Jeszcze Polska nie zginela, kiedy my ziyjemy

II. Bo to Wazna Gra [2]

Юзеф Бек, министр иностранных дел Польши, поставленный на эту должность самим Пилсудским, настоящий полковник, получивший это звание еще на фронте Великой Войны, чувствовал, что за загадочным происшествием с самолетом и вспыхнувшей после него странной дружбой между главой государства и главой армии что-то нечисто. Целых полгода Мосцицкий и Рыдз-Смиглы, которые до этого терпели друг друга, ведут себя как школьные приятели. Кроме того, Игнацы что-то стал часто встречаться и консультироваться со всякими оппозиционерами. Ходят слухи, что он отправил своего референта в Париж, для переговоров с Сикорским и Галлером. Осталось только договориться с коммунистами…

Непонятна подоплека всего этого, а все непонятное может быть опасным. И все попытки узнать про подробности происшествия натыкались на непонятно откуда возникающие препятствия. Даже "свои люди" из "двуйки" не смогли подобраться вплотную к разгадке тайны. Один пропал без вести, еще один арестован как большевистский шпион, двое уволены со службы без мундира и пенсии. По всему получалось, что они наткнулись на что-то очень важное. А что может быть важнее власти? Неужели Игнацы и Эдвард сговорились и теперь собираются устроить новый "майский переворот"? Не зря же один из приближенных к инспектору армии и сын старого знакомого самого президента, пусть всего лишь поручник, мотается по армейским частям уже несколько месяцев. Вроде бы изучает состояние и вооружение армии. Что-то в это слабо верится. Уж не вербует ли он сторонников? Надо бы обсудить эту идею с членами правительства и осведомить Bezpartyjny Blok Współpracy z Rządem, может кто-то из его сторонников что-нибудь знает.

Но если и не будет переворота, уже один факт этого альянса ослабляет позицию самого Йозефа в правительстве, где многие министры стали менее охотно прислушиваться к его рекомендациям. Этот непонятный тандем также вызывает опасение его немецких друзей, что препятствует возможности искренних и честных переговоров с Германией. Между тем политическая перспектива видна самому несведущему в сплетениях Realpolitik мало-мальски мыслящему человеку. И альтернативы у нее нет. Ясно же, что через несколько лет Германия неизбежно будет воевать с Советским Союзом. Польша не сможет остаться пассивной в тот исторический момент. Она поддержит, добровольно или вынужденно, в этой войне Германию. Поэтому для Польши лучше до конфликта совершенно определённо стать на сторону Германии, так как территориальные интересы Польши на западе и политические цели Польши на востоке, прежде всего на Украине, могут быть обеспечены лишь путем заранее достигнутого польско-германского соглашения. Он, настоящий патриот Польши, подчинит свою деятельность в качестве польского политика и министра иностранных дел, осуществлению этой великой восточной концепции. Главная цель — ослабление и разгром России. И забывать про нее не должен ни один поляк. Неужели пан президент и пан генерал об этом забыли? Иначе с чего бы им постоянно откладывать заключение ратификацию того самого торгового соглашения, которое было подписано во время визита Геринга в Варшаву и почему Рыдз-Смиглы на последних приемах очень вежливо и заинтересованно разговаривал с военным атташе большевиков? Необходимо что-то срочно предпринять, пока окрепший и ставший окончательно неуязвимым тандем не привел Польшу к краху.

Министр уже собирался вызвать секретаря, чтобы надиктовать ему памятную записку премьер-министру, когда он сам появился в дверях. И взволнованно сообщил, что пана министра вызывает пан премьер. Причем срочно. Это было настолько необычно, что Юзеф на время потерял дар речи. Премьер никогда не осмеливался вызывать его. Тем более срочно!

— Какие-нибудь чрезвычайные сообщения были? — отрывисто спросил он, приходя в себя.

— Не было, пан министр. К премьеру четверть часа назад приезжал фельдкурьер из Королевского Замка…, — секретарь внезапно побледнел, осознав, что это может означать. Вместе с неожиданным и откровенно грубым вызовом к премьеру. — Международные новости и доклады послов никаких неожиданных известий не приносили, — волнение секретаря, кроме бледности, не проявлялось больше ни в чем. Машинально отметив очередной раз, что в этом человеке он не ошибся, Юзеф собрался и неторопливо, внешне ничем не выдавая своих истинных чувств, пошел, а вернее торжественно проследовал в кабинет премьер-министра.

