Исполняющий обязанности

Глава девятнадцатая Встречи с интересными людьми

— Детский дом номер шесть? — пока снабжением таких организаций централизованно занималось государство, ребятишек из детских домов можно было опознать.

Пацан одновременно кивнул и горестно пожал плечами.

— Как зовут?

— Вы собаку уберете, тогда скажу.

Демон, мимоходом обнюхав пацанов, что-то усиленно искал в дальнем углу огромного зала.

— Собака на тебя внимания не обращает…пока ты сидишь спокойно.

— А если побегу?

— Рискни. Ладно, это лирика. Ты тоже клей нюхаешь?

— Не, мне этого не надо, это Ржавый от клея тащиться, а я нюхать не люблю.

— Почему?

— А мне мультики не приходят, только блюю после этого долго.

— Он давно так сидит? Ржавый твой.

— Недавно, он долго еще так сидеть будет. Говорит, что ему или мультики, или девки приходят. Завидно.

— Так как тебя зовут?

— Сергей Юрьевич Лобанов, одна тысяча семьдесят восьмого года рождения, четырнадцатого февраля.

— Сумку у тетки беременной в парке вы дернули?

— Нет, что вы дяденька, мы сюда только клей нюхать пришли.

— Сережа, не зли меня пожалуйста. Хочешь, чтобы я дал собаке команду выбрать из вас того, кто этой сумки касался?

Малолетний Лобанов мотает головой из стороны в сторону так сильно, что кажется, что голова сейчас оторвется от тонкой и грязной шеи и отлетит куда-нибудь в дальний угол. Ребенок явно боится собак и в никаких экспериментах с Демоном участвовать не желает.

— Что головенку опустил? Ты же сумку вырвал?

Пацан кивнул низко опущенной головой, но потом переиграл — дерзко вскинул голову и заявил:

— Мне ничего не сделают, я малолетка, а в тюрьму садят с четырнадцати лет, вот! Поэтому, дяденька…

— Это кто вам такую глупость сказал?

— Не глупость, а по жизни к чему надо стремится. Это нам Валет сказал, а он пургу гнать не будет. Он от звонка до звонка…

— Дурак ты и Валет твой дурак, или наоборот, умная сука. Вы для него сумки рвете?

Пацан опять молча кивнул головой, тяжело вздохнув.

— Что будет пятнадцатого февраля следующего года?

— Что будет?

— Тебе исполнится четырнадцать лет и ваши тетеньки из детского дома и детской комнаты милиции с огромным удовольствие отправят тебя в спец училище.

— И че? Нам Валет сказал, как правильно заходить…

— Дурак ты опять Сережа, причем в квадрате…

— Че это я дурак? Нам Валет сказал…

— Серега, я по тебе вижу, что ты в детском доме огребаешь регулярно. Я прав?

— Это потому что я новенький…

— А в спец училище что? Будешь сразу стареньким?

— Там по понятиям живут, и если пацан правильный…

— Серега, ты фильм «Маугли» смотрел?

— Я маленький что ли?

— Ты скажи — смотрел?

— Смотрел, давно. Я теперь боевики смотрю, с этим, как его…

— Так вот, там, в «спецухе» еще страшнее, чем в джунглях. В джунглях тебя только сожрут, и все. Пять минут боли, и все закончиться. Я в «спецухе», если за тобой нет стаи, что с тобой одной крови, тебя будут гнобить каждый день и каждую ночь. Потому что, если тебя не гнобить, то загнобят их самих. Вот скажи, Серега, ты правильный пацан?

— А то! Нам Валет сказал…

— Ты на вопрос ответь!

— Ну, типа, правильный.

— Нет, по понятиям, ты помоишник и чмошник, и не вздумай тут дергаться, собака тебя сожрет без команды. Что надулся? Хочешь, объясню?

— Хочу. — помолчав, выдавил пацан.

— А кто ты, если ты за две минуты сам покололся и старшака сдал? И че с тобой надо сделать по понятиям?

— Нам Валет говорил, что вы, дяденька, менты, ой, то есть, милиционеры, со всякими хитрыми…

— Сережа, ты пойми, это никого не волнует. Ты за две минуты покололся и сдал старшака. Что с тобой после этого сделают? Ладно, неинтересно мне с тобой. Давай, показывай, где сумки?

— Там собака ваша уже роет.

Демон действительно, разгреб в дальнем углу кучу верхний слой керамзита, и теперь что-то усиленно вынюхивал в небольшой ямке, и теперь возмущенно мотал перепачканной пылью острой мордой.

