Jeszcze Polska nie zginela, kiedy my ziyjemy

IX. Do domu wrocimy… tylko zwyciezymy [9]

Пале-Бурбон бурлил с утра. На намеченное к десяти утра заседание Национального собрания депутаты, сенаторы, журналисты и просто любопытные начали собираться намного раньше. Приехал заранее и председатель Палаты Представителей Эдуард Эррио, тем более что из-за болезни главы Сената вести заседание Национального Собрания предстояло именно ему.

"Жюнини(?) сказался больным, чтобы не возглавлять сегодняшнее заседание, — раскланиваясь на ходу, обдумывал ситуацию Эдуард. — С ним, конечно, поговорили, как, и со мной, и, я готов поставить тысячу франков против одного су, с большинством из депутатов тоже. Но Жюль решил самоустраниться. Его право… но вот почему? Не хочет ссорится с…"

Решая в уме эту интересную головоломку, Эррио, раскланиваясь на ходу со знакомыми, добрался до кафедры. Поздоровавшись с уже занявшим свое место секретарем и стенографистами, он встал за кафедру и несколько минут подождал, пока стихнет шум. Окинул взглядом притихший амфитеатр, отметив, что сегодня депутаты и сенаторы появились почти все и озвучил, наконец, повестку дня. Что, вполне естественно, вызвало чрезвычайное возбуждение и шум в зале. Пришлось ему несколько минут настойчиво звонить в колокольчик, в тщетной попытке успокоить зал, полный политиков и политиканов. Впрочем, шум понемногу затих сам, стоило Эдуарду громко объявить о выступлении премьер-министра.

Поль Рейно, как всегда элегантный, неторопливо занял место за трибуной, достал из папки бумаги с тезисами, осмотрелся, выпил воды из услужливо поднесенного секретарем стакана. Кивнул благодарно и тут же начал свою речь:

— Мсье! Двадцать лет назад мы все переживали волнующий момент окончания самой кровопролитной войны, которую знала История. Войны, не случайно получившей название Великой. Войны, унесшей миллионы жизней наших соотечественников, разрушившей сотни городов и тысячи деревень, отбросившей значительную часть Европы из цивилизации в варварство… — он говорил вдохновенно, почти не заглядывая в лежащие на трибуне бумаги. — Все, кто помнит это время, никогда не забудет основного желания, владевшего в то время каждым. Желания, чтобы этот кошмар никогда не повторился. "Никогда более!" — лозунг, который, как нам казалось, с того времени разделяет любой цивилизованный человек, стал основой мирного договора с Германией. Договора, который должен был не допустить возрождения германского милитаризма, утсранить саму возможность реваншизма и развязывания Германией новых войн. — Рейно сделал эффектную паузу, опять отпив воды. — Но что мы видим на самом деле? Не прошло и четверти века, как возрожденная германская армия напала на мирных соседей. Опять гремят пушки, рвутся бомбы и гибнут мирные люди…, — с мест, где располагались правые, раздались крики: "Позор! Ложь! Мюнхен!", — Да, многие полагают, что заключенное нашими предшественникам в Мюнхене соглашение позволило решить наболевшую проблему без войны. Это как раз и есть ложь, распускаемая германскими реваншистами и их сторонниками. — Поль неторопливо, спокойно ожидая, полка смолкнут очередные выкрики с мест, описал предысторию судетского кризиса. Напомнил о неоднократных попытках чешского правительства договориться с партией Гейнлейна. Вспомнил о союзном фракно-чешско-советском договоре… Рассказал о нажиме англичан, преследующих свои политические цели и подписании неожиданного для многих соглашения в Мюнхене. Затем напомнил, что Чехословакия теряла в случае отделения судетской области подготовленную линию обороны. — Представьте себе, что от Франции потребовали бы отдать районы Эльзаса и Лотарингии, в которых размещена линия Мажино под предлогом того, что до Великой войны они принадлежали Германии и в них проживает германоязычное население — Рейно еще раз сделал паузу. На это раз зал молчал. — Именно так выглядит ситуация с точки зрения Чехо-Словакии. Поэтому чешское правительство отказалось принимать Мюнхенский договор. — Поль драматично возвысил голос. — И что оно получило взамен? Вместо продолжения переговоров правительство мсье Гитлера немедленно развязало агрессивную войну! — Еще несколько минут премьер-министр говорил о неспровоцированной агрессии, необходимости поддержать союзника и предложении его правительства потребовать в ультимативном тоне прекращения боевых действий и начала новых переговоров. — В случае отказа германских властей правительство рекомендует принуждение агрессоров к миру вооруженной силой! — закончил он речь.

Эррио, внутренне поеживаясь от неприятных предчувствий, объявил прения по вопросу доверяя правительству. Первым на трибуну поднялся, как и ожидал Эдуард, Лаваль:

— Международное право создано для того, чтобы помешать возникновению войны, а не сделать ее всеобщей". Эта фраза, встреченная аплодисментами правых, вызвала протесты и критические замечания среди левых. Затем Лаваль намекнул на опасность в будущем, связанную с "коммунистическим влиянием" на чешское правительство. За ним выступил депутат Сарро.

