Но, как говорится, счастья много не бывает или, вернее сказать, счастье кратковременно и обязательно наступит момент, когда ты осознаешь, что пришло время трудиться, а счастьем следует заниматься в свободное от работы время.
Три дня счастья пролетели незаметно, три дня я любил и был любимым. Три дня мы с опаловыми глазами не отвечали на телефонные звонки, особенно много звенел ее мобильный телефон. Три дня мы питались тем, что находили в холодильнике. За эти три дня мы похудели, что пошло обоим на польз.
Но мы знали, что в нашем мире за все приходится платить. Платить придется и за эти три дня счастья. Мы не знали только, кто и за что нам выставят счет. Да, и в этот момент нам совершенно не хотелось заниматься этими прагматическими делами.
Эти мысли мелькали в моей голове, когда я, услышав трель дверного звонка, пошел открывать дверь.
Распахнув дверь, я увидел перед собой выздоровевшего и загоревшего Белояра. В нашей медсанчасти имелся отличный солярий. Женский персонал базы расписал очередь на него, аж, на год вперед, но Белояр, видимо, воспользовался, льготой раненого и раза два вне очереди побывал под жарким южным солнцем, благодаря чему стал похож на чернокожего.
Возвращение Белояра означало, что с завтрашнего дня начинаются учебные и боевые будни и что каждое утро, уходя на службу, мне придется прощаться с опаловыми глазами, чтобы вновь увидеть ее поздним вечером после возвращения со службы.
Сделав шаг вперед, я крепко обнял напарника, который мне дороже брата, и мы в обнимку прошли в гостиную, где опаловые глаза пыталась из оставшихся в холодильнике продуктов что-нибудь приготовить и выставить на стол. Но холодильник был пуст, жена смогла разыскать в нем только рыбные консервы и три дольки лимона для чая.
Мы трое молча стояли у обеденного стола и смотрели на жалкий ужин, когда по полотну входной двери послышалось противное царапанье.
Белояр, ни слова не говоря, открыл дверь.
Капитан Т.Т. Трезоров бесцеремонно ввалился в комнату с лукошком в зубах. Не поздоровавшись и не взглянув на нас с Белояром, он прошел в комнату и поставил лукошко у ног опаловых глаз. В ответ послышался мелодичный женский смех и рука жены коснулась могучего загривка нашего пса, погладив его. Капитан Т.Т. Трезоров, словно давно ожидал этой ласки, он по мановению руки из надутого индюка превратился в чудесного маленького кутенка, который завалился брюшком кверху, требуя продолжения ласки и внимания.
Наша семья была в полном сборе!
Не хватало только Генерала, который в это время находился в служебной командировке.
Семейный ужин прошел в благопристойной обстановке. Было распито множество стаканов чая с лимоном, съедено такое же множества икры и рыбных консервов.
Капитан Т.Т. Трезоров за три дня обладания продуктовой корзиной сумел сожрать оленину, лососину и всю колбасу с бородинским хлебом.
Но он честно поделился с нами красной и черной икрой, всеми консервами, которые ему не удалось вскрыть.
Ххх
Следующим утром, когда опаловые глаза досматривала утренний сон, мы трое мужчин, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить женщину, покинули общежитие и отправились на службу.
Новые истребители еще не прибыли. В основном нам приходилось заниматься теорией подготовки к полетам, которая выражалась в лежании на койках в казарме в полной боевой готовности и уборки помещений в казарме.
Разумеется, Белояр большую часть времени проводил на кухне, где познакомился с новой очаровательной девушкой Виленой, которая только что устроилась к нам на работу официанткой.
Когда капитан Т.Т. Трезоров объявился в казарме, то первым делом он по праву деда согнал с койки молодого бойца, тут же занял его место, свернувшись клубочком на теплом месте и задремал.
Таким образом, уборкой казармы пришлось заняться мне. Сами знаете, что уборка занятие однообразное, монотонное и утомительное, но оно великолепно работало убийству времени. Это занятие доставляло мне физическую нагрузку и моральное удовольствие. Уборку помещения, я проводил следующим образом — первым делом, создавал стратегические и тактические замыслы. Работая метлой или веником, я клочок за клочком очищенной территории отвоевывал стратегические залежи грязи на вражеской территории. При этом, работая так, чтобы тактический успех развивать в развитие событий в стратегическом размахе.