Немногочисленные по вечернему времени прохожие с удивлением смотрели на въезжающий на Замковую площадь кортеж. Машины разных производителей и марок, но все одинаково респектабельные и покрашенные в благородный черный, с металлическим оттенком, цвет лимузины, заехав на площадь и преодолев трамвайные пути, один за другим останавливались напротив охраняемого полицейским постом входа. Из них выбирались солидные господа и заходили в замок.

— Смотрите, — прокомментировал увиденное один из пары пожилых господ, по виду — типичных пикейных жилетов, неторопливо фланирующие до того по площади. Они остановились и с интересом наблюдали за непривычным зрелищем. — Это же все наше правительство. С чего бы они вдруг собрались вместе так неожиданно?

— Очередной кризис?

— Никаких предпосылок не было. Вчера сам читал в "Малом Дзеннике" статью Дмовского…

— Заметьте, пан Роман настоящий национальный политик. Умнейшая голова!

— Вы правы, самая умнейшая голова нашей страны. После многоуважаемого профессора и президента, конечно…

Пока эти славные мудрецы обсуждали текущие политические события, во дворце собравшиеся министры с непритворным, но тщательно скрываемым волнением ждали выхода президента. Мосцицкий появился в сопровождении своего секретаря и генерала Рыдз-Смиглы с его адъютантом. Появление тандема вызвало у Бека самые невероятные опасения.

— Szanowni Państwo! Наступили не самые лучшие времена для нашей с вами Родины, — президент говорил кратко, но витиевато и туманно, — перевооружение Германии, обстановка на восточных границах требуют от нас взвешенных и порой неожиданных решений. Поэтому, посовещавшись с патриотически настроенными политическими и общественными деятелями, я решил сменить состав правительства с тем, чтобы он полнее соответствовал стоящим перед ним задачам… — к удивлению присутствующих, нового премьер-министра президент так и не назвал, сказав, что объявит кандидатуру завтра, на заседании сейма.

В Кремле, несмотря на позднюю ночь, светилось окно. То самое, которому посвящали свои стихи поэты настоящего и писатели будущего. То, за которым работал Хозяин, исчадие ада для одних и аватара господа бога на Земле для других. Невысокий, с утомленным, покрытым рябинками от перенесенной оспы, человек курил папиросу. И читал сводки ИНО НКВД. Что-то необычное творилось в Польше, а все непонятное и необычное, как известно, таит угрозу. Особенно в этой стране, которую с двадцатых годов в Советском Союзе считали одним из самых непримиримых противников.

Он взял очередной лист и прочел:

Все это и одновременная смена посла наводили на мысль, а не является ли вся эта деятельность прикрытием для подготовки чего-то более серьезного? Тем более, что сведения о секретно заключенном во время визита Геринга в Варшаву польско-германском союзе приходили от очень авторитетных источников.

Отложив документ, Сталин взял из пачки очередную папиросу, но закурить не успел. В дверь, постучав, заглянул Поскребышев.

— Товарищ Сталин. Только что позвонил Литвинов. Просит срочно его принять с докладом о встрече с польским послом.

— Хорошо, пусть едет, — акцента в речи Вождя почти не чувствовалось, разве что не совсем правильное ударение в некоторых словах, — и вызовите товарищей Кагановича, Молотова и Ворошилова.

Сталин прошелся вдоль стола и еще раз внимательно посмотрел на каждого из собравшихся. Каганович преданно смотрел в глаза, но заметно нервничал. Гадал, это было заметно, чем вызвано внезапное совещание в узком кругу. Воршилов сидел спокойный, но поглядывал удивленно. Вячеслав явно что-то знал, но на каменном лице прочесть какие-либо эмоции было невозможно.

— Товарищ Поскребышев, пригласите товарища Литвинова.

Наркоминдел Литвинов сидел в приемной и очень волновался. Слишком уж необычные предложения озвучил ему новый посол. Необычные до такой степени, что хотелось ущипнуть себя побольнее, чтобы понять, что это не сон. Так что Литвинов нервничал и ждал, когда, наконец, придется озвучить их Хозяину. Тогда…

— Товарищ Литвинов, вас просят.

Рядом с ним стоял Поскребышев, как всегда бесстрастный, привычный ко всему, словно механизм. Максим Максимович поднялся и, стараясь не торопиться, вошел в кабинет.

Привычная обстановка и лица успокаивали, но все равно, начало доклада нарком иностранных дел произнес, постоянно откашливаясь, садящимся от волнения голосом.