— Единственная опасность, которой нам на самом деле надо бояться, — это большевизм. Германская опасность по сравнению с ней — ничто. Мы могли бы договориться с Германией…

Казалось, симпатии зала целиком на стороне правых и решение Национального собрания будет однозначно не в пользу правительства. Но тут на трибуну вышел очередной оратор. — Примирение не должно доходить до отказа от принципов, оно не должно поощрять агрессора, отдавая ему в руки его жертву. Речь идет уже о нашей собственной безопасности. Если французское правительство добьется выполнения своих решений — будущее обеспечено, если оно будет осмеяна — это означает крах коллективной безопасности и возвращение к закону джунглей, — сенатор Дельбос сослался на данные, приведенные Гамеленом 26 сентября в разговоре с английской делегацией. — Как экономика, так и вооруженные силы рейха не готовы к войне. Об этом знают и в Париже, и в Лондоне. Гамелен в уже упоминавшейся беседе с английскими политическими деятелями отметил многие уязвимые места германской армии: незаконченную систему укреплений, нехватку кадров, трудности мобилизации в связи с отсутствием подготовленных резервов, недостаток сырья, особенно нефти. По мнению Гамелена, Германия и Италия не были в состоянии вести длительную войну. Опыт боевых действий на Востоке показал несомненное отсутствие превосходства германцев в области авиации. Ничто не помешает счастливому для французского оружия исходу! — закончил сенатор свою речь. За ним выступили еще несколько депутатов и сенаторов…

Прения продолжались до вечера. В итоге, правительство Рейно получило вотум доверия, пусть и незначительным преимуществом в числе голосов.

Тот же "дачный" поселок неподалеку от Берлина сегодня выглядел по-военному. Всюду патрули, из кустов в самых неожиданных местах торчали стволы зениток, у которых дежурили хмурые расчеты в полном боевом снаряжении, даже в касках. Казалось, городок уже осажден противником и готовится отбивать атаку со всех направлений. Даже выехавшая из ворот контрольно-пропускного пункта колонна словно собиралась проехать по враждебной территории — впереди мчались несколько армейских мотоциклов с пулеметами в колясках и легкий броневик типа 222, за ними — тройка штабных легковых автомобилей и несколько грузовиков с затянутыми тентами.

Колонна перескочила железнодорожный переезд и скрылась вдали, сопровождаемая удивленными взглядами случайных прохожих. Сидящие в первом "Опеле" генералы молча смотрели на дорогу. Двое совершенно внешне не похожих друг на друга людей сейчас почему-то показались шоферу близнецами. Один, совершенно не похожий на обычного генерала, с худощавым лицом художника, чувственным, с правильными чертами, на котором выделялись слегка запавшие и немного грустные глаза. Шофер знал его — это был ушедший недавно в отставку бывший начальник Генштаба Бек. Почему-то сейчас он был в мундире. Второй — нынешний начальник, Гальдер, выглядел тоже скорее, как чиновник или учитель, в своем пенсне и усами "а-ля император Вильгельм" Шофер отвел взгляд от зеркала и посмотрел на сидящего рядом адътанта. И у того было точно такой же вид. Как показалось водителю — они смотрели так, словно готовились прямо сейчас попасть в штыковую атаку. И все молчали.

Впрочем, пассажирам было и не до разговоров. Все обсудили вчера, сразу получения текста французского ультиматума. Тогда же было твердо решено — Гитлер должен уйти.

— На карту поставлен вопрос о существовании нации. История еще осудит этих деятелей за кровопролитие, если они не будут действовать в соответствии с политическим благоразумием и собственной совестью… Подчинение воинскому приказу тоже имеет свой предел, переступать который не позволяют знания, совесть и чувство ответственности. Если же предупреждения и призывы честных военных остаются неуслышанными, они должны и имеют право покинуть занимаемые посты. Если все они будут действовать решительно, война не пройдет, но если солдат, находящийся на высшем посту, по политической слепоте и недомыслию в судьбоносные времена ограничит свои обязанности и задачи рамками воинских приказов и не проникнется чувством ответственности за нацию в целом, он отяготит свою совесть. Судьбоносные времена требуют судьбоносных решений! — генерал-полковник Бек был логичен и убедителен. Его красноречивое заявление перевесило нерешительность остальных заговорщиков.

— Я понял, что вы правы. Только заняв ваш пост, понимаешь, как велика ответственность, когда все зависит от тебя, — согласился Гальдер. А при обсжудении того, как следует поступить с рейхсканцлером, он неожиданно высказался в самом экстремистском духе. — неужели не найдется никого, кто застрелил бы "ефрейтора"? — и, несмотря на то, что в результате обсуждения решено было рейхсканцлера всего лишь арестовать и передать врачам для обследования (с последующим признанием душевнобольным и помещением в психиатрическую клинику Шарите), он все же надеялся что капитан Гинц, возглавлявший "штуромовую группу" из 60 человек, все же понял его намек.

Машины промчались по широким полупустынным улицам и остановились прямо напротив здания рейхсканцелярии.

