Часть 11. Рамки пространства

Твёрдо на ногах стоит тот, у кого под ногами - трупы врагов.

Орден

...Стемнело, и ветер принёс холодный запах моря - не аромат цветов. Дрожащими руками Маша отряхивала подол платья. В сумраке разрушенной тронной залы не было видно пыли на белом шёлке, не было видно кровоподтеков на её руках, даже шрамы спрятались в спутанных волосах - не рыжих. Но она должна была чем-то заняться перед тем, как пойти убивать. Отряхнуть подол платья.

- Вот и всё, - произнесла Маша, хоть среди рухнувших колонн её не услышал даже призрак Руаны. Ведь не было никакого призрака.

- Вот и всё, - эхом ей вздохнул ветер.

Она стёрла со щёк слёзы, пошла вверх по крошащимся, пыльным ступеням... и проснулась.

Глава 31. Крещёная злом

К полудню весь Нью-Питер завалило снегом. Серое небо нависло низко-низко над городом, а тёмные изваяния деревьев протягивали к нему свои ветви. Всю ночь её мучили кошмары. Из подсознания выскакивали странные образы, переплетающие воедино быль и выдумку, и проснулась Маша совершенно разбитой. Она некоторое время лежала не шевелясь, прислушиваясь к тихой музыке за стеной.

Маша поднялась и, накинув халат, пошла в соседнюю комнату.

- Доброе утро.

Сабрина, которая ленилась спуститься в ресторан, пила чай, сидя в кресле. Она с улыбкой посмотрела на Машу, затем указала глазами на часы. Да, если это и можно было назвать утром, то разве что на другой стороне земного шара.

- Мария, - не выдержала она, - ты во сколько вчера явилась домой?

- Э-э-э, - несмело протянула та, - в двенадцать.

- Уверена? - Сабрина старательно состроила из себя строгую директрису института благородных девиц.

- Я ловила преступников, - Маша налила себе в чашку крепкого, пахнущего корицей и ромашкой, чая и опустилась на стул рядом с подругой. - А не то, что ты подумала.

- Ну и как, много вы с Луксором наловили? - девушка опустила голову на подставленную ладонь и внимательно посмотрела на Машу.

- Замечательно, - покачала головой та, - хорошо же ты про меня думаешь.

Она тяжело вздохнула и подвинула к себе вазочку с малиновым вареньем.

- Маша, ты человек-сюрприз. С тобой никогда не скучно. Ну, рассказывай, - кивнула Сабрина, - о чём ты хотела со мной поговорить.

Она потянулась к пульту дистанционного управления и выключила музыку. В гостиничном номере на секунду стало так тихо, что остался только шёпот бьющегося о стекло снега, да и он скорее казался, чем был. Маша сделала глоток чая, потому что в горле вдруг пересохло. Захотелось открыть окно и вдохнуть морозного воздуха, но она понимала, что просто оттягивает тяжёлый разговор.

- Я императрица, - Маша уставилась в чашку, словно собиралась гадать на чаинках. Через минуту она решилась поднять глаза на Сабрину.

Та сидела в прежней позе, закинув ногу на ногу, и внимательно смотрела на Машу. Чашку она держала обеими руками, начисто игнорируя ручку.

- Как? - интонация, с которой подруга задала этот безобидный, в общем-то, вопрос, Маше не понравилось. В далёком студенчестве, когда Сабрина получила свою единственную четвёрку - по рукопашному бою, она точно так же посмотрела в глаза преподавательнице и спросила - как? - под согласное галдение однокурсников оценка была немедленно исправлена. А преподавательница публично созналась в предвзятом отношении.

- Просто, - Маша безрезультатно пыталась проглотить комок, вставший в горле, и ответить. - Просто я дочь Зорга. Я сама только недавно узнала. Я даже не думала, правда.

- Ты Орлана? - спросила Сабрина тем же мертвенным тоном. Как будто существовали ещё и другие императрицы.

На самом деле Сабрина четвёрки не заслужила. Она просто уронила преподавательницу на пол за секунду до того, как та сумела сориентироваться. Состроив презрительную мину и поправляя спортивный костюм, тренерша заявила, что Сабрина совершено не поняла тему занятия и абсолютно неправильно провела захват. В тот момент Маше показалось, её подруга готова провести захват ещё раз и вовсе не для того, чтобы исправить оценку.

- Ну выходит, что да, - под её взором Маше захотелось сознаться во всех смертных грехах, чтобы хоть как-то спасти душу. - Это что-то меняет?

Сабрина отвела глаза к окну и отпила чаю из чашки. На секунду Маше показалось, что она перестала существовать, Сабрина вела себя так, как будто осталась в комнате одна. Она, чашка чая и шорох снега, который вообще теперь казался шуткой разыгравшегося воображения.

Когда она поставила чашку на столик, Маша вздрогнула.

- Ты не виновата, - сказала Сабрина посторонним, не знакомым Маше голосом. Она поднялась и прошла по комнате. На Машу дунуло ветром, поднятым полой её шёлкового халата. - Ты сама ничего не знала.

Она вдруг рассмеялась.

- Легенда, - Сабрина тряхнула головой, и улыбка медленно сползла с её лица. - Нельзя шутить с судьбой, иначе она сама... пошутит.

Она остановилась, глядя в окно, и сузила глаза так, словно старалась что-то рассмотреть в снежной круговерти. Маша подошла к ней сзади и осторожно положила руки на плечи.

- Да уж, на шутки в последнее время я насмотрелась достаточно...

Сабрина смотрела мимо неё. Она ничего не ответила, и Маше захотелось потормошить её, вывести из оцепенения.

- Мне нужно в Центр, - сказала вместо этого. - Посоветоваться с Галактусом. Возможно, придётся связаться с отцом. Орден может меня найти.

Она отступила на шаг назад, всё ещё надеясь получить ответ, потом развернулась и ушла в соседнюю комнату, переодеваться. Когда Маша вернулась, уже в рубашке и джинсах, Сабрина стояла в той же позе, разве что голову она повернула к окну. В просвете между серыми тучами горело жёлтое солнце.

- Я скоро, - пообещала Маша, хватая с вешалки свою куртку, и выскочила из номера, едва удерживаясь от того, чтобы не вернуться и не потребовать объяснений. Холод пробирал её до кончиков пальцев, и Маша не могла отогреть руки даже в карманах тёплой куртки.

На улице бушевал ветер. Он стряхивал снег с пушистых от него деревьев, взвивал его под самое небо и швырял в лица прохожим. Он торжествовал, это ветер, он праздновал победу над укутанными в шарфы людишками, которым приходилось прикладывать немало усилий, чтобы только не столкнуться друг с другом на узких вычищенных тротуарах.

Бесконечным потоком неслись машины, и, стоя на остановке, Маша грела нос пушистой перчаткой. Тяжело тронулся троллейбус, забрав из-под стеклянного навеса стайку студенток. Подъехал автобус, он с минуту остужал салон, распахнув все три двери, потом отчаялся погибнуть от холода и уехал дальше. Маша проводила автобус взглядом и пошла к гостинице. Потом она побежала.

Маша наглоталась ледяного воздуха, в подземном переходе едва не сшибла девушку на высоких каблуках. Бедняга и так еле держалась на ногах, но извиняться не было времени. Когда Маша судорожно давила на кнопку лифта, она почувствовала, как начинает ломить в затылке.

Дверной замок долго заедал, и в раздражении Маша пнула дверь. После этого ключ, наконец, повернулся.

Сабрина сидела на полу, спиной к двери. Длинные чёрные волосы рассыпались по спине, по опущенным плечам. Маша захлопнула дверь, и Сабрина обернулась. В руках она держала свою катану, тускло блестела в искусственном свете сталь. А по полу были разбросаны вещи, как будто она собиралась в дальнюю дорогу, но вдруг передумала брать с собой багаж.

- Почему ты вернулась? - чужой, отрешённый голос Сабрины заставил Машу замереть на месте.

- Ты собираешься уходить? - вместо ответа на вопрос Маша вдруг закричала. - Ты опять собираешься уходить? Замечательно, давай. Ордена боишься или Руану? Я никуда не пойду, ни в какой Центр. Вот сяду тут и буду сидеть. Уходи, раз так хочешь. У меня на глазах. Третьего раза не будет.

В подтверждении своих слов Маша рухнула в ближнее кресло и закинула ногу на ногу, нервно ею покачала.

- Второго, - тихо откликнулась Сабрина, и Маша даже не сразу поняла, что это - её голос, а не шорох снега о стекло. Проклятый шорох снега о проклятое стекло. - Второго, Маша. Лучше уходи.

Молчание, в котором Маша нервно качала ногой, показалось неестественным. Жутким. Как будто им обеим представилось, что они вдвоём в комнате. Наваждение. Сабрины тут нет, только снег скребётся в стекло. Маши тут нет. Только блестит лезвие катаны в свете жёлтого солнца.

- Неприятно разговаривать глаза в глаза? - вышла из себя Маша. - Ты ушла в тот раз молча. Хоть бы дверью хлопнула, чтобы я знала, в чём провинилась. Ну теперь-то я знаю - мне угораздило не так родиться. А тогда что было? Скажи. Мне ведь интересно.

Сабрина не обернулась к ней, продолжила смотреть прямо перед собой, и забрёдший в комнату луч света сверкал на лезвии катаны.

- Скажи! - Маша дёрнулась к ней. - Что тебе, сложно? Всё равно уходишь. Терять больше нечего, как будто. Я ведь ничего про тебя не знаю. Кто, например, твои родители? Или "прости, я не могу сейчас"?

- Зачем ты так, Маша...

- Но я же действительно ничего о тебе не знаю! Совершенно ничего, - она надавила пальцами на виски, надеясь прекратить головную боль. - Мне сейчас удерживать тебя? А кто мы друг другу, чтобы я тебя удерживала?

Она прошла комнату наискосок - мимо Сабрины - чтобы налить в чашку воды, потом долго рылась в сумочке, пытаясь отыскать таблетки среди ключей, резинок для волос и записных книжек.

- Таблетки как сквозь землю того... - вздохнула Маша и устало опустилась в кресло.

- Я наёмная убийца, - Сабрина коснулась пальцем лезвия, словно лепестков нежного цветка.

Она грохнула чашку с водой на столик, расплескав половину.

- Не смешно! - рыкнула она.

Сабрина как будто и не слушала её. Захлёбываясь собственным шёпотом и в религиозном трансе сжимая рукоять катаны, она продолжила.

- Я должна тебя убить. Ещё пять лет назад я всё знала и вынуждена была уйти только потому, что помогала Ордену тебя искать. Тогда я всё ещё не знала, что всё так сложится, что это окажешься именно ты. Я всё ещё надеялась, что нет. Что не ты.

Маша застыла, сжимая руками подлокотники кресла. Она испугалась: похолодели кончики пальцев и судорожно сжались мышцы. Она почувствовала, что ещё немного - и задохнётся. Не из-за слов Сабрины.

А из-за её побелевшего лица, из-за её полуприкрытых глаз и дрожащих век, из-за пальцев, нервно пляшущих по металлическому лепестку. Маша не испугалась предсказанной смерти, потому что, глядя на дрожащие пальцы подруги, понимала - этого не будет.

- Сабрина, - она сползла с кресла на ковёр, на колени, - ты что собралась делать, ненормальная? Ты же не сбегать собралась. То есть нет, я не то имела ввиду, когда говорила "уходишь". Ты брось это... что за бредовая идея.

Сабрина обернулась к ней - наконец-то - и даже не сбросила Машину руку со своего плеча.

- Уходи, тебе лучше не видеть, - сказала она, и до побеления закусила губу.

- Нет, я не уйду, - Маша уже чувствовала, что ей не хватает воздуха, только пальцы скользнули по горлу, как будто пытались убрать невидимые путы. - Я не дам тебе ничего сделать. Поняла, да? Будем сидеть тут, пока ты не передумаешь.

Неудобно подвёрнутые ноги затекали, но упрямая Маша не двигалась. Даже не потрудилась принять более удобную позу.

- Ты держишь меня среди живых, даже зная, что я должна тебя убить, - бесцветно отозвалась Сабрина. Её пальцы скользнули по кромке катаны, и на сверкающее лезвие упала капля крови. Потом ещё одна...

- Что за ерунду ты городишь, - никогда Маша не замечала за собой кровобоязни, а тут едва не грохнулась в обморок - так закружилась голова. Она обнаружила, что до сих пор сжимает в руке резинку для волос - любимую и с большим стразом - и разжала пальцы. Страз неуклюже, боком упал на ковёр, и принялся блестеть всеми своими гранями на заблудившемся солнечном луче.

- Ты просто не хочешь верить, - заключила Сабрина.

- Да невозможно верить в такую глупость. Ты бы хотела меня убить - давно бы уже убила. Да у меня следовательская логика умирает на полдороге в страшных муках! - она сглотнула и произнесла внезапно севшим голосом: - Я знаю, ты ведь умеешь убивать. И что после сотой смерти ни одна не впечатляет, да?

Просто посидеть бы и подождать, что она ответит, но на мягкий бежевый ковёр падают капли крови, а Сабрина смотрит прямо перед собой, замерев в каком-то своём промежутке времени.

- Нет, - отозвалась, наконец, Сабрина. - Я ошиблась. Это я всю жизнь ошибалась. А Вселенский разум любит смеяться над теми, кто в него не верит, так, Маша?

- Так говорю я, а ты всё время отвечаешь что-то про смерть. Ты же не веришь во Вселенский разум.

- Не верила. Теперь я, кажется, верю... - она качнулась вперёд и уронила голову. Распущенные чёрные волосы скрыли от Маши её лицо.

Она вспомнила, как любила прикасаться к её волосам, а Сабрина благосклонно позволяла ей это прикосновение, а потом качала головой, и это означало - ну хватит уже. "Ну хватит, я устала от того, что ты съедаешь всё печенье из вазочки и сидишь целый день за компьютером, потом бродишь по ночам, а теперь доела печенье, оторвалась от Интернета и пришла, чтобы схватиться за меня. Оставь, я давно уже сплю и не верю в твой Вселенский разум. В него верят только те, кто не верит в себя".

- Кто же кроме него мог так... пошутить? - чуть хрипло рассмеялась Сабрина. - Вся моя жизнь, всё то, что я умею - для того, чтобы убить императрицу. И теперь выходит, я не могу её убить?

- Обманем Ордена, - тихо предложила Маша. - Всё будет хорошо.

- Ты не понимаешь! - Сабрина обернулась к ней, и её волосы описали полукружье в воздухе, едва задев лицо Маши, пощекотав по губам. - Отбросить то, к чему я шла всю жизнь? Оставить? Проще умереть.

- Я просто не всё рассказала тебе. Понимаешь, у меня совсем нет магии, - Маша уставилась в пол, упёрлась руками в колени, а ноги уже кололо мелкими иголочками. Только не шевельнуться, только бы не сбиться, иначе Сабрина не поймёт. - Это странно, да, я знаю. Я сейчас сижу перед тобой, и ты можешь меня убить, очень просто. Ты знаешь, что я даже сопротивляться не буду. Но почему-то ты меня не убиваешь.

- Я не знаю, что мне дороже, - отбросив с лица чёрные пряди, Сабрина обернулась к ней. На лице наёмной убийцы вели свои дорожки слёзы.

- Это замечательно... - Маша с трудом сглотнула. - Хорошо, что ты задумалась. Обидно было бы, если нет. Ты обещала не бросать меня.

- Я клялась убить императрицу.

- И что ты хочешь от меня услышать?

Сабрина молчала, отвернувшись к стене, и Маша не видела её лица.

- Уже ничего.

В воцарившейся тишине Маша чувствовала, что начинает дрожать: страх возникал в горле, не давал сглотнуть, не давал сделать голос не таким напряжённым.

- Я не понимаю тебя! - она сорвалась на крик, взмахнула руками. Жаль, что Сабрина не видела этого беспомощного жеста, она бы оценила. Она сидела на полу, скрестив ноги, и смотрела в стену.

- Не понимай. Видишь, какая я плохая. Уходи.

- Сабрина! Почему ты на меня не смотришь?

Она не обернулась.

- Уходи.

- Сабрина! - закричала Маша в отчаянии.

- Уходи.

Сабрина обернулась к ней, и Маша увидела, как по её лицу бегут чёрные от туши слёзы. Маша дёрнулась к ней, упала на колени.

- Ты чего, а? Ты плачешь?

Сабрина резко мотнула головой.

- Спрашиваешь. Ты, выходит, ничего не поняла.

Сабрина опустила голову, и волна чёрных волос скрыла от Маши её лицо.


Она забыла, снилось ей это или слышалось на самом деле. Сначала закипел чайник, и, совершенно не чувствуя вкуса корицы и яблок, Маша глотала кипяток. За окном лепил снег, и город с высоты пятнадцатого этажа казался белым полем, который исполосовывали чёрные вены дорог. Пару раз мимо двери кабинета кто-то прошёл, послышался голос Антонио, он спрашивал, не видел ли кто её, Машу.

Маша порадовалась, что заперла дверь. Даже тактичного Антонио с его вечно закатанными до локтя рукавами свитера видеть не хотелось. Сейчас она приведёт в порядок трясущиеся руки и пойдёт к Галактусу. Лучше никого не встретить по дороге. Ещё лучше - проигнорировать Ровану. Будто стенку.

