Игра судьбы

ГЛАВА XXVI

ПОЕЗДКА ВСЕЙ ЖИЗНИ

— Почему я пригласил ее на свидание? Я ничего не знаю о свиданиях, — сказал Аид, недовольный собой. Это было спонтанное решение, момент, когда он чувствовал себя окрылённым, счастливым и снисходительным. Он хотел дать Персефоне все, даже немного нормального.

— Потому что ты хочешь провести с ней время, узнать ее получше, — сказала Геката. — За пределами спальни.

Аид раздраженно взглянул на нее.

— Я знаю ее.

— Какой у нее любимый цвет?

Геката бросила вызов.

— Розовый, — сказал Аид.

Геката поджала губы.

— Любимый цветок?

— У нее его нет, — ответил Аид. — Она любит все цветы.

— Чем она занимается в свободное время?

— Какое свободное время? — спросил он. Она была так занята; она ходила с занятий на работу к нему. Несколько раз он заставал ее в библиотеке, свернувшейся калачиком в одном из кресел, спящей с книгой на коленях.

— Что она ненавидит больше всего?

Аид слегка улыбнулся.

— Нашу сделку.

— Ты любишь ее?

— Да, — без колебаний ответил Аид. Он знал это с той ночи после бани.

— Ты сказал ей?

— Нет.

— Аид.

Геката скрестила руки на груди.

— Ты должен сказать ей.

Аид немедленно напрягся.

— Зачем?

Он не видел в этом необходимости. Зачем подвергать себя ее отвержению, признаваясь в своих чувствах? Он предпочел бы пока держать их при себе.

— Она должна знать, Аид. Возможно, она борется со своими чувствами. Твое признание могло бы помочь ей… разобраться в них!

— Она либо любит меня, либо нет, Геката, — сказал Аид.

Выражение лица богини потемнело.

— Нет ничего черно-белого в том, чтобы любить тебя, Аид, и если ты думаешь, что это так, особенно для Персефоны, ты идиот.

— Геката…

— Ей говорили ненавидеть тебя всю ее жизнь, ее существование в Верхнем Мире находится под угрозой каждый раз, когда она приходит в твою постель. Она знает это, и все же она продолжает это делать. Она говорит тебе, что любит тебя своими действиями. Зачем тебе нужны слова, чтобы признаться ей в том же самом?

— Ты даешь ей возможность сказать мне, что она любит меня действиями. Я не могу сделать то же самое?

— Нет! Потому что она не поймет, точно так же, как ты не понимаешь. Я знаю человеческую натуру. И прежде чем ты начнешь разглагольствовать о том, что ты бессмертен, я скажу тебе, что любовь — влюбленность, быть влюбленным, разбитое сердце — это одно и то же, независимо от твоей крови.

Последовала короткая пауза, и Аид разочарованно отвернулся. Он попытался представить, как он скажет Персефоне, что любит ее, но когда он думал о том, чтобы произнести эти слова, он мог слышать тишину, которая последует, ужасную паузу, пока она искала, что сказать, чтобы облегчить его смущение.

Он был уверен, что она отвергнет его. В то время как Геката пыталась расспросить его о его знаниях о Персефоне, он знал ее лучше, чем предполагала богиня, потому что он знал ее душу. Он был хорошо осведомлен о ее мыслях, когда речь заходила о том, как он обращался со смертными и их жизнями, как он заключал сделку, чтобы уничтожить их величайшие грехи. Даже его работа над проектом «Халкион» не смогла бы стереть тот факт, что он втянул ее в одну из этих сделок, и именно по этой причине, даже если Персефона любила его, она бы не сказала.

И все же, почему так важно было услышать эти слова? Разве он не сказал ей, что действия значат больше?

«Потому что с ней все по-другому», — подумал он. Ее слова имеют значение.

— Итак, — сказала Геката. — Если ты закончила дуться, давай спланируем это свидание.

***

Аид вышел из квартиры Персефоны, его желудок скрутило. Он чувствовал себя нелепо. Он трахнул эту женщину, занимался с ней любовью на полу своего офиса, и все же он нервничал при мысли о том, чтобы пригласить ее на ужин.

Он винил Гекату. Если бы не их предыдущий разговор, он не чувствовал бы себя таким неуверенным или таким раздираемым из-за выражения своих чувств. Его беспокойство усилилось, когда он заметил выражение лица Персефоны, когда она выходила из своей квартиры — ее брови нахмурены, взгляд отстраненный. Она была отвлечена.