— Удачи, — Бек, остающийся в машине, пожал руку выходящему из нее Гальдеру и приказал шоферу ехать к штабу командующего гарнизоном. Оппозиции удалось привлечь на свою сторону и командующих войсками, расположенными в Берлине и вокруг него. Командующий Берлинским военным округом генерал Эрвин фон Витцлебен и его подчиненный, командующий войсками в районе Потсдама генерал граф Брокдорф-Аглефелд были наиболее решительно настроенными из всех военных, которые действовали в рядах оппозиции. Командиры и старшие офицеры трех полков, расквартированных около Берлина были готовы немедленно выступить, получив соответствующий приказ. Который и вез с собой Бек.

Гальдер вышел из "Опеля" вместе с адъютантом. Он дождался пока машина отъедет, а из первого грузовика высадится небольшой отряд для нейтрализации часовых и шагнул вперед, словно в пропасть…

Роман аккуратно закрыл дверь. Повернулся и кивнул сидящим за столом с заговорщицким видом президенту и главнокомандующему. Мысленно улыбнувшись. Уж очень эти уважаемые и солидные люди напоминали сейчас сбежавших с уроков школьников, готовящихся распить бутыль незаметно стащенного у кого-то из папаш бимбера (самогонки).

— Садитесь, Роман и выпейте со стариками, — пошутил Мосьцицкий. — Наливайте сами, мы уже готовы.

Выпили по глотку действительно великолепного французского коньяка.

— Хорошо бы и нам такой выпускать, а не только водку, — пошутил Рыдз.

— Для этого Крым нужен, — серьезным тоном ответил Игнатий. — Ну, или Кавказ. Помнится мне, шустовкий "Финь Шампань" именно на Кавказе производили.

— Предлагаете начать подготовку к войне с Россией? За Крым и Кавказ? — удивился Смиглы. — И как скоро? Мы еще с Германией не закончили.

— И что у нас в итоге по Германии? — столь же серьезно ответил президент. — Победа, которая упала нам в руки благодаря вмешательству Франции?

— В целом так, — неожиданно согласился маршал, — но есть определенные нюансы. Вмешательство французов скорее спасло швабов. У них уже начались серьезные перебои с боеприпасами, к тому же они понесли серьезные потери в танках — не менее 1000 единиц, из которых ремонтопригодными нами захвачено почти 400 штук, и в авиации — до 700 самолетов, по самым минимальным оценкам. А главное — их пехота в основном утратила боеспособность. Они могли еще некоторое время сопротивляться, даже наступать в Силезии… но после перехода в наступление чехов, они были обречены на поражение. Мы, конечно, тоже понесли серьезные потери — только убитыми и пропавшими без вести до шестидесяти шести тысяч человек, до ста семидесяти танков, до двухсот восьидесяти самолетов.

— А если бы мы не смогли наступать зимой? — президент отпил еще глоток коньяка и иронически посмотрел на разошедшегося маршала.

— Тогда…, да, тогда превосходство промышленности швабов в длительной войне могло бы и сказаться, — неохотно признал Эдвард.

— Но мы могли принять помощь русских, — осторожно заметил Роман.

— Боюсь, что тогда на помощь швабам пришли бы и французы, и англичане, — грустно заметил Мосцицкий.

— Возможно, — коротко согласился помрачневший Рыдз-Смиглы.

— Именно поэтому мы должны сейчас выдвинуть в качестве опрадвания всех наших действий лозунг противостояния большевикам. И я предлагаю использовать этот предлог для получения кредитов у англичан… а возможно и у французов. Американцев, я думаю, на такими лозунгами не купишь, но у них есть заинтересованность в некоторых заводах Силезии. Так что основа для разговоров с ними есть.

— А русские? — непритворно удивился Эдуард.

— Русские… поймут, я думаю, если объяснить, негласно… Будем с ними поддерживать, не афишируя, хорошие отношения и торговать. К тому же у них в Азии с японцами проблемы.

— Трудно будет, — заметил Роман. — Особенно с теми панами, которые не поймут всей тонкости такой политики.

— А кто сказал, что будет легко, — усмехнулся Игнатий. — Не в сказке живем. Вот вам, Роман и придется трудиться не покладая рук. Вполне допускаю, что без войны коммунистическая Россия распадется раньше, чем… мы планируем. И мы должны быть к этому готовы.

— Германию вы со счетов сбрасываете? — удивился Роман.

— Нет, что вы. Просто мы вместе с Чехо-Словакией и Францией постараемся обескровить швабов до пределов возможного. И у нас будет по крайней мере лет пятнадцать форы, пока они будут восстанавливать свой потенциал, — посмотрев на свет сквозь бокал с остатками коньяка, ответил Мосцицкий. — Отрежем у них Силезию и все побережье Балтики, потребуем компенсации наших военных расходов и продолжения выплат репараций французам.

— Вы полагаете, швабы согласятся? — Роман поставил бокал и повернулся к президенту.

— Не волнуйтесь, Роман. Сами понимаете, мы запросим по максимуму, чтобы получить хотя бы половину, — усмехнулся Игнатий. — Пан Адам (напоминаю, что граф Тарновский в данном мире занимает пост министра иностранных дел вместо Бека) постарается, тем более, что англичане непосредственно в конференции не участвуют и "подгадить", извините меня за выражение, могут только косвенно. А без их швабским дипломатам будет трудно. Даже несмотря на то, что во главе их стоит фон Хассель…

— Будем надеяться, — согласился Роман.