— Иду, мой мальчик, иду хороший. — я быстро подошел к углублению, сдвинул в сторону металлический лист и перед нами открылся какой-то квадратный технологический отсек, в котором лежало несколько, чуть запыленных, но еще вполне приличных, дамских сумочек. Демон тут же радостно облаял одну из них, наверное, это был ридикюль гражданки Беляевой.

— Сергей, это все, что вы надергали?

— Ну да, за эту неделю.

— За прошлую где?

— Так Валет по субботам по захоронкам ходит и все сумки из нычек собирает, а потом все продает.

— Прям вот все продает?

— Ну сумки, которые хорошие, он знакомому в комиссионку сдает, ну и другое там. Паспорта кому-то сдает, они потом за сто рублей теткам их возвращают, типа нашли на помойке. Что негодное, он на помойку выбрасывает.

— И много вас таких, что на Валета шестерит?

— Я не шестерю…

— А что ты делаешь? Сколько он тебе за одну сумку платит?

— Он три рубля в неделю дает, остальное в общак сдает, на грев там пацанам, что по зонам чалятся…

— А деньги?

— Деньги мы ему по вечерам сдаем. Каждый вечер.

— И сколько вы денег сегодня взяли?

— Восемь рублей сорок семь копеек. Сорок семь копеек он нам тоже оставляет. Вы у меня деньги заберете?

— Заберу, а что?

— Дяденька, не надо деньги забирать. Если я деньги не принесу, меня сегодня зачмырят.

— Что сделают?

Пацан горько взглянул на меня и ничего не ответил. Я наклонился, вытянул наверх сумку Беляевой и раскрыл ее.

— Сколько в этой сумке было денег?

— Я же сказал вам, дяденька, восемь рублей и сорок семь копеек…

— Что, только одну сумку сегодня дернули?

— Да мы бы больше попробовали, только Кузнец клей купил, а я один не пошел.

— Понятно. — я высыпал содержимое сумочки на металлический лист и стал перебирать имущество Катьки.

Паспорт, кошелек, уже пустой, косметичка с патрончиками помады, бутыльком лака для ногтей, мятой коробочкой с черной тушью и маленькой кисточкой, тощая папка с документами. Документы мне были вполне известны — это были копии медицинских документов о хреновом состоянии будущей мамаши и ее плода, что якобы, являлось прямым следствием сидения в наручниках и жопой на снегу. Новым для меня были лишь два клочка бумаги, пришпиленные блестящими скрепками с внутренней стороны обложки картонной папки. На одной было написано Яков Леонидович и номер городского телефона, начинающегося на «двадцать девять», что было общей подстанцией для милицейских и комитетских структур города.

На второй бумаге тем же округлым и аккуратным почерком значилось «Адвокат Александр Александрович» и телефонный номерок, подстанция которого находилась где-то в центре. И еще на один момент обратил я внимание, пролистывая тонкие листочки медицинских справок и заключений — потерпевшая по делу Катерина Семеновна Беляева наблюдалась в женской консультации, находящейся на противоположном берегу, где-то в районе дворца культуры имени Покорителей стали. Я задумался на несколько секунд, а потом решил, что папку лучше оставить в Катькиной сумочке, предварительно списав оттуда в записную книжку только телефоны и данные их владельцев, а также фамилию гинеколога, ее наблюдающего. Вернув все как было, я бросил Катькину сумку к остальной воровской добыче, накрыл яму сверху листом металла и ногами заровнял яму.

— Ладно, пойдем со мной. — я положил руку на худенькое плечо внимательно наблюдающего за мной Сереги.

— Куда?

— Вниз спустимся, поговорить надо, а то твой кореш сидит, пузыри пускает, а одним ухом нас, возможно, слушает.

— Он мне не кореш. Он на прошлой неделе деньги Валету не отдал, и сказал, что это я крыса…

— Били?

— И били тоже.

— Тогда тем более пойдем, поговорим.

— Я стучать не буду, я не стукач!

— Да Бог с тобой, ты малолетка, какой стукач из тебя? Пошли, а Демон за этим лунтиком присмотрит.

— За кем?

— За Чебурашкой этим.

Демон бодро подбежал к лестнице, но увидав тонкие прутья арматуры, вспомнил, с каким трудом он поднимался и с удовольствием остался на этаже, со вторым мальчиком, что пару минут назад мягко осел боком на керамзит.

Я осторожно, поглядывая одним глазом на Сережу, чтобы не толкнул меня вниз, с шаткой лестнице, спустился вниз, после чего поманил пацана за собой. Отведя его в сторону, откуда нас никто не мог услышать, я начал разговор.

— Серега, у тебя есть мечта?

— Есть. К маме домой хочу.

— Мама где у тебя?