Предел мечтаний - из кабинета Галактуса выйти сразу в мир магов. Возможно же такое. Но сначала придётся говорить. Доказывать, убеждать. Не заплакать. Или наоборот - заплакать.

Пальцы не согревались о горячую кружку. На мгновение Маша попыталась представить, что всё хорошо, что ночь и мир магов. Что Зорг, она и Луксор - и все в безопасности. И не нужно больше бояться за их жизни, не нужно бросаться на остриё ножа, на дуло пистолета, чтобы защитить.

Интересно, если представлять это всё время, Вселенский разум услышит её?

По коридору простучали каблуки, они затихли невдалеке, потом прорезался голос Рованы:

- К нему нельзя. Богдан Сергеевич оповещён о срочной встрече с императором. Что-то важное. Нет, не знаю, - она вздохнула и заговорщицки добавила, - он даже меня оттуда выставил.

Маша напряглась. Действительно важно и срочно - это пугало, но то, что император скоро будет здесь, заставило её с облегчением выдохнуть. Неужели из-за неё, неужели правда из-за неё? Он же обещал вернуться...

Идиллистическая картинка, что сложилась в Машином воображении за секунду, ей понравилась: Орден разоблачён и кается, суеверия о Руане отправлены в архив за ненадобностью, Центр празднует победу над "Белым ветром", всем хорошо, все улыбаются и пожимают друг другу руки, а недобитые террористы лезут в брошенные тоннели подземки, бессильно потрясая оттуда кулаками. Маша схватилась за телефон и уже набрала было номер Луксора, как тут передумала и опустила мобильный на стол.

Замечательная вышла картина, только сейчас Галактус должен был позвонить ей и строгим голосом, за которым изо всех сил прячется улыбка, приказать срочно ехать в Центр, бежать к нему. Он не звонил, не просил об этом Ровану, безбожно называя её Ренатой.

И в Центре стояла странная, обморочная тишина. Рована не торопилась обратно в свой кабинет.

Маша нашла на рукаве белой водолазки торчащую ниточку и дёрнула за неё, собираясь оторвать. Но ниточка не отрывалась, а тащила за собой хвост, стягивала оторочку рукава в жгут. Маша откусила нитку и подошла к двери, осторожно приоткрыла её.

Возле дверей своей приёмной стоял Галактус, он что-то говорил, быстро, отрывисто. За его словами совсем-совсем не пряталась улыбка. Напротив него - двое новых боевиков, оба в форме. Маша даже не знала их имён. Секунда, и они ушли к той самой специальной зале, в которой ставили портал.

Маша пошла за ними. Она решила, что имеет право знать. Должно быть, она слишком сильно хлопнула дверью у себя за спиной, только на плечо ей легла рука, и сразу же остановила.

- Тебе не нужно туда.

Ну конечно, Антонио. Тень правосудия за правым плечом и ангел с завязанными глазами. Знойный испанский следователь.

- Слушай, я должна там быть, - Маша сама не ожидала, что вот так легко и просто накатит ярость, застелет глаза горькой дымкой, и она будет готова ударить его по руке, лишь бы идти дальше. Нет, бежать. Потому что дыхание страха уже леденит кончики пальцев.

- Нет, Маша, нельзя. Идём со мной, я расскажу.

- Я не хочу рассказов, ты ничего не знаешь, - она всё-таки закричала.

- Я всё знаю. Это не он, - Антонио говорил тихо, как будто даже после её крика пытался скрыть их разговор от посторонних ушей.

Маша замолчала и прислушалась. Нет, в небесах не поползла трещина, и свист, с которым мир летел в пропасть, тоже не был слышен.

- Пойдём, - он чуть коснулся её локтя, и тут Маша заметила, что рукава свитера Антонио опущены по самые запястья. Тогда она уже знала, что пойдёт за ним. Куда угодно. Только бы не знать, что произошло на самом деле.

Он тоже запер дверь кабинета - как и Маша, а она удивилась мимоходом: обычно через распахнутую дверь всегда можно было полюбоваться на хозяина, который удобно устроился, закинул ноги на любимый стол. Она почувствовала запах крови - совсем свежий. Потом вкус крови у себя на губах.

А потом прямо перед собой она увидела портал: фиолетовый цветок, распустившийся среди мрамора и пластика. Увидела затылок Галактуса, и двоих боевиков, заложивших руки за спину. Она хотела коснуться одного из них, чтобы ощутить ёжик волос под рукой, но не смогла дотянуться, неведомой силой её волокло вверх, под потолок.

Они вышли их портала быстро, как из распахнувшейся двери, и тот, что стоял теперь впереди, ничего не боялся. Чёрная шёлковая рубашка, чёрная мантия, чёрные брюки, сапоги до колен и изумрудный скорпион, скалывающий мантию. Улыбка на лице: я самый могущественный маг в обоих мирах, но это далеко не единственное моё достоинство.

- Я - новый император, - сказал Орден, и два мага за его спиной - в алых мантиях - даже не подумали спрятать мечи из языков пламени. - Зорг... отрёкся от престола. Я собираюсь слегка изменить политику отношений с вашим миром.

- Подтверждение отречения Зорга? - лица Галактуса Маша видеть не могла, только слышала, что голос его звучал глухо, как шум дождя в водосточных трубах.

Орден усмехнулся: все человеческие существа - идиоты, внимайте моё милосердие, идиоты. Он протянул Галактусу свёрнутую в трубку грамоту, которую до сих пор держал в руках. Маша дёрнулась ближе, и вздрогнула, узнавая почерк отца с каждой новой строчкой. Возле подписи ягодами рябины алели капельки крови. Одна упала прямо на размашистую подпись императора, растворив в себе ножку руны.

Маша протянула руку к грамоте и вдруг поняла, что не видит своей руки, а Галактус словно специально повернулся к окну, рассматривая бумагу на свет. Орден отчётливо хмыкнул, но дал маршалу убедиться - грамота подлинная, а не склёпанная наспех из старых писем и новых заклинаний.

И тогда Машу захлестнуло отчаяние, холодными пальцами прошлась по позвоночнику смерть. Она понимала, что просто так, за здорово живёшь, Зорг не отречётся от престола. Он же обещал вернуться. Он обещал вернуться и забрать её!

Она опоздала. И он не вернётся.

- Подонок! Мерзавец! Ты убил его! - Маша поняла, что не слышит своего голоса, но продолжала кричать, надрывая связки, теряя контроль. Её не смущало, что никто из шестерых не обращает на неё внимания, как будто докричаться она пыталась до героев фильма, а те продолжали свои экранные дела - как же им реагировать на вопящую зрительницу?

Она зарыдала. Галактус что-то говорил, и новый император усмехался - в своей привычной манере - и блестел изумрудный скорпион, скалывающий мантию. Маша поняла, что убьёт Ордена. Прямо сейчас. И наплевать, что будет потом: доказывать, мучиться совестью. И наплевать, что он во много раз сильнее.

Лицо Ордена внезапно приблизилось, его ладонь коснулась её щеки.

- Маша!

Задыхаясь, она шарахнулась назад, приложилась затылком о стену и тут же прижалась к ней всей спиной, путаясь в покрывале.

- Тише, - он потянулся к ней и обнял за плечи. Маша не могла сопротивляться. Она почувствовала знакомые прикосновения и знакомый запах - запах поздней осени, и поняла, что обнимает её совсем не Орден, а Луксор.

Дрожащими руками она вцепилась в его плечи и украдкой оглядела помещение, где находилась. Кабинет Антонио - вот и сам хозяин стоит чуть поодаль, со странным выражением на лице смотрит Маше прямо в глаза, а она даже не удосуживается их отвести.

Никакого портала, никаких Ордена, Галактуса, грамоты с размашистой подписью императора. Ничего. Просто кабинет Антонио, и на его столе накренилась стопка папок - вот-вот свалится. Рукава свитера Антонио спущены до самых запястий, а свитер знакомый - тёмно серый, чуть вытянутый. Разве могло случиться что-нибудь плохое, если рядом Луксор, а на Антонио тот же самый свитер, что и три года назад?

- Хорошо, - ни к кому не обращаясь, сказал Антонио. - "Скорую" вызывать не будем.

- Что случилось? - пропищала Маша, облизывая с губ солоноватые на вкус слёзы.

- Ты упала в обморок, - Луксор погладил её по волосам и притянул её голову к своему плечу. - Как ты себя чувствуешь?

Маша заёрзала на диванчике, на котором полулежала, накрытая пледом. Она подумала, что если успел приехать Луксор, то сколько же она пролежала в обмороке?

- Я нормально, - она выпуталась из пледа. - Мне нужно поговорить с Галактусом. Он где?

Маша подняла просительный взгляд на Антонио.

- Он сейчас занят, думаю, потом он сам всё расскажет тебе.

Почему у него на лице похоронное выражение?

- Пока мне известно только, что...

- У нас сменился император магов? - голос прозвучал хрипло. Ненужная ирония больно порезала слух.

- Да. Тебе уже успели доложить? Впрочем, ничего удивительного, - Антонио рухнул в своё вертящееся кресло, но ноги на стол не закинул. Пощёлкал языком. - Такие новости долго в тайне не удержишь. Сегодня...

- Галактус встречается с Орденом на тему отношений между мирами? - она прицепилась к Луксору так, словно её собирались сейчас же сбросить с пятнадцатого этажа.

- Догадливая, - кивнул Антонио. - Скоро узнаем, до чего договорились. Он обещал сообщить нам первым.

- Он хочет использовать мир людей как тюрьму для преступников из мира магов. Хочет сделать наш мир колонией мира магов, - проговорила Маша и не узнала свой голос. - Мы не сможем противостоять, потому что он уже начал мобилизацию армии.

- Ерунда какая, - суеверно отмахнулся Антонио, - навыдумывала уже.

Маша ничего не ответила, только снова уткнулась в плечо Луксора, голова слегка кружилась, и она украдкой стирала с лица слёзы. Крик всё ещё стоял в горле - иступлённый и страшный, кровавые слова и обещания рвались с языка.

Они молчали. Шуршал по окнам пушистый снег, и Луксор осторожно гладил её по волосам. Она опять натянула на плечи плед. Маша всё ещё надеялась, что всё не так. Что не было на грамоте, подтверждающей отречение императора Зорга, рябиновых ягод крови.

Пожалуйста, мобилизация, колония и всё, что угодно, лишь бы на грамоте об отречении не было тех капель крови, пожирающих одну ножку руны.


Совет, конечно, был уже в курсе всего. Такие новости невозможно долго сохранять в тайне. Вот они и сидели, вжавшись каждый в своё место, словно уходить из залы собирались только в обнимку с креслом. От взглядов верховных магов в воздухе скоро начали бы проскакивать искры.

Орден вошёл в зал советов и небрежно бросил на стол грамоту, а сам встал за креслом императора, сложив руки на его спинке, с удовлетворением отмечая, что место по правую руку императора пустует. Тем неожиданней удар. Они не знают всего.

Линкей бросил быстрый взгляд на грамоту - золотая корона в правом верхнем углу сверкала в лучах заползающего за горизонт солнца. Орден подумал, что это будет первый вечер абсолютной власти. Первый вечер, когда даже багряное солнце начнёт подчиняться только его воле.

- Император Зорг отрёкся от престола, - Орден усмехнулся. Интересно, насколько эти верховные маги окажутся умнее людей? - Можете убедиться.

Он кивнул на грамоту, но никто не посмел даже прикоснуться к ней. Демоны знают, почему. Возможно, они не совсем отошли от первого шока. Ишханди сидела по его левую руку, судорожно выпрямив спину. За всё это время она ни разу не взглянула на Ордена, ни разу не прикоснулась рукой к и без того идеальной причёске. Ни разу не постучала по столу идеальными коготками.

Ордену понравился её профиль на фоне заката. Было в лице этой магички что-то готическое - мрачное и торжественное, как и во всём их квартале, в древних традициях и заклинаниях, тщательно хранимых в том самом виде, в котором они были записаны древними магами на пожелтевшей от времени бумаге, на крошащихся от времени камнях.

Она решала что-то для себя, и Ордену страшно хотелось выяснить, что именно. Страшно хотелось заставить её сбиться с мыслей, запаниковать, принять неверное решение и потом всю жизнь жалеть об этом. Ордену страшно хотелось сломать её, потому что всех остальных он уже сломал.

Он обвёл взглядом присутствующих. Невозмутимым оставался только Идрис. Мальчишка, не скрываясь, разглядывал нового императора, как будто текст отречения собирался вычитать не на грамоте, а на рубашке Ордена, и нагло ухмылялся. Впрочем, что ему-то читать грамоты. Наверняка уже сбегал в прошлое и проверил, как всё было на самом деле. Ухмылка была показной, лишь бы не выдать истинных чувств - Орден понял это сразу, и растрачиваться попусту на мага времени не собирался.

То ли дело Эрвин. Истинное удовольствие наблюдать, как он не знает, куда деть руки: то прячет их на колени, то складывает перед собой на столе, но тут же начинает дёргать себя за рукава мантии и стряхивать с ажурной поверхности стола невидимые пылинки.

- Совет имеет право знать, по какой причине отрёкся прежний император, - голосом каменным и холодным, как шпили зданий в её квартале, произнесла Ишханди.

Орден одобрительно улыбнулся ей.

- Прежний император решил, что посвятит остаток своей жизни благородному делу - служению Вселенскому разуму, - чуть ли не благоговейно отозвался он. - Зорг уже отправился в храм, мне жаль, но он так торопился, что не успел даже попрощаться. Но он передавал нам всем наилучшие пожелания.

Конрад задумчиво шевелил усами, а Аграэль напротив него строил страшные рожи. Впрочем, приглядевшись, Орден понял, что демонолог вовсе не корчится, просто свет закатного солнца играет злые шутки с выражением его лица.

Идрис притянул к себе грамоту и разложил её на столе, едва ли не обнюхивая. Взгляд Ишханди мгновенно из отрешённого сделался цепким, она резко выбросила руку вперёд, проводя ею над грамотой. Бедный Идрис шарахнулся от неё, решив видимо, что магичка собирается размазать его по стене. Она распластала ладонь над гербованным листом, губы её дрогнули. Как бы ему хотелось, чтобы она сорвалась.

- Узурпатор.

- Что? - он бы сделал вид, что едва на расхохотался. Театральные действия начались. Сейчас он на славу повеселится.

- Императора заставили подписать это, - она бы отвела руку и посмотрела на Ордена снизу вверх - угрожающе и безысходно.

- Леди, давайте не будем портить всем настроение.

- Леди, давайте не будем портить всем настроение?

Ишханди посмотрела на него и улыбнулась уголком губ - всего на секунду мелькнул в её глазах могильный холод её магии. Она ничего не произнесла в ответ, но всё поняла.

- У императора Зорга нет наследников, - словно доказывая самому себе простую истину, проговорил Конрад. Ему никто не ответил.

Она сказала бы:

- У императора Зорга есть наследник, и значит, власть переходит к нему, - Ишханди сбросила бы с лица упавшую прядку волос. Плохо, очень плохо. Вспомнила бы, когда в последний раз из её идеальной причёски выбивалась прядка - когда она рыдала над телом мужа. Маги хаоса слишком привыкли к смерти, но эта женщина привыкнуть не смогла.

- У него нет наследников, - отрезал бы Орден. Вздрогнул бы Эрвин, удивлённо поднял глаза Конрад. Орден сделал бы вид, что продолжать беседу ему резко расхотелось, и тянул он, лишь чтобы раздавить эту бунтарку как насекомое. - Орлана погибла.

- Орлана не погибла.

Умница. Она бы начинала срываться. Рассказала бы, что междумирье не сожрало юную императрицу, и не так давно она сидела в этой зале, представлялась капитаном человеческой полиции и, пользуясь бесконечной любовью Зорга, вытворяла всё, что только хотела.

- Уже погибла, - Орден бы чуть наклонился к ней - внезапно побледневшей ещё больше, чем положено главе касты магов, управляющих хаосом. - Прошлой ночью её похоронили. Сходите, проверьте императорский склеп. Я не зверь, позволил брату похоронить дочь. Хотя вряд ли вы её узнаете, от неё мало что осталось. Кто же виноват, что она решила прыгать с человеческой высотки.

Зашуршал грамотой Идрис, как будто собирался привлечь к себе внимание. Уронил её. Поднял. Снова уронил, полез под стол.

- Что за цирк, - рыкнул Аграэль и тут же замолчал под взглядом Ордена.

Орден снова перевёл взгляд на Ишханди. Она бесстрастно смотрела прямо перед собой.

А ему хотелось, чтобы она дрожала и готова была на последний шаг.

Она бы резко поднялась, одёрнула мантию цвета запёкшейся крови.

- В таком случае маги хаоса выходят из состава империи.

Орден захлопал бы в ладоши.

- Я отзываю всех представителей своей касты из армии и блокирую вход в квартал.

Орден бы даже покивал ей. Пусть насладиться последними мгновениями власти.

- И немедленно удаляюсь.

- Не торопитесь так, леди, - он хлопнул бы рукой по спинке императорского кресла. - Сейчас вас проводят. В подвал. Вы заблудитесь там без сопровождающих.

Подвалом мало пользовались до этого дня. Сейчас же Орден чувствовал, что самое время заселить все эти камеры.

- Вы не посмеете, - отвращение на её лице. Надо же, как она хороша в этом отвращении.

- Ещё как посмею.

- Если вы оставите меня здесь, завтра вам придётся выдерживать атаку замка.