Стоящий на улице, большая часть домов которой разрушена, трехбашенный 25ТР смотрелся весьма органично. Выпавший снег частично прикрыл самые развалины и придал картине некую романтичность. Выстроившиеся в два ряда перед ним члены экипажа постарались придать себе самый бравый вид.

— Excellent! Smile, please! (Отлично! Улыбнитесь, пожалуйста!) — английский фотограф, с компактной немецкой "лейкой" и незапоминающейся фамилией, лучился энтузиазмом. Отщелкав несколько кадров, он кивнул своему напарнику, корреспонденту знаменитой лондонской "Таймс" Киму Филби. Тот, перехватив инициативу, сразу же приступил к интервью. Вопросы сыпались градом, так что переводчик даже вспотел и вынужден был расстегнуть пальто. Он расспрашивал о боевом пути батальона и личных впечатлениях танкистов о войне и даже — что они думают об испанских событиях, где вновь начались ожесточненные бои. В разговоре выяснилось, что корреспондент тоже был в Испании, отчего Янек сразу проникся к нему симпатией.

— И еще вопрос. Предпоследний, — натянуто улыбнулся Филби. — Как вы относитесь ко всему этому, — он указал на развалины домов.

— Как к неизбежной на войне необходимости с некоторым элементом случайности. Шваб… э… германские войска заняли оборону в городе, поэтому нашим войскам пришлось прибегнуть к бомбардировке городских окраин. К сожалению, из-за промахов досталось и остальным кварталам. Чисто военная необходимость, в отличие от бомбардировок Варшавы и Праги.

— Но польские бомбардировщики тоже бомбили Берлин, — возразил англичанин, глядя с интересом на краснеющего поляка.

— Насколько мне известно, наши ночные бомбардировщики бомбили заводы и армейские объекты. В отличие от них, люфтваффе бомбило в первую очередь жилые кварталы.

— Yes (Да), — согласно кивнул англичанин. — Это многое меняет. Ну и наконец, как вы оцениваете свое оружие? — заканчивая интервью, корреспондент спросил Янека о самом танке.

— Отличная машина. Королева поля боя, я бы сказал. Пушка позволяет поражать любые цели, броня надежно защищает от современных противотанковых пушек. Пулеметов достаточно для стрельбе по пехоте в любом направлении.

— А не кажется ли вам, что пулеметов даже слишком много? Вот эти две дополнительные башни? Мне кажется, они лишние, ведь командир танка не всегда сможет дать им правильный приказ.

— Не думаю, — вывернулся Кос. — Если командир достаточно опытен, то ему целуказание никаких трудностей не представит.

— Понял, — кивнул Филби. — Спасибо за интересный рассказ. Если будете снова "отдыхать в Испании", — он усмехнулся, — попробуйте связаться со мной, — корреспондент жестом фокусника извлек откуда-то визитку, после чего распрощался.

— Наконец-то, — облегченно вздохнул Янек. — Капрал Вихура! Остаетесь за старшего. И смотри, Кшиштоф, — пригрозил Кос, — чтоб никаких отвлечений. Никого не отпускать, а то опять Елень по шалавам, искать приключений на свою попу побежит. На днях нас отведут — вот дома и отдохнете на всю Маршалковскую. Если что — я у Арцишевкого в роте, пришлешь посыльного.

— Так есть, пан капитан! — вытянулся по стойке "смирно" механик-водитель.

— Вот и хорошо, — поправив кобуру с пистолетом и повесив на плечо трофейную "Эрму", Кос еще раз осмотрел танк и неторопливо пошагал по улице, огибая самые крупные завалы кирпича. Рядом с ним, иногда повелительно гавкая на мелькающих в развалинах кошек, бежал пес.

"Интересно, пришлет ли журналист обещанную фотокарточку? Если пришлет, обязательно пошлю домой. Пусть мама и сестренка порадуются", — даже себе Янек не хотел признаться, что больше всего ему хотелось, чтобы фотографию увидела Зося.

Адам Тарновский бросил взгляд на стоящих вдоль бульвара карабинеров в ярких парадных мундирах и усмехнулся, припомнив непосредственную реакцию одного из "военных экспертов", входящих в его делегацию.

"Как же он выразился? Да, вспомнил — Петухи перед боями, — на первый взгляд, ничего особенно обидного в этих словах не было. Если не вспоминать о том, что не так давно итальянцы неоднократно терпели поражения от африканских дикарей с копьями и от испанского ополчения, — А действительно, как молодые петушки, первый раз выведенные хозяевами на арену, — усмехнулся граф, — прямо как увиденные в Ла Корунье. Надо признать, что наши военные не такие уж дуболомы, как мне раньше казалось. К тому же на швабов их присутствие действует, как святая вода на дьявола. Авиатор, кавалерист и танкист… Не случайно лица у немецких дипломатов становятся похожи на кислую капусту — знают швабы, кто перемолол их хваленый вермахт и люфтваффе. Приходится признать, что президент правильно их включил в делегацию… напрасно я сопротивлялся".

Автомобили неторопливо подъехали к палаццо (дворец) Мадама, который итальянцы выделили под проведение мирной конференции. Из первого автомобиля вышел под вспышки фотоаппаратов, на ходу позируя, Муссолини.

