Кое-как переждав ночь в закоулках Берлина, утром Инди с отцом поехали в аэропорт.
Избавившись от формы, Инди все же прихватил эсэсовский плащ.
Они вошли в здание аэровокзала. От внимания Инди не ускользнул тот факт, что гитлеровские агенты проявили изрядную оперативность: уже были отпечатаны листовки с фотографией Генри Джонса – сейчас эти листовки раздавались всем военным, дежурившим в аэропорту. Оставив отца в сторонке, Инди отправился к кассам. А профессор прислонился к стене и загородился раскрытой газетой, Вскоре вернулся Инди с билетами, и они проследовали в сторону летного поля.
– Куда летим? – поинтересовался профессор.
– Сам не знаю. Просто попросил билеты на ближайший рейс.
– Ну и ладно.
Предъявив билеты, они выстроились в очередь на посадку. Впереди на летном поле их ждал огромный дирижабль высотой с десятиэтажное здание, под нижним его боком примостился биплан. Генри заглянул в билеты и сказал, что летят они в Афины.
Они поднялись на дирижабль и расположились в комфортабельном салоне у раскрытого окошка с поднятыми шторками-жалюзи. На летном поле работники аэропорта загружали в дирижабль багаж и продукты. Инди расслабленно откинулся в кресле и довольно произнес:
– Ну вот, все в порядке.
– Может быть, я с тобой и соглашусь, но только когда мы оторвемся от земли, – пробурчал Генри-старший, выглядывая из-за газеты, которой он снова загородился в конспиративных целях.
– Да ладно тебе, – хмыкнул Инди.
Но то, что он увидел дальше, заставило его похолодеть: по летному полю и сторону дирижабля бежал полковник Вогель в сопровождении гестаповца.
– Nichtzumachen! [Не закрывайте двери! (нем.)] – орал Вогель, обращаясь к кому-то из летной команды.
Инди беспокойно заерзал в кресле, к тому же пожилой низкорослый стюард в белом пиджаке обслуживал их невозможно долго. Когда стюард покидал салоп, Инди поспешил вслед за ним, явно желая свести с ним короткое знакомство...
Опираясь на тросточку, полковник Вогель расхаживал меж кресел, вглядываясь в лица пассажиров и задавая всем один и тот же вопрос: не встречался ли им господин с предлагаемой фотографии. Увы, его вопрос пока оставался без положительного ответа.
В салоне появился несколько возбужденный стюард. Движения его были скованы из-за тесного пиджака. Стюард, стараясь продвинуться вглубь салона, начал поспешно проверять билеты. Пассажиры не сразу поняли, в чем дело, пока стюард не перешел с английского на немецкий.
Когда какой-то господин с газетой не прореагировал на вопрос Вогеля, тому пришлось воспользоваться тросточкой. Он отстранил ею газету и расплылся в злорадной улыбке.
– GutenTag, HerrJones [Добрый день, господин Джонс (нем.)].
Старый профессор покрылся испариной и снял очки. Из-за спины Вогеля выглянул стюард и потребовал:
– Fahrschein, bitte, meinHerr [Господин, ваш билетик (нем.)].
– Weg [Подите прочь (нем.)] – не спуская глаз с профессора, сказал Вогель.
– А я говорю, предъявите билет, – не унимался на немецком стюард.
Профессор подслеповато прищурился – голос стюарда показался ему до боли знакомым.
– Послушайте... – Вогель раздраженно обернулся к стюарду и... узнал в нем старого знакомого. Получив удар в челюсть, полковник завалился на столик. По салону пробежал ропот... Инди схватил полковника за ремень и вышвырнул из окна. Тот с воплем обрушился на гору чемоданов с другого рейса. Инди отступил от окна и на немецком строго произнес, обращаясь к салону.
– У него не было билета!
Не желая себе такой же участи, пассажиры задних рядов начали судорожно вытаскивать билеты...
Пока Вогель выкарабкивался из кучи чемоданов, дирижабль медленно поднимался в воздух.
– Ты еще у меня получишь! – грозя кулаком в небо, орал полковник.
А Инди переоделся и вернулся на свое место, успев, кстати, вырубить рацию на борту.
...Дирижабль торжественно проплывал над горными хребтами, отбрасывая ломаную сигарообразную тень. Теперь, когда все тревоги были позади, Инди с отцом могли позволить себе по бокалу вина. Профессор снял очки, подышал на них, протер носовым платком и снова водрузил на переносицу.
– А знаешь, было интересно поучаствовать в твоих приключениях, – пальцы его машинально теребили страницы дневника, раскрытого на столе.
– Когда в последний раз мы сидели с тобой вот так и спокойно выпивали? – грустно вздохнул Инди. – Господи, давно это было. И пил я тогда не вино, а молочный коктейль.
– Гм... – смущенно откашлялся профессор. – И о чем была наша тогдашняя беседа?
– Да ни о чем. Мы же не разговаривали...
– Мне слышится упрек в твоем голосе.
– Нет, мне просто грустно. Пап, у меня никогда никого не было, кроме тебя, а я рос, как сорная трава. Мне было одиноко. Неужели тебе самому не было одиноко? Будь ты нормальным отцом, как другие, ты бы понял, о чем я говорю.
Генри-старший сокрушенно покачал головой и улыбнулся.
– А знаешь, ведь я был прекрасным отцом.
– С чего ты взял?
Профессор испытующе посмотрел на сына.
– А ты вспомни. Я никогда не кормил тебя силком, не прогонял из-за стола мыть руки. Ты ложился спать, когда хотел, сам разбирался с домашними заданиями. Я уважал твой внутренний мир, и ты научился быть автономным.