— Все в порядке? — спросил он, когда она приблизилась.

— Да, — сказала она с легкой улыбкой. — Просто напряженный день.

Он не был удовлетворен ее ответом, но он не хотел портить их вечер, бросая ей вызов в начале их свидания, поэтому он улыбнулся в ответ на ее улыбку и сказал:

— Тогда давай поднимем тебе настроение.

Он открыл заднюю дверь и взял ее за руку, когда она скользнула в салон лимузина. Аид последовал за ней, пока Антоний приветствовал ее.

— Миледи, — кивнул он, улыбаясь Персефоне.

— Рада видеть тебя, Антоний, — ответила она с искренностью, от которой у Аида защемило сердце. Неудивительно, что его народ любил ее. Выражение ее лица было таким искренним.

— Просто нажмите на коммуникатор, если что-нибудь понадобится.

Он поднял окно, и внезапно они оказались одни, и кабина наполнилась густым, наэлектризованным воздухом и всеми невысказанными вещами, которые он должен был ей сказать. Это было так, как будто она знала, как будто она тоже не могла устроиться поудобнее, потому что она начала ерзать, скрещивая и разжимая ноги.

Взгляд Аида опустился на ее обнаженные бедра, разглядывая ее поднимающееся платье. Он бы предпочел, чтобы его пальцы, его лицо, его член были между этих ног, чем думать обо всех этих мучительных мыслях о признании в своей любви к ней.

Он положил руку ей на бедро, и Персефона вдохнула, медленно поднимая на него глаза.

— Я хочу поклоняться тебе.

Это, подумал Аид. Я согласен на это.

— И как бы ты поклонялась мне, богиня?

Его голос грохотал между ними, и он наблюдал, как потемнели глаза, когда она опустилась перед ним на колени, раздвигая его бедра, когда она поместилась между его ног.

— Хочешь, я покажу тебе?

Как, черт возьми, ему так повезло?

Он сглотнул, сумев скрыть волнение в голосе. Он не мог сказать того же о своем члене, который стал полным и толстым.

— Демонстрация была бы признательна.

Она высвободила его член и обхватила его обеими руками, погладив его один раз, когда встретилась с ним взглядом. Он сжал руки в кулаки на бедрах, чтобы удержаться от того, чтобы завести их ей за голову и взять под контроль. Она наклонилась к нему, высунув язык, пробуя на вкус его головку и скопившуюся там сперму. Он застонал, увидев, что ее рот полон его. Все его тело напряглось, и когда его голова откинулась назад, машина остановилась.

— Черт!

Аид потянулся к кнопке внутренней связи, пропуская кнопку, отвлекшись на рот Персефоны, когда она взяла его глубоко, попав в заднюю часть своего горла.

— Антоний, — выдавил он сквозь зубы.

— Веди машину, пока я не скажу иначе.

— Да, сэр.

Он откинулся назад, вдыхая сквозь зубы, его руки запутались в ее волосах, пальцы впились в кожу головы. Он держал ее там, пока она работала, и все, о чем он мог думать, было то, что его сердце болело и билось сильно и быстро. Его грудь казалась вселенной, обширной и полной любви к этой женщине, этой богине, этой королеве. Кому было нужно царство преданных душ, когда она вот так поклонялась ему?

Ее язык снова пополз вверх по его длине, ее губы сомкнулись на головке его члена, а руки играли с его яйцами.

— Персефона.

Он прошипел ее имя, толкаясь в нее. Он коснулся верхней части ее рта и задней части горла, его руки сжались в ее волосах, пока он не кончил, прорычав ее имя. Когда она отпустила его, он притянул ее к себе.

— Я хочу тебя, — сказал он, как будто это был грех, в котором он признавался.

Улыбка тронула ее губы.

— Как ты меня хочешь?

— Для начала, — сказал он, его руки скользнули вверх по ее бедрам, большие пальцы коснулись влажных завитков в центре. Она выпрямилась, положив руки ему на плечи.

— Я возьму тебя сзади на четвереньках.

У нее перехватило дыхание, и она задрожала.

— А потом?

Его губы изогнулись. Она дразнила его, но он мог играть в ее игру, раздвигая ее плоть и щекоча ее клитор. Она растаяла в его объятиях.

— Я уложу тебя сверху и научу, как ездить на мне, пока ты не растворишься.

