Резко и ясно, все образы четкие, цвета живые, даже звуки все еще звучат в моих ушах. Я стоял и смотрел на ее жилище, утратив дар речи. Я как раз закончил доказывать, что я не герой[12]. Крейгар проводил меня, для моральной поддержки или вроде того, но остался ждать на улице, чтобы сперва я встретил мальчика сам.
Она пригласила меня войти.
— А где…
— У него тихий час.
— О.
— Скоро проснется.
Мы сели и поболтали ни о чем. А потом из соседней комнаты раздался звук, словно кошке наступили на хвост; сердце мое сжалось.
— Сейчас вернусь, — сказала Коти.
Вокруг меня плавали псионические следы Нойш-па, надменные и возбраняющие — что доказывает, сколь обманчивы могут быть псионические следы. Ее не было долгие две или три минуты.
За ней катился карапуз. Короткие штанишки, серая рубашонка, темные волосы аккуратно причесаны. Громадные глаза и взгляд, как у Коти.
— Влад, это твой отец, — сказала она.
Мальчик мгновение изучал меня, потом повернулся и прижался лицом к коленкам Коти. Она виновато улыбнулась.
— Очень стесняется чужих, — проговорила она. Я кивнул. — Просто не обращай на него внимания. Образуется.
Не обращать внимания. Угу.
— Хорошо, — ответил я.
— Ну же, Влад, давай поищем твою черепашку?
Он кивнул куда-то ей в колени. Она взяла малыша за руку и подвела к длинному ящику красного дерева, стоящему под окном. Знакомый ящик; когда-то в нем хранилось оружие. Сейчас, похоже, там лежала черепаха — сшитая из ткани и набитая бог весть чем.
Я думал, он ее обнимет, но малыш ушел с черепахой в угол, сел и принялся ее изучать. Коти присела на край кушетки, мне незнакомой, и взяла бокал. Мы наблюдали за ним.
— Что он делает? — тихо спросил я.
— Соображает, как все устроено, — ответила она.
— А. А это сложно?
— Вроде головоломки. Ткань сложена определенным образом, чтобы получилась черепаха, и если правильно ее развернешь, получится что-то другое. В первый раз у него был лиорн, во второй — дикая кошка. Что будет здесь, не знаю. Думаю, он разберется.
Я улыбнулся.
— А первые две решил?
— Быстро.
Я улыбнулся еще шире.
— Где ты нашла такую игрушку?
— Их делает одна девочка и носит сюда. Не знаю уж почему, но она не кажется мне опасной.
— Девочка? А у нее есть имя?
— Девера.
Я кивнул.
— Ты ее знаешь? — спросила она.
— Хм. И да, и нет. Но ты права, ему она вреда не причинит.
Это, кажется, устроило Коти. Мы продолжали наблюдать за нашим сыном.
Если малыш и чувствовал, что мы за ним наблюдаем, то предпочел не обращать на нас внимания. Трудно было о нем говорить так, словно его тут нет. Да и не стоило, пожалуй.
Влад Норатар подошел к своей матери и продемонстрировал ей вещь.
— Очень хорошо, — сказала она. — Знаешь, что это такое?
— Это лошадь, — объяснил он.
Она кивнула.
— Покажи своему отцу.
Малыш повернулся и оценивающе на меня посмотрел; хотел бы я знать, какое лицо следовало изобразить. Я попытался выглядеть заинтересованным, но не взыскующим; наверное, сработало, потому что он прошествовал ко мне и показал мне лошадь.
— Очень хорошо, — проговорил я. — Но, наверное, черепахе там внутри очень неуютно.
Он нахмурился и поразмыслил.
— Ты глупый, — решил мальчик.
Никогда еще меня не называли глупым; не знаю, как я это воспринял.
Наверное, мне понравилось.
Он повертел туда-сюда уши лошади, довольный, что разгадал секрет, потом отошел, устроился на ящике и занялся превращением ее обратно в черепаху. Коти и я смотрели на него.
— Очень умный, — сказал я.
Она улыбнулась.
Мы долго смотрели на Влада Норатара, а он без предупреждения повернулся ко мне и сказал:
— У меня есть ястреб.
— Хотелось бы взглянуть, — промолвил я.
Он нырнул в ящик и добыл фарфоровую статуэтку — примерно фут в вышину, птица выглядела как живая. Прошагав через комнату, он без колебаний протянул ее мне. Я внимательно рассмотрел фигурку, и проговорил:
— На языке наших предков эту птицу зовут «вандур».
Он изучил меня.
— Ты снова глупый?
— На сей раз нет, — ответил я. — Есть много языков. Люди говорят по-разному.
— Почему?
— Хороший вопрос. Может, потому что научились разговаривать в разных местах, или потому что так далеко удалились друг от друга, что стали разговаривать по-разному. В этом языке, на котором мы говорим, для всех хищных птиц есть только одно слово. В языке Фенарио у каждой породы птиц есть особое имя.
