Глава семнадцатая По краю

— Здорово, друг — даже не сбившись с шага, фельдшер двинулся в мою сторону, поглубже засунув руки в карманы мятого пальто.

— Стой! Вынь и подними руки, стой на месте — я выдернул пистолет из кобуры, отработанным движением большого пальца опустил вниз флажок предохранителя.

— Граждане, да что это делается! Уже при свидетелях бандиты грабят! — тонким фальцетом взвизгнул Миша-Андрюша, вытаскивая руки из кармана пальто. Правая рука парня была толсто перемотана чем-то белым, с густыми темными пятнами — видно Демон хорошо зацепил упыря.

— Эй мужик, ты что творишь?! Убери пистолет! — пассажир с чемоданом отлип от окошка кассы и видимо решил призвать меня к порядку.

От его криков зашевелились темные тени в углу зала ожидания, выбираясь из-под полукруглых подлокотников жестких сидений, а из окошка кассы высунулась любопытная мордочка с пережженными перекисью водорода, неживыми волосами, блондинки лет сорока. Обозрев необычную картину, блондинка сделала круглые глаза и распахнув по шире намазанный жирной бордовой помадой пасть, женщина заблажила:

— Витя! Витя!

Пока я крутил головой, Миша сделал в мою сторону маленький шажок, из темноты зала ожидания выдвинулись три хмурые личности, да и мужик с чемоданом, прикрывшись в районе груди своим багажом, стал как-то ближе ко мне. Поколение непуганых идиотов, которые оружие видели только в армии или в кино, которые абсолютно уверены, что положительного героя могут только ранить, причем обязательно не смертельно, чтобы он потом красиво тряс пострадавшей конечностью на перевязках у ласково улыбающейся красавицы-медсестры. Года через три, наслушавшись о невинных жертвах бандитских разборок, насмотревшись на прикрытые старыми тряпками трупы излишне любопытных и бесстрашных, народ будет инстинктивно разбегаться, чтобы не попасть под шальную пулю. Ну, а пока все эти герои обкладывали меня с флангов.

— На месте все замерли! Я из уголовного розыска — я потянулся за служебным удостоверением, надежно упрятанном во внутренний карман куртки, но в последний момент замер — кисть руки была в темно-красных разводах. Очевидно, что я испачкался, когда касался рукой Жирафа, а марать новую куртку чужой кровью совсем не хотелось — потом не отстираю.

— Да что вы его слушаете — Миша затряс своей наспех перемотанной рукой: — Он меня на улице чуть не убил! Смотрите, у него руки в моей крови!

Свое удостоверение достать я опоздал всего на пару мгновений. Пока я надеялся сохранить опрятный внешний вид, да отслеживал передвижения Миши и его команды, состоящей из четырех героев, что-то или кто-то ударило меня в спину сзади так резко и сильно, что осознал я себя летящим мордой лица в покрашенную голубой краской, равнодушную стену, потом пришла черная вспышка. Ничего не соображая, я проводил взглядом стаю искр из глаз, и стал слизывать языком струйку соленой крови, текущую из разбитого носа. В следующее осознанное мгновение, я кряхтя, как старый дед, переваливаюсь на спину и, упершись головой в прохладную стенку, подтягиваю к себе, отлетевший на длину кожаного шнура, мой табельный пистолет.

В паре метров от меня возбужденно пыхтя, топтался плотный милиционер в форменном кителе. Ткань полы кителя туго облегали широкий афедрон и кобуру, висящую на брючном ремне, и страж вокзала, судорожно пытался выдернуть свое оружие жесткой кожи. Его толстые пальцы с трудом задрали вверх серую материю полы, затем успешно откинув клапан, застопорились на процессе вытаскивания оружия — сержант не мог ни ухватить глубоко ушедшую рукоять «Макарова», ни потянуть за специальную лямочку. За его манипуляциями с интересом следил, выглядывающий из-за литого плеча с пришитым погоном, Миша. Кассирша, выглядывающая из окошка кассы, с каким-то остервенением орала:

— Так его, Витя! Прибей этого козла!