— Товарищ Сталин, товарищи. Сегодня я принял посла Польши Гжибовского по его просьбе. Гжибовский начал разговор с извинений, что неточно информировал меня в предыдущей беседе о позиции польского правительства в отношении сделанных со стороны Советского правительства предложений. Высказывая в прошлый раз свое личное отношение к этим предложениям, он не совсем правильно изложил позицию польского правительства. Посол прочитал по записке инструкции, полученные им из Варшавы. В этих инструкциях обращают на себя внимание два пункта. Во-первых, польское правительство заявляет, что инициатива Советского Союза о заключении торгового договора является своевременной и предлагает начать переговоры по этому вопросу. Во-вторых, Польша считает возможным заключение пакта о гарантиях нерушимости советско-польских границ, как развитие заключенного между нашими странами Договора о ненападении. При этом отмечается, что возможно обсуждение в строго конфиденциальном порядке вопроса о разграничении сфер обоюдных интересов в Восточной Европе. Вместе с тем посол, отвечая на мой вопрос, сказал, что Польша не может быть против заключения пакта о взаимопомощи между СССР, Чехословакией и Францией, считая, это делом самих этих государств. Но Польша по-прежнему не одобряет стремление Советского Союза разрушить польско-румынский союз. Вот такие неожиданные новости, товарищи.

— Максим Максимович, — Сталин резко остановился и повернулся к наркому лицом, — как вы оцениваете эти инициативы? Поляки серьезно хотят с нами договориться или начали какую-то хитрую игру?

— Товарищ Сталин, не могу сказать однозначно. С одной стороны, новое правительство и некоторое охлаждение в отношениях с Германией, попытки восстановить прежние доверительные отношения с Францией, доказывают возможность таких действий. С другой — они продолжают контакты с антисоветскими английскими кругами. И не отказываются от контактов с Германией. Могу так же сообщить, что по нашим данным президент Мосцицкий, ранее занимавшийся в основном экономическими вопросами, вступил в коалицию с генералом Рыдз-Смиглы, заинтересовался внешне — и внутриполитическими вопросами.

— Охлаждение отношений с Германией, — Сталин снова прошелся вдоль стола. Сидящие за ним члены Политбюро молчали, словно опасаясь прервать его размышления. — А не похоже ли это на попытку усидеть на двух стульях разом? Или на стремление шантажировать германцев возможностью договора с нами? И выгодна ли нам такая договоренность с польскими панами? Как полагаете, товарищи?

Все задумались. Наконец, первым решился высказаться Ворошилов.

— Полагаю, что надо послать этого посла по известному адресу, товарищи. Мало им договора о ненападении, который сам по себе гарантирует нерушимость границ? Мало панам того, что они у нас половину Белоруссии и Украины отхватили? И чем они собираются с нами торговать?

— Ты не заметил самого важного, Клим, — вступил в разговор Молотов. — Эти договора вдруг стали для поляков столь важны, что они резко изменили свои прежние позиции. Поэтому мы можем ставить перед ними наши условия…

— Ты не прав, Вячеслав, — прервал Молотова Сталин, — Ничего не доказывает, что они сильно заинтересованы в улучшении отношений. Перемены легко объяснимы тем, что после смерти Пилсудского президент наконец-то взял власть в свои руки. И как трезвомыслящий политик осознал слабость положения Польши. Перессорившись со всеми соседями, завися только от доброй воли Германии, Польша становилась ее вассалом. Похоже, эта перспектива не вызвала у пана Мосцицького восторга.

— Считаю, что товарищ Сталин прав, — сейчас же поддержал его Каганович, — поляки наконец-то поняли к чему идет дело и решили подстраховаться. Мосцицкий и его окружение, как мне кажется, отнюдь не разделяют стремления покойного Пилсудского вступить в союз с Германией против нас для захвата Украины. Потому что понимают не только всю трудность этого мероприятия, но и последствия.

— А что нам скажет по этому поводу товарищ Литвинов? — Сталин сел и демонстративно занялся раскуриванием трубки.

— Мне кажется, что товарищ Каганович прав и поляки начали понимать, что победа Германии означает для них неминуемое превращение в немецкий протекторат.

— Вы так полагаете? — затянувшись и выдохнув так, что табачный дым почти закрыл его от собеседников, заметил Сталин.

— Да, товарищ Сталин.

