Под звон столовых приборов и стук тарелок, беседа пошла куда живее. Раки лишились своих красных от варки панцирей, а пассе, то бишь вино Совильон оказалось вполне себе ничего, даже привкуса алкогольного особо не ощущалось, так что и притворяться не пришлось.
Баронесса Густа все распалялась на тему асакского воспитания, шутила на тему того, что таким темпом, скоро видно девицы будут землю копать, в поле пахать и коров доить, а мужики, вместо тяжелого земного труда, ради которого и созданы, станут сидеть в высоких кабинетах, да обсуждать политику и науки, затянутые в узкие женские брюки. А рожать и вовсе не ясно кто будет. Так как от труда ручного женский организм надорвется, а мужской и вовсе к этому не приспособлен. Такое безумное общество вызвало у нас всех лишь смех.
— Не выйдет, голубушка моя — улыбался баронессе Милон Лизаветыч — Да ты представь совет княжеский, целиком из мужчин состоящий? В первый же день перекричат друг друга, да передерутся, а со второго все заново начнется. Мужская натура требует постоянного выхода силы и энергии. А какой там выход, в тех высоких кабинетах?
— Изящество ума более свойственно женщине — внес свою лепту Инвар — А прямота — мужчине. Глупо менять. Это как забивать колбой гвозди.
— Ты бы такое лучше на балах и выездах, при девушках говорил — Смеялась баронесса — А то двадцать четвертый год пошел, а все в мальчуках ходит.
В конце, когда мы уже заканчивали десерт, беседа вновь свернула на случившееся с Фогелем, и разгоряченная вином баронесса, поманила меня, так, что мне пришлось подняться и подойти к ней, миновав острые колени Инвара и его пристальный взгляд. Баронесса произнесла вполголоса
— Я даже и рада, что такое случилось с Фогелем.
— Отчего же? — изумилась я.
— Да я уж дурным делом подумала, что и второй мой сын девушками не интересуется. Только пыльными книжками своими. Конечно вряд ли из его наивной любови что-то выйдет, Ирма все ж княжна, а мы так, барончики простые, из народа. И кобыле ясно, что она сына моего всерьез не ставит…
— Но я очень, на ваше слово ратую, что вы за нее замолвили, госпожа Ариана.
— Я вам клятву даю, ничего моя сестрица с Фогелем не сделает и чести его не помешает — Порозовевшая от легкого вина, я, щедро рассыпалась обещаниями за своих родственников. Хотя, ежели быть честной, прекрасно знала, что мое слово — это не материно, и для Ирмы значения не имеет. Так что оставалось надеяться на здравомыслие сестрицы и на возврат баронета до наступления темноты.
— Не дело юноше зарываться в книгах, и девушек сторонится. — продолжила размышлять вслух баронесса — Вон, Инвар, поглядите, с детства в своих книжках сидит, всем кто ему предложения делал, отказывал. Та ему чересчур высока (то же мне недостаток!), другая не образована и не знает наук, третья поверхностна, и видит в мужчине лишь внешность. Это между прочим о вас, дорогая. — Вот так неожиданность! Я то считала, что Инвар и вовсе не замечает меня, как впрочем и всех других живых людей вокруг. А тут такие отзывы!
— Опять на меня наговариваете, матушка — Выдохнул Инвар без намека на какую либо эмоцию на сей счет, просто закрыл книгу, и встал, намереваясь уходить.
— Я вам предложений не делала, но разве проявила к вам когда-либо поверхностность? — Улыбнулась я Инвару, и тот отвел взгляд, коротко, неопределенно кивая на мои слова — Прошу прощения, иногда, я бываю необдуманно эмоционален. — И он вышел, рваными резкими шагами. А мы все, оставшиеся в беседке вновь рассмеялись. Инвару не были свойственны мужские чувства. Да вообще любые человеческие эмоции. Возможно потому он и был до сих пор один.
— Ну Инвар то вопрос решенный, я его в военные отдам. Уже давно определилась. Может война, армейская подготовка, постоянные трудности и слепят из него что то более на мужчину похожее. Тем более женить его, я уже отчаялась. Хотела начать обмундирование собирать, так вон Люка, сорванец!
— Да, маменька? — сияюще улыбнулся очаровательный Люка, и ему невозможно было не ответить тем же.
— На ногу твою, болезную, говорю, все мундирские брата ушли! И надо ж было так не вовремя!
— Ну уж извините, матушка, что голова вашего сына оказалась крепче его ноги. — Пошутил Люка, зная, что под сопровождение обезоруживающей улыбки, ему сойдет любая дерзость.
— Вот расскажи-ка милостивой сударыне Ариане, зачем ты на коня полез! — я посмотрела на парня вопросительно. Эта часть истории, тоже меня интересовала весьма.
— Хотел Фогеля вернуть. — Вздохнул Люка раздосадованно. — Увидел что он собирается, уже заполночь время было. Да и понял сразу, что к княжне вернутся решил, слово маменькино порушив. — ответил Люка мне. Баронессе и остальным присутствующим, эта история явно уже была известна, и смотрели они на парня кто как. Олиса — осуждающе. Отец — с пониманием. — Я вида не подал, что проснулся, а после за ним до самой конюшни и проследил. Долго ждал пока он с конем управится, думал успею поговорить с ним, слова подбирал, а он из ворот мимо меня, выгнал пулей, так что воздух только просвистал. На двоих своих я его не догнал бы. Так что сам за конем и вернулся.