— Мама бухает, но она раньше каждый день мимо детского дома с работы ходила и мне что ни будь вкусное приносила.

— Ну а сейчас что случилось? Почему она не ходит?

— Я раньше во втором детском доме жил, а она работала возле детдома, в домовой кухне, и каждый вечер, после работы, ко мне на площадку заходила, сидела со мной. А потом меня в шестой детский дом перевели и маме некогда ко мне приезжать.

— Так ты же по городу каждый день болтаешься, что к матери домой сам не ездишь?

— Она работает до восьми вечера, а нам надо в половину девятого в группе быть, а в выходные я не езжу, потому там он сидит, каждый день бухой.

Я не стал спрашивать, кто он, все было и так понятно.

— Тебя за что перевели? Что-то натворил?

— Нет, просто так перевели. Второй детдом лучше считается, поэтому из шестого бегут постоянно, вот меня еще с несколькими пацанами и девчонками перевели.

— Назад хочешь вернутся?

— Дядя, вы меня зачем обманываете?

— Я же вам сказал, что стучать не буду.

— Я тебя не обманываю. Я тебе обещаю, что если ты мне ответишь на три вопроса, то я сделаю все от меня зависящее, чтобы тебя вернуть в твой второй детский дом.

— Какие вопросы?

— Так ты согласен?

— Я не знаю, дяденька. Я думаю, что вы меня обманываете.

— Серега, я тебя не обманываю. Вот смотри, «на зуб» забожусь, что если я тебя обману, то мне век свободы не видать. — Я щелкнул ногтем по верхнему переднему зубу и провел им себе по горлу.

— Нашли, чем божится! — пацан презрительно хмыкнул: — Это же вы всех пацанов садите, а вас…

— Тут ты Серега не прав! — я вытащил из-под обложки паспорта копию обязательства о явке к следователю прокуратуры по первому требованию: — Смотри, я видишь — под подпиской хожу, так что если свободой клянусь, то сам понимаешь, с этим не шутят.

Сергей пару минут поморщил лоб, изображая работу мозгового отдела, затем кивнул:

— Спрашивайте, дядя.

— Где с Валетом встречаетесь?

— Он вечером, часов в девять в беседку приходит, которая со стороны мастерской стоит. Там дырка в заборе есть, вот он через забор там пролазит.

— Сколько вас работает с Валетом?

— Шестеро.

— Где сумки дергаете?

— В центре стараемся, тут народ побогаче… — У себя в районе почему не работаете?

— Так нас там все знают. Кто до этого с Валетом тусовался, троих в спец училище забрали, а одного в психушку…

— Вот видишь, Серега, а ты говоришь — правильные пацаны, по понятиям все. Одних закрыли, ваш Валет или как его там погоняло, еще новых пацанов набрал. А когда вас за жабры возьмут, он на ваше место новых наберет, кто за воровской романтикой стремится. Ладно, давай, друга своего не бросай здесь, а я пошел.

— Он мне не друг…

— Я уже понял. Демон, ко мне.

Пес, медленно и осторожно, поскуливая, спустился по тонким металлическим прутьям со второго этажа.

— Дяденька, вы…

— Сергей, я тебя не обману. Что могу, сделаю. Давай, как обещание выполню, узнаешь сразу.

Семен Борисенко, по кличке Береза, ранее судимый по двести шестой и сто сорок пятой, часть вторая, статьям Уголовного кодекса, пару минут стоял, прислушиваясь к шуму Города, а потом, стараясь не испачкаться о влажные и ржавые тонкие металлические прутья забора, окружающего территорию детского дома, ввинтил свое узкое в широкую щель.

Преодолев несерьезное заграждение, он внимательно осмотрел себя, но все было в порядке, одежду и обувь Семен нигде не замарал. Осмотревшись еще раз, уголовник двинулся по узкой тропинке в сторону больших домов и ярких огней электрических фонарей. Возле этого учреждения он терся уже год, ни минуты об этом не пожалев. Реального срока, полученного за сорванную с глупой головы какой-то бабы шапку, Семену хватило за глаза, вновь возвращаться в объятия сурового мужского коллектива, что вел свою сложную и малопонятную жизнь за высоким забором, в изоляции от общества, мужчине больше не хотелось. Прошлой весной, болтаясь в поисках того, что плохо лежит, Семен услышал, доносившиеся из зарослей кустов, звуки трех блатных аккордов, извлекаемых из расстроенной гитары не опытным исполнителем.