— Есть мнение, товарищи, что мы должны принять предложения поляков, не считаясь с антиполонизмом некоторых наших товарищей. А товарища Литвинова мы попросим подготовить, с помощью специалистов его ведомства, обоснованное заключение по высказанному им мнению. Есть другие предложения? Товарищ Ворошилов? Выслушаем, товарищи?..

Юзеф, сохраняя на лице самое благожелательное выражение, думал совсем не о предстоящем разговоре. Он очередной раз мысленно оценивал господина министра, отметив новый дорогой элегантный костюм и безукоризненные манеры "настоящего барона". Это вам не новый рейхсканцлер, парвеню из Австрии.

— Господин министр, — после обмена приветствиями инициативу в разговоре взял на себя Липский. Вежливости в голосе посла было столько, что ей можно было душиться, как одеколоном. — Я весьма сожалею, что вынужден беспокоить вас. Но сами понимаете, дела есть дела. — Он огорченно вздохнул. — Я вынужден обратить ваше внимание на то, что до настоящего времени не получил от германской стороны ответа на внесенные нашей стороной предложения по вопросу о замороженных суммах, причитающихся по железнодорожным перевозкам. Напоминаю, что по этому вопросу я уже имел честь беседовать с вами в начале ноября. Затем мне пришлось обратиться с ним к премьер-министру Герингу. В результате меня известили, что решение этого вопроса представили на усмотрение канцлера и что ответ будет дан в начале следующей недели. Несмотря на это, я до настоящего времени не получил обещанного ответа. Это ставит Польшу в затруднительное положение. Сумма причитающейся нам валюты на начало месяца составляла сорок три миллиона триста тысяч злотых, а с того времени еще возросла. Я был бы весьма благодарен, если бы вы напомнили господину канцлеру, что мы просим как можно скорее дать нам ответ.

— Я понимаю заинтересованность вашего правительства в скорейшем разрешении этого вопроса, но вынужден сообщить вам, что его решение в настоящее время — прерогатива господина рейхсканцлера. Он, к сожалению, не имел возможности заняться этим вопросом в связи с международным положением.

— Понимаю вас, господин министр и весьма сожалею, что столь важные дела не оставляют господину канцлеру времени для решения этой небольшой проблемы, — посол замешкался, словно вспоминая что-то — Еще раз прошу извинить, совсем забыл проинформировать вас, что сегодня в сейме рассматривается вопрос ратификации торгового договора. Полагаю, что решение будет положительным.

— Весьма признателен, — министр улыбнулся, но его тон был… Юзеф назвал бы его холодно-нейтральным, — Вы не могли бы уточнить — договор с нашей страной или с большевистской Россией?

Липский непритворно удивился, в свою очередь вызвав ответное удивление на лице министра.

— Простите, господин министр, причем здесь Россия? Я информирую вас о торговом договоре с Германией…

Эдвард Бенеш, министр иностранных дел, председатель Лиги Наций и руководитель чехословацкой национально-социалистической партии, в субботу завершил дела пораньше. Сообщив секретарю, что на воскресенье он планирует выехать с женой на дачу, он спустился по парадной лестнице на первый этаж. Поблагодарив открывшего ему дверь швейцара, Бенеш вышел из Чернинского Дворца. И неторопливо подошел к ждущей его, с работающем на холостом ходу двигателем, машине. Несмотря на начало зимы, погода была великолепной. Эдвард отпустил автомобиль, напомнив шоферу, что ждет его в понедельник в обычное время. Раскланявшись по дороге с парой знакомых, Бенеш неторопливой походкой направился в сторону монастыря Капуцинов. На ходу он думал, что труднейшие длительные переговоры между партиями наконец-то закончены и от кресла президента его отделяет всего лишь несколько дней. В это время на Лоретанскую площадь на огромной скорости влетела новенькая "Шкода" 420. Разгоняя ревом мотора и сигналом редкие машины и прохожих, автомобиль проскочил мимо остолбеневшего от неожиданности полицейского. Резко, так что его занесло, остановился. Из распахнувшихся дверей выскочили двое, в масках, вооруженные, словно персонажи американского гангстерского фильма, автоматами. Не обращая внимания на застывших от испуга прохожих, они открыли огонь по идущему министру. Словно получив удар в спину, Бенеш неловко шагнул вперед и упал. Вокруг раздавались взволнованные крики и визг женщин. Один из стрелявших хладнокровно подошел к упавшему, перевернул его. Отпустил, выпустив в упор короткую очередь. Бросил на труп какую-то бумажку и бегом вернулся к машине. В это время опомнившийся полицейский, свистя изо всех сил, побежал к машине, на ходу доставая из кобуры револьвер. Оставшийся у машины преступник, ничуть не испугавшись, подпустил служителя закона примерно на два десятка шагов и выпустил в него остаток магазина. Убитый полицейский рухнул на землю вместе с невезучим прохожим, попавшим под выстрелы. Оба нападавших спокойно, словно ничего не произошло, сели в автомобиль. Взревел мотор и "Шкода", промчавшись по площади, скрылась в сторону Градчан.