Я не ленился, а работал, а время текло незаметно! Я знал, что мне нужно спешить домой, так как дома меня ожидала самая прекрасная женщина в мире — моя жена. Мне очень нравилось, что эта женщина готовила мне и моим двум друзьям ужин и с нетерпением ожидала нашего возвращения с новостями домой.
Поэтому, когда дежурный по громкой связи доложил, что Генерал срочно вызывает к себе меня с Белояром и капитана Т.Т. Трезорова, то я с огорчением прервал уборку казармы — это увлекательнейшее занятие.
Кабинет Генерала находился в другом здании базы, мы, как были в легкой верхней одежде — в гимнастерке и форменных брюках, нескорой трусцой пересекли плац, где салажата первого года службы отрабатывали знаменитый прусский шаг.
У генеральского кабинета мы задержались на пару секунд, чтобы привести себя в относительный порядок и одернуть гимнастерку и брюки. Гурьбой из двух человек и собаки одновременно ввалились в приемную кабинета Генерала. Секретаря не было на месте, а дверь генеральского кабинета оказалась широко распахнутой, словно приглашая нас. Чем без промедления воспользовался капитан Т.Т. Трезоров — наш прославленный первопроходец и разведчик, словно рыжий лис, он нахально прошмыгнул в кабинет, где, у стола Генерала, сделав пару шагов в сторону, опустился на пятую точку. С этого места он в вальяжной позе и вместе с Генералом наблюдал за нашим с Белояром церемониальным вхождением в кабинет. С плотно прижатыми к бедрам руками мы шли по ковровой дорожке, поднимая высоко вверх ноги и вытягивая далеко вперед мыски сапог.
Мы точно знали, как доставить удовольствие нашему Генералу, у которого слюнки текли при виде отлично исполняемого марша прусских солдат позапрошлого века.
Приблизившись к генеральскому столу, мы с Белояром приставили ногу, бодро и звонко щелкнув каблуками сапог, и лихо вскинули руки к пилоткам, чтобы отрапортовать о прибытии.
Генерал с хитринкой в глазах любовался нашей выправкой и великолепно исполненным гусиным шагом. По его лицу легко можно было прочитать, что он благосклонно отнесся и рад нашему появлению. Даже и генералы скучают по родным пенатам и близким, когда две недели проводят в служебной командировке.
Приняв рапорт, Генерал прошел за свой письменный стол и сел в кресло.
Он долго, не произнося ни слова, изучал и рассматривал, словно под лупой микробов, нас. Затем выдвинул ящик письменного стола, достал какую-то газету и небрежно швырнул ее на стол, но таким образом, чтобы в поле нашего зрения попала фотография на передней полосе какой-то собаки. Нам не нужно было даже всматриваться в эту фотографию, так как собака, изображенная на фотографии, была капитаном Т.Т. Трезоровым, который в позе древнеримского императора возлагал лапу на голову громадной рыбины. С большим трудом мы с Белояром проглотили ком, неожиданно возникший в горле. Не сговариваясь, мы попытались прочитать название газеты или подпись под фотографией, но они были на ненашем языке. Нам с Белояром хватило одного взгляда, чтобы разобраться, откуда ноги растут. С глубоким осуждением посмотрели на капитана Т.Т. Трезорова, продолжающего сидеть на генеральской ковровой дорожке и независимо посматривать на нас со стороны, словно моя хата с краю и я ничего не знаю. Его неведение легко можно было объяснить, в сидячем положении его голова едва возвышалась над поверхностью письменного стола и со своего места он просто не мог видеть газеты с его предательской фотографией.
Чтобы исправить положение и ввести капитана Т.Т. Трезорова в курс дела, мы с Белояром, схватили своего четвероногого друга за лапы, каждый со своей стороны, подняли над столом и мордой воткнули в фотографию. Моментально признав себя на фотографии, подзаборная шавка радостно завиляла хвостиком. Долго удерживать над столом этого разожравшегося на государственных харчах пса было тяжело, поэтому мы освободили руки, а он, с грузным шлепком приземлился на полу и, словно резиновый детский мячик, подскочив, встал на лапы. Его морда, во время совершения этих манипуляций, ничего не выражала и только, когда он оказался стоящим на лапы, с детским наивным удивлением посмотрел на меня с Белояром, словно спрашивая "вы чего, братаны, со мной делаете?".