— Чего ж сестру не разбудил, окаянный, а сам на лошадь полез?! — возмутилась громко баронесса.
— Дык мужчина я. К раздумьям долгим не предрасположен. Сами же так говорите постоянно, маменька — Хитро улыбнулся Люка. Вот наглец! Баронесса даже вымолвить ничего не смогла на такую дерзость, лишь набрав воздуха в грудь, явно для гневной тирады, выпустила его шумно носом, точно лернийская гидра пламя. Видать решила не выговаривать при мне. Но пальцем предостерегающе покачала.
— И что же после случилось? — спросила заинтригованная я.
— С лошади упал он и даром что лицо не расквасил, итак не лучшее, а просто ногу подвернул. — закончила за сына баронесса — И конь в яму приболотную свалился, вчетвером вытаскивали. Бриссы между прочим конь, скажи спасибо что я в светлице тебя заперла пока она не остыла.
Люка поднялся с кресла, стараясь не ступать на перевязанную ногу, и начал говорить очень хитро и проникновенно
— Не вы ли маменька восхищались мужеством и отважностью Левицкого сегодня? Что ради сохранения добрых отношений, к нам засветло приехал, а потом, между прочим за Бриссой на коне ускакал!
— Ну вы посмотрите-ка на него! — с долей восхищения в голосе произнесла баронесса- Ты ему слово, а он тебе два! Олеська, позови из слуг мужика покрепче, пусть поможет ему вернутся в дом. А то по дороге он и вторую ногу в какой нибудь канаве переломает.
— Да я и сам дойду! — Резво поскакал на одной ноге Люка, но был изловлен отцом.
— Я помогу — пробасил тот, и оба вышли.
— Ну вот теперь остались мы без лишних ушей, и можем обсудить наши женские дела — Я села обратно за стол, слуги убирали приборы, Олиса принесла свежую скатерть, и положила ее рядом с моим локтем. Под взглядом баронессы я тут же ощутила себя кроликом под прицелом охотничьего ружья. Оправдывать Ирму? Или продолжить делать вид, будто все в порядке? Баронесса, будучи женщиной мудрой, сразу разгадала мое смятение.
— Не вешайте на себя больше положенного, дитя — Сказала она успокоительно, раскуривая длинную трубку с завитым мундштуком. — Знаю я, что нет у вас воли и права решать за сестру. Будем надеятся, что Фогель, сын мой пропащий, до темноты вернется. Но если нет, и ночь, остолоп, проведет в компании девицы, жду я от вас лишь слова замолвленного за их нечаянный брак перед княгиней, матушкой вашей. Чует сердце мое, вскоре не станет Верги Левицкой, и ваша матушка, как глава станет решать судьбу и Ирмы и Фогеля.
— Отчего же мысли такие? — удивилась я. Тетка Верга составляла о себе впечатление, как о удивительно крепкой особе. Страдала она лишь сенной лихорадкой, это у нас наследственное, а в ином же это была удивительной физической стойкости женщина. Даже после войны с асаками, ломаная — переломаная, никогда и ни на что не жаловалась, и я ни разу не слыхала, чтобы она болела. И тут мне вспомнились слова дядьки — «…а это ее и вовсе убьет…»
— Я лишь передаю слова вашего дяди. Удивлена, что вы этого не знали.
— Даю слово. Я переговорю с матушкой и всё устрою. — баронесса по доброму улыбнулась мне
— я знала, что могу рассчитывать на вас, дитя. Идите в дом, тут становится холодно.
— Простите, баронесса. Я понимаю, вам сейчас не до того, но я хотела бы — подойдя к женщине вплотную я шепнула ей на ухо, чтобы никто точно не услышал этот семейный секрет. — заглянуть в инфотеку.
— Ариана, я с радостью провела бы вас туда, никто кроме вашей матушки не может ее открыть. — Баронесса внимательно на меня посмотрела — что вы планируете искать в инфотеке?
— Это…личное — отвела взгляд я — никак не касается наших семей.
— Хорошо. В любом случае, вам потребуется ключ — печатка. Просите ее у матушки. Но ежели хотите знать моего мнения — скорее небо поменяется с землёй, чем княгиня Левицкая расстанется с печаткой.
— Я понимаю — обречённо вздохнула я. Кто же знал что матушка так сильно защищает свом секреты? Даже у близкой подруги ее не было ключа, как я надеялась. Что ж. Видимо чтобы узнать личность Астора, придется ехать в столицу и копаться в библиотеке. Чего мне бы очень не хотелось
Тихие шаги у беседки… некто украдкой подслушивал нас. И отнюдь не камердинес
Олиса стояла под тенью чугунных виноградных завитков, что украшали собою потолок беседки. Летом эти рукотворные стебли овивали настоящие, и сочную, согретую солнцем, виноградную кисть можно было сорвать прямо тут, попросту протянув руку
— Хорошо, я пойду в дом — нарочно громко произнесла я, и тут же вышла с противоположной стороны, чем ожидал подслушивающий. В наступающей темноте сразу бросился в глаза его белоснежный сюртук. Я едва не столкнулась с Инваром, это был именно он.