"Фат и позер, — очередной раз констатировал Адам. — Интересно, почему сегодня так мало зевак — полиция плохо сработало или "дучетто" (Ит., маленький дуче, вожденок. Шутливое прозвище Муссолини)решил, что заключительное заседание обойдется без толп его восторженных поклонников. Честно говоря, он и его страна от этой мирной конференции получили только моральное удовлетворение и никаких материальных выгод. Прозвище "Миротворец" плохая замена аннексированным территориям".

Делегации, одна за другой, вышли из автомобилей и выстроились на ступенях лестницы. Еще несколько вспышек магния, сопровождающих суету фотографов и журналистов, и под стрекот нескольких кинокамер колонна дипломатов втянулась в главный зал, где на заранее подготовленном столе уже лежали подготовленные папки с текстом договора. После неизбежной суматохи, сопровождающейся очередными вспышками и стрекотом кинокамер, делегации занимают свои места за столом. Граф первым открыл свою папку и прочел знакомые строки:

Пробежав еще раз текст, он под аплодисменты и очередные хлопки магниевых вспышек подписал договор и передал папку с подписанным документом сидящему слева представителю Франции.

— Приступим, панове, — маршал Рыдз-Смиглы, занявший место во главе стола, внимательно всмотрелся в лица присутствующих и счел необходимым добавить. — Хочу еще раз напомнить, что, несмотря на нашу победу, опасности для нашей страны остались такими же, что и до войны. Мы добились передышки на семь-десять лет. И решения нам надлежит принимать, исходя из этого. Прошу, пан пулковник.

Полковник Окулицкий встал и сделал несколько шагов к установленной перед столом кафедре.

— Панове, — он кашлянул, почувствовав неожиданную сухость в горле. — Генеральный Штаб провел предварительный анализ итогов Семинедельной войны и вытекающих из этого решений по дальнейшему реформированию Войска Польского.

Он еще раз кашлянул, прочищая горло, и продолжил, кратко обрисовав ход войны и отдельные, наиболее интересные эпизоды боев и сражений. Потом перешел к выводам:

— Пехота продолжает оставаться самым массовым родом войск. Несмотря на то, что успех в прошедшей войне достигался за счет глубоких прорывов бронемоторизованных и бронекавалерийских соединений в сочетании с массированными ударами авиации, только пехота закрепляла этот успех, захватывая и удерживая местность, ликвидируя окруженные войска противника… На послевоенный период необходимо сформировать еще один подахлянский стрелковый полк, для замены 1-го подхалянского в составе 21-й горно-пехотной дивизии и девять пехотных Поморских полков для трех кадровых дивизий в составе вновь создаваемого 11 корпусного округа. Для их вооружения предлагается использовать вооружение 33-й и 55-й резервных дивизий, а также трофейное оружие… Пехотные батальоны всех кадровых дивизий должны получить по две 37-мм противотанковые пушки Бофорса, а пехотные полки — батарею из четырех 75 мм пехотных пушек и противотанковую роту из 6 новых противотанковых орудий… В перспективе планируется ввести в батарею пехотных орудий третий взвод из двух 120-мм легких пушек-гаубиц и увеличить число минометов в батальонах до восьми… Артиллерия… планируется увеличить число гаубиц в дивизиях до 36, уменьшив количество пушек до 18… Таким образом, в кадровых дивизиях будет 60 орудий полевой артиллерии из них 36 100-мм или 105-мм гаубиц, 18 — 75 мм пушек, 6 152 мм гаубиц… Всего в сухопутных войсках будет 33 кадровые пехотных дивизии, 1 горнострелковая бригада… Число резервных дивизий планируется постепенно довести до 12.

Пока никто из присутствующих не возражал и не задавал вопросов, поэтому, глотнув воды из поставленного на трибуне стакана, полковник продолжил:

— Все кавалерийские бригады предлагается преобразовать в конечном итоге в бронекавалерийские, развернув один из ее полков в бронекавалерийский, оснащенный легкими танками, в том числе трофейными… Бронекавалерийские и бронемоторизованную бригаду… развернуть в бронетанковые, оснастив их танковые батальоны танками 25ТР(М).

Тут докладчика прервал полковник Равецкий, назначенный недавно главным инспектором бронетанковых войск. Он заявил, что ввиду высоких потерь легких танков и танкеток они не могут считаться полноценным оружием.

— Из 175 уничтоженных противником танков — 60 "Рено", 25 "Виккерс", 44 7ТР, 31 14ТР и только 15 — 25ТР, — горячась, доказывал он свою точку зрения.

Спорили бы долго, но споры прекратил сам маршал, заявив, что легкие танки будут в батальонах до постройки необходимого числа основных танков 25ТР(М).

Далее перешли к обсуждению военной авиации. Тут споров фактически и не было, командовавший ВВС генерал Зайонц полностью поддержал доклад. Число бригад намечалось увеличить до 11, армейскую авиацию в военное время упразднить, сосредоточив все самолеты бригадах. Вооружение же планировалось изменить кардинальным образом, оставив в боевых частях только истребитель "Хок" и "Буффало" американского производства и модернизированных Р.50 — собственного. Бомбардировочную и разведывательную авиацию планировали перевооружить на новые машины, которые пока еще разрабатывались.