Не выдержав этого взгляда, Белояр схватил со стола газету с фотографией и развернул ее прямо перед мордой нашего друга. Этот новый подход информирования капитана Т.Т. Трезорова оказался наиболее приемлемым. Теперь эта наглая псина могла спокойно рассмотреть свою изображение, прочитать газету, чтобы собственными глазами убедиться в том, что фотография и газета — это не наша фантазия или выдумка и что данная газета является ненашей газетой и вся напечатана на ненашем языке. Но капитан Т.Т. Трезоров, даже и в этом случае, оставался верен себе и не изменил манеры своего поведения, он радостно скалил зубы и недоумевал, чего же мы от него хотим. Одним словом, этот опытный разведчик, не зря же столько лет он отдал учебе на эту профессию и не зря же негритянка в "дружественной стране" с одного взгляда признала в нем опытного шпиона, решил играть "под дурачка".
Я, мол, простая собачка и ничего не знаю и не понимаю. Каких еще объяснений по поводу появления этой фотографии в иностранном издании, вы от меня хотите?!
Капитан Т.Т. Трезоров оказался умнее меня с Белояром, он категорически отказывался назвать причину и мотив появление своей фотографии на первой полосе известной во всем мире газете "дружественной" страны. Нет, он не говорил, что это не он изображен на этой трижды клятой фотографии, но отказывался говорить о том, почему и зачем она была напечатана в этой газете. Свое поведение мой пес мотивировал очень просто — он был политически неграмотен. Подобное поведение моего пса давала ему возможность избежать любого наказания и не давать дальнейшего объяснения по выявленным обстоятельствам.
Мне с Белояром ничего не оставалось, как принять правила игры "опытного шпиона", и постараться сохранить свое лицо — не выглядеть дураками на фоне умнейшего из умных псов — капитана Т.Т, Трезорова.
Генерал с громадным интересом наблюдал за разворачивающейся борьбой титанов мысли, но когда он понял, что "титаны", не прямо сговариваясь на его глазах, но каким-то другим образом сумели договориться между собой и начали игру против него. Он, совершенно не желая оставаться в дураках, но и, не зная в точности, как противостоять игре трех молокососов против себя, решил принять условия нашей игры.
Сделав глубокомысленный вид, Генерал заговорил о том, что военнослужащие обязаны и днем и ночью проявлять бдительность. Как только зазвучали слова, мы втроем четко повернулись лицами к Генералу и стали с почтительным вниманием в его речь. Оказавшись в ситуации, в которой отсутствовали виновные и наказуемые, Генерал пошел по единственно правильной дороге — он решил ограничиться лекцией по безопасности. В течение пятнадцати минут он говорил о необходимости держать язык за зубами, не участвовать в чат-форумах со сверстниками из-за рубежа, не никому писать писем и с невестами или супругами говорить только на отвлеченные от службы темы.
Пафос его выступления, несмотря на малую аудитория слушателей, был чрезвычайно высок, мы с Белояром с трудом скрывали слезы одобрения, а капитан Т.Т. Трезоров то и дело вытирал глаза мохнатыми лапами — он ведь известный подлиза.
В заключение чтения своей нотации, кстати, одно из самых любимейших занятий нашего командира, Генерал от удовлетворения за проделанную работу глубоко вздохнул и заявил, что хотел бы перейти к обсуждению второго вопроса повестки дня. При этом его голос, лекцию он прочитал радостным дребезжащим тенорком, понизился до горестных басов, приняв нерадостные оттенки, на что мы немедленно отреагировали, перейдя в стойку по команде "смирно". Наше состояние еще более ухудшилось, когда Генерал, обращаясь только ко мне, задал вопрос.
— Господин майор, — сказал он строгим баритоном, впервые в жизни обратившись ко мне по званию, — Во что была одета ваша жена, когда вы встретились после разлуки?
По глазам и поведению Генерала можно было прочитать, что он заблаговременно готовился к вопросу и много раз репетировал эту сцену. Потому что в его действиях наличествовала не характерная ему театральная пауза, а за четыре года службы в заполярье, как мы знали, он ни разу не побывал в театре. Этой паузой Генерал также проверял нашу общую реакцию, восприимчивость и готовность действовать в неожиданных ситуациях. Вся его наигранность строилась на том, что он знал, что задает мне вопрос, выходящий за сферу его компетенции, но не мог его не задать, так как он, по его мнению, был центральным и важнейшим. Он и вызвал нас к себе, чтобы поговорить на эту тему и статья в газете явилась предлогом для этой встречи и разговора.
