мне удавалось подработать денег, которых с трудом, но хватало нам с матерь на осень, зиму и начало весны. Можно сказать в это время мы не бедствовали, но и не шиковали.

Сейчас стоял уже конец мая. Близилась к концу учеба в школе.

Сегодня в школе проходил последний выпускной экзамен, после которого я становился свободным человеком и получал аттестат зрелости. С аттестатом я мог бы устроится на достойную работу или пойти учиться в высшее учебное заведение, чтобы получить высшее образования. Мама постоянно твердила о том, чтобы я продолжал учебу и поступал бы в какой-нибудь институт. Ей очень хотелось бы, чтобы я стал доктором или юристом, она часто говорила, что не хотела бы умереть, не увидев меня в белой рубашке с галстуком и в костюме, как ходят приличные, по ее словам, люди.

Я же хотел пойти работать и, накопив немного денег, отправить маму в город полечиться. Но найти приличную работу в нашем селе было невозможно. Вся сельская агрономия была окончательно развалена, люди уже давно жили только своим личным хозяйством. А просто уехать в город в поисках работы я не хотел, да и не мог. Мама последнее время сильно сдала здоровьем и общим состоянием, она много и часто болела. Поэтому в глубине души я лелеял мечту о поступлении в космическую академию Военно-Космических Сил, где у курсантов высокая стипендия и гарантированная работа по ее окончанию. К тому же мне очень хотелось стать пилотом и покорять неведомые планеты. Стипендия курсанта позволяла содержать маму и даже понемногу лечить ее от старческих болезней. Вступительные экзамены в академию проводились в конце лета, в августе, так что у меня было достаточно времени на подготовку к экзаменам и на то, чтобы заработать небольшую сумму денег для матери, чтобы она смогла продержаться до первой стипендии.

По завершению первого круга бега, на пятом километре в горле появилась неприятная сухота и глухие хрипы в груди. Вверх по косогору — бегом, вниз по склону буерака — бегом, вверх — бегом, вниз — бегом — и так на протяжении всего пути утреннего кросса по пересеченной местности. По уже накопленному опыту бега я знал, что через пару сотен метров восстановится дыхание, без следа исчезнет неприятная сухость во рту. Наступит второе дыхание бегуна, как любил поговаривать мой друг, учитель по физике и математике и спортивный персональный тренер Валентин Валентинович.

Валентин Валентинович таким образом преподавал физику в школе, что многие его ученики были в диком восторге от предмета, а другие — страшно ненавидели; так как получить простую тройку или четверку у этого учителя можно было только в том случае, если ты действительно знал физику. От других преподавателей школы Валентин Валентинович отличался тем, что никогда не реагировал на звонки выдающихся мам и пап или других дядей из района или области, не принимал подарков ни по учебным будням, ни праздникам. Он всегда искренне и от всей своей широкой души радовался любому успеху ученика. В особо торжественных случаях он с гордостью повторял, что лично дал путевку в жизнь двум полным академикам, четырем неполным членам-корреспондентам Академии Наук и великому множеству докторов наук, доцентам и аспирантам.

У меня первоначально не очень-то выстраивались отношения с этим человеком, неизвестно по какой причине он возомнил, что я стану очередным светилом в области физической науки или полным академиком по математике, и делал все возможное и невозможное, чтобы убедить меня в своей правоте. Он регулярно ставил мне пятерки по своему предмету, повторил пару раз домашнее задание по физике во время утреннего бега — вот тебе и пятерка, и направил меня на олимпиады, отправляясь вместе со мной в столичный город. Когда я уверенно завоевывал первые места и главные призы олимпиад, то он просто затерроризировал меня своей физикой и математикой. Наступил момент, когда мне пришлось в кратких, но весьма убедительных выражениях высказать ему, что физика или математика меня особо не интересуют, что я не желаю быть светилами этих наук. Открыв ему при этом, мечту и желание поступить в космическую академию ВКС на факультет пилотов навигаторов. Выслушав мою резкую отповедь, Валентин Валентинович побледнел, схватился за сердце и сказал, что я аспид, тайно прокравшийся в его сердце и душу, и что он этого так не оставит и будет непременно жаловаться директору школы. Никому он, разумеется, не жаловался, но три недели ходил замороженным, не замечая меня и не вызывая к доске. Затем он пересилил себя и стал поднимать с парты для ответов, ставя очередные пятерки в классный журнал. В последнюю неделю молчания Валентин Валентинович подошел ко мне и сказал, что мы оба были не правы и что мечта молодости — это будущее, за которое надо бороться. Он сказал также, что настало время нам помириться.

