Измена. Истинная для повелителя

Глава 34

Просыпаться после пьянки всегда тяжело. Я и в прошлой жизни не умела пить, да и не любила, даже в молодости, а с годами и вовсе перестала притрагиваться к алкоголю. Черт знает, что меня дернуло в этот раз. Возможно, вымотанный вид Вермонти или собственная усталость подтолкнули к столь отчаянным мерам. Я просто хотела отдохнуть и забыться и признаюсь, мне это удалось. Я практически ничего не помню из вчерашнего вечера. Хотя… Матерные частушки помню, как танцевала на столе, когда меня забирали, тоже помню и как рыдала… Ох, сколько же всего я помню, а лучше бы забыла. А вот как оказалась совершенно голой в спальне Даррена, еще и в постели с двумя братьями, тоже не блистающими одеждой, не помню совершенно.

Медленно приоткрываю глаза: нет, не показалось, я действительно зажата с двух сторон. Это как, вообще, понимать?!

– Доброе утро, – сонно мурчит Раден, щекоча горячим дыханием нежную кожу шеи. – Как себя чувствуешь, юный алкоголик?

Сглотнув вязкий ком, пытаюсь хоть немного отодвинуться от него, но куда уж мне?! Силы явно неравны.

– Как ни странно, нормально. – И это правда, учитывая, сколько я выпила. Да, немного болит голова, и пить хочется, но в остальном все действительно хорошо.

– Ну еще бы. – А вот и Даррен проснулся вместе со своим сарказмом. – Вы пили демонические вина, а они, знаешь ли, не любят похмелья, наверное, поэтому их напитки стоят больше, чем некоторые существа зарабатывают за год.

Он весело улыбается, смотря на мои попытки оттесниться от братца.

– А вообще, после вчерашней выходки тебя ждет суровое наказание, – серьезным голосом выдает Даррен, а вот по взгляду видно, что он просто издевается.

– Моя вчерашняя выходка была наказанием для вас, – не ведусь на провокацию.

Раз уж удрать из кровати не получается, плотнее закутываюсь в тонкую простынку. Плевать, что мужчины при этом остаются полностью обнаженными, зато свое тело прикрыла.

– Алекса, ты боишься нас? – неожиданно Раден становится совершенно серьезным, будто от моего ответа зависит его жизнь.

Боюсь ли? Точно нет. Они не причинят мне вреда.

– Н-нет, – отвечаю, чуть заикаясь, но простыню не отпускаю и плотно прижимаю к себе.

– Доверяешь нам? – а это уже Даррен.

С этим вопросом сложнее. Попав в этот мир, я разучилась доверять людям – и нелюдям тоже. Однако…

– Д-да. – От страха в горле встает твердый ком.

– Ты готова прожить с нами всю жизнь и разделить все ее тягости?

Это они что, сейчас мне предложение делают? Тоже мне романтики, нашли время! Но я ведь ничего не теряю, и это намного лучше, чем быть на публике, в окружении тысячи глаз. Сейчас мы одни, и от моего ответа зависит вся дальнейшая жизнь. И все же вопрос поставлен неверно. Готова ли я отдать хоть одного из них другой женщине? Нет, нет и еще тысяча раз нет, и мне плевать, насколько это аморально и неправильно. Это наша жизнь, как хотим, так и поступаем!

Кажется, я молчу слишком долго. Мужчины напряглись, а их выражения лиц – ну просто умора.

– Совершенно точно да, – киваю с улыбкой. – Если вы смогли принять меня, одну для двоих, то я и вовсе не могу отказаться от вас, – это признание дается мне легко, ведь исходит оно от самого сердца.

– Тогда не убегай, – шепчет Даррен, увлекая меня в нежном поцелуе.

Это пробуждает во мне особые чувства. Наверное, это и есть любовь, когда возбуждаешься от самых невинных прикосновений. Когда тело пронизывает словно ударом тока, а все вразумительные мысли покидают голову. Между нами исчезает всякое стеснение.

Пока мы с Дарреном самозабвенно целуемся, Раден ловко вырывает из моих рук простыню. Спиной чувствую тепло его тела и не только. Нежные прикосновения его губ к мочке уха, спускаются ниже, к шее. Одной рукой он гладит талию, постепенно спускаясь к бедрам, и с силой сжимает упругие ягодицы. Мне нравится этот контраст между нежностью и огненной страстью.

Я не представляю, как можно отказаться от этого и потерять хотя бы одного из моих мужчин.

Даррен нехотя отстраняется, уступая место брату. Меня осторожно, словно хрустальную вазу, укладывают на лопатки. Раден не торопясь прокладывает дорожку поцелуев от основания шеи к груди.

Чувствовать сразу двоих мужчин – это что-то невероятное. Когда Даррен прикусывает мочку уха и сжимает грудь в своей руке, я теряюсь в ощущениях и даже не пытаюсь понять, кто из них и что делает. Мне просто хорошо и хочется отзываться на каждое движение мужчин. Мне нравится чувствовать себя желанной – и принадлежать драконам тоже нравится.

Один из братьев ловко переворачивает меня на себя. Теперь я сверху на Даррене, а его внушительное достоинство упирается в мое бедро. Он придерживает меня за талию, не позволяя оседлать свои бедра, но я и не рвусь управлять процессом.

– Люблю тебя, – шепчет Раден, кусая мое плечо и вырисовывая дорожку поцелуев вдоль позвоночника.

Они дразнят меня, издеваются, хотят, чтобы просила о большем, и я готова на все, чтобы утолить пожар внизу живота. Дышать тяжело, я то всхлипываю, то стону, но мужчины продолжают ловко изводить меня своими поцелуями и прикосновениями. Им удается подводить меня к пику наслаждения и так же ловко понижать градус возбуждения.

Когда сил терпеть не остается, я действительно умоляю их не останавливаться. Только не сейчас, когда я готова взорваться на тысячу мелких осколков.

– О чем ты просишь? – лукаво интересуется Даррен, кусая меня за сосок.

– Я хо-чу в-вас, – язык заплетается, а тело и вовсе перестает слушаться, превращая меня в тряпичную куклу в умелых руках братьев.

– Обещаешь быть послушной девочкой? – Раден мстит мне за вчерашнюю выходку, но в таком состоянии готова пообещать что угодно.

– Да-да, – голос дрожит, я громко вскрикиваю от резкого проникновения.

– Ты только наша, – рычит Даррен, мучительно медленно входя в меня.

Время превращается в кисель, Я уже не понимаю, сколько времени проходит и как долго меня изводят оба императора, но это нечто невероятное. Один оргазм сменяется другим, и, когда голос почти охрип от громких стонов, оба плеча обжигает резкой болью.

– Теперь мы связаны до конца наших дней, и даже больше. – Раден осторожно зализывает место укуса у основания шеи.

Очень хочу спросить, что это только что было, но сил уже не остается.