— Хм, вот это мне нравится.

Ее руки опустились на его набухшую плоть, и когда она приподнялась, Аид помог ей опуститься на его член. Она была теплой, влажной и тугой; это отличалось от ощущения ее рта, потому что ее мышцы сжались вокруг него, оказывая давление на каждую часть его члена.

Сначала он помог ей двигаться, убедившись, что она полностью села, прежде чем снова подняться, но после нескольких толчков он позволил ей взять контроль, найдя свой ритм и свое удовольствие. Постепенно их дыхание участилось, и в салоне лимузина стало тепло, воздух стал густым от их занятий любовью.

Ее губы сомкнулись на его губах и прошлись по его подбородку, ее зубы задели его кожу, когда она прошептала:

— Скажи мне, как ты ощущаешь меня.

— Как жизнь.

Она была жизнью, его жизнью.

Его рука скользнула между ними, дразня этот чувствительный, возбужденный бугорок, пока она не кончила с гортанным криком. Рука Аида сжалась вокруг ее талии, и он вошел в нее еще несколько раз, прежде чем тоже кончил. Он держал ее в течение долгого времени, отдыхая внутри нее, наслаждаясь этим моментом, кайфуя от интенсивности, которую они разделили.

Когда она оттолкнула его, Аид дал Антонию понять, что они готовы прибыть в «Рощу» — один из его ресторанов. Они должны были войти из гаража, с уровня, куда имели доступ только Аид и его сотрудники. Как бы сильно он ни сомневался, как долго он будет оставаться тайной Персефоны, он не хотел, чтобы Деметра узнала об их отношениях через средства массовой информации.

Как только они прибыли, Аид помог Персефоне выйти из лимузина, направив ее к лифту.

— Где мы? — спросила она, когда двери открылись. Он провел ее внутрь и нажал кнопку четырнадцатого этажа, которая вела на крышу. Двери закрылись, унося ее запах. Он посмотрел на кнопку аварийной остановки, задаваясь вопросом, сколько раз он мог бы заставить ее кончить, прежде чем кто-нибудь придет на их ненужное и нежеланное спасение.

— В Роще. Мой ресторан. — добавил он, потому что не было общеизвестно, что он владел каким-либо бизнесом помимо Невернайт.

— Ты владелец Рощи? Почему этого никто не знает?

Он пожал плечами.

— Я позволил Илиасу управлять им и предпочитаю, чтобы люди думали, что он владеет им.

Он предпочел сохранить свои активы в секрете. Так было лучше. Никто по-настоящему не знал, насколько могущественен был Аид и какой частью Новой Греции он действительно владел.

Лифт остановился, и двери открылись, открывая вид на крышу. Он был сделан так, чтобы выглядеть как один из садов Подземного мира, с клумбами роз и пионов, вьющимся плющом и деревьями, отяжелевшими от фруктов и флоры.

— Это прекрасно, Аид, — сказала она, когда он вел ее по темной каменной дорожке. Огни пересеклись над их головами, ведя к открытой роще, где их ждал столик. Он отодвинул ее стул и налил им вина.

— Ты сказала, что у тебя был напряженный день, — начал Аид, потягивая вино. Он не часто переключался на что-либо, кроме виски, и должен был признать, что скучал по дымному вкусу своего любимого ликера так же сильно, как по губам Персефоны на своих.

Она колебалась, и Аид понял, что, возможно, это был не тот вопрос, который следовало задавать. Их разговоры о ее работе никогда не ладились. Он мог сказать, что она что-то скрывает, даже когда она ответила:

— Да. У меня было много поисков материала.

— Хм.

Он сделал еще один глоток вина. Напиток был горьким и обжигал горло, но это помогло ему сосредоточиться на чем-то другом, кроме раздражения по поводу ее работы. Что она исследовала? Его прошлое? Его сделки? Составила ли она список вопросов, которые нужно задать ему сегодня вечером? Или принесла еще один список имен?

— Я думала, Цербер — это трехголовый пес, — внезапно сказала она. Аид был застигнут врасплох, он усмехнулся, приподняв бровь.

— Это то исследование, о котором ты говорила?

— Во всех статьях говорится, что у него три головы, — сказала она, защищаясь.

— Так и есть, — ответил Аид, забавляясь. — Когда он захочет.

— Как это понимать?