- И что же ваши маги хаоса мне сделают, когда у меня в руках будет их драгоценная правительница?

- Зорг вернётся, куда бы ты его не упрятал, и тогда в подвале окажешься ты, лорд Орден, - выплюнула бы она ему в лицо и, не дав прикоснуться к себе подоспевшим стражникам, сама вышла из залы.

Орден проводил её взглядом до дверей и снова посмотрел на советников.

- Ну что, возможно кто-нибудь ещё хочет покинуть состав империи? - он сделал приглашающий жест в сторону дверей.

Все молчали. Идрис крутил грамотой из стороны в сторону, как будто собирался пускать ею солнечных зайчиков, да вот только никак не мог поймать хоть один луч заходящего солнца.


Галактус отодвинул Антонио от стола и налил в чашку кофе из кофеварки.

- Он холо... - заикнулся было отодвинутый особо опасный следователь, но Галактус безжалостно от него отмахнулся.

Все трое молча ждали, когда маршал утихомирит свою жажду. На золотистом ободке кружки плясал солнечный луч. Маша чуть шевельнулась в руках Луксора, чтобы обернуться: за окном солнца не было. Не было его и в глазах Галактуса. Откуда тогда взяться крошечному отблеску?

- Собственно, он хочет использовать мир людей... - произнёс маршал, бултыхая в чашке остатками кофе. Наверное, у него дрожали руки, и белый манжет рубашки, и часы на чёрном ремешке. Маша не могла понять точно, дрожат - или наверное.

- ...Как тюрьму для преступников из мира магов, - шёпотом вторила ему Маша.

- И его армия...

- ...Уже мобилизована.

- Господа, вы подслушивали? - Галактус изобразил улыбку. Улыбка вышла не лучшим образом.

- Мы подглядывали, - парировал Антонио и на всякий случай откатился на своём кресле ещё дальше.

- Замечательно. На грамоте были капли крови? - остановила их привычную перебранку Маша. Сейчас её вдруг стало раздражать, что в любой серьёзной ситуации эти двое не могут без шуток, граничащих с чёрным юмором.

Галактус обернулся к ней, и Маша поняла, что руки его не дрожали. Просто блестел солнечный луч на золотом ободке чашки. Маршал не удивился, не стал переспрашивать про подслушивание и не упал ниц перед великой императрицей магов.

- Нет, - сказал он, - там не было крови.

Она не ожидала, что её скрутит в таком жестоком приступе недоверия. Она в последнее время вообще редко делала то, что ожидала от себя.

- Были! - Маша сжала кулаки и рванула, сбрасывая руки Луксора со своих плеч. - Я видела, зачем вы лжёте. Что они с ним сделали? Они его убили? Говорите, я готова ко всему.

- Он ушёл в храм Вселенского разума. Я не знаю, почему, Машенька. Видимо, были причины.

- Он не мог просто взять и всё бросить!

Маша поступила так, словно весь день только и делала, что ждала этого момента. Она зарыдала на глазах маршала, следователя по особо опасным делам и мага хаоса. Зарыдала совсем некрасиво, прижимая к глазам основания ладоней и задыхаясь.

Никто не попытался её успокоить.


Маленькая холодная рука чуть свешивалась с каменного постамента, как будто лежащая на нём девушка просто спала, раскинув руки стороны. Только лицо её было закрыто чёрным платком, и это уже никак нельзя было оправдать - не закрывают спящие лица платками.

И открыть её лицо невозможно. Потому что нет у неё больше лица.

- Ланочка, родная, зачем ты это сделала... - Зорг коснулся губами маленькой холодной ладони, безвольной, будто кукольной. Он стоял на коленях перед каменным постаментом.

У её головы, покрытой чёрным платком, стояла кукла - испачканное в крови деревянное тельце и красное платье. Красное платье с багровым пятном. Перламутровые крылья за спиной стали серыми. Нарисованная улыбка стёрлась с кукольного лица, смылись смеющиеся глаза. Вместо них на деревянное личико наползло и въелось багровое пятно.

Как будто она могла бы ему ответить. Как будто могла выслушать его просьбу о прощении.

- Ты сказала тогда, что больше мы не увидимся. Я виноват во всём, что случилось с тобой. Выходит, так зло пошутил Вселенский разум. Я собирался спасать империю, а не смог спасти даже единственную дочь. Прости, родная...

Неяркий свет огненного шара вырвал из темноты часть стены - там, где кладка чёрных камней переходила в своды пещеры. Под сводами на каменном постаменте лежала девушка, переодетая в длинное белое платье, и её рука безвольно свешивалась с постамента. Зорг коснулся губами холодной ладони. Больше никогда он не придёт посреди ночи к ней в комнату, чтобы увидеть её сосредоточенное во сне лицо. Потому что у неё больше нет лица.

Тишину склепа разрушил чуть слышный шорох портала, а потом шаги. Шар белого пламени задёргался от потоков воздуха, впущенных снаружи. Зоргу не надо было оборачиваться, чтобы понять, кто пришёл и остановился, оперевшись плечом на вырубленную в стене колонну. Шаги брата он узнал.

- Ты сидишь тут три часа к ряду, - сказал Орден. - Смотри, простынешь.

- Оставь меня, - тихо попросил Зорг. - Ты уже сделал всё, что мог.

Дрогнуло белое пламя.

- Она тебя не слышит, - Орден пнул колонну и прислушался к короткому глухому звуку.

- Мне неясна твоя забота.

- Просто жаль. Наверное, думаешь: почему она так поступила? Обвиняешь себя, - Орден вздохнул. - Она была беременна. Потому и прыгнула. С женщинами так бывает. Говорят, у них что-то случается в голове в этот период. Не вини себя.

Зорг осторожно положил её руку на постамент, погладил холодные пальцы. Всё, что он хотел знать, и во что хотел верить - Орлана не мучилась перед смертью. Она не шла по бетонным ступенькам на десятый этаж, отсчитывая секунды и стирая слёзы со щёк, не стояла, глядя в асфальтовую пропасть, не звала его на помощь, чтобы увёл от края крыши. Она сделала всё в едином порыве, даже не успев испугаться рвущегося навстречу холодного марка.

- Ну что, я тебя как маленького уговаривать должен? Захочешь, и будет у тебя ещё десяток дочерей, - Орден за его спиной нетерпеливо переминался с ноги на ногу, шуршала его мантия.

- Не сомневаюсь, что для тебя всё так просто, - Зорг хотел верить и не мог. Слишком хорошо он помнил её слёзы.


Когда тактично покинули кабинет Галактус и Антонио, когда на город наползла черная туча, разом погасив все краски и солнечные лучи, и ветер диким зверем взвывал за окном, тогда она взяла руку Луксора и, сжимая его пальцы, призналась, что всё уже решила:

- Я должна уйти в мир магов.

Маша была благодарна ему за то, что в ответ на это он не поднял крик. Она и сама понимала, как рискует. Понимала, что Орден будет искать и найдёт. Понимала, что ничего не сделает против армии магов. Он не напомнил ей об этом - Маша была благодарна ему ещё больше.

- Я пойду с тобой, - откликнулся Луксор и поцеловал её пальцы.

Из-за стены раздался голос Антонио - преувеличенно деловой, как будто над миром людей не повисла чёрная тень нового правителя, и кабинет следователя не заняла рыдающая императрица.

- Так, я не понял. Куда все эксперты подевались? Где Провизор, мне интересно?


Он снял совершенно не нужные ему очки, привычно протёр их полой халата. На самом деле, зрение ещё никогда не подводило придворного целителя, но к своим очкам он привык. Так же как и к белому халату. Он перестал забывать очки в самых неожиданных местах, перестал сдвигать на лоб, когда был совершенно один, и вот это движение - протирать запотевающие стёкла полой одежды - вошло в привычку. Он делал так всегда, как только оказывалось, что нечем занять руки.

- Какие личности в моём скромном замке, - Орден был удивлён. Пожалуй, он был даже шокирован, но императору не пристало показывать свою слабость при ком бы то ни было, поэтому он всего лишь дёрнул изумрудного скорпиона за выгнутый дугой хвост и тут же сжал кулаки. - Адальберто! А я всё думаю, куда ты исчезал на... подожди, сколько прошло?

- Семнадцать лет, - откликнулся Адальберто. Он не отводил взгляда, а вот Орден - напротив. Он расхаживал по кабинету своего брата, заложив руки за спину. От окна к поблёскивающему от солнечных лучей шкафу. И снова к окну. Выглянул, чуть отведя штору, будто бы увидел за окном нечто донельзя занимательное. Коснулся пальцами стола.

- Ну да, ну да. Тебя-то я в расчет не взял. Подумаешь, пропал без вести вечно ворчащий целитель. Даже тише без тебя стало. Тут мне всё понятно. Возможно, ты хочешь что-нибудь сказать? Последняя просьба или что-то в этом роде, кажется, у людей есть такой обычай. Ты же очень любишь людей, раз решил предать свой родной мир и отправиться жить в этот клопятник. Ах да, я забыл, ты же был нанят охранять Орлану.

Орден всё говорил и говорил, как будто за словами могло стать незаметно, что он отводит глаза - к окну, к шкафу и опять к окну.

- Нанят - не то слово. Я добровольно ушёл в мир людей вслед за моей императрицей, - Адальберто покрутил очки в руках и снова водрузил их на нос. Так было привычнее и словно безопаснее.

- Очень жаль, что ты не смог ей помочь, - Орден возвёл глаза к потолку, как будто собирался увидеть там призрак маленькой девочки со взрослым взглядом и попросить у него прощения.

- У императрицы хватит милосердия, чтобы простить своего скромного слугу.

- Возможно. Они там после смерти всех прощают. Думаю, все вопросы между мной и тобой решены? - о, что это? Император спешит избавиться от общества придворного целителя? Бывшего придворного целителя.

- Я бы хотел видеть императора Зорга. Раз уж ты напомнил про последнюю просьбу, - вздохнул Провизор.

Орден лишь развёл руками, и Адальберто уже понял, что услышит в следующую секунду.

- Прости. Но бывший император Зорг никого не хочет видеть. Он слишком переживает из-за гибели единственной дочери. Когда он придёт в себя, я передам, что тебе очень жаль. А тебе придётся провести оставшиеся ночи в одиночестве. Зато будет время вспомнить развесёлое время в мире людей.

Провизору не вспоминалось весёлое. После двух ночей, проведённых в подземелье замка, перед глазами всё равно стояла Нью-Питерская зима, мокрый асфальтовый тротуар, - под ним проходила теплоцентраль? - который обступали обледеневшие деревья. Он стоял рядом на коленях, прикасался к плечу девушки, лежащей на земле вниз лицом, и не мог заставить себя перевернуть её. Потому что у неё больше не было лица.

Потому что она умерла. Очень быстро, и даже не успела вскрикнуть, словно и с крыши падала уже в обмороке.

Потому что она умерла, и погасла золотистая звёздочка перед мысленным взором. И некого стало спасать, и не на кого ворчать за непокрытую в такой холод голову. И некого пичкать витаминами, потому что от стресса снижен иммунитет, и от стресса носом идёт кровь, а она не замечает и капает этой кровью на стерильный пол в лаборатории.

Потому что смешно и страшно смотреть как будто со стороны на то, как два взрослых мага не уберегли одну маленькую девочку. Она всё решила за них, и умереть решила, потому что не верила больше в их силы.

Тогда он решился и послал сигнал императору.

- Уведите его, - сказал Орден, как будто даже с облегчением. - И приготовьтесь к казни этого предателя.

Император запрокинул голову и потёр переносицу. За сегодняшний день он, должно быть, очень устал.


Шредер в джинсах и синем свитере и с дорогими часами представлял собой идеал мужчины.

- Что с глазами? - спросил он и выключил тихо звучащую в салоне машины классическую музыку.

Надо же, какой внимательный. Ещё бы не опаздывал, и цены бы не было такому брату. Маша забралась в чёрный джип и подышала на замёрзшие руки. Дворники едва управлялись с летящим в лобовое стекло снегом.

- Ничего, - буркнула в ответ Маша. Отчитываться в проведённом дне желания не было, да и не за этим она назначала Шредеру встречу.

- Я вижу. У тебя прямо на лбу написано: "У меня ничего не случилось". Рассказывай, - он аккуратно завёл машину в уютный уголок между заснеженным парком и высокой оградой местной больницы, напугал гудком голубей, усевшихся на нетронутом снегу в парке. - Вот отъелись. Холодно?

Убегающие пешком по нетронутому снегу голуби заставили Машу улыбнуться.

- Уже согрелась. - Она поймала своё отражение в зеркале заднего вида и поморщилась. Надо же было с таким лицом на улицу выйти без паранджи. - Ты был сегодня в Центре?

- Нет, а что, ты меня там видела? - Шредер подумал и всё-таки включил печку.

- Почти. Я видела там Ордена. Он сказал, что Зорг отрёкся от престола, и ходил - наводил порядок в своих новых владениях, - яркий белый свет больно резал глаза, Маша щурилась на снег и перебирала кисточки своего шарфа.

Они помолчали, случая шорох сыплющихся в окна снежинок.

- Судя по твоему лицу, ты не шутишь, - выдохнул наконец Шредер.

- Я не шучу, я собираюсь уходить в мир магов. Нужно выяснить всё, иначе это невыносимо, - она слабо тряхнула руками, как будто сбрасывая холодные капельки тающего снега. - Скажи, где выход в междумирье? Мне очень нужно.

Маша не взглянула на него, подозревая, что её просьба вызовет у Шредера приступ негодования, но почувствовала, как он нервно заёрзал на сиденье.

- Ты соображаешь своей головой?

- Я пытаюсь. Меня не выпустят через портал, потому что все порталы уже перекрыли - военное положение, сам понимаешь. Мирным жителям пока ничего не сказали, кто его знает, как всё обернётся, - Маша перевела дыхание. Оправдывать своё собственное поползновение в лапы смерти было крайне утомительно.

Шредер сердито засопел.

- И ты хочешь, чтобы я собственными руками тебя вытолкал в междумирье? Тебя там сожрут и даже не подавятся.

- Но тебя же не сожрали, а ты не маг, - упрямо тянула Маша, уставившись в приборную панель.

- Ты бы ещё Сабрину вспомнила, - он досадой хлопнул рукой по рулю. - Нет, я даже с ней тебя не отпущу. Закроем эту тему, хорошо?

- Я с ней и не пойду, она собирается меня убить. Посмотри на моё лицо и не переспрашивай, правда ли это, - Маша почувствовала, что мучительно кривит рот, чтобы не заплакать ещё раз.

Шредер взял её за подбородок и повернул к себе.

- Вижу я всё. Эта стерва не отказалась от своей идеи, как бы ни старалась меня в этом убедить. Я знал, что так будет.

Стучался в стёкла снег, и по парку бегала весёлая серая собачка, а её хозяйка с длинным поводком в руках стояла на тропинке, зябко переминаясь с ноги на ногу.

- Она не виновата, она была не в курсе, что это я, - Маша отстранилась от его руки, подалась назад.

- Она была в курсе. Никто не знает, что у Сабрины на уме. И ты не знаешь.

- Неправда. Она плакала и собиралась покончить с собой, - Маша скрестила руки на груди, тщательно отгораживаясь от его слов.

- А ты геройски бросилась её спасать? Ну да, видела бы ты, что ещё она вытворять умеет. Эта змея в жизни себе зла не сделает. Она ходит по трупам, ты не заметила? Да ты вообще единственный человек, который с ней уживался, и знаешь, почему? Потому что ты наивная и глупая, - Шредер говорил так, словно собирался написать каждое слово на отдельном плакате и повесить их все перед её глазами. Так, словно он каждый день в своей прошлой жизни думал, как сказать ей это.

- Она не могла всё время врать.

- Могла, - он склонился к Маше и взял её за плечо. - Она. Могла.

Маша дёрнула плечом. Не потому, что ей было неприятно прикосновение, а только почудилось, что междумирье протянуло к ней склизкие щупальца, а Вселенский разум с интересом наблюдает за развернувшимся спектаклем. За тем, как девушка - не маг, не гениальный воин, идёт по междумирью и на что-то надеется.

- Замечательно. Но я всё равно должна пойти. Должна, - повторила Маша твёрдо. Хватило времени, чтобы свыкнуться с этой мыслью, значит, хватит времени, чтобы убедить в ней остальных.

- Ты же всё равно уйдёшь, - произнёс Шредер, не глядя на неё. - Тогда лучше со мной. Со мной, ясно?

Он не смотрел на неё. Потом вдруг обернулся, и Маша поймала его взгляд.

- Но Орден твой отец, - слова оцепеневали, срываясь с её губ.

- Скажи ему об этом, верно, он уже и забыл! - Шредер дёрнул машину с места, и Маша едва не ткнулась носом в приборную панель. - У меня вопрос, ты на самом деле думаешь победить Ордена, или просто ищешь смерти?

- А здесь есть разница? - усмехнулась Маша.

Глава 32. Ветром и пеплом

Странно, шёл снег. Он тут же таял, а земля совсем почернела, и тёмно-зелёная трава проглядывала из-под снега, всё вместе это представляло собой угнетающее зрелище.

- Снег? - удивилась Маша.

Шредер пожал плечами. Он давно уже стал таким: не разговорчивым, хмурым, как будто погода наложила и на него свой отпечаток.