С этих пор мы стали неразлучными и в школе и на тренировках.

Вот только однажды, побегав со мной по утрам дней десять к ряду, он внезапно остановился прямо у околицы села, махнул рукой и категорически отказался продолжать заниматься спортивным бегом, мотивируя этот отказ своей старостью. Я ни на капельку не поверил словам моего учителя, так как Валентин Валентинович был совершенно здоров, словно тягловая лошадь, но почему-то очень любил много поспать и, если его не будить, то мог проспать до позднего утра.

Должен сказать, что я очень горжусь вниманием и дружбой с таким человеком, как наш школьный преподаватель по физике — Валентин Валентинович.

Впереди вновь показалась околица села и наша центральная улица, рассекающая село от края и до края. Сердце стучало равномерно и уверенно, дыхалка работала без всхлипов и хрипов.

Мне следовал бы уже заворачивать на центральную улицу.


жжж


Но тут я вспомнил о вредной привычке сельских дворовых собак.

Каждое утро они сопровождали лаем мою пробежку по центральной улице.

Сельские псы отличались своим отличным нюхом и узнаванием жителей села. Они разбирались в их привычках и характерах, знали порочные склонности, не говоря уж о том, кто и в каком доме живет, что у них за соседи и какие дворовые собаки у этих соседей, а также многое и многое другое — о чем без конца трепались между собой. Когда информация, обсуждаемая соседскими дворовыми собаками, оказывалась интересной и увлекательной, то к обсуждению немедленно присоединялось все собачье сельское сообщество. Лай-перебранка поднималась до такой высоты, словно собаки хотели предупредить, что к селу подступило большое татарское войско. В результате чего сельчане выскакивали неодетыми во двор, готовые отразить любое вражеское нападение. Но лай заканчивался также внезапно, как и начинался, и тогда уже дворовые собаки с удивлением посматривали на своих неодетых и чем-то встревоженных хозяев.

Сельская жизнь была бы не приятной и раскрепощенной, если бы в ней отсутствовало дворовое собачье сообщество!

Дворовые собаки прекрасно знали и нашу семью, уважали отца и беспрекословно слушались маму, они совершенно по дружески воспринимали и относились ко мне, прекрасно зная, что у нас за это время так и не появился свой дворовый пес. Разумеется, они стали первыми, кто знал и о моем спортивном увлечении и, по какой-то только им известной причине, мою утреннюю пробежку по центральной улице села решили сопровождать лаем на всем протяжении этой улицы. Лай собак больше напоминал добродушный собачий брех, который, словно говорил, "эй, парень, а мы отлично знаем, что, мол, это именно ты несешься незнамо зачем по селу". Этот лай-брех передавался от одного двора к другому таким образом, словно дворовые собаки договорились между собой, передавая меня по олимпийской эстафете.

До коликов в желудке дворовым псам нравилась эта олимпийская эстафета, они отдавались лаю-бреху с великим упоением души, даже угроза жесточайшего наказания со стороны хозяев не могла остановить их. За три года моего увлечения утренним спортом, они не пропустили ни одного дня, ни одной возможности, чтобы не облаять меня во весь свой далеко слышимый собачий голос. Разумеется, эти песики не обращали ни малейшего внимания на то обстоятельство, что это громкий лай-перекличка будит и поднимает с постелей многих сельчан, не желающих или не могущих, как Валентин Валентинович, пробуждаться так рано.

Интересный факт, когда я просто прохожу по центральной улице, то собачье сообщество вежливо приветствуют меня помахиванием хвостов, не подавая голоса. Но стоит мне сделать пару шагов трусцой, как неприметная подзаборная шавка, своим писклявым тенорком, совершенно не похожим на собачий лай, поднимает голос, обращая внимание своих уважаемых товарок на изменившееся обстоятельство, мол, этот чудаковатый парень снова бежит по улице. Через секунду к голоску этой шавки поочередно присоединяются голоса всех дворовых собак центральной улицы села.