Наконец Витя ухватился за непослушную бакелитовую рукоять оружия и потянул пистолет, в этот момент Миша, как энцефалитный клещ, прижался к широкой спине сержанта, несколько раз дернулся, и могучий милиционер, привыкший в жизни проламывать всех и вся, начал, с удивленным выражением лица, мягко оседать на загаженный пол вокзала. Миша наклонился к лежащей на полу фигуре в сером, вытащил из широкой ладони упавшего пистолет и с любопытством уставился на него, затем нашел глазами меня, поднял руку с зажатым пистолетом, но что-то у него не заладилось. Пока Пронин возился с трофеем, пытаясь понять, почему оружие не стреляет, я смог справиться с накатывающей тошнотой и совместить линию ствола с темной фигурой, напротив. Стрелять в Мишу я стал, когда услышал характерный щелчок чужого предохранителя — проверять, загнан ли патрон в ствол у сержанта я посчитал уже излишним.

Дважды хлопнули выстрелы, разнося во все стороны частицы сгорающего пороха, покатилась по бетонному полу выброшенная гильза, Миша удивленно ойкнул, когда расстегнутые полы его пальто колыхнулись от ударов, пистолет выпал из руки парня и тяжело шлепнулся на грудь лежачего навзничь милиционера, а в довершении на сержанта крестом упало Мишино тело. Я, упираясь ногами в гладкий пол, медленно встал, скользя спиной вдоль стены и, пошатываясь, сделал несколько шагов вперед, через все еще висящее в воздухе дымное облачно. Когда я стаскивал Пронина за воротник в сторону, меня чуть не вывернуло и в пол пошел ходуном, но я все-таки справился с собой, нашел и сунул в карман куртки пистолет сержанта. Три хмурые личности и гражданин с чемоданом здание вокзала за этой суетой незаметно покинули, видно не любили они запах сгоревшего пороха. Из окошка кассы раздавалось тоненькое подвывание оставшейся на посту кассирши. Мне пришлось подойти к кассе и постучать в стекло. Скулеж за стеклом мгновенно оборвался.

— Телефон у тебя есть? — У меня нету… У Вити есть. — Иди к Вите и звони, скорую и милицию вызывай.

— Я не пойду, я боюсь. — Или скорее, я ничего плохого тебе не сделаю.

— Ты Витю убил?

— Ты дура что — ли? — меня захлестнула волна злобы: — Я вам орал, что я милиционер, а вы, идиоты… А твоего Витю в спину скальпелем тот, в сером пальто, ткнул, которому ты перед этим глазки строила… Иди скорее звони, а то Витя скоро кровью истечет! За стеной взвыли с новой силой, но в этот раз скрипнула дверь и в зал робко выскользнула невысокая женщина. Опасливо оглядываясь на меня, она быстро пошла куда то в конец здания.

— Эй!

Блондинка замерла на месте.

— Ты там скажи, чтобы три «скорые» сюда прислали. Там на стоянке, у киоска, в золотистых жигулях парень с перерезанным горлом сидит, может жив еще. Его этот, в пальто тоже порезал.

Кассирша мелко-мелко закивала головой и побежала куда то за угол. Надеюсь, что она ничего не перепутает.


Месяц спустя

В этой ночной мясорубке, произошедшей в маленьком зале ожидания, к всеобщему удивлению, выжили все. Миша — Андрюша, после того, как врачи Первой больницы Скорой помощи вытащили из его живота две пули, заодно сильно урезав объем его кишок, привычно занял позицию молчания и отрицания даже самых очевидных факторов. Но как пишут в своих постановлениях Генеральная прокуратура, «отсутствие наступательной тактики в ходе предварительного следствия», при первом расследовании, сыграло с ним дурную шутку. Больше ни у кого не вызывал сомнение факт, что это чудовище с приятным, молодым лицом, должно быть изолированно от общества. Бабушка — сторож средней школы, сдуру открывшая дверь на жалобные просьбы снаружи вызвать «скорую помощь», нападавшего не разглядела и опознать его не могла, но отпечатки пальцев на трубке телефона и совпадения по группе крови, вкупе с моими показаниями оказалось достаточным, чтобы привлечь Пронина за умышленное нанесение телесных повреждений средней степени тяжести.