Боль была внутри, ниже того места, где обычно горит от любви душа, и поэтому эту боль нельзя было вылить слезами. Постоянно приходило ощущение чего-то ужасного, отвратительного, а Маша научилась доверять своим ощущениям. Если раньше она могла проснуться утром от удушливого ощущения и сослаться на плохое самочувствие - межсезонье и тяжёлый снег. То сейчас понимала: с самочувствием у неё всё в порядке. На грудь изнутри давит будущее. Давит и шепчет: "Вернись назад. Вернись, ты погибнешь и погубишь тех, кто идёт следом". Она научилась верить своим ощущениям.

Просыпаясь, она больше не жаловалась на головную боль. Она говорила: "Нам нужно свернуть с этой дороги. Вправо. Вправо, да". И становилось легче. Шредер хмурился, ворчал, что так они будут бродить кругами до конца жизни, но сворачивал. К середине дня обнаруживалось, что там, откуда они ушли, пространство обрушивалась, оставляя за собой чавкающий склизкий туман, оставляя за собой материализованную смерть.

Она положила голову Луксору на колени и дождалась, пока его рука ласково коснётся её волос. Потом уже можно было закрывать глаза и слушать шаги Шредера, из одного угла комнаты в другой.

- Что? Опять предчувствие? - Шредер остановился, не дойдя до окна, сложил руки на груди. Маша вдруг поняла, что сложил, хотя глаза не открывала.

- Нет. Сейчас просто кружится голова. Наверное, я немного устала.

Прохожие на улицах не оборачивались на них. Да и город мало походил на солнечный Альмарейн. Как объяснил Шредер, это всё же был Альмарейн, только другой квартал. Квартал выселков. Здесь шёл снег.

Шредер хмыкнул ей в ответ и опять отошёл к окну. Маша старательно зажмурилась, пытаясь прогнать серый туман междумирья, вставший перед глазами. Они вышли в мир магов только сегодня, а туман всё ещё стоял - рухнувшее ко всем демонам пространство.

За всю дорогу им навстречу не вышло ни одного бродячего демона. Ни одно чудище из междумирья не показалось в зарослях зелёно-бурой растительности. Луксор шутил, что все испугались императрицы. Шутки выходили грустными.

Его пальцы сейчас скользили по волосам Маши, по её плечу и руке и обрывали прикосновение, когда добирались до прижатой к животу ладони.

- Я пройдусь по улицам, послушаю, о чём говорят, - Шредер поправил меч за спиной. Это Маша определила, тоже не открывая глаз.

В квартале-выселке меч за спиной никого не пугал и даже не вызывал недоумения. Недоумение скорее вызвала бы безоружная девушка, от которой даже не пахло магией.

- Я с тобой, - попросила Маша.

- Нет уж, лежи, а то свалишься посреди улицы, - недовольно проворчал Шредер. - А ты охраняй её, понял? Если с вами что-то случится, приду и откручу головы обоим.

К Луксору кроме как "эй ты" он не обращался вовсе. Луксор мужественно молчал, хотя Маша и чувствовала, как напрягается он каждый раз, выслушивая нападки Шредера.

Захлопнулась дверь гостиничного номера, как гордо именовалась эта комната с единственным окошком, которое выходило на каменные, жмущиеся друг к другу дома.

- Ты как себя чувствуешь? - Луксор убрал с её лица прядь волос. Сегодня утром, когда в покосившейся реальности междумирья они увидели просвет, Машу начало трясти от слабости. Ей пришлось опуститься на сырую траву, чтобы отдышаться.

- Уже лучше, любимый, - она поймала его руку у себя на животе, сжала пальцы.

- Это правда, что Шредер - бог смерти?

- Неправда, - Маша поднесла его руку к лицу, уткнулась носом в его пальцы, пахнущие поздней осенью и яблоками. - Он полукровок, бог только на половину. Его мама - богиня смерти. Должно быть, ты слышал про её прах.

- Ну и семейка, - приглушённо хмыкнул Луксор. - Папа император, дядя - глава местной мафии...

- Террористов, - поправила его Маша.

- Разница невелика. Брат - полубог, лучшая подруга - наёмная убийца. Ну-ка рассказывай, какие у тебя ещё есть родственники. Чует моё сердце, есть кто-то посильнее. Мама?

- Да, ты ещё не знаешь мою маму. Она действительно круче всех, - улыбнулась Маша. - Я вас ещё познакомлю.

Ей доставляло удовольствие строить планы. Это давало надежду на прекрасное завтра. На завтра, которого у них может и не быть.

За окном стояли серые сумерки. Скрипел половицами старый дом. В углу комнаты зажёгся тусклый огненный шар, не кипенно-белый, как в императорском замке, а желтоватый. Он напоминал Маше сырные головки фонарей в Нью-Питерском парке. Она улыбалась, щурясь на этот свет, а маленький источник тоскливой боли внутри неё потихоньку утихал.

Странно, она не скучала по миру людей, и маги, разгуливающие здесь прямо по улицам и проявляющие свой дар, как захочется, её не смущали. Шредер, напротив, держался напряжённо, в каждом встречном видя опасность.

Что чувствовал Луксор, Маша не могла понять. Он стал молчаливее, часто брал её за руку, как будто боялся потерять среди серо-багровой растительности междумирья, среди жмущихся друг к другу каменных домов в выселках. Но иногда ей начинало казаться, ему здесь лучше, чем в мире людей. Или Маше очень хотела в это верить? Возможно, дело было вовсе не в мире, а в ней.

Уткнувшись ей в висок, Луксор тихо напевал песню на непонятном языке. Может, это был язык древних магов, Маше не хотелось перебивать его вопросами. С размышлениями о древних диалектах, она и сама не заметила, как заснула.

Проснулась она резко и неприятно - от грохота, спросонья ей показалось, что по коридору бежит рота солдат с твёрдым намерением её схватить. Она резко вскочила на кровати и увидела возле двери силуэт Луксора. Света от одного маленького огненного шара не хватало на всю комнату. Луксор открыл дверь и прошипел, обращаясь к вошедшему Шредеру:

- Не мог тише дверь разносить? Маша спит.

- Уже не спит, - подала голос она, путаясь в своём покрывале и обнаруживая, что это плащ Луксора.

Оба оглянулись на неё. Маша вгляделась в лицо Шредера. Ничем его лицо не отличалось от своего прежнего состояния, которое она видела... сколько там часов назад?

- Расскажешь? - попросила Маша.

Луксор присел на край её кровати, а Шредер отошёл к окну и там рухнул на жалобно скрипнувший стул.

- Что уставились? - буркнул он. - Я в лицах показывать не собираюсь. Услышал всё то же, что и в Центре. Говорят, Орден теперь император. Кое-кто болтает, что он убил Зорга, кое-кто, что Зорг сошёл с ума, и пришлось его где-то там запереть. Ордена не особо уважают, но уж точно боятся. Ходят слухи, у Ордена сильная наёмная армия и какие-то союзники вне империи. Он, мол, сломил сопротивление магов хаоса, которые были решительно против его правления. Коронация Ордена назначена на завтра, новый император не любит ждать. Собственно, намечается масштабное народное празднество, и мы проберёмся под шумок в центр Альмарейна.

Шредер замолчал, разглядывая что-то у себя под ногами в кромешной темноте.

- А, да. Чуть не забыл. Завтра утром ещё намечается казнь какого-то предателя. Не знаю толком, но, по-моему, придворный. Орден и методом устрашения не брезгует.

- Казнь? - поморщилась Маша. - Я думала, тут цивилизованный мир.

- Мало ли, что ты думала, - хмыкнул Шредер и закинул ноги на подоконник.

- Ну и какие методы казни тут используются? - поинтересовался Луксор. - Простым сожжением на костре Орден же не ограничится.

- Хотите посмотреть? - в полумраке показалось, что Шредер лукаво подмигнул им.

- Нет уж, перебьюсь. Что-то меня тошнит от средневековых нравов, - Маша съежилась на кровати.- Нужно найти Зорга. Галактус говорил про Храм.

- Дорогая моя глупая младшая сестра.

Скрипнул стул.

- Кто тебя пустит в Храм? И даже если ты проберёшься через охрану, ты там заблудишься и умрёшь от голода. Ты хоть раз была там?

- Ну пару раз, - несмело откликнулась Маша. - В центральном зале, когда Зорг приходил в мир людей, и в том помещении с рунами, в мире мёртвых.

- Считай, что ты там не была, - отрезал Шредер. - Храм Вселенского разума - это гигантский подземный лабиринт. То, что над землёй, это только макушка, шпиль. Вы с Зоргом можете бродить там всю жизнь и ни разу не столкнуться.

- А я что-то слышала о пропасти под Храмом.

- Ну что за ерунда!

- Вместо того чтобы критиковать, сам бы предложил, - вступил в разговор Луксор.

- Если бы вы меня дослушали, а не выступали тут со своими глупостями. Ну ладно, - смягчился Шредер. - Мне нужно проникнуть в Храм, я неплохо разбираюсь там. Завтра в качестве зевак являемся на казнь. Думаю событие такого рода, как показательное закаменение предателя родины, никого не оставит равнодушным, в толпе будет просто затеряться, пока разберутся, в чём дело, дело уже будет сделано.

- Замечательно! Ты собираешься мелькать перед Орденом? - Маша хватала ртом воздух.

- А ты собираешься героически скончаться в храме? Короче, твой маг мне поможет, а ты будешь сидеть здесь и ждать нас.

- Иди к демонам! - возмутилась Маша. - Лучше мы втроём будем сидеть в темнице, чем я голову сломаю над тем, как вас оттуда вытаскивать.

- Ещё и ленивая, - сделал вывод Шредер. - Ладно уж, пойдёшь с нами. Надеюсь, твоя магия, которая возникает только тогда, когда не надо, нам поможет. А Орден... он вообще ещё не понял, с кем связался.

- Ну, - обиделась Маша. - Было бы у меня хоть немного сил, я бы ему такое устроила. А то орут все: Руана, Руана, у меня только цвет волос от неё. Да и то не факт.

- Руана, - задумчиво повторил за ней Луксор.


Всё сделали в лучших традициях: посреди площади устроили помост. На фоне шпилей замка и развевающихся имперских флагов все приготовления выглядели очень торжественно, словно готовились не к казни, а к свадьбе. Помост усыпали фиолетовыми цветами.

Из-под ужасно мешающего ей капюшона Маша рассматривала ложу, в которой должны были рассесться члены совета.

- Я не вижу Ишханди, - прошептала она, беря под руку Луксора.

- Я вообще ни одного мага хаоса не вижу, - признался он.

- Ничего. Скажешь, когда увидишь Ордена. Хочу посмотреть на него испепеляющим взглядом

- Хорошо, любимая, - усмехнулся Луксор, обнимая её за талию. - Я думаю, он придёт. Никуда не денется.

Толпа вокруг них не была слишком уж непроходимой - не всем нравилось подобное развлечение - но была вполне достаточной, чтобы в ней затеряться. Что, впрочем, и сделал Шредер.

Когда он доберётся до храма, в правом оконном проеме вспыхнет оранжевый огонёк. Храм возвышается над домами скроенной из ночной темноты громадой - Маша и Луксор заметят сигнал.

- Скажи, во мне есть магия? - тихо спросила она. Хотелось спросить об этом ещё утром, но не успела: была очень занята поцелуями.

"Вы как будто навечно прощаетесь", - недовольно ворчал Шредер.

- Знаешь, последнее время я чувствую в тебе силу, раньше этого не было, - признался Луксор. - Но она проявляется странно, временами.

Маша покрутила головой.

- Демоны, из-за этого капюшона ничего не видно. Мне бы на помосте не навернуться. Где Шредер?

- Не видно. Тут много магов-воинов, так что он очень гармонично затерялся.

Шредера в алой мантии и правда не отличить было от мага, вот только вместо огненного меча у него за спиной висел обычный. Пока они добирались до площади, Маша видела много магов-воинов с металлическими мечами. Она прижалась к плечу Луксора. На них в белых мантиях учёных вообще никто не обращал внимания.

- Кажется, совет в сборе, - Луксор на секунду сжал её пальцы и поцеловал в щёку. Правда, поцелуй пришёлся в ткань капюшона. Маша прерывисто вздохнула. - Всё будет хорошо.

Он ушёл влево, к ложе, а она осталась стоять в центре площади с бешено колотящимся сердцем. Кажется, последний раз сердце так прыгало в груди на экзамене по демонологии. Третий курс, и Миф уже ушёл, экзамен принимала дама, в своё время награждённая орденом за проявленное мужество в битве с демонологами. Люди тогда победили.

Правда, почти все погибли. Но ведь это звучало так красиво. Маша глубоко вздохнула и медленно, как будто не находя себе места от скуки, отправилась к помосту. Медовый запах траурных фиолетовых цветов смешивался с запахом земли.

- Постоянно эти маги хаоса ставят себя выше остальных, - справа от неё прозвучал голос с рычащим акцентом. Маша обернулась и увидела мага в жёлтой мантии. - Но теперь Орден им покажет. Это не Зорг, им выкрутасы так просто с рук не сойдут.

- То их не устраивает, это не нравится, - поддержал мага его товарищ, - посмотрим, как они запоют, посидев в изоляции.

Он замолчал, почувствовав внимание Маши, обернулся. Смерил её оценивающим взглядом. Маша поспешила прочь, старательно делая вид, что останавливалась только перевести дыхание.

В сутолоке она налетела на женщину в синей мантии.

- Смотри, куда идёшь, учёная, - низким голосом произнесла она. Не было в её голосе злости, только тихое, сдавленное презрение. - Как вас вообще из ваших трущоб выпускают, выродков. Выселить вас к людям, вот достойная компания.

Маша пробормотала извинения и поёжилась. Кажется, со времени её последнего визита в мир магов, многое изменилось. Не таким был Альмарейн, когда она смотрела на него с высоты императорского замка.

Маше стало больно: рушилось дело её отца, трещал по всем швам хрупкий мир между кастами. То, что было построено с таким трудом и терпением, разваливалось на глазах.

Она добралась почти до самого помоста: под ноги падали нежные лепестки ночных цветов, и застыла на месте. Сыпал мокрый, колючий снег, и таял, долетая до идеально круглых камней, которыми была вымощена площадь. Маша чувствовала, как начинала дрогнуть под белой мантией, купленной этой ночью у барыги за гроши.

Ближе к помосту её не подпустили маги-воины, скрестившие огненные мечи, но ей и не нужно было ближе. Она посмотрела влево: там уже заняли свои места члены совета, пятеро. Одного место было незанято, и Маша догадалась, что пустует как раз кресло Ишханди. Не было магички в мантии цвета запёкшейся крови, никто не постукивал длинными ногтями по подлокотнику кресла, никто не касался рукой волос, проверяя и без того идеальную причёску.

От этого Маше стало ещё неуютнее, ещё более одиноко под пронизывающими взглядами стражников, под уничижительными взглядами всех остальных. Она стояла, обхватив себя руками, и рассматривала трещинку в одном из идеально круглых камней. Голос, зазвучавший вдруг, заставил её вздрогнуть. Она, оказывается, хорошо знала его. Слишком хорошо помнила. Слишком часто она слышала этот голос во сне.

- Лорды и леди! Вы, собравшиеся тут целители, демонологи, маги природы, воины и учёные!

- Магов хаоса забыл, - хмыкнул кто-то сзади Маши.

Она подняла голову и в ложе, там, где находилось кресло с самой высокой спинкой, она увидела Ордена. Чёрная мантия плескалась в потоках воздуха, конечно, магического происхождения, потому что погода стояла безветренная, только сыпал мелкий колючий снег. Его чёрная мантия сияла в лучах не вышедшего сегодня из-за туч солнца. И сиял изумрудный скорпион, скалывающий мантию.

- В последние дни многое изменилось. Рушится то, чем привыкли мы жить, рушатся идеалы верности и чести. Нам нужно приложить много усилий, чтобы сохранить наше государство, творение наших предков, нашу гордость и будущее для наших детей. Во все времена существовали подлые предательские душонки, ради собственной выгоды готовые продать отца и мать, во все времена мы уничтожали их, выжигали белым пламенем Вселенского Разума. Но сейчас, когда судьба Империи висит над пропастью, когда даже император Зорг опустил руки, не в силах ничего поделать с возрастающим беспорядком, сейчас мы должны собраться и дать отпор врагам, которые собираются растащить Манталат по кусочку. Люди давно ждут, когда мы ослабнем, они давно готовят нам единственный сокрушительный удар, после которого империя уже не встанет с колен. Вы пришли сюда сегодня, чтобы увидеть, что станет с каждым, кто предаст империю. Я лично клянусь, что умрут все предатели. Я клянусь защищать честь наших предков.

- Что это тебя так несёт, Орден, - пробормотала себе под нос Маша. - Кто успел тебе так насолить?

Он сделал жест в сторону помоста.

- Посмотрите на этого мага. Этот маг помогал людям уничтожать наших братьев и сестёр, наших детей. Тех, кто был слабее, кто не в силах был сопротивляться. Они творили произвол, а власти людей ничего не собирались делать с этим. Они наслаждались, а мы, как слепцы, доверяли людям, отпускали в их мир тех, кто нам дорог и не знали, что оттуда можно уже не вернуться. Последнюю - и самую трагическую случайность - взрыв - подстроили они, упоённые своей безнаказанностью... Неужели и это сойдёт им с рук?