Моя одноклассница Нинка, неплохая такая девчонка шестнадцати лет, вся белобрысая и в конопушках, но с чересчур острым языком. Она проживает через два дома от нашего. Однажды она заявила мне таким ехидненьким голоском, что по моим забегам с одновременным утренним собачьим сопровождением можно часы проверять с точностью до минуты. Утренний кросс, мол, одного сумасшедшего ранним утром поднимает на ноги полсела односельчан. Делая это заявление, Нинка, словно случайно, посмотрела на свои наручные электронные часики, которые на ее день рождения подарил парень по имени Белояр. Вы только представьте, как мне хотелось этому парню за эти часики набить морду, но в этот критический момент его не оказалось поблизости. А Нинка, моментально проанизировав и считав нужные ей показания с моего лица, сообразила, что ее колкость достигла желаемого результата, скромно потупила глазки, пожала плечиками и пошла прочь, небрежно покачивая бедрами.

А я, дурак, глаз не мог долго оторвать от этой девчонки.

Белояр — это мой самый лучший недруг, который совсем недавно со всей семьей переехал на постоянное жительство в наше село. Он мой одногодок и учимся мы в одной школе, но в параллельных классах. В этом году он тоже оканчивает школу. Честно говоря, этот парень довольно таки скользкий тип, я всегда натыкаюсь на него во всех своих делах. Как только познакомлюсь с интересной девочкой, то он тут как тут и начинает ее обхаживать, цветы дарить. Нинка тут же усекла эту нашу "любовь" друг к другу и не упускает случая свести нас в клинче, но при этом строго следит за тем, чтобы мы дрались не до крови и не до серьезной травмы. Если же нам в поединке удавалось случайно разбить носы друг другу и пустить чуть-чуть крови, то в этом случае лучше было бы вообще не попадаться ей на глаза, она тут же устраивала грандиозную истерику с одновременным чтением морали о настоящей мужской дружбе.

Отключившись от заполнявших мою голову пустых размышлений и воспоминаний, я решил не тревожить покой дворовых собак и односельчан своим бегом и медленно побрел по централке. Меня занимали мысли о предстоящем сегодня экзамене по физике — последнем выпускном экзамене. По здравому размышлению, мне бояться было особо нечего, предмет я знал неплохо и мог бы даже специально не готовиться к нему. Но Валентин Валентинович вчера собирал всех выпускников и, пользуясь собственной методикой подготовки к экзаменам, быстро прогнал нас по всему объему годового учебного курса. Результаты оказались неплохими, все ученики были готовы в той или иной мере идти на экзамен.

Все бы ничего, но вчера в этой же группе вместе за одной партой сидели Нинка и Белояр. Нинка уже года два как входила в группу любителей физики и делала большие успехи в освоении школьного курса, но было неясно, каким образом Белояру удалось внедриться в наши ряды, До вчерашнего дня я ни разу не сталкивался с ним на заседаниях или рабочих коллоквиумах группы. Совершенно ясно также, что Нинка и Белояр не случайно оказались за одной партой, но вчера я не обратил внимания на это обстоятельство, промолчал и никак не реагировал должным образом на их самовольство. Я не протестовал, внешне никак не выказывал своего удивления или возмущения по поводу неожиданного появления Белояра в нашей группе. Валентин Валентинович и Нинка с громадным удивлением в этот вечер посматривали на меня, так как не понимали и, видимо, не могли себе объяснить мое столь тихое поведение. Обычно, я реагировал несколько иным образом на подобные или аналогичные выходки моих знаковых и друзей.

Они не знали и не могли знать, что в этот вечер матери стало совсем плохо и, хотя обстоятельства и вынуждали меня присутствовать на занятиях, но мысли о здоровье матери и о том, что требуется предпринимать, чтобы кардинальным образом поправить ее здоровье, в тот вечер занимали меня. Теперь вам ясно, почему я так спокойно отнесся к тому, что Белояр и Нинка сидели за одной партой и на то, что он так внезапно появился в кружке любителей физики, так как в тот момент мои мысли были только о том, как бы поскорее вернуться к больной матери.

Экзамен по физике, как и все выпускные экзамены, начинался в десять утра, поэтому у меня была уйма свободного времени до его начала.

Подходя к дому, я продолжал размышлять о том, как было бы хорошо, если бы моя мать была здоровой и молодой, то и проблем бы особых не было. По получении школьного аттестата послал бы документы в академию ВКС и стал бы готовиться к вступительным экзаменам.

Но, к сожалению, в жизни не всегда дела происходят так, как бы хотелось.