Наконец, полковник закончил доклад и за трибуной занял место адмирал Унруг. Спокойно оглядев оживившихся сухопутчиков, он громко заявил:

— Для начала, я должен констатировать, что флота у нас нет. Две оставшиеся подводные лодки с изношенными моторами, несколько сторожевых и торпедных катеров — это не флот. Необходимо создание флота заново. Причем создавать придется все его компоненты… Флот открытого моря служит для защиты внешнеполитических интересов страны, а москитный флот обеспечивает ее защиту на ближних подступах. Именно поэтому его роль в Польше всегда была, есть и будет весьма высокой. Несколько десятков мощных крейсеров, собранных в кулак, являются весомым аргументом в любом конфликте. Именно поэтому военно-морское министерство настаивало на получении в счет репараций всех трех броненосцев типа "Дойчланд" из которых нам удалось получить два, так как третий поврежден до полной потери боеспособности… Кроме того, в состав нового флота войдут три подводные лодки типа 7, 4 эсминца со 127 мм артиллерией и 5 торпедных катеров. Все эти корабли планируется позднее перевооружить в соответствии с единым стандартом польского флота на орудия фирмы Бофорс…

Доклад адмирала неожиданно вызвал очень бурную дискуссию. Большинство по-прежнему рассматривало будущую войну, как преимущественно континентальную, главная роль в которой отводится сухопутным войскам и авиации, и не желало отвлечения больших ресурсов на флот. Поэтому спорили долго и до хрипоты, но в конце концов Унруг, используя преимущества своего закаленного морем голоса, добился принятия всех предложений моряков. В результате военный флот Польши должен был получить два тяжелых крейсера — "Драгон" (бывший "Дойчланд") и "Конрад" ("Адм. Шпее"), 4 эсминца типа "Оркан" ("36"), 9 торпедных катеров, 6 подводных лодок (из них три типа "семь"), 6 тральщиков.

— … В результате этой авантюристической политики нацистского руководства Германия потеряла большую часть Померании, Силезии и небольшой район Восточной Пруссии, вольный город Данциг. Все эти территории с населением около 9 млн. человек перешли к Польше. Чехо-Словакия получила значительно меньшие территории, частично выправив границу в Судетской области, в Силезии, и в Австрии с населением не более полумиллиона человек. Одновременно восстановлена независимость Австрии, к власти в которой пришло правительство Шушнига. Наш представитель в Вене сообщает, что к нему обращались близкие к канцлеру люди с предварительными предложениями по восстановлению дипломатических отношений. Германское же правительство, возглавляемое президентом Беком и канцлером Герделером, пока на контакт с нашим полномочным представительством не идет. Согласно официальным заявлениям, полученным…, внешнеполитическим отношениям будет уделено время после стабилизации обстановки в Германии. Действительно, по полученным сведениям, в настоящее время в правительственных кругах озабочены обстановкой в Шлезвиг-Гольштейне, где продолжают удерживать власть части фрайкора из бывших эсэсовцев, ситуацией в Бааврии, где подняли голову сепаратисты под руководством бывшего гауляйтера и в Сааре, где ведется партизанская война против вошедших в область французских войск. Кроме того, не менее трех миллионов человек бежало из районов, отходящих к Польше, в Германию. Ситуация складывается таким образом, товарищи, — докладчик продолжал стоять у карты.

— Это хорошо, товарищ Литвинов, что ваше ведомство, и вы отслеживаете ситуацию, — проговорил второй стоящий в кабинете человек, остановившись и мягко, словно тигр перед прыжком, развернувшись к докладчику. В его желтого цвета, поистине тигриных глазах полыхнуло, но интонация нисколько не изменилась, оставаясь спокойной, словно происходящий разговор нисколько не задевал говорившего. — Значит, вы полагаете, что до полного разрешения внутренних вопросов никаких изменений во внешней политике новое правительство не планирует. Да ви садитэс, — неожиданно усиливавшийся кавказский акцент сказал докладчику многое, отчего он прошел к своему месту на подгибающихся ногах и обильно потея.

— А что скажет товарищ Берия? — резкий акцент в речи хозяина кабинета исчез также внезапно, как и появился.

— Согласно полученным по линии нашей разведки сведениям, позавчера в Лондоне, при содействии представителя Германского Информбюро Хессе, произошла встреча посла Дирксена и неофициального посланника с профессором и сотрудником английской разведки Корнуэллом-Эвансом, а затем с главой гражданской службы Вильсоном. На прошедших переговорах достигнуто принципиальное согласие на подписание, как сообщают источники, "основополагающих документов по проблемам взаимодействия между правительствами Британской Империи и Германии". По непроверенным данным планируется вхождение Германии в "зону фунта", предоставление английским концернам контрольных пакетов акций в ряде немецких фирм и заключение негласного военно-политического пакта с подчинением германской политики английскому контролю. В обмен на это Германия получает английские кредиты и технологии…

— Товарищ Литвинов, а почему ваше ведомство не имеет никаких сведений о действиях немецкого посла в Лондоне? — спокойно, даже ласково спросил Сталин, однако нарком иностранных дел вспотел, словно в парной и только раскрывал рот, как вытащенная из воды рыба. — Есть мнение, — не дожидаясь ответа, продолжил он, — что товарищ Литвинов не справляется со своими обязанностями, — пройдя по кабинету к своему месту, Сталин начал неторопливо набивать трубку, — Есть мнение, что товарищ Молотов более соответствует этой должности. Какие будут предложения?