Из толпы послышались одобрительные крики, а на помост двое воинов ввели заключённого - одетый в серый бесформенный балахон, с капюшоном, закрывающим лицо - он спотыкался на каждом шагу. Стражники заставили его опуститься на колени.

- Эк тебя плющит, лорд император, - поморщилась Маша.

- Нет, они не нападали на сильных магов, только убить ребёнка, ещё не вошедшую в силу девушку, старика - это считалось у них великим подвигом. Напасть из-за угла, воткнуть кинжал в спину - вот их почерк.

Толпа загудела. Маша не разбирала отдельных выкриков, только слышала этот гул, как грохот камней, собирающийся в лавину. Ей казалось, скажи Орден сейчас - пойдёмте, растерзаем учёных, они всё равно не смогут оказать сопротивления - толпа пошла бы на квартал домов из белых камней.

Она подумала, что вот так же просто Орден поведёт их на мир людей.

- Адальберто, совет приговаривает предателя к смерти через истление, - заключил новый император и неторопливо опустился в своё кресло.

Мужчина, стоящий справа от Маши, удовлетворённо хмыкнул, и взвыли ещё несколько голосов, требуя крови, а она не отрывала взгляда от фигуры в мешковатой серой одежде. Что такое истление, она слабо представляла себе, но ожидать от родного дяди хорошего не приходилось.

- Говорят, это бывший придворный целитель, - Маша узнала грудной голос магички, которая недавно отчитывала её за неосторожное перемещение. - Позор касты!

- Посмотрим, сможет ли он сам себя исцелить теперь, - словно отвечая ей, буркнул тот самый мужчина в мантии демонолога.

Маша поёжилась. Такого циничного убийства она просто не ожидала увидеть, не ожидала слышать от миролюбивых целителей кровожадные речи, не ожидала, что из толпы раздастся столько голосов, поддерживающих слова Ордена. Да, взрыв был. Да, погибли маги, много...

Да, был взрыв, который подстроили бойцы "Белого ветра". Бойцы Ордена.

Она призвала на помощь всё своё хладнокровие и натянула на лицо тщательно отрепетированную улыбку. Сейчас улыбка ей очень пригодиться, чтобы смотреть в глаза Ордену.

С арестованного сняли капюшон.

- Провизор, - едва не вырвалось у Маши, и похолодели кончики пальцев.

Орден кивнул воинам и, подперев голову рукой, приготовился наблюдать за казнью. На пальце императора в лучах не взошедшего сегодня солнца сиял перстень.

- Стойте, - о, как же прозвучал её голос. Даже демонолог справа обернулся к ней, девушке в белой мантии. О, как же прозвучал её голос над смолкшей вдруг толпой, что приготовилась наслаждаться невиданным до сих пор зрелищем.

Пора и мёртвой императрице выйти на сцену. Маша шагнула вперёд, прямо на огненные мечи охранников помоста, прямо к ним, и острия мечей обратились к ней - к зарвавшейся гостье.

- Выкиньте её, - нетерпеливо дёрнулся Орден, даже не пытаясь изобразить участие к общественному мнению.

Но воины не успели: Маша повела рукой, и сорвавшиеся с её пальцев чёрные тени поглотили их, заставили биться в конвульсиях, каждого - в своём личном сумраке. Она легко запрыгнула на помост, и просторная мантия рванулась под порывом налетевшего вдруг ветра.

- Стойте, - Маша подняла обе руки ладонями к зрителям спектакля, обернулась к Ордену.

Он смотрел на неё, чуть сузив глаза, и Маша чувствовала, что ещё секунда, и он отдаст приказ воинам, что стоят в паре шагов от неё, возле Провизора. Но у неё была эта секунда.

- Вы - свора собак, готовых броситься на того, кого укажет вам палец хозяина. Вы жалки в своём безумие, как демоны, слепо идущие во врата смерти, расставленные хаосом, - она чувствовала, как с каждым словом тише и тише звучит ветер. Видела, как замирают стражники, готовые броситься на неё. Видела, как приподнимается со своего кресла Орден. И ей нравилась её роль. Нравилась та, которая произносила эти слова до неё. Много лет назад. - Вы убили свою императрицу и погрязли в темноте, когда Вселенский разум отвернулся от вас, ничтожные дети нижнего мира. Вы - не мои подданные. Вы - жалкие тени своих предков.

Тихо-тихо стало вокруг. И замер на самой высокой ноте далёкий неясный звон.

- Орлана? - проговорил Орден, сжимая пальцы на подлокотнике кресла, за который цеплялся, словно бы кресло пытались выдернуть из-под него.

- Руана, - поправила его Маша, снимая капюшон. - Я же предупреждала, что вернусь и накажу предателей.


Магический ветер разметал по плечам рыжие волосы, и рванувшаяся под его вздохом белая мантия очертила обманчиво хрупкую талию, манящий изгиб груди. Вынырнувшие из-за тучи солнечные лучи блеснули в чёрных жемчужинах глаз. Губы дёрнулись в полуулыбке, а на правой щеке с устрашающей отчётливостью прорисовался уродливый шрам.

Она дёрнула мантию, белое полотно опустило вниз, на доски помоста, и все увидели, что на обнажившемся плече есть ещё один - кривой и запёкшийся кровью. Чёрное покрывало, оказавшееся под мантией, едва скрывало тело императрицы. Она была не просто красива.

Она была прекрасна.


- Орден, - произнесла она медленно. - Гадкий мальчишка. Ты ничуть не изменился с тех пор, как не смог сбить заклинанием птицу. Но сейчас мне нужен не ты. Эрвин Рекк, настало время платить за грехи предков.

Она взглянула за Ордена, на ложу, в которой сидел совет. Блики выползшего из-за туч солнца сверкали в круглых камнях, поэтому Маша не могла разглядеть лиц собравшихся. Но она знала, что он там. Или, скорее, делала вид, что знала.

И он поднялся со своего места. А ей очень хотелось отвернуться и поискать в толпе перед помостом Луксора. А вдруг Шредер не сможет пробраться в Храм? А вдруг с Луксором что-то случилось? Она не слышит, не слышит его магического шёпота в своём сознании. Маша велела себе успокоиться.

Она шагнула к Эрвину, словно чтобы разглядеть его получше. Но солнце, проклятое солнце, которое пряталось за тучами всё утро, а теперь вдруг выбралось, специально, чтобы заставить лже-Руану досадливо кривиться.

- Подойди ко мне, маг, - её голос сбился до змеиного шипения. - Ты похож на него, очень похож...

В воздухе, в полуметре от её плеча, оцепенела пущенная огненная стрела. Маша не вздрогнула, даже не обернулась - просто не успела испугаться. Кто-то в толпе ахнул.

А она теперь знает, что Луксор здесь, с ней. Сколько же ещё они смогут испытывать терпение Ордена?

Недолго.

- Это не Руана, это чокнутая девчонка! Убрать её.

Маша понимала, что против вооружённых магов войны долго не продержится. На её стороне был только наведённый ужас - ах, спасибо, бабушка, что на излёте своей жизни ты жестоко казнила предателей, а не вязала безразмерные шарфы - и совсем не бесконечная магия Луксора. Что ей нужно уходить, несмотря на то, что сигнал из Храма ещё не получен, и где носит Шредера!

Резкий разворот - и она уже лицом к троим стражникам с огненными мечами наголо.

- Стоять, псы, или разделите участь предателей.

- Убрать её! - рычит вышедший из себя Орден. Императору не пристало самому пачкать руки о сумасшедшую, но всё же, неужели ей сегодня предстоит честь сразиться с самым сильным магом?

- Что же, попробуйте это сделать, - она театрально поводит рукой, и Луксор опять успевает вовремя: двое из троих летят с помоста, встретив силу хаоса.

"Маша, уходим", - голос Луксора в её сознании продёрнут паникой. - "Он давно должен быть там, его всё нет".

Со Шредером что-то случилось, но невозможно представить его побеждённым, он так уверенно расписывал все прелести это плана. Маша прыгнула с помоста, и толпа расступилась перед ней.

- Куда ты так быстро? - она видела на круглых камнях его тень: Орден подошёл совсем близко к краю помоста.

Её горло сжало обручем - и его тень отразила взмах рукой, не так изысканно-неторопливо, как Руана в исполнении Маши, а резко, рвано, выдавая, что, несмотря на скучающий тон, он нервничает. Его выводит из себя, доводит до дрожи в руках возродившаяся императрица, даже если она не Руана.

- Убирайся в нижний мир, сумасшедшая.

Невидимый обруч на шее сжимался сильнее, и Маша царапала камни, которыми была выложена площадь, но они оказались такие гладкие, там было не за что уцепиться. Тут обруч стал слабнуть.

И сжимался снова.

- Луксор...

Кто-то боролся за её жизнь, не давая Ордену довести дело до конца. Вот бы подняться с колен. Но ногти скребутся по гладким белым камням. И по камням гремят уверенные шаги.

- Отпусти её, - пришелец остановился совсем рядом, справа от Маши, словно раздумывая, потом сделал ещё шаг вперёд, разделяя их с Орденом.

Обруч отпустил, и Маша зашлась в кашле - императрица на коленях перед толпой. Она поднялась на дрожащих ногах.

- Кто явился, - голос Ордена едва слышен, и сначала ей кажется, что это вовсе не его голос - наваждение. Что его вовсе не Шредер стоит между Орденом и ею, что перед глазами мелькают кадры фильма - страшного, ненастоящего. - Истемир. Добро пожаловать, сынок.

Он выговорил последнее слово как ругательство, которое запрещено произносить при дамах - Маша, конечно, не в счёт.

- Кого ты защищаешь сейчас, иуда?

- Свою сестру. Единственного человека, который не плевался презрительно при каждой встрече, - его голос изобразил улыбку. - Извини, мага.

Орден рассмеялся - сделал вид, что ему очень весело и радостно видеть на площади казни почти всю свою семью, да ещё и фантом погибшей тётушки в придачу.

- Ты был отлучён от престола, бастард, а теперь пришёл убивать за это отца?

- А был ли он у меня, этот отец? - дёрнул плечами Шредер. И достал из ножен меч.

Только сейчас Маша увидела, как они похожи - отец и сын, как одинаково кривятся с жестокой, закостеневшей усмешке их губы, как похоже звучит голос - насмешливо и устало.

- Уходи, - совсем тихо сказал ей Шредер, совсем по-другому, без насмешки. Обычным голосом, которым произносил когда-то ночью слова признания. - Бери своих магов и уходи. Вход в Храм запечатан. Ты мне ничем не поможешь.

Она не стала противоречить, ведь абсолютно ясно, что Шредеру она ничем не поможет, а только превратиться в его слабое место - пытаясь защитить её, он может пропустить удар. Её магия не возвращалась, даже тошнотворное чувство предстоящей опасности, которое гналось за ней по пятам по всему междумирью.

И её больше не боялись - это Маша поняла по тому, с какой озлобленностью схватили её за локти сзади.

- Это не Руана, у неё даже магии нет!

Маша отчаянно дёрнулась, на секунду увидела своего противника, мага в мантии демонолога. Потом ей пришлось приложить много усилий, чтобы удержаться на ногах. Её чёрные одежды, наспех скроенные и наспех сшитые, треснули под руками кинувшейся к лже-Руане толпы. Легче было закрыть глаза, потому что вырваться или просто сделать так, чтобы не ныли выворачиваемые суставы, она не могла. Маша повисла на его руках, потому что стало уже всё равно: вдруг она осознала, что не бьётся больно сердце, что не темнеет от ненависти перед глазами, а значит она всё-таки победит.

"Ты ищешь смерти или думаешь победить Ордена?" - сказал Шредер давным-давно. В прошлом мире.

"Разве это не одно и то же?" - дёрнула плечами тогда Маша.

Он усмехался так, как будто уже знал, что её схватит разъярённая толпа, а он будет стоять перед Орденом, не имея ни единого шанса на победу. И она понимала его. Потому что сама бы поступила точно так же. Пришла бы и встала перед его лицом, зная, что всё равно не выиграет этот бой с собственной памятью. Императрица, ты же хотела смерти?

- Нет, - сказала Маша и тут же закричала: - Нет! Орден, оставь его в покое. Я пришла за тобой.

Шредер обернулся на неё, а Орден по-прежнему стоял на краю помоста, сложив на груди руки, и свет солнца не давал всмотреться в его глаза. Маша опешила от застывшего, каменного выражения лиц обоих - слишком похожих, слишком красивых в этой иллюзии противостояния.

- Значит, ты будешь смотреть на это, - спокойно откликнулся Орден.

Он не сомневался в своей победе, он уже уничтожил почти все препятствия на пути к желанной власти. Что стоит убить ещё пару путающихся под ногами людишек. Маша видела, как сверкают на его пальцах камни в перстнях, когда он показательным жестом остановил стражников, ринувшихся было защитить императора.

У неё пересохло в горле, стало так жарко, словно в летнюю ночь её застигла лихорадка, и простыни, подушка, всё показалось бы раскалёнными углями. Она ещё помнила, как Орден убивал Мифа. Просто отступил на шаг и сказал: "Убрать его".

Как камень с дороги императора.

Но он молча протянул руку к ближайшему стражнику, чтобы тот вложил в ладонь императора меч. Странно было слышать, как в тишине над площадью пела птица. Вот она смолкла. Орден спрыгнул с помоста.

Не как владыка огромной империи, не как самый сильный маг. Спрыгнул, как мальчишка, и встал напротив Шредера. Попробовал взмахнуть мечом, разминая мышцы, вспоминая забытые порядком навыки.

- Ты же драться пришёл. Хочу узнать, что ты умеешь.

На секунду Маше показалось, что вся сцена казни, попытки её убить и разговор о предательстве - хорошо поставленный спектакль, в который она имела глупость поверить. Что на самом деле, Орден снял маску зла, а за маской засияла добродушная улыбка. Но в следующее мгновение он ударил мечом.

Короткий, резкий выпад, от которого Шредер едва успел закрыться, напугал её до вскрика. Посыпались искры на круглые камни.

- Слабовато, - прокомментировал Орден, ударил ещё раз.

Искры и ещё один вздох - Маша вздрагивала от каждого удара мечей, словно он приходился по ней, но глаза не закрывала: становилось страшно, что отпусти она Шредера в своих мыслях, и он уйдёт навсегда.

- Уже лучше, - Орден развлекался. В его голосе беззаботная весёлость граничила с ожесточением демона. - Я хочу посмотреть, способен ли мой сын хоть на что-то.

- Смотри, - ответил ему Шредер, и мечи сшиблись снова. Искры умирали на белой мостовой.

Какое-то движение произошло сзади, Маша обернулась: на землю плавно оседал демонолог, раньше заломавший ей руки. Инстинкты сработали быстрее разума, и Маша бросилась в сторону - здесь схватить её не успели, а может, не решились, а там уже и не помнили, что надо хватать. Все внимание толпы было занято небывалым представлением - битвой между новым императором и его сыном. За руку её поймал Луксор, она узнала тепло его пальцев. Он обнял её - на мгновение - и завернул в свою мантию, спрятал от посторонних глаз шрамы.

За ними никто не погнался.

- Подожди, мы не можем его бросить, - Маша остановилась, придерживая белую мантию на груди: слишком большая, она норовила соскользнуть с плеч.

- Орден его не станет убивать, - Луксор, сам того не зная, выдал то, на что боялась надеяться она сама. - Какой бы ни был скотиной. Сын же... Ну поссорятся, помашут мечами.

Солнце блестело в круглых камнях, которыми была выложена площадь, и Маша очень верила Луксору. Она сама не смогла бы объяснить, почему оглянулась ещё раз.

Вспышка стали разрезала воздух - солнечные зайчики запрыгали под ногами - два меча крест-накрест вспыхнули в пространстве, и теперь битва шла на равных, как будто императору надоела забава. И тогда очередной выпад остался без ответа.

Замерев на секунду, все ожидали продолжения, но Орден опустил меч, а меч Шредера, занесённый, дрогнул в воздухе. Он прижал руку к животу.

Маша бросилась вперёд. Она отталкивала всех, кто попадался на дороге, не слушала выкрики вслед. Мантия слетела, мёртвой бабочкой упорхнула на землю. Меч Шредера со звоном ударился об камни.

Он уже стоял на коленях, когда Маша подбежала и рухнула рядом, едва подумала о том, что, наверное, в кровь ободрала коленки. Кровь.

Рубиновая кровь на руках, она прижала ладонь к его ране - тепло. Тепло его жизни уходило через пальцы.

- Прости, - он провёл мокрой от крови ладонью по её щеке. - Я не смог.

Маша вцепилась в его ладонь, как будто бы и могла не дать свалиться в пропасть.

- Не уходи...


Ветер нёс солёный запах моря, северный запах гор и промозглый запах зимы. Она стола на коленях, на нагретых солнцем камнях, не в силах даже заплакать. Ни страха, ни стыда, ни обиды. В горле - пустые обещания, в воздухе - злоба, на мостовой - кровь. На лице - закостеневшая, злая улыбка. От этой улыбки ныли мышцы, но Маша продолжала улыбаться.

На неё надвинулась тень Ордена.

- Истемир, - тяжело дыша произнёс он. - Мой сын кровью заплатил за ошибки.

Маша всё ещё сжимала руку Шредера. Как будто могла удержать. Она хотела думать, что это не он лежит на выбеленных солнцем камнях, не он. Смерть тем временем возвращала его лицу властные, спокойные черты. Красоту обнажённого, смертоносного клинка.

- Ты смеешься?

