Истоки

Глава 7

Следующая неделя прошла как в тумане. Я торопился с примерки в магазине миссис Феллс на встречу с Розалин в душной комнате Картрайтов, а затем побыстрее в таверну с Деймоном. Я пытался забыть о Кэтрин, держал окна закрытыми, чтобы не было соблазна смотреть на лужайку заднего двора и заставлять себя улыбаться и махать рукой Деймону и Кэтрин, когда они исследовали сад.

Однажды я поднялся на чердак, чтобы взглянуть на портрет матери. Я думал, какой совет она могла бы дать мне. "Любовь терпелива" — вспоминал я её ритмичную речь с французским акцентом во время чтения Библии. Эта мысль успокоила меня. Может быть, любовь могла бы прийти ко мне и Розалин.

После этого я пытался полюбить Розалин или по крайней мере выработать что-то наподобие привязанности к ней. Я знал, что за её молчаливостью и отвратительными светлыми волосами скрывается простая и милая девушка, которая может стать безумно любящей женой и матерью. Наши последние встречи были не такими ужасными. На самом деле у Розалин был удивительно хороший настрой. Она получила новую собаку, гладкое чёрное чудище по имени Сэди, которую она везде носила с собой, чтобы уберечь нового щенка от судьбы, постигшей Пенни. Один раз, когда Розалин подняла на меня обожающие глаза и спросила, предпочитаю я сирень или гардении на свадьбе, я почти почувствовал себя любящим. Может быть этого достаточно.

Отец не тратил время впустую и планировал другую праздничную вечеринку. На сей раз это было барбекю в поместье, и отец пригласил на него всех в радиусе двадцати миль. Я был знаком лишь с кучкой молодых людей, милых девушек и солдатов Конфедерации, которые слонялись вокруг лабиринта, как будто поместье находилось в их собственности. Когда я был младше, я любил вечеринки в Веритас-Эстейт — всегда был шанс сбежать с друзьями к ледяному пруду, поиграть в прятки на болоте, прокатиться на лошадях до Виккери-Бридж, чтобы отважиться друг перед другом нырнуть в холодные глубины Виллоу-Крик. А сейчас я желал лишь, чтобы всё закончилось и я мог бы остаться один в своей комнате.

— Стефан, не разделишь со мной стакан виски? — окликнул меня Роберт, опираясь на портик рядом с баром. Судя по его кривой усмешке, он был уже пьян.

Он всунул мне запотевший стакан и звонко ударил своим стаканом по моему.

— Довольно скоро здесь повсюду будут бегать маленькие Сальваторы. Можешь представить? — он экспансивно развёл руками, будто обхватывая всю землю, чтобы показать мне, как много места моя воображаемая семья будет занимать. Я с несчастным видом прихлебнул виски, неспособный представить себе такое.

— Ну, ты сделал своего папочку удачливым человеком. А Розалин — везучей девочкой, — продолжил Роберт. Он последний раз поднял за меня стакан и ушёл поболтать с управляющим Локвудов.

Я вздохнул и присел на веранде, наблюдая за происходящим вокруг меня весельем. Я знал, что должен чувствовать себя счастливым. Я знал, что отец хотел для меня только лучшего. Я знал, что в Розалин нет ничего неправильного. Так почему это обязательство было похоже на смертный приговор?

На лужайке люди ели, смеялись и танцевали, а музыкальная группа, состоящая из друзей моего детства, Эвана Гриффина, Брайана Уолша и Мэтью Хартнетта, играла свою версию "Голубого флага Бонни". Небо было облачным, а воздух ароматным, ненавязчиво напоминая о том, что наступила настоящая осень. На расстоянии, у ворот о чём-то, покачиваясь, вопили мои школьные друзья. Вокруг было столько веселья — и всё это для меня — но моё сердце не чувствовало радости, а лишь глухо билось в груди.

Встав, я направился в кабинет отца. Я закрыл дверь и вздохнул с облегчением. Только слабый лучик солнечного света проглядывал сквозь тяжёлые парчовые шторы. В комнате было холодно и пахло новой кожей и старинными книгами. Я достал небольшой томик сонет Шекспира и пролистал до своей любимой поэмы. Шекспир успокаивал меня, расслаблял мой мозг, напоминая, что любовь и красота всё-таки существуют в мире. Возможно, испытание любви через искусство сможет поддержать меня.

Я устроился в кожаном кресле отца в углу и рассеяно заскользил глазами по хрустящим страницам. Не уверен, как долго я просидел там, позволяя литературному языку смывать с меня тревогу, но чем дольше я читал, тем больше успокаивался.

— Что читаешь?

Голос поразил меня, и книга с грохотом упала с коленей.

Кэтрин стояла у входа в кабинет, одетая в простое, белое шёлковое платье, которое плотно облегало каждый изгиб её тела. Все остальные женщины на вечере носили многоуровневые муслиновые и кринолиновые платья, так что их кожа была надёжно защищена толстой тканью. Но Кэтрин не выглядела смущенной своими открытыми белыми плечами. Из вежливости я не смотрел на неё.

— Почему ты не на вечеринке? — спросил я, наклоняясь за своей книгой.

Кэтрин подошла ко мне.

— Это почему ты не на вечеринке? Разве ты не самый почётный гость? — она присела на подлокотник моего кресла.