Дождавшись общего одобрения (естественно молчал один уже бывший нарком иностранных дел, мучительно обдумывающий, что его ждет — немедленный арест, или просто опала), хозяин кабинета спросил:

— А что нам расскажут наши товарищи военные?

— Разрешите, товарищ Сталин? — поднялся Шапошников.

— Докладывайте Борис Михайлович, — разрешил Сталин, закуривая. При этом он время от времени бросал взгляд на сидящего с видом затравленного зайца Максима Максимовича.

— Германо-польско-чехословацкая война, получившая также название семинедельной, с чисто военной точки зрения свидетельствует о том, что вооруженная борьба принимает иные формы. Практика войны подтвердила, что моторизация вооруженных сил открывает перед военным искусством новые возможности. Новые методы достижения стратегической внезапности нападения, примененные польским Генштабом… Ноаторским является использование не отдельных "армий вторжения", а основных сил сразу с началом войны, после тайной мобилизации и развертывания… Танковые, кавалерийские и моторизованные соединения, которые применялись в масштабах оперативного искусства, а не тактики, стали решительно менять характер операций… При этом обе воюющие стороны понесли за короткое время огромные потери в технике и личном составе. Так, потери танков в германской армии достигли 50 % начальной численности, а самолетов — до 60 %. Причем основные потери приходились на устаревшие образцы вооружений…

Подводя итоги можно считать, что на полное восстановление армии и флота Германии уйдет не менее пяти… семи лет, Польши — два…три года, Чехо-Словакии — до двух лет.

— Очень интересные сведения, очень, — заметил Сталин. Отошел от стола, осмотрелся и добавил. — Есть мнение, что необходимо сделать перерыв на полчаса… А товарища Берия я прошу задержаться.

"Пункт первый: оборонительное соглашение на 25 лет.

Пункт второй: английская декларация о постепенном возвращении Германии ее бывших колоний и создание совместного англо-германского комитета.

Пункт третий: включение Германии в Оттавское соглашение.(То есть превращение ее в "младшего партнера" в рамках Британской империи).

Пункт четвертый: договор о разграничении экономических сфер влияния между Англией и Германией, в ходе которого Англия была готова признать специфическую сферу интересов Германии на континенте в том случае, если это не приведет к ущемлению английских интересов.

Пункт пятый: открытие для Германии лондонского финансового рынка и заем размером до 4,5 миллиарда имперских марок.

Пункт шестой: в качестве ответного шага правительство Германии обязуется не предпринимать никаких акций в Европе, за исключением таких, на которые оно бы получил полное согласие со стороны Англии".

Дочитав документ, Франклин Делано очень аккуратно положил его на стол и внимательно проследил, как "Дикий Билл" Донован прячет его в свою папку.

— Поздравляю с первым успехом, Билли, — криво улыбнулся президент. — А ты еще не хотел идти ко мне в команду.

— Так это же не футбольная команда, — усмехнулся начальник секции специальной информации управления делами президента, вспоминая свои успехи на этом поприще в Колумбийском университете (где он и подружился с Рузвельтом). — К тому же платят здесь меньше, чем я своей адвокатской практикой зарабатывал в неделю. Когда утверждали наш бюджет, кое-кто сенаторов готов был разорвать меня на тысячу маленьких бычков (небольшая игра слов — имя Билл слегка напоминает слов Bull — бык) за каждый отпускаемый из казначейства цент. А разведка — вещь очень дорогая. На эту бумаг мы потратили сумму бюджета за месяц. Теперь надо думать, чем компенсировать эти деньги до конца года.

— Но дело того стоило, — заметил Рузвельт. — Такие сведения бесплатно не даются.

— Если бы эту бумагу мне дали бесплатно, я бы поверил в нее меньше, чем в доказательства вины Аль Капоне, — пошутил Донован. — Но теперь мои яйцеголовые никак не придут к общему мнению — что вытекает из этих сведений.

— Ничего, сейчас нам Гарри все разложит по полочкам, — усмехнулся президент.

Молча сидевший напротив Донована советник президента, Гарри Гопкинс, поднялся с места и прошелся по кабинету.

— Во-первых, сбылась давняя мечта английских консерваторов и лично Чемберлена. Германия надолго вошла в фарватер британской политики в качестве младшего партнера и инструмента решения "грязных задач". Во-вторых, следует ожидать закрытия для нашего бизнеса не только рынков Британской Империи и ее колоний, но и Германии. При этом все наши активы в Германии могут оказаться под угрозой.

— Пока ваше мнение совпадает с мнением моих "мыслителей", — заметил Донован.

— Ну, и в-третьих, все это приведет к большой войне в Европе. Руками Германии англичане постараются установить свою гегемонию и вытеснить нас с континента. При этом зарабатывать на войне будут они, а не мы.