Она не отвечала. Она посмотрела на свои руки: руки были в крови.

- Ты слышишь меня, слышишь?! - Орден схватил её за отворот платья, тряхнул как куклу. - Слышишь меня, дрянь?! Я тебя уничтожу!

Он отбросил её, Маша упала на спину и, поднимаясь, поняла, что из носа капает кровь. Ныли мышцы, и она не могла согнать с лица предательскую, глупую, закостеневшую улыбку.

Белые камни были измазаны кровью.

- Орден, прекрати это немедленно! - раздался за её спиной женский голос.

Она всё же пришла. Наверное, опоздала, а когда над помостом поднялось солнце, Маша уже не смогла разглядеть мантии цвета увядших роз и собранной волосок к волоску причёски.

- Избивать детей - не лучшее начало правления, - в голосе Ишханди проступили нотки, граничащие с предупреждающим рыком пантеры: не смей нарушить моё спокойствие, глупый маг. - Достаточно мы терпели твоё самоуправство. И эта казнь - что за театр одного актёра!

Маша не повернула головы, но она словно бы видела, как в это мгновение магичка проводит кончиками пальцев по и без того идеальной причёске.

- Леди, - Ордену никак не удавалось принять привычный, насмешливо-спокойный вид. Он весь дрожал: сидя на мостовой в пяти шагах от него, Маша видела, как трясутся у императора руки. - Это называется саботаж.

- Ты только что убил своего сына, - рыкнула Ишханди, - и считаешь, что мы должны принять это как должное?

- Они собирались помешать мне.

- О да, они собирались спасти невиновного мага.

Маша обернулась и увидела её: в лучах почти вошедшего в зенит солнца лица Ишханди было не разглядеть, только чёрный силуэт в ложе. Глава касты хаоса поднялась на ноги. Вслед за ней поднялись ещё трое, Маша могла только догадываться, кто именно.

- Вы взяли на себя слишком много, лорд Орден, - прозвучал ещё один голос, и через пелену в голове Маши пробилась только одна мысль - Линкей. - Вы взяли на себя смелость без обсуждения с Советом казнить придворного целителя.

Осталось бы у Маши хоть немного сил, отпустила бы её старая, закостеневшая обида, она бы взвыла сейчас волком. Она бы кричала на них - сильных магов, опытных политиков, срывалась на оскорбления и ненавидела их в эту секунду так, как не могла ненавидеть даже Ордена.

Почему за полчаса до этого мгновения, когда выводили на помост Провизора, они молчали? Почему молчали, когда Орден с лёгкостью бездушного демона наносил смертельный удар Шредеру? Почему молчали, когда уходил Зорг?

Только сейчас, когда ветер нёс запах крови, а ненависть костенела внутри неё, они решились подняться из своей ложи и выказать протест.

- Смерть предателям! - раздался выкрик в толпе, и тут же его подхватил нестройный хор голосов.

Запах крови опьяняет - знала Маша. Стражники Ордена оттесняли взбудоражившихся зевак назад, дальше от помоста. Перед Машей на колени опустился Провизор - придворный целитель. Взял её за плечи. Его глаза были странными, она только через секунду поняла, что он просто без очков.

- Что ты с собой сделала? Что с тобой? Маша...

Провизор силой разжал её пальцы, потому что она всё ещё цеплялась за Шредера, вытер с лица кровь. Что-то он сделал, её вдруг перестало тошнить от бесконечного солёного вкуса во рту.

- Почему они молчали, когда уходил отец? - прошептала она.

Провизор сжал её плечи и опустил глаза.

- Лорд Орден, - прозвучал привычно мягкий голос Линкея. - Предлагаю отменить казнь и обсудить всё на собрании Совета.

- Вот как вы решили? - прорычал Орден. - Что же, вот мой ответ. Завтра я хочу видеть у себя новых глав каст. Потому что нынешний Совет я распускаю.

По площади пронёсся ошеломленный вздох.

- Маша, после известия о твоей гибели он заперся в Храме и не хочет никого видеть, - произнёс Провизор.

- Орден, ты в своём уме? Такого не позволяла себе даже Руана, - голос Ишханди взвился на высокие ноты.

- Вот Руана, от которой вы все дрожите, - Орден махнул рукой в сторону Маши.

На мгновение стало так тихо, что в небе испуганно пискнула птица. Она чёрной тенью мелькнула по вышедшему из-за туч солнцу.

- Альмарейн на грани гражданской войны, - уже спокойно и жёстко продолжила Ишханди. - Ты ведёшь себя как слепец.

- Вон с площади, - улыбнулся ей Орден. - А этих смертников в подземелье. И мага хаоса не забудьте.

Луксор стоял в десятке шагов от неё. Маша видела, что он не сопротивлялся.


У неё осталось единственное воспоминание - лицо Руаны. Когда их вели по коридорам подземелья, она видела гравюру. Там, на стене из тёмного камня. Металл давно поблек, пыль осела на высеченной неизвестным художником фигуре Руаны, но в свете огненных шагов чёрные глаза императрицы блеснули на гостей презрительно и зло.

Даже стражники Ордена чувствовали себя неуютно. Они почти не показывали этого, но Маша видела, как капитан подзывает ближе к себе один из шаров белого пламени, как ускоряют шаг маги-воины, лишь приблизившись к портрету мёртвой императрицы.

Они боялись прикасаться к Маше, не заламывали руки, даже не подтолкнули ни разу, когда она замедлила шаги, чтобы ещё раз взглянуть в глаза той, кого так пыталась изобразить.

- Ты мне не хотела помочь, бабушка.

Капитан только выругался сквозь зубы, дал тычка кому-то из подчиненных. Огненные мечи едва-едва разгоняли сумрак подземелья. Они дошли: первой сопроводили в камеру Машу. На прощание она успела прикоснуться к рукаву Луксора, хотела сказать - прости. В руку ей скользнул тёпный живой комочек мрака.

Сказать - я тебя втянула. Сказать - если бы можно было всё вернуть назад. Но она промолчала. В спины им презрительно и зло смотрела с гравюры Руана, сжимая в руках испачканный кровью меч. Когда Маша осталась один на один с сырыми каменными стенами своих покоев, у неё осталось одно единственное воспоминание.

Замечательно.

Темнота играла с ней в поддавки: Маша проваливалась в сон, где перед глазами снова вставала площадь, и толпа пришедших поглазеть на казнь, и спокойное в смерти лицо Шредера, и лицо Ордена - без единой кровинки - шепчущего, что его сын заплатил кровью. Маша просыпалась от ужаса, первобытного, неясного, уговаривала не болеть спину, прижималась лбом к холодным камням.

По её шее стекали капельки пота. Сознание требовало отдыха, и Маша снова закрывала глаза. В одном из снов дверь её камеры открылась, и в проёме ярко вспыхнул огненный шар.

- Вставай, тебя хочет видеть император.

Маг в алой мантии зашёл внутрь, остановился возле лежащей на полу девушки.

- Вставай.

Пока глаза не привыкли к свету, Маша едва шла.

Орден ждал её в кабинете императора. Дракон из серебряных искорок спал, уткнувшись мордой в лапы.

- Спасибо, что почли меня своим присутствием, императрица, - Орден смахнул со стола ночную бабочку. В том месте, где у Зорга стояла фотография в простой деревянной рамке, было пусто.

Маша опустилась на предложенный стул. Находясь в этом кабинете в прошлый раз, она была гораздо ближе к императору.

- Чего ты хочешь от меня?

Голова кружилась, а во рту было отчаянно сухо, но Маша пыталась держать спину прямо, ведь так и положено Орлане.

- Странный вопрос. Не ты ли тайно проникла в наш мир и с ума сходила, лишь бы привлечь к себе внимание? Что же, вот вечер - самое время для задушевных бесед. Вот мы с тобой наедине, можешь не стесняться своих приспешников, не прикрываться благородными мотивами.

- Наедине, - усмехнулась Маша. - А что это за тень отца Гамлета у тебя за правым плечом?

Единственный здесь шар белого пламени ярко освещал ковёр под ногами, но как лицо Ордена, так и его соратник оставались в полумраке.

- Выйди, тебя уже заметили, - император чуть обернулся.

Из полумрака у тяжёлых густо-зелёных гардин выступила Сабрина. Она была непривычно одета - в рубиновое платье с просторными рукавами, а чёрные волосы, ничем не стянутые, спускались ей на плечи. Глаз она не подняла.

- Спасибо... что пришла, - произнесла Маша.

Сабрина стояла за правым плечом Ордена фарфоровой куклой, безжизненной тенью самой себя.

- Тем не менее, расскажи мне, неужели ты и правда собиралась захватить власть? - Орден снял с пальца перстень и теперь рассматривал блики света в голубом камне.

- Захлебнись своей властью, - вздохнула Маша. Она хотела бы говорить зло, чтобы каждое слово впечатывалось в его память и ещё долгие годы вызывало приступы ярости, но сил у неё не было. - Ты же звал меня не за тем, чтобы выслушать исповедь о тайных желаниях. Если маг, который уважает меня не больше, чем грязь под ногами, стал разговаривать как с равной, значит, нашлась тема.

Иллюзия владения ситуацией так и осталась её иллюзией. Орден усмехнулся и надел перстень.

- Тема. Расскажи мне о своей матери.

Маша опустила глаза: по испачканному в крови подолу её платья ползали серебристые пушинки. Одна почти добралась до колена, но вдруг сорвалась и покатилась вниз, по белому шёлку как по ледяному склону.

- Ты сделал ей очень больно.

Несколько пушинок собрались у носка её сапога из светлой кожи.

- Я всегда хотела выяснить, кто... а теперь поняла.


Вера дёрнула окно, запечатанное на зиму, и вдохнула холодный зимний воздух. Она зря весь вечер притворялась, что увлечена делами по дому. Вихрь воспоминаний, которые улеглись было, как снежинки на карнизе, вновь поднялись в воздух при новом порыве ветра - появлении Маши. Она стала достаточно взрослой, чтобы всё понять, но не простила.

Нью-Питер сверкал разноцветными огнями, вычерчивал пентаграммы окнами в высотках. Прошло больше двадцати лет, но стоило Маше неосторожно напомнить о шарах белого пламени в императорском саду, как боль вернулась. Сколько, сколько нужно ещё времени, чтобы всё забыть?

- С ума сошла что ли, на улице мороз! - на кухню зашёл Алексей. Он захлопнул одну створку окна, вытащил из кармана разорванной на плече домашней рубашки пачку сигарет.

Не дождавшись сигаретного дыма, Вера вышла из комнаты. Когда муж нашёл её в спальне, она уже притворялась крепко спящей.


Пушинки порхали у её ног, и Маша боялась шевельнуться, чтобы ненароком не раздавить беззаботных созданий.

- Она несчастна?

Маша вздрогнула, как будто по спине ей провел влажным холодным щупальцем страх.

- Как ты смеешь.

- Неверно, - прошипел Орден. - Ты будешь беспрекословно отвечать на мои вопросы, или я выпотрошу твоё сознание.

Маша подняла ему навстречу лицо, чтобы ещё раз показать злую улыбку, закостеневшую на губах. Лучше бы он ударил её, бил до потери сознания. Она не могла выносить даже мысль, что у её матери могли быть отношения с этим чудовищем.

- Говори, - Орден сжал кулак, и снова блеснул на его пальце перстень с голубым камнем.

- Нет. Она счастлива. Рада, что ушла из вашего мира. Она сказала мне, что ненавидит тебя и ни за что, ни за какие награды не вернётся сюда, - выкрикнула Маша. Стало так легче, что она в голос рассмеялась.

В следующую секунду её смех оборвался ударом. Она полетела со стула на пол, там захлебнулась, захрипела, сама не понимая, то ли плачет, то ли всё ещё смеётся.

- Я тебя уничтожу теперь. Не за то, что ты сорвала мне все планы на сегодня. Не за то, что из-за тебя погиб мой сын. Я уничтожу тебя, как напоминание о связи моей женщины с другим.

Маша села, опираясь на локти. Из полумрака у окна на неё смотрела Сабрина. Её глаза на бледном - белее фарфора - лице выражали только боль.

- Замечательно. Хочешь убить меня, так убей, - Маша отвернулась, не в силах больше видеть лицо подруги, её страшные, дикие глаза. - Я буду рада, что не ошибалась в тебе, ты, чудовище.

- Я чудовище, - Орден развернулся - край его мантии коснулся её щеки и отошёл к стене. - Убить её.

Маша смотрела в пол, дрожала и не могла сдержать дрожь.

- Сабрина, это приказ, - рыкнул над ней Орден.

Маша поднялась, путаясь в подоле платья, выпрямила спину. Успокоить бы Сабрину, вытереть с её лица чёрные потёки туши, как в тот раз, когда на полу гостиничного номера они впервые поняли, что могут разойтись, не прощаясь.

Успокоить бы, но мешал узкий меч, направленный сейчас в сторону Маши. Она испугалась пощекотавшего ей шею ледяного дыхания смерти, просто захотела отсрочить страшный момент.

- Подожди. Скажи хотя бы, почему?

Орден смеялся над ними. Привалившись спиной к книжному шкафу, он наслаждался мгновением.

- У меня, - сорвавшимся голосом произнесла Сабрина.- У меня никого кроме тебя не было. И я тебя потеряла.

Тонкий меч, в свете белого пламени казавшийся огненным, взлетел вверх, крутнулся в воздухе. Из груди у Маши вырвался вопль, Сабрина держала меч на вытянутых руках, остриём к себе. Она улыбнулась Маше - всего на секунду превратилась из фарфоровой куклы со страшными глазами в родного человека - и нажала на рукоять меча.

Маша кричала, когда лужа чёрной крови подтекла к её ногам, но не слышала своего крика. Видела, как задыхается от ярости Орден. Он схватил её за плечо, швырнул на пол рядом с Сабриной. Тогда Маша замолчала, коснулась разметавшихся по ковру волос мёртвой подруги.


Ишханди распустила волосы - на пол упали несколько шпилек, жалобно звякнули о камни. Она повернулась к окну. Пахнущий морем северный ветер бросил ей в лицо горсть снежинок. Давно в Альмарейне не было снега.

На тёмных улицах квартала горели белые огни, высокие шпили зданий были освещены нервными, мерцающими бликами. Ишханди шагнула вперёд, её обнажённые щиколотки пощекотал ветер. Высокие окна - от пола до сводчатого потолка - кто догадался открыть одно из них?

Она в чёрном платье - ветер треплет его подол - в оконном проёме, судорожно вцепилась в оконную раму. Всего-то и нужно, что разжать пальцы.

- Вселенский разум, - пробормотала Ишханди. - Прости меня.

Он, конечно, не слышал просьб о прощении. Не услышал бы и мольбы о помощи.

- Ты глух, - сказала ему она. - Зачем мы в тебя верим!

Под босыми ногами был камень, ещё не успевший остыть после захода солнца.

- Ты отбираешь у нас то, что дороже всего, ничего не давая взамен. Ты вкладываешь нам в головы глупые идиомы, что не приносишь бед, больших, чем мы сможем вынести, что... - она захлебнулась яростью. - Я тебя ненавижу.

Качнулись шары белого пламени на улицах её квартала.

- Ты предлагаешь бороться, как будто бы взамен даёшь весь мир, - Ишханди замолчала, слушая голос ветра. Щиколотки свело судорогой от холода. - Нет у нас мира. Весь твой мир - ложь. Кукольный театр. Хочешь отнимать последнее, отнимай. Пусть он уходит в Храм навсегда. Только я больше не играю в твоём театре.

Каменная кладка раскрошилась под ногами, Ишханди показалось - она уже летит навстречу освещённой белым пламенем мостовой.

- Нет, нет, - она опустилась на пол, обхватила колени руками. Пальцы немели от страха и холода. Слёзы текли сами собой. - Я не сдамся. Я обману тебя на этот раз, мерзкий бог.

Она уже знала, что поднимется, сотрёт с лица следы позорной слабости и пойдёт к Храму.

Глава 33. Мир в твоём мире

Её ногти оставили на его запястьях следы - луноподобные вмятины, он тряхнул рукой, как будто пытаясь освободиться, хотя она и не собиралась ещё раз напасть. Она так и осталась сидеть на полу, покрытом травянисто-зелёным ковром, а он рассматривал вмятины на своём запястье.

Маша тяжело дышала, хотя и не пыталась никуда убежать. Смятый ворс ковра всё ещё помнил её падение от удара - удара, как доказательства силы. Может ли самый сильный маг так чётко ударить, без размаха, оборвав на секунду её дыхание.

Орден нагнулся к ней и поднял её лицо за подбородок. За его спиной ярко сиял шар белого пламени, поэтому разглядеть глаз Ордена Маша не могла, она только морщилась и хотела увернуться.

- Приличествует, - протянул маг, - неплохо сделала шрамы. Для публики вполне приличествует.

Он отпустил дёргающуюся Машу, и встал перед ней - в своей любимой позе уставшего бога.

- Ну что, дорогая моя, восставшая из мёртвых. Начинай, утром я морально приготовился выслушать ещё пару нелестных отзывов в мой адрес.

Маша запуталась в белом платье, которое сейчас уж больше напоминало наряд бездомного, попробовала отползти в сторону и заметила, как Орден наступил на край её подола. И тогда её разобрал, нервный, скомканный смех.

- Орден, - захохотала Маша, чувствуя, как дрожат её руки. - Ты неудачник.