– Да? – Инди крепко сцепил пальцы, облокотившись о стол. – А еще я научился быть одиноким. Какие-нибудь мертвецы, жившие в другой точке земного шара пять веков назад, были для тебя живее всех живых, а я тебя не интересовал. Когда я понял это, я отстал от тебя, и с тех пор прошло уже двадцать лет.
– Но ты же сам потом уехал, – воскликнул профессор. – Именно в тот момент, когда с тобой стало о чем поговорить!
– Что ты такое говоришь, – Инди устало откинулся в кресле.
– И хватит об этом, – вздохнул отец. – Сейчас я здесь, рядом с тобой. Хочешь выговориться? Я тебя слушаю.
– Ну... Я ведь...– Инди запнулся и опустил глаза под пристальным взглядом отца. – Нет, уже и не знаю, – и он счастливо рассмеялся, потому что на душе вдруг стало легче.
– Ну вот, видишь? Что ты как маленький? У нас дел невпроворот, – профессор придвинулся поближе к столу и раскрыл дневник. – Вот, смотри. В Александретте нам предстоит пройти три испытания. Испытание первое: «Дыхание Бога – этот путь может пройти только смиренный».
Инди склонился над тетрадью. Под цитатой, которую прочел отец, была изображена Чаша Грааля, а разбегавшиеся от нее лучи означали исходившее от нее сияние. Рядом с рисунком была подпись: «Чаша плотника».
– Испытание второе, – продолжил профессор. – «Слово Божие. Следуй по стопам Его...». И третье: «Тропою Бога. Докажи, кто ты есть, выпрыгнув из пасти льва».
– «...докажи, кто ты есть, выпрыгнув из пасти льва», – заворожено повторил Инди. – Что это значит?
– Понятия не имею, – хмыкнул профессор. – Да ладно тебе, – и он задорно ткнул Инди кулаком в грудь. – Ты да я, да мы с тобой все тайны раскроем!
Инди улыбнулся. И вдруг – что такое? Он увидел, как тени от бокалов медленно перемещаются по кругу, словно само солнце начало обратный ход по небу.
– Они разворачиваются и снова берут курс на Германию, – хмуро сказал Инди.
Цепеллин, совершив разворот, поплыл обратно в сторону гор. Но и наши герои не теряли времени даром. Они спустились в самое брюхо дирижабля, где находился металлический каркас этого летающего судна. Чтобы отцу было полегче, Инди взял у него портфель с зонтиком. Пистолет он держал наготове, хотя не дай бог воспользоваться им внутри воздушного шара, накачанного гелием! Они спустились на нижние мостки, каждый их шаг отдавался металлическим эхом.
– Быстро же они сообразили, что бортовая рация сломана, – пробормотал Инди. крепко цепляясь за вертикальные поручни. Внизу под ними был люк, через который можно было подобраться к биплану.
– Отец, спускайся, только очень осторожно! – крикнул Инди и раскрыл люк: в лицо ударил пронзительный ветер, едва не сбив с ног.
Когда они забрались в кабину подвешенного к шару биплана, Инди занял место у штурвала, а профессор – сзади, место пулеметчика.
– Надо же а я и не знал, что ты умеешь летать на самолетах, – Генри-старший одобрительно похлопал сына по плечу.
– Летать умею, – перекрикивая ветер, ответил Инди. – Вот только не умею приземляться!
Инди завел мотор и включил отстыковочный механизм: биплан отделился от дирижабля, полет начался. Инди примерно представлял, где они находятся: где-то над Турцией, близ побережья Средиземного моря. Выровняв штурвал, Инди оглянулся на отца: тот восторженно смотрел вниз, вдыхая воздух свободы, наслаждаясь высотой. Что ж, какой бы стервой ни была Эльза, но именно она разглядела отца, назвав его мальчишкой. Словно подтверждая мысли сына, профессор вскинул два больших пальца: «Во! Класс!»
Но упоение полетом длилось недолго. Небо вспорол двойной подвывающий звук – сзади пристроились два немецких истребителя. Описав вокруг биплана головокружительную петлю, один из истребителей открыл по Джонсам пулеметный огонь. На такой высоте биплан, конечно, сильно уступал самолетам в скорости и маневренности, поэтому Инди сбавил высоту, крикнув:
– Отец, садись за пулемет!
– Ничего не поделаешь, придется и этому научиться.
– Одиннадцать ноль-ноль! – скомандовал Инди.
– Профессор полез за нагрудными часами.
– Причем тут одиннадцать часов?
Вот горе-пулеметчик!
– Смотри! – крикнул Инди, вытянув прямо перед собой руку. – Вот так – двенадцать ноль-ноль, левее – одиннадцать и так далее! Стреляй!
Профессор развернул пулемет влево и выпустил очередь по истребителю, потом еще и еще. При стрельбе пулемет подпрыгивал как норовистая лошадь, профессор еле его удерживал. Истребитель с воем носился вокруг, выпуская очереди, но каждый раз, чтобы прицелиться, ему приходилось делать большой заход. Малая маневренность и низкая скорость биплана оказались большим плюсом. То есть, если лететь еще ниже, прижимаясь к лесу и холмам, это сделает биплан практически недосягаемым. Инди снизил машину, а профессор уже стрелял как заправский пулеметчик. Но в какой-то момент пулемет развернуло, профессор не успел отпустить спусковой крючок и прострелил заднюю часть биплана. Самолет стал быстро терять скорость.
– Отец, в нас попали? – крикнул, не оборачиваясь Инди.
– В какой-то степени, – смущенно ответил профессор. – Сын, прости, это я виноват.
Инди обернулся и увидел, что часть хвоста самолета отвалилась. Мотор начал захлебываться, биплан входил в пике.