Глава десятая Круги во тьме

— Шеф, я не знаю, что делать! Отдел кадров «скорой помощи» плечиками пожимает, говорят врачи фотографии не несут, и они их никак заставить не могут — Кадет виновато отводил глаза. Понятно, хочешь сделать хорошо — сделай всё сам.

— Я тебя услышал. Тогда записывайте задание на сегодня и отзвонитесь Матрене Васильевне, что я за ней сейчас заеду и мы поедем в отдел кадров станции «Скорой помощи».

Получив по предоплате сложившийся по молчаливому уговору гонорар, старая партизанка быстро собралась и не задавая лишних вопросов, спустилась к машине.

— Товарищу уполномоченный, ну поймите, что я ничего не могу сделать — устало, но вежливо, объясняла мне инспектор отдела кадров оперативной медицинской службы: — К нам, на «скорой», мотылятся сутки или по двенадцать часов, особо никто не стремиться. Каждый доктор или фельдшер для нас дорог. Чуть человек оперился — старается в более интересное место от нас уйти, где работа поспокойнее, да и поденежнее. Их спрашиваешь, а они улыбаются и каждый день новые отговорки — то, говорят, забыли, то некогда им было сфотографироваться, но вот завтра все обязательно принесет.

— Я вас понимаю, но отстать не могу. Тогда вопрос такой — есть где-нибудь общие фотографии? Не знаю, там дни рождения станции или летние выезды, юбилеи?

Женщина задумалась.

— А вы знаете, у нас профкоме очень много общих фотографий с разных мероприятий. Я вам их сейчас принесу.

Инспектор отсутствовал минут десять, после чего появилась, прижимая к груди несколько толстых фотоальбомов, в обложках из алого панбархата, а также отдельные пачки фотографий, упакованных в чёрный конверты из-под фотобумаги. Фотографии было очень-очень много.

— Только, пожалуйста, не перепутайте.

— Все сложим, в том же порядке, как вы принесли — я обрадованный, что появилась надежда установить данные душегуба, был готов пообещать все, что угодно.

Просмотр фотографий занял около полутора часов. Матрёна Васильевна добросовестно вглядываюсь в каждую, после чего отрицательно мотала головой, и откладывала карточку с изображением незнакомых нам людей в сторону. Наконец, когда по моим подсчетам, все лица в голове у старушки должны были превратиться в одно общее лицо без особых примет, Матрена Васильевна осторожно отложила в сторону ничем не примечательную фотографию с летнего отдыха.

— Он! Это точно он! — чёрно-белая фотография отразила момент, когда шесть человек расположились у костра. За их спинами были видны березовые стволы и пара брезентовых палаток. Люди улыбались добрыми светлыми улыбками, держа в руках эмалированные кружки или алюминиевые шампуры с крупными кусками мяса.

— Вот этот меня душил палец пенсионерки упёрся в фигуру молодого парня в спортивном костюме, с гитарой в руках, который застенчиво улыбался в объектив. Ничем не примечательный, довольно-таки приятная улыбка, никаких криминальных склонностей согласно теории Ломброзо. Я внимательно смотрю на Матрену Васильевну.

— Я тебе говорю, что вот точно он. Он также улыбался, когда меня хотел к Создателю отправить.

— Ну и отлично баба Мотя, с меня премия, если все подтвердиться.

Я отложил ещё пару случайных фотографий и стал собирать остальные альбомы.

Я вас, Матрена Васильевна, домой отвезу, сейчас, минут на пять в отдел кадров зайду. Вы пока вон там, в уголочке, на стульчике посидите, чтобы вас никто не видел.

Выгрузив тяжёлые, обитые бархатом, фотоальбомы на стол инспектора отдела кадров, я стал пытать бедную женщину с новой силой.

— А теперь подскажите мне, пожалуйста, кто изображён на этих фотографиях? — я сунул под нос терпеливой женщины одну нашу и две случайные фотографии, нарисовал ежедневнике схемы расположения лиц и под диктовку инспектора, быстро заполнял их.

— А вот этот мужчина какую должность занимает? — мой палец уперся в изображение мужика лет сорока пяти, крупного телосложения, что со зверским выражением лица рвал зубами кусок мяса на шампуре.

— Это заместитель главного врача подстанции скорой помощи.