Белояр округлил глаза и сделал вид полного идиота, не понявшего суть и подоплеку вопроса и сам факт того, почему Генерал уделил ему внимание и время и, вообще, почему придал значение тому, как одеваются женщины. Ведь, если здраво рассуждать, то ни один нормальный мужчина не знает и не сможет ответить на этот загадочный вопрос природы. Тем более офицер, который кроме, как сохранить идеальную стрелку на форменных брюках, ни в чем в другом не разбирается — форма, она и в африке форма. Моду, Белояр с ранних лет службы в армии, относил к сфере влияния и компетенции женщин и считал ее их личным бзиком — только дочери природы могли творить моду. Белояр полагал, что у Генерала немного поехала голова и что он решил в свободное от службы время, готовясь к отставке, заняться модой и пошивом женской одежды, начав свое дело с жены подчиненного. Иначе, зачем ему потребовались все эти детали одежды жены своего друга и ведущего.
Капитана Т.Т. Трезорова мало интересовали проблемы моды и пошива женской одежды, по простате своего характера он решил, что Генерал свихнулся и впал в старческий маразм. Он даже стал демонстративно поднимать правую переднюю лапу к виску, чтобы известным всему миру жестом проиллюстрировать просьбу уважаемого пожилого человека в генеральском чине.
Что касается меня, то вначале, я никак не мог проникнуть в суть генеральского вопроса, — причем тут опаловые глаза и причем одежда, в которой она была, когда мы встретились. Совершенно естественно мои мысли путались и возвращались к минутам, когда моя богиня представала передо мною в своей природной красоте, правда, с отдельными завязочками и веревочками, прикрывающими наиболее интересные и увлекательные места.
Но в голове пока еще хватало место для мыслей, которые позволяли серьезно воспринимать дурацкий и в тоже время не дурацкий вопрос Генерала. Но, как я ни пытался вспомнить, что же такое было на супруге, когда я стоял на коленях перед ней и что привлекло внимание нашего Генерала. Выпитое вино так замутило голову, что я отчетливо помнил вкус губ опаловых глаз и что на этих губах не было помады, — помнил этот миленький бантик, который без особых проблем можно было развязать одними только губами и эти шикарные пуговки… По всей видимости, эти приятнейшие воспоминания настолько увлекли меня в свою ритмику, что я потерял счет времени. Только внутренняя интуиция спасла меня от полного потопления в этих воспоминаниях и заставила вспомнить о необходимости ответа на вопрос командира.
Но, если честно признаться, я так и не вспомнил в чем была одета опаловые глаза, когда она целовала и хлестала меня по лицу за пьянку — хорошо помнил отдельные детали, но не всю одежду в целом. Я мог и дальше продолжать свои воспоминания, но они не имели никакого отношения к вопросу Генерала.
Меня начали обуревать мысли, что, как боевой офицер, я должен честно признаться Генералу и друзьям, что был в дымину пьян и ничего не помню. В любом случае, я уже раскрыл рот, чтобы внятно разъяснить Генералу сложившуюся с его вопросом ситуацию. Но мое внимание привлекли Белояр и капитан Т.Т. Трезоров, которые делали мне какие-то предостерегающие жесты, которые можно было бы перевести на человеческий язык, как заткнись, не будь идиотом, подумай, не отвечай и так далее. Чтобы разобраться в этих жестах друзей, мне пришлось прикрыть рот, довольно-таки резко сжав челюсти, но, по всей видимости, перестарался, так как в результате действия по закрыванию рта на весь генеральский кабинет прозвучал металлический скрежет смыкаемых зубов.
Этот внезапный металлический скрежет сильно смутил меня и, чтобы скрыть от присутствующих это обстоятельство, я принял позу человека, глубоко обиженного нескромным вопросом.
Наш Генерал взад вперед, словно маятник в старинных ходиках, прохаживался перед нашим строем и старательно заглядывал каждому в глаза, стараясь проникнуть в наши мысли, чтобы найти ответ на поставленный вопрос. Но его взгляд встречал лишь умные ответные взгляды, в которых не было не искорки ответа. Он не сразу догадался о полной бесперспективности подобного хождения и вглядывания в глаза подчиненных. На простейший, по его просвещенному мнению, вопрос никто из этой троицы не мог дать ему ответа.