— Уверены, Гарри? — напряженно спросил Рузвельт.

— Не скажу, что на все сто процентов, про наличие довольно тесных связей нашего и английского бизнесов я помню. Но я исхожу из опыта двадцатых. Вспомните, как до Депрессии британцы пытались потеснить нас любыми методами. Полагаю, никто не будет отрицать, что если бы не Великая Депрессия, между нами и Англией вполне могла начаться большая война.

— Интересные у вас мысли, Гарри, и похожие на истину, — согласился Донован. — Добавьте еще одно соображение — немцы не начнут, пока не восстановят свои силы после поражения. А это значит, что кроме уменьшения рынка за счет Германии мы теряем и предполагаемые ранее преференции от начала большой войны в Европе. Теперь они откладываются на продолжительный срок.

— А мы еще до сих пор не оправились полностью от последствий депрессии, — задумчиво заметил Рузвельт, припомнив увиденную недавно очередь безработных за благотворительным супом. — Боже мой, нам так нужны заказы для нашей промышленности и побольше…

Янек сошел с поезда на знакомый перрон и осмотрелся. Странно, никого из родственников не видно. Народу на перроне практически нет, даже наосильщиков, если не считать двух полицейских. "Вот, есть еще какая-то толпа около вокзала, но во-первых, это не перрон, а во-вторых, похоже, они встречают какую-то важную персону — усмехнулся про себя Кос. — Куда нам, дроздам, до грандов (польск.: кос — черный дрозд, гранд — важная персона. Но где же, курва, носильщики? Не самому же тащить чемоданы… Предлагал Атос взять с собой денщика. Матка Бозка Ченстоховска, что делать-то? Самому тащить багаж? Рук не хватит. И рыжий что-то чудит…"

— Рыжий, ты чего? — удивленно посмотрел он на неожиданно усевшуюся прямо посередине перрона собаку. — Вставай давай, малыш.

Однако "малыш", который сидя доставал головой до груди хозяина, упрямо сидел на месте. Необычное поведение собаки настолько поразило поручика, что он не сразу понял, что подошедшие полицейские обращаются к нему.

— Пан капитан, разрешите обратиться? — спросил старший из них.

— Обращайтесь, — не скрывая удивления, разрешил Кос.

— Вы — капитан Ян Кос? — учитывая, что полицейского Янек тоже не узнал, он явно был из новеньких, присланных вместо мобилизованных в армию после начала войны. — Да, это я. Что вы хотели, пан пжодовник (сержант полиции)? — полицейского Янек не узнал, что его не удивило, так как после мобилизации части полиции пополнили старшими возрастами из резерва и с Восточных Кресов.

— Разрешите доложить, пан капитан, — вытянулся сержант. — Приказано вас встретить и сопроводить до встречающих. Городской магистрат приготовил торжественные мероприятия. За вещички не беспокойтесь, их доставят вам на дом. Ежи, распорядись, — скомандовал он рядовому. — И собачка с вами пойдет?

— Конечно, пан пжодовник, — улыбнулся Кос. — Рыжий, ко мне! Рядом!

Едва они сделали несколько шагов, как спрятанный где-то за встречающими оркестр заиграл знакомую мелодию, на которую так хорошо ложились знакомые слова:

— Идемте, пан, — стараясь не выдать своего недовольного отношения к предстоящему действу, грозящему оттянуть его прибытие домой на час, а то и больше, предложил Янек сержанту полиции. И они пошли к выходу с перрона.

Мэр Коло, пан Мечислав Дрождецкий, встретил Яна с большим энтузиазмом, чем библейский отце блудного сына.

— Пан капитан, мы так рады были узнать, что один из героев Семинедельной войны, один из славных польских шляхтичей, победивших немецких псов-рыцарей — уроженец нашего города…

Договорить ему не дали, из толпы встречающих выскочило с полдюжины экзальтированных девиц, буквально забросавших их обоих цветами. А одна из них, видимо самая смелая, подбежала вплотную и, раскрасневшись от смущения, чмокнула оторопевшего от неожиданности Януша в щеку. Возможно, оторопевший мэр и устроил бы разнос, если бы не был поражен в самое сердце неожиданной реакцией Коса и его собаки.

Янек с вырвавшимся вскриком: — Зося! — подхватил девушку и приподняв, поцеловал прямо в губы. А громадный пес, проскочив между парочкой влюбленных и мэром, встал в боевую стойку, напрягшись, недвусмысленно скаля зубы и явно предупреждая всех, чтоб не вмешивались. Возникшую неловкость сбил дирижёр оркестра. Крикнув: — Мендельсона! — он взмахнул палочкой и над привокзальной площадью поплыли звуки "Свадебного марша", вызвав улыбки и радостные крики встречающих горожан.

Потом, когда зардевшаяся от случившегося София, красная, словно мак ("Прикуривай, как от спички, — усмехнулся про себя Янек), скрылась среди подруг, мэр все же произнес свою, столь неожиданную речь. И выступили еще несколько членов Городской Рады, и играл оркестр и пару слов произнес отец Коса и плакала от счастья за сына мать… Но в голове у Януша непрерывно куртилось только одно слово, которое успела шепнуть ему его Зосентька: "Люблю"