— Понятно, а вот кто это — я обозначил интерес к худощавому мужчине в летах, что не обращай внимания на фотографа, аккуратно наливал в кружку с отбитой эмалью, какую-то прозрачную жидкость из бутылки с надписью «Водка посольская».

— А это наш начальника АХО.

— Понятно. Спасибо вам, большое. Я вот эти три фотографии заберу с собой, но если надо, могу написать расписку, что потом их верну.

— Да нет, не надо, у нас таких фотографий много. — женщина, счастливая, что от меня можно избавиться, хотела сделать это немедленно: — Можете забрать их себе. Надеюсь я вам помогла и больше вы нас пытать не будете.

— Я тоже очень на это надеюсь. — я старался улыбнуться, как можно более очаровательно: — Поверьте, мне к вам ходить и терзать вас никакого удовольствия не доставляет. Еще раз, большое вам спасибо.

— Александр Александрович мне помощь ваша нужна! — я вежливо постучав, засунул голову в кабинет шефа.

— Говори, что хотел?

— Это по материалам с пропавшими деньгами. Свидетель неофициально опознала вот этого молодого человека. Он работает фельдшером экипажа «скорой помощи».

— Хорошо. Проводи опознание и…

— Вы, шеф, как-то недальновидный совет мне даёте. Допустим, проведу я опознание, вопросов нет. Свидетель в него ткнет, а он скажет, что был у нее в квартире по вызову, а у бабки деменция в средней стадии, поэтому она все путает и любой психиатр это подтвердит. Вы же знаете, как они за своих бьются, не мне вам рассказывать. И что тогда?

— Что тогда?

— Парень ни в чем не признается, у меня и у вас под дверью будут толпиться куча представителей Минздрава, вам телефон оборвут, работать не дадут, требуя отпустить хорошего мальчика. А потом везде напишут, что начальник уголовного розыска Дорожного РОВД, после сорока лет демократии, реанимировал сталинское «Дело врачей»…

— Кого реанимировал?

Я махнул рукой:

— Шеф, проехали. — Ясно, что демократическую прессу, вроде журнала «Огонек», мой начальник не читает: — Парень сто процентов ни в чём не признается, сколько бы я на него не давил. Парень грамотный и не дурак, упрется рогом и все, а на нем три или четыре трупа, это как минимум, и это только на нашей территории.

— Короче, Паша, что ты предлагаешь?

— Я вот дело «маленькое» оперативное на него завел, и там план мероприятий…

— Давай дело, оставляй, зайди ко мне через час, я посмотрю, что ты там наваял.

Часом позже.

— Расскажи, мне, Паша, пожалуйста, почему у тебя все так сложно. В плане накрутил мероприятий, как будто мы американского резидента с поличным берем.

— Шеф, вопросов нет. Дело можете не подписывать, я секретные номерные бланки в черновики спишу. Все данные злодея и номера материалов по трупам там есть, можете кому хотите отдать, хоть той же линии тяжких. Я даже допускаю, что они из парня признания выбьют, все будут аплодировать стоя — как же, несколько трупов «приподняли». Только, когда он на следствии или суде от всего откажется, вы на меня все не спихивайте, я им заниматься больше не буду.

Майор привычно, как большой морж, пошевелил черными усищами, показывая высшую степень неодобрения моим поведением, после чего стал подписывать постановление о возбуждении оперативного дела.

— Да ладно проехали, у тяжких работы очень много, чтобы их еще этим загружать. Давай коротко излагай, что конкретно от меня надо.

— Первым делом мне надо вот этого гражданина — я протянул шефу клочок бумажки: — вызвать к вам, а лучше к начальнику РОВД, и в присутствии меня объяснить, что на него охотится банда душегубов, и единственный способ его спасения — это оставить нам квартиру, а самому на несколько дней уехать куда ни будь. И беседу надо проводить в моем присутствии, для уточнения некоторых моментов.

— Зачем начальника привлекать, ты что, сам не можешь с человеком беседу провести. И, вообще, это кто?

— Шеф, я сам не могу, не по моему статусу этот дяденька. Да позапрошлого года он работал в Горторге, на не маленькой должности. Со мной он просто разговаривать скорее всего не будет. А нужен он нам потому, что у него шикарно обставленная квартира, на нее наш доктор обязательно клюнет.