Но, услышав звук зубовного скрежета супруга предмета разговора, Генерал подумал, что вопрос мог оказаться не столь уж простым, если этот парень звереет на глазах. Поэтому он решил, чтобы не усугублять ситуацию, дать ответ на самим же поставленный вопрос. Сделав театральную паузу, не зря же он столько времени репетировал перед зеркалом для бритья, Генерал громко и хорошо поставленным командирским, отчетливо выговаривая каждое слово, произнес:
— На ней был зеленый мундир!
Генеральский кабинет погрузился в сплошную тишину, был слышан звук крыльев мухи, летящей в дальнем углу кабинета, три пары глаз, две — человеческие и одна — собачья, ошеломленно уставились на Генерала.
В этой ситуации сам собой напрашивался ответ — либо Генерала сбрендил, либо он очень близок к этому — ну, что в этом такого, ведь многие женщины в мире носят зеленые мундиры?! К тому же я видел опаловые глаза в зеленом мундире в день, когда мы расписалась. Ну, и что в этом такого?
Да, и к тому же Генерал продолжал вести себя странным образом и сильно нервничал. Из его последующих действий было неясно, то ли он хотел закурить, доставая из специального футляра толстую гаванскую сигару, то ли он не хотел курить, каждый раз разламывая сигару пальцами рук на мелкие кусочки. А каждая такая сигара стоила четверть нашего майорского оклада, а наш командир был далеко не миллионер. К тому же он продолжал беспрестанно прохаживаться взад вперед перед нашим коротким строем, заставляя наши глаза метаться то влево, то вправо, наблюдая за его перемещениями. В какой-то момент Генерал остановился и замер в неподвижности, прикоснувшись бедром к письменному столу.
Своими беспорядочными метаниями он настолько взвинтил атмосферу в кабинете, что мы не знали что делать и как скрыться от своего командира. Даже такое терпеливое животное, как капитан Т.Т. Трезоров, словно речной рак, пятился назад, пытаясь дать деру из кабинета. Он колебался до самого последнего момента и не мог поступить в отношении Генерала так, как обычно в аналогичных ситуациях поступал со мной, ведь наш капитан с молоком матери впитал уважение к высоким офицерским чинам. А Белояру было все ни почему, после недавнего пребывания в женской тюрьме, в широких слоях женского персонала базы которое называлось курсом лечения под неусыпным женским вниманием, он на все проблемы смотрел с нечеловеческой точки зрения — хладнокровно. Разумеется, Белояр не относился наплевательски к моим проблемам, он высоко ценил своего боевого напарника и лучшего друга и к опаловым глазам, моей жене, относился, как истинный джентльмен и офицер. Но Генерала он рассматривал, как опытного командира, но старого маразматика, который неравнодушен к молодым офицерам, стараясь передать им свой профессиональный опыт, который в этой связи мог пороть некоторую чушь. Как, например, в данном случая, когда Генерал попытался выяснить, в чем же была одета жена его друга. Да, и друг — тоже хорош, вместо того, чтобы прикрыть дело и сказать командиру, что жена была в пальто, он делает масляные и затуманенные глаза, долго молчит и, когда приходит в себя после каких-то мыслей, мнется с ответом на вопрос.
Тем временем Генерал, стоя у письменного стола, голосом истинного ужаса и трагизма продолжил, что жена молодого офицера вверенной ему секретной базы ВКС является старшим офицером службы разведки другой, "дружественной" нам страны.
Мы уже устали от театральных монологов нашего командира, но не заметили, как сами вовлеклись в этот театр и стали разыгрывать отдельные сценки. Белояр, подобно оперному Мефистофелю, трубно расхохотался и, дружески ткнув кулаком в бок, прорычал мне, что только такой полный идиот, как его друг и напарник, мог из всех прекрасных женщин мира выбрать и взять в жены такую красавицу шпионку. Сквозь гомерический хохот он добавил, что было бы совсем неплохо, если бы эта женщина к тому же оказалась и очень богатой.