ххх


С каждым днем матери становилось все хуже и хуже, ей уже не помогали никакие лекарства. Пару раз к нам приходил сельский лекарь, фельдшер дядя Игнатус, который долго нащупывал у матери пульс, стетоскопом слушал ее сердце и все пытался приладить к ее левому плечу переносной кибер-доктор. После очередной неудачи с кибер-доктором, он повернулся ко мне и сказал:

— Ну, малец! Ну, не знаю я, что происходит с твоей матерью. Все приборы показывают, что внутри у нее все в порядке, только легкие странно попыхивают. А в тоже время у нее убывают силы и она становится физически слабой. Моего опыта и знаний не хватает, чтобы определить, чем она болеет и как ее требуется лечить. Придется тебе везти ее в город и показывать опытным городским врачам. Может быть они и смогут определить и прописать твоей матери курс лечения. Авиетку свою я тебе дам, права на вождение у тебя уже, наверняка, есть, вот и отвезешь ее сам в город.

После этого он уже не приходил, а все спрашивал, когда я повезу мать в город.

Но денег на городских врачей у нас не было, вот и пришлось мне еще до конца экзаменационной сессии вновь заняться своими коровами.

Было даже очень удобно, стадо пасется на лугу, а ты сидишь в тенечке по кустиком с учебником в руках и готовишься к экзамену. А в день экзамена я просил Николая, нашего сельского комбайнера, подменять меня в поле на полдня. Комбайн на воздушной подушке Николая один день работал, а три дня ремонтировался. В дни экзаменов он практически всегда оказывался свободным и с охотой подменял меня. Была только одна маленькая, но очень серьезная проблема, Николай любил поддать на лоне природы. И, если я задерживался после экзамена, скажем, часов до двух по полудни, то наступали кранты, после этого времени можно было и стадо не собрать. Поэтому все выпускные экзамены я старался сдавать одним из первых. Многим одноклассникам это почему-то не нравилось, когда я первым выходил к доске. Они кривились лицом и считали, что из своей пастушьей грязи я лезу в отличники и, из-за своего наивного детского эгоизма, делали все возможное, чтобы не дать первым выйти к доске. Никто из них не знал и не хотел знать мои личные или семейные проблемы. Да, честно говоря, и я сам не особенно стремился делиться сокровенным со всей этой толпой маменьких и папеньких детей.

Вот и сегодня, наверняка, кто-нибудь из них снова попытается помешать мне.

Погруженный в свои мысли я не заметил, как подошел к дому.

Мать, по-прежнему, возилась на кухне, но готовый завтрак уже стоял на столе.

Когда мама прошла в комнату с кружкой молока и большим ломтем белого хлебы, я обратил внимание на то, как она сильно постарела и, словно вся усохла. За последние несколько недель она превратилась в удивительно маленькую и сухонькую старушку, хотя моя память хранила ее статной, крупной и красивой женщиной.

Я молча сел, поцеловав на ходу маму в щеку, за обеденный стол, на котором все еще шкворчала большая сковорода яичницы. Мама молча сидела напротив меня, кротко сложа руки на коленях, и с какой-то укоризной в слезящихся от света глазах, не отрываясь, смотрела на меня. Я точно знал, что она хотела сказать мне этой своей укоризной, и постарался, как можно быстрее, проглотить завтрак, чтобы бежать из-за стола. Моей маме очень хотелось, чтобы я продолжил учебу и уехал из села, где, по ее словам, молодым ребятам моего возраста после окончания школы делать было нечего, так как в селе не было ни хорошей, ни плохой работы, ни стоящего заработка. Мама страшно не хотела, чтобы я жил от бутылки до бутылки, как это делали комбайнер Николай и дядя Игнатус.

Практически на ходу дожевывая и запихивая в горло кусок хлеба, я выскочил из-за стола и бросился во двор, выгонять из хлева Машку. Увидев меня, Машка нетерпеливо заревела и норовила поддеть меня рогами. В очередной раз, увернувшись от ее бодливого заигрывания, я выгнал ее из хлева на двор и через распахнутые ворота погнал корову дальше вниз по улице.

Когда мы вышли по центральную улицу, то достал губную гармошку и стал наигрывать популярные мелодии, чтобы все сельчане — мои работодатели — знали и слышали, что пора выгонять скот на выпас. Вскоре меня окружало стадо голов в сто коров и быков, коз и овец и мы, весело маршируя под легкую музыку, прошлись по центральной улице за околицу села.