— Читала Шекспира? — спросил я, указывая на книгу на своих коленях. Это была нелепая попытка сменить тему разговора — я ещё не встречал девушки, сведущей в его трудах. Вот только вчера Розалин призналась, что она не читала книг последние три года, с тех пор как окончила Женскую Академию. Последней книгой, которую она держала в руках, был просто учебник о том, как быть ответственной женой конфедерата.

— Шекспир, — повторила она с акцентом, растягивающим слово на три слога. Это был странный акцент, не такой, какой я слышал у других людей из Атланты. Она раскачивала ногами взад и вперёд, так что я мог видеть, что она не носила чулки. Я с трудом оторвал от неё глаза.

— Могу ль тебя сравнить я с летним днём? — процитировала она. Я удивлённо поднял на неё глаза.

— Ты совершенней, мягче и прекрасней,* — сказал я, продолжив цитату. Моё сердце заскакало в груди, а разум словно растёкся, как патока, порождая необычное ощущение, заставляющее меня чувствовать, будто я сплю.

Кэтрин выдернула книгу из моих рук и закрыла её с громким хлопком.

— Нет, — сказала она твёрдо.

— Но так звучит следующая строчка, — сказал я, раздражённый тем, что она меняла правила игры, которые я только начал понимать.

— Так следующая строчка звучит для мистера Шекспира. А я просто задала тебе вопрос. Могу ли я сравнить тебя с летним днём? Достоин ли ты такого сравнения, мистер Сальватор? Или тебе нужна книга, чтобы решить? — спрашивала она с усмешкой, при этом держа томик вне моей досягаемости.

Я откашлялся, мой разум кипел. Деймон сказал бы что-нибудь остроумное в ответ, даже не задумываясь. Но когда я находился рядом с Кэтрин, я был похож на школьника, пытающегося произвести впечатление на девочку лягушкой, пойманной в пруду.

— Ну, ты можешь сравнить моего брата с летним днём. Ты проводишь с ним много времени.

Я покраснел и внезапно пожелал вернуть эти слова назад. Это звучало так ревниво и мелко.

— Может быть, летний день с несколькими грозами вдалеке, — ответила она, выгнув бровь. — Но ты, Заумный Стефан, ты отличаешься от Тёмного Деймона. Или… — Кэтрин оглянулась с усмешкой, на мгновение вспыхнувшей на её лице — Стремительного Деймона.

— Я тоже могу быть таким, — ответил я раздражённо прежде чем осознал, что я вообще сказал. Я встряхнул головой, жутко расстроившись. Казалось, что Кэтрин каким-то образом внушала мне говорить не думая. Она была такой оживлённой и жизнерадостной — разговаривая с ней, я чувствовал, будто нахожусь во сне, где всё, что я скажу, не будет иметь последствий, но всё что я скажу, будет очень важно.

— Хорошо, но тогда я должна видеть это, Стефан, — сказала Кэтрин. Она положила свою холодную руку мне на плечо. — Я уже достаточно узнала Деймона, а тебя знаю лишь поверхностно. Это настоящий позор, ты не думаешь?

Где-то далеко начали играть "Я Добрый Старый Мятежник". Я знал, что мне нужно вернуться наружу, выкурить сигару с мистером Картрайтом, закружиться с Розалин в первом вальсе, опробовать свою новую роль мужчины в Мистик Фоллс. Но вместо этого я оставался в этом кожаном кресле, желая провести здесь, в библиотеке, всю вечность, вдыхая аромат Кэтрин.

— Могу я высказать одно наблюдение? — спросила Кэтрин, наклонившись ко мне. Непослушная тёмная кудряшка опустилась на её белое плечо. Мне понадобилась вся моя сила, чтобы сопротивляться желанию дотронуться до её лица.

— Я думаю, что тебе не особо нравится всё, что сейчас происходит. Барбекю, предложение… — продолжила она.

Моё сердце запрыгало в груди. Всю прошлую неделю я отчаянным образом пытался скрыть чувства. Но видела ли она, как я задерживаюсь перед задним двором? Видела, как я скачу на Мезанотте в лес, когда они с Деймоном гуляют по саду, отчаянно стараясь не слышать их смеха? Неужели она может как-то читать мои мысли?

Кэтрин улыбнулась с сожалением.

— Бедный, милый, мужественный Стефан. Как ты до сих пор не понял, что правила существуют, чтобы их нарушать? Ты не сможешь сделать счастливым никого — ни отца, ни Розалин, ни Картрайтов — если ты сам не счастлив.

Я снова откашлялся, удивлённый осознанием того, что эта девушка, которую я знал всего несколько недель, поняла меня лучше, чем собственный отец…и будущая жена…за всю жизнь.

Кэтрин отошла от кресла и начала разглядывать книги на многочисленных полках отца. Она вытащила толстую, в кожаном переплёте книгу, "Тайны Мистик-Фоллс". Эту книгу я никогда раньше не видел. Улыбка озарила её нежно-розовые губы, и она подозвала меня к себе, приглашая сесть вместе с ней на отцовскую кушетку. Я знал, что не стоило этого делать, но, будто в трансе, я встал и пересёк комнату. Я погрузился в холодную, хрустящую кожаную подушку рядом с ней и просто перестал пытаться контролировать ситуацию.

В конце концов, кто узнает? Может быть, несколько минут её присутствия станут тем бальзамом, в котором я так нуждаюсь, чтобы прогнать свою меланхолию.

— цитата из 18 сонета У.Шекспира.