А в моей голове, по-прежнему, никак не могло уложиться понимание того факта, что опаловые глаза — моя жена и самая красивая женщина на белом свете вышла замуж за такого урода, как я, да, и к тому же оказалось, что эта милая женщина носит погоны на своих обалденно шикарных плечиках. Эти мысли перемешивались с воспоминаниями о нашем последней ночи и мне все время казалось, что я самыми кончиками пальцев касаюсь ее и чуть-чуть в сторону оттягиваю мешающие мне веревочки… и, черт, опять никак не могу отыскать эту потайную застежку.
Тут голос, вопящий о каком-то иностранном шпионе на секретном военном объекте, возвращает меня к действительности. Словосочетание "шпион на секретном объекте", автоматически регистрируется моим вниманием и я немедленно покидаю воспоминания о прошлой ночи. Голос Генерала трудно не узнать, но что он имел в виду под иностранным шпионом. Он же не мог так плохо отзываться об опаловых глазах и моей жене к тому же, да она могла быть разведчицей, но не шпионкой. Сердце сжалось от обиды за опаловые глаза и за себя самого, что бы Генерал не говорил, но эта женщина — моя жена и я, расписываясь в церковной книге о бракосочетании, взял и несу за нее полную ответственность. Передо мной стал выбор, либо я молчаливо соглашаюсь с Генералом и тем самым предаю опаловые глаза, либо я не соглашаюсь с Генералом, но я должен официально заявить об этом. Несогласие с вышестоящим офицером в армии означает, что кто-то из двоих должен покинуть армию, обычно это происходит с офицером младше по званию.
По выражению лица Белояра, я понял, что и он не знает, как остановить словоблудие Генерала и что нам делать дальше в этой ситуации. Единственная мысль, пришедшая на ум, подсказывала, что опаловые глаза вошла в мою жизнь и мне невозможно жить без нее, но я также не могу прожить без Белояра, капитана Т.Т. Трезорова и нашего Генерала, кстати.
Рядом не было опаловых глаз, только она могла бы подсказать выход из этой глупейшей ситуации.
Психика Генерала начала давать сбои, обычно он спокойно смотрел на мир, принимал взвешенные решения, а в этой дурацкой ситуации стал каким-то дерганым, нервным человеком. Нам совершенно не хотелось, чтобы нашего командира хватил бы инфаркт или инсульт, поэтому в душе мы были готовы предпринять все возможное, чтобы успокоить его, охладить пыл и чтобы он опять смог бы превратиться в нормального и восприимчивого человека.
За спиной послышался едва слышный звук, очень похожий на скрип открываемой и закрываемой двери, но команда "смирно" не позволяла оглядываться или оборачиваться. Трудно рассказывать о том, что произошло в следующие минуты, на это следовало бы посмотреть.
Генерал был первым, кто отреагировал на этот шум, по его лицу можно было прочитать, что нечто, появившееся за нашими спинами, чрезвычайно удивило. Удивление переросло в изумление, которое сменилось на гнев, моментально погасившийся испугом — следует признать, что подобного выражения мы никогда не видели на лице нашего командира. Было интересно продолжать следить за его лицом, как неожиданный испуг исчезал, растворялся в голубизне глаз командира и на смену ему пришло любопытство совместно с явным восхищением. К нашему сожалению, объект интереса Генерала находился прямо за нашими спинами и мы с Белояром не могли его видеть.
Приняв в душе определенное решение, Генерал прошел между мной и Белояром, чтобы обратиться с теплыми словами приветствия, называя интересующий его и нас объект "мадам Рокфеллер". Я не обратил особого внимания на эти слова, так как лично не был знаком с какой-либо мадам Рокфеллер.
Продолжая стоять по команде "смирно", я краем глаза увидел, как Белояр преклонял колено, аристократически склонив вихрастую голову с лондонским пробором посредине, перед женщиной небесной красоты. Небольшого росточка, мне где-то по плечу, грациозного, но хрупкого сложения, одетая в синюю фланелевую рубашку и рваные джинсы — эта женщина держалась богиней красоты, только что сошедшей по случаю на землю. Со стороны своего старого друга и напарника я никогда не видел подобного галантного отношения к женщине. Мне показалось, что и Генерал был готов тоже преклонить колено в знак своего восхищения дамой, но он, по видимому, просто не знал, какое именно колено, в соответствии с кодексом поведения джентльмена, следует преклонять.
Но я уже знал, перед кем Белояр с Генералом так выкаблучиваются в этот момент.