Мотор взревел и, одолев очередной снежный нанос, машина выскочила на расчищенный участок дороги. Проскочив подъем, автомобиль развернулся и оказался прямо перед открытыми воротами. Стоявший у ворот егерь приветливо махнул рукой, предлагая въезжать во двор. Еще раз перегазовав при переключении передач, водитель подвел машину прямо к крыльцу и остановился, заглушив двигатель.

Вышедших из неброского ЦВСа Рыдза и Братного встретил второй егерь и проводил внутрь охотничьего домика, после чего откланялся, известив, что президент сейчас выйдет. Пока они раздевались, из гостиной появился хмурый Мосцицкий и после обмена приветствиями предложил проходить прямо в курительную комнату.

— Итак, панове, первый блин комом? — заметил он, едва Эдвард и Роман заняли свои места в креслах.

— Не думаю, пан Игнатий, — ответил Рыдз, пожав плечами, — президент-генерал в Чехии, по моему мнению, лучше, чем гражданский предатель. К тому же до конца еще не все решено. Возможно, пройдет вариант с крестьянским главой.

— Если забыть о том, что пан генерал уже один раз продал своего союзника большевикам, то его кандидатура была бы наилучшей. Но, к сожалению, мы должны учитывать все возможности, в том числе и вероятность того, что он сговорится с немцами. Посему я бы предпочел иметь в президентах союзной республики иную фигуру. Пусть даже и пана Гахи, но лучше, конечно, нынешнего премьера. Насколько мне доложили, он в пронемецких симпатиях не замечен, — Мосцицкий наконец присел в кресло. — Кроме того, Эдвард, мне показалось, что ваши люди… "сыграли", как бы это точнее выразиться… слишком грубо. Для чего нужно было устраивать кинематографический трюк в стиле американского бандитского детектива? Мы же все-таки не в Соединенных Штатах?

— Вот, Игнатий, вы сами заметили второго зайца, которого мы убили этим выстрелом, — при этих словах Рыдз-Смиглого президент слегка поморщился. — Кроме обвинения судетских немцев, сейчас наши соседи активно обсуждают возможные американские корни случившегося. Как вы помните, жена у нынешнего президента…

— Помню, но что нам это дает?

— Дополнительное прикрытие и кое-какие возможности в свете отношений с Америкой. Часть их бизнесменов, связанная с чешскими предприятиями, под влиянием недоброжелательных отношений в правительственных кругах Чехо-Словакии, переключается на деловые отношения с нашими предпринимателями. Ну и военный атташе в США сумел найти подход к соответствующим кругам. Возможно, наш посол в ближайшее время доложит о выгодных для нас предложениях. Думаю, небольшой кредит в долларах и возможность получения лицензии на американские двигатели нам не помешают?

— Конечно, не помешают, — смягчился Мосцицкий. — Но почему вы не обговорили эти перспективы со мной?

— Боялся неудачи, — честно ответил Рыдз.

— Неудачу я бы вам простил. Просто мне легче действовать, когда я знаю все нюансы. На будущее договоримся, что вы будете информировать меня обо всех нюансах. Согласны?

— Согласен. Но давайте же сначала выслушаем Романа. А то он совсем заскучал, слушая наши политические разговоры.

— Обязательно. Прошу вас, пан Роман, рассказывайте, что вам удалось сделать.

— Мне самому было удивительно, панове. Но русские довольно охотно пошли нам навстречу. Мне показали не только учения их танкистов, но и разрешили ознакомиться со всей боевой техникой, состоящей на вооружении. Даже с их пятибашенными монстрами Т-35. Основные танки — это копия Виккерса, такая же, как выпускаемая нашим заводом, и колесно-гусеничная копия танка Кристи. Обе с более сильным пушечным вооружением.

— Вы уверены? Вам действительно показали все? — президент не скрывал скептического отношения к словам Братного.