Выпас скота дело не хитрое, когда имеются большие заливные луга или пустые территории с травой для выпаса домашней скотины. Сегодня же приходилось постоянно выкручиваться, отыскивать небольшие прогалины кормовой травы, которые островками располагались вдоль леса или электромагнитных дорог, так как все остальные территории перекрывались надписями "Don't cross! Private ownerships!"

Я часто думал, почему эти надписи делаются только на иностранных языках, и понял, что все это делается для того, чтобы людям не было бы стыдно, объявлять пустовавшие ранее общественные заливные луга, своей частной собственностью. Вот они и придумали эту хитрость с надписями, чтобы простые люди не сразу догадались бы, что эти заливные общественные луга больше не принадлежат государству или народу.

Николай был уже на месте и радостно помахал рукой, приветствуя меня, а я не задерживаясь, вприпрыжку побежал дальше по дороге, нужно было спешить в школу, чтобы занять очередь на экзамен и первым выйти к доске.

Но я опоздал.

Белояр и трое других парней из моего класса уже создали очередь, и Белояр стоял первым в очереди. Другие парни с хмурыми лицами топтались у кабинета физики, мрачно поглядывая на меня. Эта ситуация с очередью была совершенно неприемлемой для меня, так как сдача экзамена четвертым создавала прямую и непосредственную угрозу опоздания к пасущему на выпасе стаду. Но что-либо изменить было поздно и в этом опоздании я мог винить только самого себя, — оказался излишне сентиментальным, не захотел будить так рано утром своих односельчан, Вот, что значит пройтись, а не пробежался по центральной улице?!

Мне ничего не оставалось делать, как молча встать в очередь за уже пришедшими парнями.

Через некоторое время в школьном коридоре вслед за мной выстроилась длинная череда других ребят, позже пришедших на выпускной экзамен. К десяти часам коридор был битком забит учениками, а в дальнем углу шушукались родители, пришедшие помочь своим чадам.


ххх


Когда часы стали отбивать десять часов, в дальнем конце коридора появились директор школы, Валентин Валентинович и его ассистент. Директор, нежно прижимая в своему большому животику толстый портфель, шел чуть впереди. Его портфель был до предела набит никому не нужными деловыми бумагами, а в одном из его отделений находилась тонюсенькая папочка с белыми квадратиками бумаги с жирно выведенными фломастером цифрами на одной из сторон.

Это были экзаменационные билеты.

Экзаменационная троица торжественно и гуськом прошествовала в кабинет физики и со стуком захлопнула за собой дверь.

Через несколько минут дверь кабинета вновь распахнулась и на пороге появился Валентин Валентинович, который, посматривая через толстую призму своих очков, осмотрел коридор с длиной очередью, и, словно не замечая Белояра, стоящего во главе очереди, громко и требовательно спросил:

— Кто первый на экзамен по физике? -

Некоторое мгновение вся очередь хранила единое молчание. Затем вперед выдвинулся Белояр и, не говоря ни слова, взяв меня за плечо, вытащил из очереди и с силой втолкнул в кабинет, а сам занял мое место в очереди. Я на скорости перескочил порог класса, чуть-чуть не споткнувшись об него.

— Еще один, пожалуйста. — Как ни в чем не бывало, продолжил свой предэкзаменационный монолог Валентин Валентинович и, отступая на шаг в сторону, пропустил в кабинет второго по очереди ученика.

Вскоре вместе с этим парнем мы стояли перед столом классного преподавателя, а классное пространство позади нас занимали только две учебных парты с терминалом всемирной сети, широко разнесенные друг от друга по противоположным стенам классной комнаты. А перед нами, за маленьким столиком самым удивительным образом разместились трое взрослых мужчин. Я бы даже сказал, далеко не очень тощих по своей комплекции дядечек, но они умудрились удобно и с комфортом устроиться за таким маленьким столиком

На поверхности столика, перед расположившимся в самой середине троицы директором школы в полном беспорядке были разбросаны небольшие бумажные квадратики, которые он постоянно перемешивал пальцами руки.

При виде этого почти карикатурного изображения наших экзаменационных мучителей мне стал одолевать дикий смех, эта троица экзаменаторов сильно напоминала группу палачей, допрашивающих захваченного партизана, изображенных на известной картине неизвестного художника "Допрос партизана в бункере". С большим трудом мне удалось сдержать этот ненужный смех.

Великое молчание первым нарушил Валентин Валентинович.

— Извините меня, пожалуйста, — обратился он к директору школы, — не позволите ли нам начать экзамен? -

В ответ директор слегка наклонил голову, выражая свое согласие.