Сильный аромат лосьона, которым мы совместно с Белояром регулярно пользовались после бритья по утрам, иного мужского парфьюма в нашем магазинчике никогда не было, привычно шибанул по носу, когда лицо Генерала стало приобретать различные оттенки цвета — от багрового до фиолетового. Этот запах лосьона позволил мне с абсолютной точностью определить, не делая при этом лишних оборотов, что за объект объявился за нашими спинами. Небесной богиней оказалась опаловые глаза, перед которой в почтительном восхищении застыли Генерал и Белояр.
Ее внезапное появление в генеральском кабинете объяснялось просто и незамысловато!
Почувствовав запах жаренного, капитан Т.Т. Трезоров незаметно для всех все же улизнул из кабинета нашего командира и смотался в общежитие за опаловыми глазами. Наш умнейший четвероногий друг сообразил, к каким последствиям может привести попытка трех бестолковых мужиков найти выход из серьезной жизненной ситуации. Поэтому капитан Т.Т. Трезоров решил сбегать за опаловыми глазами, чтобы ее голос прозвучал вместе с нашими голосами при решении проблемы — внезапного появления иностранной шпионки на супер секретной базе ВКС. Наш четвероногий друг полагал, что природная мужицкая глупость может свести к полному абсурду простейшую ситуацию, ведь никто и никогда не слышал о том, чтобы мужики находили решение бытовой проблемы, но все хорошо знали, как они способны усугублять простейшие проблемы.
Одним словом, капитан Т.Т. Трезоров проявил смекалку, сумев исчезнуть незамеченным из кабинета Генерала, и трезвый расчет и разум дворовой шавки при решении сложных жизненных проблем. Не зря, я уже подумывал в этот момент, что судьба крепко накрепко связала меня и эту уличную шавку, которая по своему умственному развитию меня с Белояром опережала шагов на десять вперед, а Генерала — шага на два.
Когда я через левое плечо развернулся, чтобы взглянуть на родные опаловые глаза, то все умные мысли тут же покинули мою голову.
Да, это была моя жена — опаловые глаза, которую капитан Т.Т. Трезоров сумел вовремя доставить в кабинет Генерала, чтобы поставить последнюю точку в спорном вопросе.
Да, чуть не забыл одну маленькую, но чрезвычайно важную деталь, когда описывал супругу — опаловые глаза была очень рассержена, она сохраняла внешнее спокойствие, но выражение глаз говорило о многом, еще минута другая и могут последовать неприятности. Поэтому я, чтобы не получить очередной пощечины на людях, держался несколько позади, чтобы видеть любое движение руки опаловых глаз.
Погладив голову Белояра и скользнув по мне цепким и настороженным взглядом, она шагнула к Генералу и, встав лицом к лицу с ним, приподняла голову и стала внимательно всматриваться ему в глаза. Тонкая тростиночка перед бугаем почти в два метра ростом, это чрезвычайно впечатляло. В атмосфере почувствовалось, как напряжена опаловые глаза, и было видно, что она делала все возможное, чтобы не сорваться в последнюю минуту.
За время поединка глазами наш Генерал сумел из павлина с гордо расправленным хвостом превратиться в того же павлина, но уже со сложенным хвостом. Словно кадет-мальчишка, наш Генерал стоял перед моей женой на вытяжку, — он то бледнел, то краснел, то покрывался испариной и мелко дрожал, пока, наконец, не выдержав молчания, первым стал что-то говорить. Но опаловые глаза остановила речь командира и сказала, что хотела бы слышать голос и слова настоящего мужчины.
В ответ Генерал набрал полную грудь воздуха и хорошо поставленным командным голосом почти продекламировал, что, называя такую прекрасную женщину и полковника разведывательной службы "дружественной" страны "иностранной шпионкой", он был совершенно не прав. Далее он продолжал, что искренне рад, приветствовать опаловые глаза на базе, командование которой доверено ему. Затем он замолчал, видимо, подбирая слова и собирая воедино свои моральные и физические силы, чтобы продолжить речь настоящего мужчины.
