Избранные Луной

Глава 10

Запираясь в ванной, сбрасываю с себя пижаму и залезаю под душ. Разрешаю все ещё немного сонному телу ощутить ласковые прикосновения тёплых струй, а затем резко выкручиваю кран и переключаю горячую воду на холодную.

Сейчас, как никогда, мне нужна трезвая голова и ясный ум, и если этот садистский метод работает, то я обязана его использовать. К тому же я давно подумывала приучить себя к контрастному душу. Возможно, это своеобразный светлый знак для старта.

Через пару минут начинаю дрожать, однако разум проясняется. Жгучая ревность отступает, а в голове вырисовывается вполне приемлемый план. Он довольно прост, чем мне и нравится. Именно простые решения ведут, на мой взгляд, к успеху, а замысловатые методы только и делают, что крутят пластинки на нервных клетках, увеличивая и без того ненавистные часы бессонницы.

Итак, после завтрака я запрусь у себя в комнате и буду беспощадно штудировать мировую паутину, выискивая все возможные способы по разрыву истинности.

Не стоит витать в розовых облаках и на что-то надеяться. Следует понять и признать: если бы возникшее между нами притяжение имело для него хоть какое-то значение, он бы дал мне знать.

И, потом, альфа всегда довольно ясно показывал свое ко мне отношение, тогда отчего мое глупое сердце все еще на что-то надеется?

Неужели я ущербная не только физически, но и мозги оказались дефективными?

Чего я ожидала, ощутив во всем теле покалывания от одного его запаха? Что он с улыбкой ринется мне навстречу?

Что вместо ненавистного взгляда, я получу его ласку и нежность?

Что он откажется от своей идеальной невесты в пользу недо-волчицы? Ха. ха. ха. У меня, должно быть, рассудок от этой истинности помутился.

Но не страшно.

Я справлюсь.

У Мэйс с Алекс как-то зашел разговор про истинных.

«Самочки первое время жестоко едут кукухой. — сказала тогда Мэйс. — Мертвые петли выделывают. Мне даже их немного жаль.

— Ой, не начинай. — скривилась от его слов Алекс. — Кроет всех одинаково, просто перестройка гормонального фона у некоторых ощутимее. Спустя время все возвращаются в свою вполне адекватную форму.

— Ну после беспрерывной недели ебли… — сестра кинула в него подушку, и брат перехватил ее прямо около своего лица. Широко ухмыльнулся. — Скажу культурнее: Траха. Так лучше для ваших ушей? И чего ты в бочку сразу лезешь, думаешь, не знаю, чем со своим Итаном в доме его предков занимаешься?»

Раз я неполноценная, то не должна так сильно «поехать», как говорил Мэйс. Эта мысль придает немного сил. Хоть какой-то плюс от собственной ущербности.

Выйдя из ванной комнаты, достаю из шкафа мягкие домашние штаны и голубую футболку с ярко-фиолетовой надписью «need food. no stress» — она идеально подходит под мое состояние. Пару раз прихожусь полотенцем по волосам и быстро наношу на концы кокосовое масло.

Спускаясь по лестнице, стараюсь привязать к себе остатки спокойствия, но те протестующе улетают с каждой новой ступенькой. До слуха доносятся весёлые голоса из кухни. Мэйс, как и всегда, подтрунивает над готовкой своей двойняшки.

Тепло расплывается внутри, губы трогает улыбка, а ноги достигают мраморного пола гостиной. Делаю шаг, и в нос ударяет резкий запах — моя ущербность не смогла лишить меня такого бонуса, как неплохой нюх — взгляд скользит по комнате и тревожно останавливается на самом дальнем кресле возле широкого окна. Мужчина, вальяжно восседающий на бежевом бархатном покрытии, поднимает голову. Глаза хищника моментально сковывают меня в путы оцепенения, и я замираю, на мгновение полностью перестаю дышать.