Разбойное нападение на Жирафа было доказано даже без показаний потерпевшего — Михаил Пронин считал, что он уже не Михаил, и что с момента посадки в вагон скорого поезда у него начнется новая жизнь, совсем другая жизнь, поэтому свои следы в машине Владислава Захарова Пронин не затирал, да и по скальпелю, изъятому с пола в зале ожидания, было получено заключение экспертов, что ранения гражданину Захарову, с большой вероятностью, могло быть нанесено именно этим скальпелем. Деньги, в сумме пяти тысяч пятисот рублей, изъятые в камере хранения «Первой больницы скорой медицинской помощи», в присутствии сестры-хозяйки и пары врачей из кармана серого, рваного пальто, имели отпечатки пальцев как Захарова, так и Пронина. Расследование нападения на дежурного сотрудника транспортной милиции вообще никаких затруднений не вызывало, доказательств было более, чем достаточно.

В этих обстоятельствах перестали быть сомнительными материалы нападения на майора милиции Метелкина. Все дела и делишки стали передаваться в прокуратуру на транспорте, по месту совершения самого тяжкого из составов преступлений — посягательства на жизнь сотрудника органа внутренних дел. В здании Управления внутренних дел на транспорте создали группу по раскрытию объединяемых в одно дело преступлений. Все материалы в отношении Пронина у нас забрали окрыленные «транспортники». Но, в один, не прекрасный день, все изменилось.

Пока наш злодей лежал на больничной койке с катетером в одной руке и металлическими браслетами на другой, с места выдачи паспорта гражданина СССР Михаилу Владимировичу Пронину подоспела карточка формы один, из которой стало понятно, что парень совсем даже не Михаил, да и не фельдшер. Эксперт выдал заключение, что фотография гражданина была вклеена в паспорт кустарно, тиснения на странице паспорта и фотографии не совпадали. Через неделю было установлено, что человек с документами на имя, Миши Пронина на самом деле Андрей Макаров, числящийся как самовольно оставивший воинскую часть — «учебку» санинструкторов в Литовском Паневежасе, через неделю, после принятия воинской присяги. Настоящий Михаил Пронин пропал где-то между Тюменью, где проходил срочную службу и Городской станцией «скорой помощи», куда он направлялся на отработку оставшегося после армии обязательного года отработки. Как уверял гражданин Макаров, документы Пронина он нашел в Городе, в урне, возле вокзала. Так это или не так, установить пока было невозможно — чтобы отработать все неопознанные трупы, костяки и элементы тел, числящихся неопознанными от Тюмени, до Города, операм из группы по розыску преступников и установлению без вести пропавших потребуется не менее полугода.

В тот же вечер Мишу — Андрюшу из изолятора МВД забрал конвой с автоматами, под руководством сотрудника военной прокуратуры. Через три месяца, для закрытия дела оперативной проверки, я запросил в Информационной центре областного УВД спец проверку на гражданина Макарова. Согласно официального бланка с множеством печатей этот упырь получил двенадцать лет лишения свободы в исправительном учреждении строгого режима. Не одно из уголовных дел, где фигурировали умершие старики, раскрытыми не числились.


Еще три месяца спустя

Демон, попавший на операционный стол следующим после стрельбы утром, в крепкие, но заботливые руки собачьего доктора Ирины, что служила, а объединенном питомнике служебных собак областного УВД, отделался лишь узким длинным шрамом вдоль линии носа и неприязненным отношениям к гражданам, носящим элегантные, мужские, серые пальто из драпа. Сегодня Демон был оставлен в доме моих родителей. Там же была припаркована моя «Нива», а сам я сидел в коридоре Прокуратуры Дорожного района. Вещи в случае задержания меня сегодня, коллеги обещали привезти прямо в изолятор. Никаких посторонних предметов с собой у меня не было — изымут при поступлении в учреждение, потом не найдешь. Служебное удостоверение было спрятано в надежном месте. Я опустил голову, упершись взглядом в плотные плашки старого паркета, украшавшего коридоры районного надзирающего органа. В конце коридора громко хлопнула входная дверь, после чего послышались медленные шаги.