Но опаловые глаза, по-голливудски, коснулась своей нежной щечкой обветренной щеки генерала. Это грациозное движение молодой женщины оказалось полностью неожиданным для нашего командира, который вначале даже отшатнулся, но сумел незаметно для непрофессиональных глаз восстановиться и вовремя подставить щеку. Опаловые глаза сделала вид, что не заметила испуганного движения Генерала и начала говорить о том, что папочка отпустил ее к мужу только потому, что хорошо знает и полностью доверяет Генералу. По мнению ее папочки, было ясно, что такой боевой и опытный командир базы, как наш Генерал, никогда не допустил, чтобы плохой или нечестный человек, тем более офицер, мог бы находиться в его ближайшем окружении. Хотя, тут же добавила опаловые глаза, хитро поглядывая на меня, ее папочка пока еще не знает, что молодой молокосос, случайно сбивший истребитель папочки, к тому же является беспробудным пьяницей.
Мнение папочки опаловых глаз оказалось важным и приятным для нашего Генерала, он счастливо и глупо улыбался, слушая светское щебетание моей супруги. И даже соизволил коротко хохотнуть, когда опаловые глаза поделилась с ним нашими семейными секретами о якобы моем беспробудном пьянстве.
Генерал, хоть и достиг командирских высот по службе, но оставался простым мужиком. Ему доставляло огромное удовольствие светское щебетанье моей супруги и она сама нравилась ему, но воспитание оставалось воспитанием и в темных глубинах его души сохранялись предрассудки, как результат подобного воспитания. Он на дух не воспринимал "дружественную" страну и любых представителей этой страны.
Можете себе представить, что у него творилось в голове, когда его подчиненный и офицер, воспитанию и профессиональному росту которого он посвятил несколько лет своей личной жизни и службы, женился на полковнике разведывательной службы этой самой "любимой" и "дружественной" страны! Правда, была одна смягчающая деталь во всем этом непонятном деле, папа этой жены-полковницы был настоящим боевым генералом и летчиком истребителем, каких трудно сыскать на всем белом свете. Но Генерал всем сердцем чувствовал, что эта жена-пигалица по всем статьям обошла его в борьбе за этого парня, но в тоже время не хотела полностью вырывать своего мужа из-под контроля командира.
На лице Генерала легко читалось, что он полностью проиграл и в настоящий момент прилагал моральные и физические усилия, чтобы достойно выйти из им же затеянной игры. И он чувствовал, что игра на глазах превращается в театральную постановку, где режиссирует другой человек.
Опаловые глаза, как любая опытная в подобных делах женщина, решила не выпускать инициативы из своих рук.
Она продолжила беседу, произнося слова без намека на акцент, и говорила о том, что пока не готова принимать Генерала в качестве гостя нашего дома. Ей потребуется пара-тройка недель для того, чтобы собачью конуру мужа и друга мужа превратить в подобие человеческого жилья. После переоборудования она обязательно пригласит его, чтобы попить чайку и за столом обсудить насущные проблемы, которые им предстоит решать вдвоем. Меня сильно затронули эти слова опаловых глаз, как можно решать какие-либо проблемы без советов с мужем, что я приложение к супруге и не больше! На мой растревоженный вид жена не обратила внимания, сконцентрировав его на одного только Генерала.
Закончив щебетание, опаловые глаза по хозяйски чмокнула нашего Генерала в щеку, для этого ему пришлось сильно нагнуться, мило развернулась и, слегка покачивая стройными бедрами, направилась к двери.
Наш боевой командир, видимо, впервые в жизни оказался в ситуации, когда молодая женщина ему нравилась, но была женой другого человека, и он не знал, как себя вести и куда девать свои глаза — в последнюю минуту вспомнив о чем-то важном, стал с громадным вниманием разыскивать что-то на рабочем столе.
Завершение беседы и переключение внимания Генерала на деловые бумаги, мы с Белояром и капитаном Т.Т. Трезоровым восприняли, как тонкий намек на завершение аудиенции и вслед за опаловыми глазами покинули генеральский кабинет.
На улице, по-прежнему, горели фонари и было прохладно.
Чтобы не замерзнуть, мы вчетвером рванули наперегонки к общежитию.
Уже подбегая к общежитию, я вдруг вспомним, но так и не мог понять, кого же Генерал называл "мадам Рокфеллер". Не опаловые глаза же?! Ведь другой женщины в генеральском кабинете не было! Но, как я ни пытался, так и не вспомнил, какую подпись опаловые глаза поставила под документом о замужестве. В голове только всплывало первое имя — Пенелопа, а дальше сплошной туман.