«Спи» — собственный разум вдруг играет против меня, окунает в секундное воспоминание. Проигрывает в голове мужской хриплый голос, который больное сознание сумело идеально воспроизвести прошлой ночью, подарив иллюзию присутствия альфы в моей постели.

По телу проносятся беспокойные мурашки.

Мне надо собраться.

Нельзя растекаться лужицей!

Стряхиваю с себя фальшивое видение и, стараясь нацепить на лицо некое подобие утраченного спокойствия, как полная идиотка зачем-то поднимаю руку и говорю:

— Доброе утро! — звучу на редкость ровно.

И только эта мысль дарит мне чувство крохотного удовлетворения, как он отворачивается. Молча. Не произнося ни слова. Так, словно увидел невзрачное привидение, которое тут же растворилось в воздухе, не оставив после себя никакого желания и дальше его разглядывать. Это сродни тому, что мне дали невидимую пощечину и в очередной раз указали на место. Обида комом образуется в горле, и я удивляюсь, как нахожу в себе силы двигать ногами дальше по направлению к кухне.

Его отношение стало еще хуже.

Пять лет назад он хотя бы здоровался. Да, не всегда принятыми в обществе «привет» или «доброе утро», но всегда кивал в ответ.

Но все же сильнее всего меня задевает другое. Задевает то, что, как только я его увидела и почувствовала, мое глупое сердце забилось сильнее, в животе запорхали бабочки, и даже несмотря на его безразличие и отрицание моего существования в его утре, мое утро не раздумывая наполнилось новыми красками. И они не желают отпускать. Бабочки так и кружатся, а розовый цвет густо застилает глаза.

Надо будет купить средств от насекомых и перекрасить очки в цвет осеннего дождя. Всегда чуть серый, но зато честный цвет окружающей правды.

Стоит подойти к кухонной двери, как Руби, словно за ней гонится целый рой диких пчел, выскакивает из комнаты и уносится прочь по коридору. Лицо девушки покрыто яркими розовыми пятнами, и она что-то нервно шепчет себе под нос. Как говорит малышка Лу: Она наивно молиться за душу нашего Мэйса, но, вряд ли сама верит в то, что его порочная натура способна исправиться.

Руби — человек без внутреннего волка или иных способностей. Она приехала к нам из какой-то дальней деревни, в которой не так часто контактировала с оборотнями. Раньше у нас работала ее тетя и над скабрезными шутками Мэйса Виола звонко смеялась. Но у ее сына в прошлом году появился третий ребенок, они с женой вдвоем не справлялись, вот и пришлось ей уехать на помощь. Маму Виола уверила, что ее племянница со всем прекрасно справится и готовит ничуть не хуже, чем она сама — и действительно, девушка прекрасно справляется, но вот к фривольным разговорам моего сводного брата, все никак не может привыкнуть. Она всегда краснеет и убегает с места его выступлений.

— Чем ты снова смутил бедняжку Руби? — улыбаясь, спрашиваю я, вставая возле Мэйса.

— Наконец-то, ты проснулась! А Руби я не смущаю, а просвещаю, кто-то же должен. — он берет меня за руку и притянув к себе, сажает на колени. — Я ужасно скучал, малышка. Две суровые волчицы не разрешали мне повидать мою маленькую девочку, но сегодня меня ничто не остановит, и я буду твоей личной няней.

— Хуже участи никому не пожелаешь, — со вздохом произносит Алекс, ставя перед нами две тарелки. Яичница с жаренным беконом для брата и овсянка с ягодами для меня. Затем сестра берет свою тарелку, заливает в нее щедрую порцию персикового джема и садится напротив нас.

— Пусти. — шутливо говорю Мэйсу, пытаясь встать, но этот невозможный оборотень, скрывая насмешку под маской серьезности, берет ложку в руки и черпая из моей тарелки с кашей, говорит, — Это за маму. Будь хорошей девочкой, открой ротик. Давай Дженни, не расстраивай папочку.