— Ладно, с этим все понятно. — шеф чиркал только ему понятные каракули в ежедневники: — Что еще необходимо?

— Видеокамера нужна хорошая…

— На хрена? Вот зачем тебе видеокамера?

— Представьте себе, шеф, вас начинают трясти с самого верха, что мы ни за что, ни про что прессуем представителя самой гуманной профессии, а вы им кассетку в «видик» вставляете и кино показываете, что этот представитель гуманной профессии творит со своей жертвой. Даже то, что он пенсионеру непонятную таблетку даст, не из аптечной упаковки, и то будет доказательством. И поэтому тут будет важно качество съемки. Вот я ни разу не оператор, а вы?

— Ладно, насчет видеокамеры я понял, постараюсь что-то сделать. А кто будет подставным?

— Майор Метелкин?

— Кто?!

— Майор Метелкин. Вот представьте Петра Владленовича с цепью на шее, грамм на сорок, пару печаток, браслет толстый на запястье — чем не богатей в отставке?

— А золото где возьмешь?

— У скупщиков на «Изумруде», или под честное слово возьму или изымем до выяснения. Тут проблем вообще нет. В перекиси водорода продизинфицируем и на товарища старшего опера наденем.

Шеф представил все это великолепие на Метелкине и согласился.

— Ладно, давай начинаем.

Севостьянов Иван Иванович, невысокий мужчина, на вид лет шестидесяти, с мягким, интеллигентным лицом и в хорошем костюме, в кабинете начальника Дорожного РОВД держался настороженно. Этого персонажа слила мне Алла, которая, в бытность заведующей винно-водочным магазином, несколько раз была у него в гостях, и хорошо запомнила интерьер номенклатурной квартиры. Старый торговый боец был весьма напуган вызовом к начальнику местной милиции, но поняв, о чем идет речь, быстро переориентировался и начал показывать зубки. Пускать милиционеров свою квартиру он категорически не хотел, в то же время, от прямого отказа уклонялся, поэтому битые полчаса вертелся как уж на сковородке, не говоря ни «да», ни «нет».

Поняв, что переговоры зашли в тупик и все срывается, я перебил пространные рассуждения пенсионера от торговли:

— А еще, Иван Иванович, нам необходимо просверлить у вас аккуратную дырку в стене, чтобы снимать на видеокамеру весь процесс.

— Какую еще дырку?! Вы что такое говорите! Я не позволю уродовать свое жилье! — Иван Иванович, взревел, вскочил из-за стола, чуть не опрокинув стул с высокой спинкой, и стал похож на вставшего на дыбы злого медвежонка, мигом утратив всю свою мягкость: — Ни о какой дырке речи быть не может!

— Иван Иванович, дырка в стене нужна обязательно, в конкретном месте, лучше всего под венецианской маской, той, что с голубыми стеклянными глазами.

— Откуда вы знаете про маску? Вы что, проникали в мою квартиру?

— Иван Иванович, мы в вашу квартиру не проникали. У вас дома был заказчик, а придут к вам другие люди. Вы, в принципе, можете дальше кобениться и вообще, встать и уйти. Я, в принципе, знаю и заказчика и исполнителей, и как только с вами что-то случится, я буду знать, кого задерживать. Мы пытаемся вашу жизнь спасти, вместо вас под удар нашего сотрудника подставить, и доказательства собрать, чтобы преступники с крючка не сорвались, а вы ломаетесь тут… Эти люди войдут в ваше жилье у вас на плечах, что бы не возиться с сигнализацией, заставят открыть сейф, а на прощание от вас избавиться. Зачем им нужен живой свидетель? Как животному, раздвинут зубы и заставят проглотить какую ни будь таблетку, и все. Вскрытие покажет инфаркт или еще какое хроническое заболевание, вы же, наверное, чем-то болеете?

— Кто? Кто заказчик? — на побагровевшее лицо Ивана Ивановича было страшно смотреть.

— Я пока точно не знаю, но думаю, что вы лучше нас о нем догадываетесь. Но я точно знаю, что пока он вас исполнителям не показал в живую, но в ближайшее время это сделает, и тогда вместо вас нашего сотрудника подставлять смысла не будет, У нас не киностудия, мы внешность человека менять не можем.