— Полностью быть уверенным нельзя ни в чем. Но если сравнить мои впечатления и имеющееся разведывательные данные, то можно считать, что я описываю истинную картину, — Роман отвечал спокойно и убедительно.

— Удивительно, если так. И как же их антипольские настроения, о которых нам так часто докладывают? — президент достал из хьюмидора сигару и теперь машинально крутил ее в руках.

— Настроения есть, скрывать не буду. Многие их офицеры не скрывали враждебности, как и некоторые государственные деятели, с которыми мне пришлось встречаться. Но руководство, по всем признакам, склоняется к дружественным отношениям. Впрочем, у меня порой мелькала мысль, что большевики показывают мне свою силу, чтобы запугать. Но даже если так, основные выводы — единственная машина, подходящая к нашим требованиям, действительно серийно выпускается Советами. — Роман прикрыл глаза, словно сосредотачиваясь. — И они согласны продать ее нам, причем переделанную под наши требования. Но цена…

— О цене поговорим потом. Лучше продолжите ваш рассказ. Что с авиацией? — перебил Романа президент.

— К сожалению, в этой области большевики более закрыты, чем в бронетанковом вооружении. Нам показали только истребители, бипланы и монопланы, разведчики и тяжелые дальние бомбардировщики ТБ-3. И те, и другие новинками не являются. В авиационных частях, за исключением показательной части в Липецке, мне побывать не удалось. Так что с этой точки зрения поездка закончилась неудачей. Как и с ознакомлением с артиллерией. Ничего нового Советы нам не показали. Единственное, что заслуживает внимание — облегченная полковая пушка, о которой нашим специалистам известно давно. Она легче основного дивизионного орудия и может перекатываться расчетом на поле боя.

— Это вы обсудите в своем кругу, — улыбнулся Игнацы и, только сейчас заметив, что держит сигару в руках, предложил ее Эдварду. Тот вежливо отказался, зато Роман не устоял перед искушением попробовать настоящую "гавану".

— Ну вот, пока вы курите, мы с Эдвардом обсудим наши скучные для вас политические и экономические вопросы, — президент встал, жестом предложив Роману не подниматься.

— Благодарю, пан Игнатий, — ответил Братный, ничуть не обиженный такой дискриминацией. Зачем обижаться, каждому свое, как говорили древние мудрецы. И они были правы, философски закончил размышления Роман, окутываясь ароматным дымом. Пусть начальники ломают голову, где достать деньги на те "игрушки", которые он нашел. А его дело маленькое. Докурить сигару и заняться разборкой артефакта, используя новый набор инструментов. Роман чуть не рассмеялся в голос, представив, как объяснялся агент, заказывавший их в Германии и Швейцарии. Дороговато обходится проникновение в тайны будущего. Тем более для таких дилетантов, как он. Докуривая сигару, Роман еще раз мысленно пожалел, что чрезвычайные меры секретности, на которых настаивает президент, не позволяет привлечь к работам специалистов и ученых. Вот и приходится обычному офицеру изучать новейшую литературу по физике и осваивать работу механика.

А в соседней комнате президент и инспектор перекладывали бумаги и спорили за каждый злотый из бюджета. Как сказал Монтекукули, для ведения войны нужны всего три вещи — деньги, деньги и еще раз деньги. И теперь их надо было найти, экономя на всем второстепенном. Например, на постройке кораблей для флота, слишком большого для столь малого побережья. Не будет у Польши еще двух новейших эсминцев, двух подлодок и минного заградителя. Как и двух имеющихся в строю эсминцев, которые с удовольствием покупает Югославия.

— Моряки будут очень недовольны, — президент с иронией посмотрел на инспектора.

— Переживут. Модернизация авиации и танковых войск важнее. Я все-таки думаю, что поручник Братный прав. Батальон, а лучше два-три тяжелых машин нам нужны. Хотя бы для прорыва укреплений в Восточной Пруссии. А сэкономить можно на переводе еще двух бригад, вместо одной, из кавалерии в бронемоторизованные. И сокращении штатов кавалерийских бригад. Автомобиль, перевозящий двадцать солдат, стоит нам всего пятнадцать тысяч злотых, а двадцать лошадей — двадцать тысяч, плюс их содержание еще пятнадцать тысяч в год.

— А где возьмем деньги на мероприятия?

— Сократим еще два миноносца. Деньги, сэкономленные на их содержании, полностью перекроют все расходы по реорганизации на этот год. Согласны?