— А у каждой птицы тоже есть особое имя?
— Если ей кто-то его даст.
— А своих имен у них нет?
— Нет. Ну, если так подумать, то может, и да. Не уверен.
— А эта птица какой породы?
«Так, вот это уже оскорбление.»
— Это не птица, это джарег. Порода летучих рептилий, которая ест мертвечину и делает ехидные замечания.
— Что это значит?
Будь проклят мой болтливый язык.
— Это значит, иногда он говорит вещи, которых нет, потому что думает, что это звучит забавно.
— Он говорит?
— У меня в голове.
— И что он говорит сейчас?
— Прямо сейчас — ничего.
— А я ему нравлюсь?
«Откуда я знаю? Я его еще не пробовал.»
«Не смей.»
«Прости, босс.»
— Можешь потрогать его, если хочешь.
«Это что, наказание?»
«Да.»
Он яростно замотал головой, широко раскрыв глаза, а я улыбнулся.
— Все в порядке.
Я еще немного повертел в руках ястреба и вернул ему. Малыш взял фигурку и понес к Коти, где некоторое время изучал Ротсу, свернувшуюся у нее на плечах. Через несколько секунд Ротса вытянула к нему шею и наклонила голову. Он нерешительно застыл, потом протянул палец и коснулся ее головы так, словно это была горячая плита. Ротса не пошевелилась, и он осторожно коснулся ее макушки.
«Пытаюсь решить, должен ли я завидовать,» — проговорил Лойош.
«Решишь, скажешь.»
— Хочу себе такого, — объявил Влад Норатар.
Я посмотрел на Коти, она — на меня, потом пожала плечами.
— Они очень особые животные, — сказала она. — Тебе придется долго учиться, чтобы у тебя такое появилось.
Малыш упрямо склонил голову.
— Если ты хочешь себе такого, — продолжила она, — мы начнем учиться.
Он посмотрел на нее и коротко кивнул, а потом вернулся к ящику с игрушками. Не слишком ли он молод, чтобы начинать учиться на колдуна? Все может быть. Решать не мне.
— Хорошо выглядишь, — сказал я.
— Спасибо.
Влад Норатар отвернулся от ящика и спросил:
— Почему ты не живешь с нами?
Я выдержал его взгляд, что было куда труднее многих других взглядов, которые мне приходилось выдерживать.
— Есть люди, которые хотят меня убить. Если я останусь здесь, они меня найдут.
— Ох. — Он глубоко задумался. — А почему ты сам их не убьешь?
Я коснулся рукояти Леди Телдры, спрятанной под плащом.
— Иногда я сам задаю себе тот же вопрос.
Коти проговорила:
— Нельзя решить все трудности, убивая кого-то. Более того, и твой отец тому свидетель, чаще всего, когда кого-то убиваешь, все становится только хуже.
— Увы, — вздохнул я, — к сожалению, это правда. Но такова жизнь.
— Твой отец шутит, — пояснила Коти.
— Да, иногда я так делаю, — кивнул я.
— Почему? — спросил Влад Норатар.
— Еще один хороший вопрос, — проговорил я.
— Могу ответить, — сказала Коти. — Но пожалуй, не стану.
— Да, это и к лучшему.
Малыш выглядел озадаченным, но оставил загадку на потом; позднее подобная черта безусловно ему пригодится. Вместо этого он спросил:
— Почему они хотят тебя убить?
Я начал было объяснять что-то насчет нарушенных правил, но Коти прервала меня коротким:
— Он спас мне жизнь.
Она сказала это с горечью, или всему виной мое воображение?
— Правда?
— Да, — сказала она.
— Они хотят его убить за это?
— Да.
Влад Норатар проговорил:
— Так нечестно.
— Нечестно, — согласилась Коти.
Я преодолел искушение вставить умное замечание насчет того, сколь нечестной бывает жизнь, и дал детенышу самостоятельно поразмыслить над этим.
Он достал из ящика лиорна, держа его в одной руке, а лошадь в другой, и внимательно посмотрел на обоих. Потом положил лошадь и стал играться с рогом лиорна, выкручивая его то так, то сяк. Кажется, малыш все еще думал над нашим разговором, но возможно, это опять мое воображение.
Я сказал:
— Крейгар тоже хотел бы его повидать.
Она нахмурилась.
— Не возражаю, но лучше бы в другой раз.
— Ладно. — Я поднялся. — Мне пора идти.
Коти кивнула.
— Скажи отцу до свиданья, Влад.
Он снова смутился и спрятал лицо. Коти виновато улыбнулась, и они вдвоем проводили меня к двери. Ротса потерлась о щеку Коти и перелетела на мое левое плечо.
Я развернулся и зашагал туда, где ждал Крейгар.