— Мэйс, дай ей спокойно поесть. — качает головой Алекс, сдерживая смех.

— Она еще слабенькая и не может сама. — гримасничает брат, — Разве не видишь? Кстати, Джен, дай-ка я тебя понюхаю…

— Мэйсон! — властный голос громыхает за нашими спинами, и я бы точно подпрыгнула до потолка и получила сотрясение, если бы не руки брата на моей талии.

Оуэн стоит в дверном проеме и с нескрываемым отвращением и злостью наблюдает за нами. Смешки и веселость тут же пропадают.

— Собирайся. Поедешь с нами. — велит Мейсу. Он не спрашивает, не уточняет о наличии желания или других планов, просто сухо констатирует факты.

— Ок, — как ни в чем не бывало кивает его младший брат, — Сейчас быстро доем и приду.

— Сейчас же. У меня нет времени. — мне удается оторвать от себя сжимающую меня руку волка, которая упрямо не желает отпускать добычу, и вскочить с его коленей. Все это время тело прожигают ненавистью два темных глаза альфы. Приговор: непристойное поведение. Уверения, что наши с Мэйсом дурачества не имеют под собой никакой почвы — ничего не даст. Судя по тому как ходят желваки на скулах альфы, он не на шутку взбешен.

Близнец Алекс быстро пихает в рот сразу несколько кусков бекона и встает с места.

Когда парни удаляются, сестра уверенно произносит:

— Дело не в тебе, Дженни. Просто Оуэн хочет, чтобы Мэйс начал вести себя серьезнее. Повзрослел бы немного.

— Ты сама веришь в то, что говоришь?

— Ага, — хитро улыбается Алекс, — А еще намечается вечеринка у Чарли. — сотовый сестры начинает зажигательно выплясывать испанские мотивы, и она тут же выхватывает трубку, отвечая с особым придыханием, — Да-а.

До слуха доносится буйный спуск с лестницы, сопровождаемый смешками и разговорами, затем до нас долетает хоровое:

— Мы ушли! — и входная дверь с грохотом хлопает.

Двери особняка можно открыть и закрыть абсолютно бесшумно, но не тогда, когда из них выходят Лу с Мэг. По одиночке они относительно тихие, вместе же становятся громыхающим и разрушающим смерчем.

Голос Алекс начинает сочиться игривыми нотками, и я понимаю, что мне лучше поскорее покинуть комнату. Спешно глотаю пару ложек каши и, подмигнув ей, беру наши с Мэйсом тарелки и уношу их к раковине. Сестра делает жест рукой, сообщая, что скоро закончит свой телефонный флирт, но я с улыбкой отмахиваюсь и быстро выхожу из кухни.

Веселость вылетает из меня сразу же, как только я отворачиваюсь от Алекс.

Моя мнимая готовность к его полному безразличию после ночи грез об альфе похожа на решето, сквозь которое поспешно вытекает наигранная оживленность.

Надо немедленно запереться в комнате и найти способы избавиться от этого дурацкого чувства внутри и прекратить дышать с неуемным желанием полностью заполнить лёгкие его запахом.

С альфами всегда так, стоит им где-то появиться, как их запах тут же подавляет окружающие ароматы, объявляя свою главенствующую роль.

Мои мысли так сильно застилают глаза, что я вздрагиваю, когда, оказавшись на втором этаже, меня с силой хватают чьи-то руки. Крикнуть не получается, мужская ладонь крепко зажимает рот, но во мне нет страха, который несомненно стоило бы испытывать.

Его близость и жар тела кружат голову, и собственные руки двигаются без моего ведома. Тянутся к нему, мнут чёрную футболку. Он убирает свои пальцы с моих губ и лишь крепче прижимает к себе, с шумом вдыхает воздух возле моей шеи, а затем, словно пушинку, заносит в комнату, закрывает за нами дверь, и я слышу, как щёлкает замок.