— Итак, мои дорогие друзья, — продолжил Валентин Валентинович, уже обращаясь непосредственно к нам, — Вы можете выбрать любой экзаменационный билет. Подумайте прежде, чем отвечать на вопросы выбранного вами экзаменационного билета. На всю подготовку и ответы по вопросам у вас будет двадцать минут.

Словно деревянные солдатики мы с одноклассником одновременно шагнули к учительскому столу и одновременно, деревянно и в унисон протянув руки, выбрали по одному белому квадратику из общей кучки. Выждав точно определенное время, мы синхронно перевернули свои листочки той стороной, где был изображен номер билета, чтобы наши экзаменаторы-палачи собственными глазами могли подтвердить номер сделанного нами выбора.

Мой экзаменационный билет имел номер "пять".

Взяв эти квадратики у нас из рук, директор школы сделал в своей синей тетради соответствующие пометки и вернул билета нам.

На общий счет три, сделав синхронный разворот через левое плечо, мы, чеканно ставя шаг, промаршировали каждый к своей парте с терминалами.

Сидя за партами, мы уже работали каждый сам по себе.

Первым делом я ввел в терминал свой социальный номер и, получив доступ к экзаменационным файлам, быстро пролистал страницы экзаменационного задания номер "пять". Ничего особо сложного в задании не увидел, все это мы проходили с Валентин Валентиновичем, поэтому я снова вернулся в начало задания и стал быстро печатать ответы на поставленные вопросы, решать одно задание за другим. Как только я завершал печатать на клавиатуре ответ на отдельный вопрос экзаменационного билета, то каждый ответ подтверждал своим социальным номером. Когда ответ на последний вопрос — десятый по общему счету — был введен в терминал, я подтвердил его своим социальным номером и посмотрел на часы в классной комнате.

С момента моего появления в этом классе прошло всего пятнадцать минут.

На экране терминала замерцала оценка "пять", а внизу экрана побежала бегущая строка:

— "Вы успешно сдали экзамен по физике. Поздравляю вас!

Вы также успешно сдали все выпускные экзамены. Поздравляем вас с окончанием обучения в школе!

Аттестат зрелости будет выдаваться завтра в первой половине дня, а вечером состоится выпускной бал. Приглашаем вашу маму присутствовать на бале.

Не уходите! Директор школы хотел бы переговорить с вами по личному вопросу".

Я заранее знал о том, что терминал передаст мне такую информацию, но последняя строчка несколько удивила меня. Мне никто ранее не говорил, что школа может или хочет предложить мне какую-то работу. Я нажал "ввод" на клавиатуре терминала, чтобы закрыть свой экзаменационный файл и молча поднялся из-за парты, чтобы встретиться с директором школы, который уже спешил навстречу.

— Молодой человек, нам обязательно нужно переговорить и обсудить один серьезный вопрос. — Скороговоркой и еще на ходу зачастил директор. — Со школой и мной лично беседовали уважаемые люди из областного управления образования и интересовались твоими успехами на экзаменах и планами на будущее. Я заверил их, что ты успешно сдашь все экзамены и в ближайшее время станешь одним из лучших выпускников нашей школы. В соответствии с законодательством, государственные учреждения вправе решать, разумеется, при согласии самого выпускника о направлении на работу по окончании школы. Хочу добавить, что сразу же после этого телефонного звонку в адрес школы поступил официальный запрос в отношении вашего трудоустройства. Согласно ему один широко известный в нашей стране научно-исследовательский институт хотел бы пригласить вас на работу лаборантом-участником в секретный проект. Они обещали высокую зарплату и даже комнату в общежитии, а в будущем ты всегда сможешь продолжить свое образование.

— Могу я поехать и начать работать в этом институте вместе со своей матерью? — Решив не терять время на пустые разговоры, спросил я директора.

— Не знаю, — запинаясь, ответил директор, — ведь этот проект, куда тебя приглашают, совершенно секретный и на территорию института не допускаются посторонние лица.

— Я поеду куда угодно и буду работать кем угодно, но только в том случае, если моя мама будет всегда рядом со мной. — Несколько резковато ответил я и направился прямо к дверям.

Экзамен сдан, выпускные экзамены окончены, завтра получу аттестат и стану свободным гражданином своей страны. Но сейчас мне нужно было поспешить к Николаю, чтобы стадо не успело разбрестись по окрестным полям из-под его нетрезвого ока.

Загрузка...