Жаль, что выражение его лица скрывал свет.

- Ты никому не нужен, Орден. Как только ты ослабнешь, все твои женщины, все твои солдаты побегут прочь, и знаешь, что? Единственный, кто любил тебя, для кого ты хоть что-то значил, твой сын, он мёртв. Ты убил его, Орден, сам. Убил. Мне жаль тебя, великий маг. Просто жаль.

От смеха и горькой гримасы ныли мышцы лица.

- Похоже, мне остаётся лишь горько плакать, - откликнулся Орден с высоты своего солнечного сияния. - Ты открыла мне глаза. Ну да, семейные ценности: радоваться появлению кричащих маленьких убожеств. Вот это счастье, я понимаю.

- Я убью тебя, Орден, - бессильно и беззлобно вздохнула Маша. - И мне не будет жаль.

- Убьёшь... - он отпустил её подол, сделал шаг назад и скрестил руки на груди. - А знаешь, что сделаю я? Я уничтожу восставшую из мёртвых императрицу Руану, которая навела ужас на всю столицу. Знаешь, что такое паника? Знаешь, как просто её посеять?

- Знаю, - почто шёпотом произнесла Маша. - Знаю, как справлялся с этим твой "Белый ветер".

- Знаешь, кем я стану после этого? Народным спасителем. А мой бедный брат, который покрывает пришедшую отомстить Руану? - Орден отошёл к окну, и лучи света окутали его фигуру, как святого. - Он просто свихнулся от горя, когда узнал, что облик Руаны приняла его единственная дочь. Я закрою его собой от народного гнева. Знаешь, кем я стану после этого? Я стану добродетелем. Радость моя, ты сыграла мне на руку так, как не играл никто и никогда.

- Зачем ты рассказываешь мне всё это? - проговорила Маша, теряя слова и задыхаясь. Хрипел не голос, хрипело что-то внутри неё.

Орден поправил тяжёлую штору. Обернулся к ней, и улыбка, дёрнувшая уголки губ великого мага, злая, закостеневшая улыбка стала похожей на её улыбку - такую же вчера утром Маша видела на своём отражении, на пыльном стекле.

- Я рассказываю тебе это, чтобы ты знала. Ты умрёшь напрасно. Ты хотела власти, богатства, лавр победителя? - он дёрнул головой, и тёмные волосы, собранные в хвост, метнулись из стороны в сторону. - Ты принесла это мне. Ты, ни на что не годный ублюдок. Детёныш человеческой проститутки.

- Орден, - прошептала Маша. - Желаю, чтобы ты знал. Не нужна мне никакая власть. Я всегда хотела только справедливости.

Она поднялась на руке, нащупала шнурок на шее. В отчаянной злобе дёрнула его, сильно, и тонкая верёвка треснула на шее. Заклинание Луксора осталось в её руке - живой, дрожащий комочек тьмы.

Маша швырнула его в Ордена.


Её никто не остановил. Ещё бы посмели - главу касты хаоса! Хотя Ишханди с растрёпанными ветром волосами, без мантии цвета запёкшейся крови главу касты мало напоминала даже самой себе.

Чёрная громада Храма выросла из темноты перед ней могильным изваянием - ни в одном из узких бойниц-окон не виднелся свет. Вход в Храм - высокие кованые ворота - были затянуты камнем, словно и не было никогда ворот.

- Думаешь, отсидишься тут, да? - Ишханди подняла руки.

Магия хаоса, древние заклинания, высеченные её предками на крошащихся от времени камнях, были на её стороне. Волна силы врезалась в чёрные стены, и на мгновение в небе потухли все звёзды.

- Демона с два ты выстоишь этой ночью, - зло прошипела она.

Поднятый в воздух песок смерчами опускался обратно. За её спиной ветер прошёлся в ветвях вечноосенних деревьев. Ещё один взрыв силы - Храм отозвался на него тихим угрожающим гулом.

Ишханди не боялась. Когда закончатся силы на магию, она сможет разбить в кровь кулаки об эту чёрную громаду. Посыпались листья с деревьев, взметнулись и страшно закричали в ночном небе птицы.

Никто на её веку не смел посягнуть на священное изваяние, никто не желал вызвать на себя гнев Вселенского разума.

- К демонам вашего бога!

Храм охнул ей в ответ. Трудно дыша, Ишханди опустила руки. Тяжёлая каменная плита, закрывающая вход, медленно таяла, как будто состояла только их тумана. За ней, освещённый белым пламени, ждал её тот, кого она звала.

- Император, - она зашагала вперёд, уверенно, словно волосы как и прежде были собраны в идеальную причёску, а на плечах трепыхалась от ветра мантия. - Надеюсь, этого спектакля достаточно, чтобы привлечь ваше внимание?

Он нахмурился, когда она подошла вплотную - две морщины расчертили лоб.

- Кажется, вам безразлично, что происходит в Альмарейне, - Ишханди скрестила на груди руки. - Но я просто проходила мимо и решила заглянуть, сообщить новости. Ничего особенного, впрочем. Орден на главной площади города на виду у всех избивал Орлану, которая пыталась спасти от жестокой расправы вашего придворного целителя. Потом он поволок её в замок, убивать. Ах да, он до этого сказал вам, что Орлана погибла. Какая жалость, он лгал!

Блики белого пламени плясали по камням храма. Зорг взял Ишханди за плечи, заглянул ей в лицо. Она задыхалась, губы дрожали против воли, и сил не хватило на то, чтобы сбросить его руки.

- Орлана жива?

- Уже не знаю. Пока мы тут мило беседуем, она там тоже придаётся... беседам с Орденом.


Через рухнувшую стену старая тронная зала наполнилась светом заходящего солнца. Багровые отблески разлились кровью по полу среди ползучих растений, среди пыли и каменных обломков - багровая кровь заката.

Еле отдышавшись после погони по коридорам замка, Маша прислонилась спиной к колонне. В тронную залу Руаны стражники войти не решились.

Шевелились тени, и действительно казалось, что по тронной зале ходит призрак Руаны, осматривает свои владения, протяжно вздыхает голосом ветра, метёт пол подолом платья.

Тени замысловато шевельнулись снова.

- Хочешь, я расскажу тебе сказку о смерти? - из-за полуобвалившейся колонны вышла девочка лет трёх, в тёмно-зелёном платье до пола, с причудливо убранными волосами. Она остановилась, оперевшись рукой на колонну, и с внезапной уверенностью Маша поняла, что это за девочка.

Она упала на колени, даже не почувствовав удара о холодный камень, судорожно вдохнула, не в силах произнести и слово. Она узнала искорку в зелёных глазах, узнала излом губ. Девочка чуть склонила голову, как будто бы заинтересованно, но в её лице не было и толики интереса.

- Я тоже видела его, - её голос, прозвучавший в полной тишине, был жутким. - Чёрная мантия, сколотая брошью в виде изумрудного скорпиона. Я вспомнила, как боялась его - безотчётно, как ребёнок боится темноты. Страх жил с того самого момента, как маленькая императрица поверила в страшную сказку о смерти.

Его призрак молчаливо висел под потолком комнаты каждый раз, когда, задыхаясь от одиночества и безысходности, я просила Вселенский разум о спасении. Но даже если бы я не была знакома с этим магом, я бы чувствовала, что есть кто-то такой же сильный, как Вселенский разум, но в противоположность ему - жестокий. Нет дьявола одного на всех, зато у каждого есть свой личный дьявол.

И свой личный ад, от которого не спасёт лезвие меча - твой ад будет с тобой всегда, если ты впустишь его в душу хоть раз. Я впустила Ордена в душу, когда доверчиво согласилась выслушать его сказку.

Я знаю боль неразделённой любви, я знаю боль предательства. Я помню, как мечется душа в поисках правды и оправданий. Я видела, как рушатся замки надежд, а их осколки больно впиваются в сердце, чтобы навсегда остаться там.

Иногда я думаю, почему во всём мире не нашлось существа, которое оградило бы от этого маленькую императрицу. Я помню слишком много вещей, которые маленькая императрица пыталась забыть. Я помню, как на моих глазах тонули в беспомощности сильные взрослые маги. Я думаю, настало время, рассказать тебе обо всём. Хоть ты и старше меня, ты не помнишь и половины правды.

Она шагнула вперёд - маленькая девочка в зелёном платье до пола, с тёмными волосами, собранными в сложную косу. Маленькая девочка со взрослыми глазами. Девочка, которая три года молчала, потому что не умела врать, и не знала, как сказать правду. Маша не могла оторвать от неё взгляда, не могла шевельнуться, не могла произнести и слова. Она так и стояла на коленях перед ребёнком, которым была она сама.

- Когда ты слишком сильно боишься, страх перерождается в ненависть, а ненависть - в способность убивать, - девочка протянула ей руки - по-детски пухлые ладошки. - Ты же умеешь убивать.

Маша почудился странно-солёный запах и вкус на губах. Она молчала - только дышала тяжело, ртом, потому что не хватало воздуха, и темнело перед глазами, и кружилась голова.

- Зачем тебе это, маленькая? - произнесла она, едва сдерживая дыхание.

- Я просто хочу, чтобы ты помогла мне, - её холодные пальцы коснулись Машиных рук, и на лицо лёг кровавый отблеск заката. - Я могу читать мысли любого, могу зажечь или погасить огненные шары во всём замке, могу опустить тьму на Альмарейн, но я не могу сделать так, чтобы мои родители были вместе.

- Малыш, ты очень мудрая, но ты не понимаешь, ты поймёшь потом, - Маша осторожно сжала её пальцы. - Нельзя заставить полюбить. Наша мама, она просто разлюбила, так бывает. Она имеет право быть счастливой.

- Не понимаешь, - покачала головой маленькая императрица.

- Что мне нужно сделать? - Маша уже раскаивалась в своих словах, слишком резких для обиженного ребёнка.

- Нужно убить его. Я расскажу тебе всё. Когда ты ушла из этого мира, давно-давно, я осталась здесь. Помнишь, люди говорят иногда "я оставил там часть души". Помнишь, люди давно перестали верить в очевидные вещи. Я появилась из части тебя, из твоей магии, из мыслей, слухов, воспоминаний. Их было много.

Орлана подняла голову, посмотрела Маше в глаза, и та не посмела отвести взгляд.

- Ты слишком долго шла к этому. Ты заслужила знать правду, - маленькая императрица подалась вперёд, обхватила Машу за плечи, и прижалась в этом холодном подобии нежности.

Она положила руку ей на затылок и почувствовала тепло. Она не была призраком - эта маленькая императрица - не была посланником того света, порождением ночи. Она была живой, была ребёнком, который три года молчал, потому что онемел от страха. Под завесой слов билось детское сердце.

Маша прижимала к себе девочку и отчётливо понимала, как жутко поступила, уверившись в том, что ненавидит своё прошлое. Ненавидит живое тёплое существо, которое прижимается к ней, не найдя защиты у других.

- Прости, маленькая... - прошептала она, чувствуя, что императрицу бьёт дрожь. Провела рукой по мягким волосам.

Сердце билось - с каждым ударом всё больнее, от ударов пульса ныли вены, болью отзывалась кожа. Маша вздрогнула от боли, от рези в глазах, похожей на слёзы. Императрица прижалась сильнее, толкнулась.

Удар. Ещё один. Ещё. Дыхание оборвалось, воздух разодрал до крови, обжёг горло. Маша открыла глаза и поняла, что она одна в старой тронной зале. Это не дыхание маленькой девочки - это ветер гуляет среди рухнувших колонн. Это не тепло живого существа - это последние лучи солнца, падающие кровью на пыльный каменный пол.

Кружилась голова, и от солёного вкуса на губах к горлу подступала тошнота. У неё не осталось сил даже закричать. В тяжёлом воздухе осталась только одна мысль - пусть кто-нибудь придёт и разделит с ней её личный ад, её память. Ад маленькой императрицы и разлетевшиеся осколки надежды.


Орден помнил, как по её запрокинутому лицу, по нежной бледной коже катились слёзы. Ни один драгоценный камень в обоих мирах не мог стоить дороже, чем капли, текущие по её щекам. Он помнил, как багровые отблески заката кровью заливали пол.

- Нам нужно расстаться, - сказала Вера. - Ещё немного, и Зорг поймёт. Он всю ночь просидел в кабинете, так и не пришёл.

Он знал, что она не спала всю ночь. Знал - ждала. Знал - не его.

- Я ещё одну такую ночь не переживу, - доверчиво пожаловалась Вера.

Слова - плетью по обнажённой, доверчиво-розовой, мягкой, как моллюск, душе. Закат красил стены в багровый, Вера прижималась спиной к полуразрушенной колонне, и отблески заката на её лице чертили знаки беды.

- Ты отпустишь меня?

- Отпущу, - а внутри всё рвалось, боль вспучивала вены, боль хрипела в лёгких. Не прикоснуться, не упасть на колени - уже отпустил, уже не твоя. Не сметь умолять о благосклонности. Она же плачет.

Кто сказал, что он не чувствовал боли, кто сказал, что только смеялся над ней, когда пригласил на танец и вёл в этом танце, словно по осколкам стекла. Кто сказал, что смеялся, когда в пьянящем экстазе прикасался губами к ней - обнажённой - не в пошлых поцелуях, нет, в молитве. Кто сказал, что ничего не ощущал, когда стоя на коленях, на занесённом пылью каменном полу тронной залы, просил остаться.

Вера прикоснулась одним только взглядом, самым первым и самым нежным, заставляя его душу, как розового беззащитного моллюска вывернуться навстречу ей - смотри, я весь для тебя, я весь твой, возьми меня, согрей. Или сделай невыносимо больно. Тебе можно всё, ты на всё имеешь право.

- Прости. Дай ещё один шанс. Я умираю без тебя.

Она смотрела на него сквозь слёзы, а он ненавидел себя за то, что стоит на коленях, что заставляет её страдать, а она не может выбрать раз и навсегда. Она будет метаться в поисках правды и оправданий.

Кто сказал, что Орден рассчитал всё - до последнего жеста - тот соврал бы, и потом в горячечном жаре замаливал бы страшную ложь перед своими богами. Тогда, стоя на коленях перед женщиной, под пальцами которой его сердце брызнуло кровью, Орден боялся думать о том, что будет дальше.

- Я хочу, чтобы ты родила мне ребёнка, слышишь?

Ему показалось, или он увидел, как за полуразрушенной колонной мелькнул силуэт маленькой девочки.


Стемнело, и ветер принёс холодный запах моря - не аромат цветов. Дрожащими руками Маша отряхивала подол платья. В сумраке разрушенной тронной залы не было видно пыли на белом шёлке, не было видно кровоподтеков на её руках, даже шрамы спрятались в спутанных волосах - не рыжих. Но она должна была чем-то заняться перед тем, как пойти убивать. Отряхнуть подол платья.

- Вот и всё, - произнесла Маша, хоть среди рухнувших колонн её не услышал даже призрак Руаны. Ведь не было никакого призрака.

- Вот и всё, - эхом ей вздохнул ветер.

Она стёрла со щёк слёзы. И пошла вверх по крошащимся, пыльным ступеням.

Вверху горел свет, огненные шары - чем ближе, тем лучше видно, как лижут темноту язычки пламени. Послышались голоса: наверху её ждали.

- Долго она там сидит, сбежала, наверное.

- Капитан сказал, не сбежит. Орден устроил ей западню. А у неё магии совсем нет!

На площадке первого этажа загремели шаги, огненный шар поплыл вправо.

- А мне рассказали, она поначалу всех охранников разбрасывала. Только Орден потом у неё амулет отобрал какой-то.

- Дурень. Это не она разбрасывала, а маг хаоса, который был с ней.

- Оба вы не особо умные. Не маг хаоса, а полубог. Они втроём были.

Кто-то хмыкнул, кто-то прокашлялся.

- Ничего так компания. Лорд Орден всех перебил, она одна осталась.

Ступени закончились, и Маша шагнула на мраморный пол, натёртый до блеска множеством сапог.

Здравствуй, императрица.

Сразу четыре огненных меча оказались в опасной близости.

- Леди, - промолвил один из её стражей. Его тёмно-алая мантия была забрызгана то ли грязью, то ли кровью. - Пойдёмте с нами.

- Конечно, - улыбнулась ему Маша, чувствуя, как костенеет на губах улыбка, превращаясь в гримасу. - Не будем множить жертвы бессмысленной войны.

По ту сторону портала её встретил новый эскорт. Стены залы уходили высоко в звёздное небо, и картины великих битв и торжественных церемоний светились мягким серебристым светом. Вся зала была залита этим светом, множество огненных шаров парили в воздухе.

Впереди, в десятке шагов стоял Орден. Чёрная мантия, изумрудная брошь. Такая же, как и у неё, закостеневшая улыбка. "Я хочу, чтобы ты родила мне ребёнка". Маша вспомнила и почувствовала, как дрогнули руки.

Справа и слева от нового императора стояли ещё два воина - маг хаоса и демонолог. Серый жезл в руках последнего искрился.

- Неужели ты меня так боишься? - Маша остановилась, сцепив руки перед собой. Представила, как выглядит со стороны: перепачканная в крови и грязи оборванка перед блистательным императором, красивым, как бог, и почти таким же сильным. Самым сильным магом обоих миров.

- Ты глупая девочка.

"Я хочу, чтобы ты родила мне ребёнка".

Маша улыбнулась.

- Да. Я такая глупая. Не бойся.