— Ладно, я вас понял. Я завтра позвоню, когда буду готов отдать ключи.

— Конечно звоните. Ия хотел бы вас лично эвакуировать, куда вы скажете, конечно, в пределах города, чтобы ваш отъезд не отследили.

Когда за посетителем захлопнулась дверь, хозяин кабинета внимательно посмотрел на меня:

— Громов, а ты не боишься, что он потом будет требовать привлечения заказчика к ответственности. А если узнает, что исполнители вообще на него не охотились. Я даже не знаю, что будет…

— Олег Владимирович, ну не удалось нам выйти на заказчика, обычное дело. А то, что исполнитель скажет на следствии, мы же тоже повлиять не можем. Вот такую он линию защиты принял. Ивану Ивановичу скажем что угрозы его жизни более нет, так что он будет счастлив, а что еще надо?

— Ирина Петровна! Подождите!

Женщина нахмурилась и обернулась — отработав двенадцать часов диспетчером на подстанции скорой медицинской помощи, очень хочется быстрее вернуться домой и, наконец, отдохнуть. Вместо ожидаемого посыльного от руководства, которому внезапно потребовалось что-то срочно уточник от отработавшего смену медработника, ее догонял абсолютно незнакомый парень.

— Здравствуйте! Мне порекомендовали к вам обратиться. Дело, понимаете, очень деликатно, хотелось бы чтобы вы ….

Тревожные молоточки застучали в висках оператора — парень не выглядел безобидным и плюшевым, а договоренности с такими людьми обычно заканчивались неприятностями — хотя он и старался широко улыбаться, что-то властное в его тёмных глазах проскальзывало.

— Что вы хотели?

— Понимаете, у меня есть дядя, богатый пенсионер, а наследников у него много, и вот, он, как у Пушкина, уважать себя заставил. Постоянно у него какие-то странные желания. — Парень говорил быстро, ловя ее взгляд и все время анализируя реакцию женщины на его слова: — И вот одно из последних — очень ему нравиться бригада доктора Хоменко с вашей подстанции. Понравились, говорит, внимательный и знающий доктор, и хочет он, чтобы на вызовы «Скорой» к нему, ездила именно эта бригада. Дядя был большим начальником и пару лет назад он бы этот вопрос и решил сам за пять минут, но как его на пенсию выставили, сразу всё изменилось. Он уже стал никому не интересен, но он с этим смириться не может.

Мужчина перевел дух, еще раз бросил на нее изучающий взгляд, и набрав побольше воздуха, продолжил:

— И теперь я для него, как Золотая рыбка, которая должна суметь выполнить все дядины желания. Не хочется, но приходится вертеться. Жалко будет, если мои старания пропадут прахом. Ирина Петровна, пожалуйста, очень вас прошу, помогите, постарайтесь, чтобы на вызовы с этого адрес приезжала бригада Хоменко!

— Как вы представляете? Я это не смогу сделать, у нас всё достаточно сложно. — Строгим голосом сказала Ирина Петровна.

— Ирина Петровна, я всё знаю о вашей сложной и ответственной работе. Ну я вас очень прошу — вы просто постарайтесь! Хорошо? — как фокусник парень протянул ей руку с большим непрозрачным пакетом. Судя по всему, там лежала пять коробок шоколадных конфет «Городские» — достаточно дорогой подарок, выпускаемый местной шоколадной фабрикой, который жителям Города проще всего было купить только Москве.

Опасливо глянувшись по сторонам, женщина, все-таки, протянула руку к пакету.

— Я вам ничего не обещаю!

— Ирина Петровна, я ни на что не претендую, просто уверен, что вы очень постараетесь выполнить мою просьбу.

— Хорошо, я подумаю, что можно сделать. — Женщина подхватила пакет и пошла по тропинке, напряжённая, как струна, каждую секунду ожидая криков за спиной или иной какой-нибудь провокация со стороны БХСС. Но секунды медленно, но все равно тянулись, ноги быстро шли по заснеженной тропинке, но, по прежнему, никто не хватал под руки и не тыкал красным удостоверением в лицо. Ирина Петровна оглянулась — улица была пустынна, парень, передавший подношение, уже куда-то исчез, никто за ней не шел и не следил.

Загрузка...