Через несколько минут из-за поворота появился круглый живот, за которым, тяжело отдуваясь, следовала невысокая девица, с пакетом в одной руке, и второй рукой, упершейся в поясницу. Пыхча, как маленький паровоз, девушка протопала мимо меня и опираясь о стену, плюхнулась на потертый стул у кабинета следователя Клейменовой. С девушкой мы старались не встречаться взглядами, так как за последние три месяца не было в мире существа, которого я ненавидел сильнее, чем ее, конечно, после Гитлера. И чувства наши были взаимными. Девушку звали Катя. Катерина Семеновна Беляева, потерпевшая по уголовному делу. Вообще Катя проходила потерпевшей по двум уголовным делам. Одно дело была попытка проникновения в ее квартиру, ничего тогда похищено не было, и преступник был сразу задержан, причем мною, получил в настоящее время условно три года с отсрочкой исполнения наказания на два года. А второе уголовное дело возбуждено пока по факту… По факту превышения власти или служебных полномочий, если оно сопровождалось насилием, применением оружия или мучительными и оскорбляющими личное достоинство потерпевшего действиями. И грозит мне это дело до десяти лет лишения свободы.

Начиналось же все вполне невинно. По делам Миши-Андрюши следствие Кате предъявить ничего не смогла. Кроме того, что делила она с ним кров и постель, доказать ее соучастие в совершенных парнем преступлениях не удалось. А, примерно через месяц вызвали меня в районную прокуратуру и показали заявление этой девицы, из которой выходило, что я, несмотря на видимые у барышни признаки беременности, сковал ее наручниками, несколько часов держал задом в холодном снегу, а на ее просьбы отпустить беременную женщину или отвезти ее в отдел милиции, я отвечал ей демоническим хохотом и обещал убить ее и еще не рожденную малютку. Тогда уголовное дело по статье сто семьдесят один уголовного кодекса РСФСР возбудили первый раз. Сейчас это дело, трижды прекращенное и четырежды возобновленное по протесту городской прокуратуры, попало в производство последнего, четвертого, следователя нашей районной прокуратуры, что не прекращал еще это дело.

Еще в январе одна тысяча девятьсот девяносто первого года, воровато оглянувшись, катя наклонилась в мою сторону и злобно прошипела, что она костями ляжет, но человек, что оставил ее и ее будущего ребенка без отца и мужа, сядет в тюрьму очень надолго. В настоящее время в деле уже два полных тома, и скоро, наверное, будет заведен еще и третий том. Катя, с упорством, достойного лучшего применения, носит в кабинеты сменяющим друг друга следователям кипы бумаг, справок и заключений о состоянии здоровья и не рожденного еще малыша и, судя по этим бумагам, жить Кате остается все меньше, а ребенок, чья жизнедеятельность внушала опасения буквально у всех докторов, о чем они и писали в своих бумагах. Борясь за жизнь ребенка, Катя проходила все исследования и все анализы, о некоторых их них я и через двадцать лет ничего не слышал. Очевидно, что список медицинских процедур брался бедной женщиной из «Большого советского медицинского справочника», путем перелистывания всех страниц, от «А», до «Я».

За прошедшие месяцы руководство неоднократно предлагало мне написать рапорт на увольнение, соблазняя меня какими-то неведомыми благами, если я пойду под суд не как милиционер, а как гражданский человек. Со своими предложениями они мне так умудрились надоесть, что я на эту тему больше с ними вообще не разговаривал, молча вставал и уходил.

Скрипнула дверь кабинета.

— Громов, Беляева, заходите! — из глубины присутственного места донесся приятный женский голос.

Загрузка...