Она подняла руки - ободранные ладони саднили от сорвавшегося на них порыва ветра.

- Confectium elapsus, - произнесла плавно и певуче. Так, как будто повторяла заклинание долго-долго. Заклинание, которое нельзя повторять вслух.

Брызнули тысячами искр огненные шары. Белые отблески падали на пол и умирали. В зале стало темно, только бледно мерцающий коридор соединил Ордена и Машу. Императора и императрицу.

- Letum... - в ладони бился ураган. Её руки дрожали.

Смолкли все звуки. Потухли все звёзды. Стёрлись лица. И Орден, могущественный маг, самый сильный, замер, глядя на неё, завороженный, притянутый силой заклинания.

Напуганный заклинанием.

Ошалевший от силы заклинания мгновенной смерти. Он понял, что это значит.

- Ventus et...

- Орлана, остановись, - это не голос Ордена. Этот голос, тихий и властный, родной и заставляющий понять - всё в порядке, она услышала за спиной.

- Et ci... -Маша опустила руки.

Сила заклинания всё ещё билась.

- Папа...

Сила сдирала оболочки мира. Звенели осколки стёкол, падали дрожащие звёзды на пол. Трещали камни, и ветер нёс запах крови. Сила рвала её за ослабевшие ладони.

- Я не...

Ноги онемели, Маша упала. Вкус крови.

- Я не могу это остановить.

- Не бойся, милая.

- Орлана...


- Милая, слышишь, я здесь. Слушай меня, не теряй сознание. Я помогу тебе, мы остановим это. Слушай меня. Дыши глубже...

Маша цеплялась за руку Зорга, потому что он - единственное, что осталось в мире, в зале со светящимися картинами. Только они потухли - битвы и церемонии. Балы.

Ничего нет, она танцует на балу, где в воздухе разлит запах ночных цветов и сверкают капли воды в фонтане, словно драгоценные камни. И переговариваются, танцуют, восхищаются пышностью приёма гости.

Нет. Воздух пахнет кровью и тихо. Она одна. Она кружится по зале, где на стенах светящиеся картины, но в кромешной темноте. Потухли огненные шары, и звёзды разбились о мраморный пол. Она танцует, и в ночном воздухе звучит лишь шорох её шагов.

- Орлана, не теряй сознание. Слушай меня. Оно - часть тебя, только снаружи. Поймай нить. Поймай его за нить, чтобы его не сносило так сильно ветром.

Легко скользить по мраморному полу, но она вдруг понимает, что не одна здесь, нет. Тысячи лиц-теней наблюдают за ней из темноты. Они шепчут ей, шепчут...

- У тебя всё получается. Поймай его, верни его в себя.

Тени, тени скользят вокруг неё в вальсе. В странном вальсе посреди тёмной пустой залы, под шорох собственных шагов.


- Ты понимаешь, что это значит?

Потоки силы больше не бесновались под сводами залы, не бились стёкла, не рассыпался искрами белый огонь. Зорг поддерживал за плечи всё-таки потерявшую сознание Машу. Она полулежала на полу, а белый шёлк разметался по мрамору. В горячем от магии воздухе плавал один единственный огненный шар.

- Ты понимаешь, что это значит? - Ордену пришлось повторить ещё раз, прежде, чем Зорг обратил на него внимание.

- Разумеется, понимаю, - отозвался Зорг, склоняя голову дочери себе на плечо. - Ты затеял облаву на императрицу. Завтра же Совет выберет тебе подходящее наказание.

Орден стоял над ними, скрестив на груди руки, и блестели в свете белого пламени посеребрённые застёжки на его сапогах.

- Я не о том. Заклинание мгновенной смерти - высший уровень магии. Она... Орлана, только что чуть было не использовала его. Вряд ли она набралась этого у тебя.

Ветер через разбитые окна нёс запах ночных цветов. В саду из-под ноздреватого серого снега пробивались фиолетовые бутоны.

- Что с того?

Тело Маши показалось ему неожиданно маленьким, и холодил руки шёлк.

- Она не твоя дочь, - отчеканил Орден, сжал и тут же разжал кулаки. Покачивался от дыхания изумрудный скорпион на его груди.

Потянулись к мраморному полу тонкие лучики лунного света. Словно с залы сняли чёрное покрывало. Зорг усмехнулся. На одно мгновение на его лице поселилась страшная, закостеневшая улыбка, и тут же стёрлась.

- Ты только теперь это понял?


***

Маша схватилась за руку Зорга, когда возле открытого портала Орден обернулся на неё. Спряталась за спину отца, как будто это не она прошлой ночью угрожала Ордену заклинанием мгновенной смерти, тьмой, норовившей сорваться с её пальцев.

Через несколько минут всё было готово к отправлению преступника в ссылку - именно такое наказание посчитали справедливым маги Совета. Маша видела на лице каждого из них странное облегчение. Идрис улыбался солнечному свету, проходившему сквозь стеклянный купол залы. Ишханди стояла возле Зорга. Воссоздания великих битв и балов больше не казались мрачными.

Этим утром Маша поднялась с постели с дикой головной болью. Если бы не помощь Провизора, она бы не дошла даже до залы советов. Она заглянула к Луксору: он спал. Бессонная ночь за разбирательствами, битвами и страхами никому не обошлась так просто.

Когда после стычки с Орденом Маша пришла в себя, рядом был отец. Он сидел неподвижно на краю её кровати, закрыв лицо руками.

- Папа, - Маша дотянулась до его локтя, осознавая, что дрожит от слабости.

Зорг очнулся. Быстро обнял её.

- Родная, я не могу потерять тебя снова.

Маша поняла вдруг, что он плачет.

- Со мной же всё нормально, - но она не смогла даже подняться.

...Совет приговорил Ордена к ссылке в городок на окраине Манталата - Малтиль. Одно название создавало в воображении бесконечные южные степи и дома с плоскими крышами. Когда Орден уже стоял перед порталом, он оглянулся на Машу, которая тут же спряталась за спину Зорга.

- Ну что ты, малыш...

Полукругом стояли члены совета, и Идрис беззаботно улыбался, глядя на прозрачный купол комнаты. И тут в залу ворвался начальник охраны.

- Ваше величество, в замке человеческая женщина. Она хочет видеть вас.

- Какая женщина? - нахмурился Зорг.

- Она назвала себя...

Орден смотрел на капитана стражи с таким каменным лицом, что Маша подумала - вот сейчас он рухнет замертво.

- ...Вера.

В наступившей тишине стали слышны удары каблуков по мраморному полу. Она вошла - судорожно выпрямленные плечи, юбка в пол - красивая настолько, что Маше почудилось пение ангелов.

- Мама, - выдохнула она.

Не произнося ни слова и лишь на мгновение замерев в дверном проёме, Вера устремилась вперёд, туда, где в центре залы распускался радужный цветок портала. Она остановилась перед Орденом, он взял её за руки. Маша охнула, когда Орден упал на колени - не опустился - рухнул перед Верой. Он обхватил её за талию, лицом уткнулся в живот, и эхо пронесло его шёпот по всей зале.

- Прости меня, прости, прости, прости...

Вера не колебалась, просто коснулась его волос, словно успокаивая - прощаю.

Солнечный свет заставлял мрамор искриться.

- Прошу, - спокойно произнёс Зорг, - избавьте Орлану от этой сцены.


***

Ночью Маша никак не могла заснуть. Осторожно, чтобы не потревожить Луксора, она поднималась с постели, мерила шагами спальню, останавливалась у огромного - во всю высоту комнаты - окна. Она отодвигала тяжёлую штору и смотрела на Альмарейн. На то, как за деревьями императорского сада светятся ночные огни города.

Но сон не шёл. Маша снова опускалась в кровать, но шёлковые простыни казались жёсткими и горячими. Она подходила к окну. Едва слышно умоляла Вселенский разум:

- Скорее бы рассвет.

Как будто рассвет принёс бы ей покой. Пересиливая себя, Маша закрывала глаза, но голова оставалась светлой, и эта тревога, как звон колоколов в жарком мареве дня, сжимала горло.

Маша выскользнула из спальни. Сверкающий от света звёзд мрамор холодил босые ступни. В панелях на стене, где даже ночью дремал дракон из серебристых искорок, она оглядывала себя - в лёгкой ночной сорочке. Она шла дальше мимо молчаливых стражников, мимо исполинских статуй и крошечных, танцующих на полу, в осколках лунного света, существ.

Вниз по ступеням винтовой лестницы. Мимо тронной залы, такой огромной, что, оказавшись в её середине, на пятнышке мягкого серебристого сияния, нельзя было разглядеть стен. Маша вышла в сад.

Дорожка из круглых камней казалась дорожкой из лунного света, а в полной тишине сада тонко и переливчато пела ночная птица. Тугие фиолетовые бутоны раскрывались, когда Маша случайно задевала их рукой или полой ночной рубашки, и медовый запах наполнял жемчужно-серую ночь.

Она уходила всё дальше от замка, пока вдали не показалась высокая кованая ограда, озаряемая светом огненных шаров. За нею простирался город - сотни лент-дорог, тысячи паутинок-переулков, мириады жемчужин-фонарей.

- Это мой город, - подумала Маша. Ей показалось ничтожно мало этого, тогда она сказала в голос: - Мой город. Мой!

Переливчато пела ночная птица.

- Это моя империя...

Она раскинула руки, как будто бы собиралась улететь, шагнула навстречу городу, и свет огней окутал её тело. Секунда - она разлетелась на искры, рассыпалась тысячей звёзд в чёрном ночном небе, стала мириадами огненных шаров, язычков пламени. Ещё одно мгновение, и ночь стала ею, а она стала ночью, заботливо окутывающий спящий город.

Она была миром. Она спала вместе с уставшим от долгого рабочего дня солдатом, она укачивала ребёнка вместе с молодой матерью, нашёптывала им на уши колыбельные песни, она видела сны вместе с бездомным псом в одном из цветущих садов в квартале магов природы. Она плакала вместе с юной девушкой об ушедшей любви и мучилась болью в коленях вместе с древним стариком. Она заглядывала звёздами в каждый дом, окутывала темнотой высокие тонкие шпили в квартале магов хаоса, и небольшие деревянные дома магов природы, стелилась по узким улицам демонологов, и осторожно ступала по мощёным камнем дорогам в квартале воинов.

Она стала этим миром, а мир стал ею. Ещё мгновение, и Маша собралась обратно - из света звёзд, из языков белого пламени, из бликов на водной глади Сантарина. Она очнулась как ото сна - в императорском саду, где переливчато пела птица - и удивлённо прикоснулась к своему телу, к лёгкой ткани ночной сорочки. Ощущения прикосновений собственных рук казались давно забытыми.

И тогда она поняла, что можно силой захватить власть. Можно разрушить замок до самого основания. Можно презирать людей, можно ненавидеть магов, можно собрать огромную армию.

Но нельзя стать императором, если этот мир тебя не примет.

Можно выбрать себе наследника - одного из двух сыновей.

Но нельзя заставить этот мир принять твой выбор. Нельзя заставить мир подчиняться твоим топорным законам - он император, раз он старший.

Император не мечет молнии на головы провинившихся, не сыпет страшными заклятиями, не поднимает армии демонов.

Он просто сам и есть - мир.

К этому нельзя прийти или отступить самостоятельно - мир уже всё решил за тебя.

- Здравствуй, императрица, - шепнула ей ночь.

Эпилог

В стенных панелях распускались причудливые цветы. Когда Зорг вошёл в обеденную залу, он обнаружил, что ужинать без него никто не собирался. Луксор сидел с книгой на своём привычном месте, Адальберто забился в угол и, кажется, дремал рядом с вазой цветов хаоса. Послышались шаги, и из-за тяжёлых штор, отгораживающих обеденную залу от веранды, выбежала Маша, и тут же повисла на шее отца.

- Долго же ваш совет задержался.

- Ну наконец-то, - проснулся Адальберто. Он встал и педантично поправил застёжку на синей мантии. - Я уже думал, что спать голодными пойдём.

Зорг отпустил Машу и прошёл к своему месту во главе стола. Следом за ним почти бесшумно вошла в залу Ишханди и, вместо приветствия коснувшись Машиной руки, опустилась на стул по его правую руку.

- Я не припомню, чтобы приказывал вам оставаться голодными до моего прихода, - улыбнулся Зорг.

Орлана страшно возмутилась:

- Семья всегда собирается за ужином! - придерживая рукой живот, она заняла своё место за столом.

- Да, конечно. Прости, колобок, - Зорг провёл рукой по волосам дочери.

- Папа! - чуть не расплакалась она.

- Что такое?

- Любимая, не переживай так, ты не толстая, у тебя хорошенький животик, - оторвался от книжки Луксор.

- Вот-вот, - мстительно усмехнулся Адальберто, подхватив со стола вилку, - успокаивайте её, успокаивайте. А то один на советах, другой - в академии, я целый день прыгаю тут.

Луксор поцеловал Машу в висок, она задумчиво засопела.

- Малыш, как ты себя чувствуешь? - тоже принял участие в успокоении Зорг.

Маша тяжело вздохнула, подняв со стола бокал с гранатовым соком.

- Очень беременной. И страшно хочется наесться какой-нибудь гадости. Жевать бумагу, например, тянет.

- Да уж, весь день отбирал у неё недозрелую смородину, - Адальберто передёрнул плечами. - И морщится же, и ест!

Ужин тёк своим чередом за пересказами событий прошедшего дня. Первым удалился, пожелав всем спокойной ночи, Адальберто. Его очки остались лежать на краю стола, поблёскивая стёклами в свете белого пламени. Потом ушли Маша и Луксор, он осторожно придерживал её под руку, и шар огня освещал тонкую драгоценную диадему в волосах девушки.

Ишханди коснулась руки Зорга: прохладные пальцы легли на его запястье. Распускающиеся за окном цветы хаоса, наполняя воздух едва уловимым, сладким ароматом.

- Ты не дал ей убить Ордена, - тихо напомнила Ишханди. - Почему ты его пожалел?

Он поймал её руку - тонкие, прохдадные пальцы, блестящие в свете белого пламени кольца - прикоснулся губами.

- Не его. Её. Орлане было бы сложно жить с таким грузом. Я же чувствовал, как долго она пыталась решиться и не могла.

Ишханди тряхнула волосами.

- Орден выставлял себя великим магом, которому чужды человеческие слабости, а сам... Тебя не волнует, что теперь всё не так? - тихо спросила она. - Так раньше не было в нашем мире. Так... просто.

- Пока в нашем мире есть эта простота... человечность, я за него спокоен.


Из-под её пальцев лилась музыка.

Ночь дышала прохладой в открытые окна, и ветер осторожно касался лёгких занавесок. А в доме они были одни. Орден сидел на прохладных мраморных ступеньках, Вера - в пол оборота к нему - за фортепиано. Умолкли птицы за окном, опускалось за горизонт раскалённое южное солнце.

В их мире была только прохлада вечернего ветра и музыка, льющаяся из-под её пальцев.


Цветущие степи за окном - привычное дело для того, кто много путешествует по Объединенному государству. Новичку в этом деле тяжело: как на выезде из города усядется возле окна, так и не оторвать его, даже от фирменных вафель с яблочным повидлом и сливочным сыром отказывается.

Антонио с удобством устроился на своей верхней полке, сунул под плечи подушку и раскрыл книгу на том месте, где она была заложена железнодорожным билетом.

- Чаю не желаете? - в купе заглянула проводница.

- Нет, спасибо, - он покачал головой.

Книжная героиня - молодой следователь - вдруг напомнила ему Машу.

Прошло уже больше трёх месяцев с тех пор, как Маша ушла в мир магов, и апрель разбросал по степям вокруг Нью-Питера мириады пахнущих мёдом цветов. В Центре всё шло по-старому: Вольфганг придирчиво мерил взглядом каждого, входящего на территорию, Галактус изредка собирал своих подчинённых, чтобы сообщить, как же медленно они работают, Берг в своей библиотеке бормотал что-то про лодки и Сантарин, а в кабинете психолога Герда утихомиривала сорвавшегося во время смены новенького боевика. Кабинет Маши занял Герман, ничуть не менее талантливый и инициативный, разве что не в пример плохо разбирающийся в опере, и иногда Антонио не хватало Маши - застывающей в раздумьях посреди коридора.

Но жизнь шла своим чередом: июльский запах яблок, сентябрьские костры в степях, дожди в ноябре, январские холод, кровь и вороны. Апрельский медовый запах цветов.

Вскоре после январского переворота в Альмарейне новую императрицу короновали. Антонио знал: Маша предлагала Ренате поселиться в замке как члену императорской семьи, но та отказалась. После известия о гибели Истемира, Рената подала заявление и уже на следующий день отправилась к родителям в Искру. Мечты о лучшем из миров оказались ей чужды.

Вскоре после ухода Маши женился Ник. Торжество было тихим, за исключением того, что на него явилась императрица и на радостях принялась обнимать ошалевших от такого внимания молодожёнов. На предложение поехать со всеми гостями в ресторан она ответила:

- Разве только на полчасика, а то Провизор ругается, когда я из замка надолго пропадаю.

Вечерело. Книжка не читалась. Антонио сунул её под подушку и посмотрел в окно. В серых сумерках, на самом горизонте светился огнями некогда секретный город Петербург-69.

А вы знаете, откуда берутся звёзды? Это в небе отражаются огни Нью-Питера.


Продолжение следует в романе "Императрица и смерть"

Загрузка...