— Цербер, Тифон и Ортрус способны превращаться. Иногда они предпочитают существовать как единое целое, в других случаях они предпочитают иметь свои собственные тела.

Он пожал плечами.

— Я позволяю им делать то, что они хотят, до тех пор, пока они защищают границы моего королевства.

— Как ты стал его владельцем?

Она сделала паузу, а затем исправилась. — Их.

— Он сын чудовищ, Ехидны и Тифона, которые пришли, чтобы поселиться в моем царстве, — сказал Аид.

— Ты любишь животных.

Он усмехнулся над этим.

— Цербер — монстр, а не животное.

Между бровями Персефоны появилась морщинка.

— Но… ты любишь его?

Он пристально посмотрел на нее на мгновение, и он почувствовал, что этот вопрос — и причина, по которой она его задала — значили больше, чем он предполагал.

— Да, — сказал он наконец. — Я люблю его.

Аид почувствовал облегчение, когда она перешла от этой линии вопросов к рассказу историй о душах, с которыми она провела свой вечер накануне. Он взял за правило гулять с ней, посещать Асфодель и приветствовать души. Она даже убедила его поиграть с детьми, к чему он был слишком склонен, чтобы относиться легкомысленно. Разговаривая, они поели, а когда закончили, рука об руку прогулялись по саду на крыше.

— Чем ты занимаешься для развлечения? — спросила она, застенчиво глядя на него снизу вверх.

— В смысле?

У него был ответ, и он касался ее и его постели. На самом деле, это просто касалось ее. Он мог трахаться где угодно.

Она хихикнула.

— Тот факт, что ты спросил, говорит сам за себя. Какие у тебя хобби?

— Карты. Езда верхом.

Он остановился, протягивая руку. Черт, это оказалось сложнее, чем он думал.

— Выпивка.

— А как насчет вещей, не связанных с Богом мертвых?

— Выпивка не связана с Богом мертвых.

— Но это не хобби. Если только ты не алкоголик.

Вероятно, он был алкоголиком.

— Тогда какие у тебя хобби?

— Выпечка, — автоматически ответила она, и по выражению ее лица он понял, что ей это действительно понравилось.

— Выпечка? Я чувствую, что должен был узнать об этом раньше.

— Ну, ты никогда не спрашивал.

Он поймал себя на том, что хочет испытать это увлечение вместе с ней. Он хотел знать, почему это доставило ей такую радость. Что в этом успокоило ее и стерло беспокойство с ее лица? Он нахмурился, когда они продолжили свою прогулку, останавливаясь, чтобы она повернулась и посмотрела на него.

— Научи меня.

Ее глаза расширились.

— Что?

— Научи меня, — сказал он. — Печь что-нибудь.

Она рассмеялась, и надутые губы Аида стали более заметными; он был серьезен. Она, казалось, поняла это, и выражение ее лица смягчилось.

— Извини. Я просто представила тебя на своей кухне.

— Всё так сложно?

— Ну… да. Ты — Бог Подземного мира.

— А ты Богиня Весны, — отметил он. — Ты стоишь на своей кухне и готовишь печенье. Почему я не могу?

Она уставилась на него, и на мгновение он задумался, не обидел ли он ее. Он потянулся, чтобы коснуться уголка ее губ, которые были нахмурены.

— С тобой всё в порядке?

Его вопрос вызвал улыбку на ее лице, и все же что-то все еще казалось неправильным. Он заметил, что ее глаза заблестели, как будто она была близка к слезам.

— Всё отлично, — согласилась она и удивила его, прижавшись поцелуем к его губам и слишком быстро отстранившись.

— Я научу тебя.

— Ну, тогда, — сказал он, положив руки ей на талию. — Давайте начнем.

— Подожди. Ты хочешь учиться сейчас?

— Сейчас такое же подходящее время, как и любое другое, — сказал он. — Я подумал, может быть… мы могли бы провести время в твоей квартире.

И снова она казалась ошеломленной, и он пожал плечами, объясняя:

— Ты всегда в Подземном мирей

— Ты… хочешь провести время в Верхнем Мире? В моей квартире?

Ему придется предлагать это почаще. Ей потребовалось слишком много времени, чтобы уловить суть.

— Я… должна подготовить Лексу к твоему приходу, — сказала она.

— Весьма справедливо. Я попрошу Антония высадить тебя.

Он посмотрел вниз на свой костюм.

— Мне нужно переодеться.