В металлической беседке, прячась от холодной, сыпавшей с неба, мороси, сидело несколько пацанов и, раскрыв рты, слушали своего сверстника, что не в лад и не в такт, ломким голосом пел про молодого пацана и злую погоню, идущую по следам беглеца. С того вечера и закрутилось. Семен больше не нуждался в денежных средствах, за ними надо было только не поленится и прийти вечером за своей долей. Были у Березы неудачи, были падения. Три месяца назад Семен неделю прятался у свояка в деревне, так как грабежи, устраиваемые пацанами, одетыми в одинаковые коричневые пальто, местным ментам надоели, и они вывернули наизнанку весь детский дом. Вся бригада Семена, кроме двух, самых хитрых, съехали в более строгие учреждения по воспитанию подрастающего поколения, и жулик, содрогаясь от страха, ждал, когда за ним придут. Но время шло, ничего не происходило, и Семен, с помощью оставшихся на свободе, самых хитрожопых, сколотил новую бригады, только возле их детского дома гадить перестал, да и вообще…

Если бы жулик знал, что его «производство» стремиться к понятию безотходного, он очень бы удивился. В отличии от своих коллег, что вырвав у зазевавшейся тетки сумку, потрошат ее за ближайшим углом, безжалостно выбрасывая все кроме денег, скупая душа Семена резко увеличила КПД преступного промысла. Пацаны, совершив грабеж или кражу, стаскивали сумки, вместе с содержимым в укромные тайники, забирая оттуда только деньги. В выходной день гражданин Борисенко, выглядевший в последнее время вполне респектабельно, купив вполне приличный костюм и шляпу, с большой спортивной сумкой, обходил места хранения похищенных вещей. Сумки, кошельки, импортную косметику и другие вещи в хорошем состоянии, он сдавал своей сожительнице, что работала в комиссионном магазине возле центрального рынка. Паспорта, по пять рублей штука, сдавались бригаде мошенников, что выходили на потерпевших и за сумму «сколько не жалко», но не менее двадцати пяти рублей, возвращались владельцам, так как восстанавливать документы официально было гораздо более хлопотно и тягомотно.

Какую-то сумму денежных средств Семен сдавал знакомому «авторитету» на общее дело и был вполне доволен собой. Вот и сегодня, без ущерба для одежды, Семен преодолел забор и быстро двинулся к остановке троллейбуса, мысленно уже опрокинув в себя пару стопок «беленькой» и навернув горячего борща, который мастерски готовила его подруга на говяжьей косточке…

За спиной раздалось утробное рычание, и Семен с опаской посмотрел за спину — крупных и агрессивных собак он боялся с лагеря.

За спиной, почему-то не замеченный ранее, стоял темноволосый парень, держа на коротком поводке большую темную немецкую овчарку.

— Собаку в наморднике водить надо! — сварливо сказал Семен, в последнее время, покидая территорию детского дома, привычно накидывающий образ «приличного гражданина».

— Тебя не спросил. Документы предъяви.

Семен закатил глаза и вздохнул — вместо мирного собаковода, что вывел своего «кабысдоха» пописить перед сном, урке не повезло нарваться на мента, еще и с собакой.

— В чем дело, товарищ? — ментовской проверки Семен не боялся, вместо обычной для сидельца справки об освобождении, которые его коллеги таскали вместо паспорта годами, и что на любого мента действовало, как красная тряпка, у него давно был паспорт и, даже, с пропиской. Даже местом работы озаботился товарищ Борисенко, числясь сторожем в строительном управлении.

— Демон!

Пес припал к земле, обнажив огромные клыки и готовясь к прыжку, короткий брезентовый поводок враз удлинился, предоставив собаке свободу действия.

— Эй, начальник, хорош! Придержи пса, вот паспорт в кармане! — нервы Семена не выдержали, притворятся больше не хотелось, хотелось показать паспорт этому отмороженному менту и оказаться как можно дальше от него и его пса с голодными глазами.

Мент движением руки усадил собаку у своей левой ноги, пролистнул документы, что осторожно передал ему Семен.

— Колющее — режущее с собой имеем?

— Нет конечно. Я от всего отошел, покоя хочется, на работу вот…

— Руки задери и спиной ко мне повернись! Делай!

Пришлось выполнять. По одежде заскользили грубые руки, проверяя зону всех карманов, рукава, брючины.

— Повернись. Из карманов все вынимай.

— Начальник, а санкция на обыск…

— Демон…р-р-р.

Борисенко сунул руки в карманы брюк, загреб все содержимое и вытянул его на свет божий.

— Э, начальник, это не мое.

Среди мелочи, пары ключей на металлическом кольце, крошек табака и старых автобусных билетов лежал маленький целлофановый пакетик, с просвечивающим темно-зеленым содержимым.

— Все говорят, что не его, только кто их слушает, а? Ну и как будем решать вопрос, гражданин Борисенко?