27 мая, 2010 г.
Япония, Осака, квартира Салливанов
— Я дома! — по–японски обозначил своё присутствие Гарри и быстро разулся, уже в прихожей ощущая дивные запахи стряпни, которые разносились по квартире.
Сердце затопила нежность. Как бы не притворялся Норт, что он ему безразличен, но выбор меню выдавал бывшего Снейпа с потрохами. Для тех, кто безразличен, не выготавливают любимые блюда, верно? Особенно если учесть, что за некоторыми продуктами надо отправиться в супермаркет чуть ли не на другой конец Осаки.
Гарри вымыл руки, переоделся в домашнее, прошёл на кухню и замер, любуясь на ловкие отточенные движения своего любимого. Пусть этот вредина и не признаёт пока искренности его чувств.
После их первой настоящей близости Норт почти на грани грубости обозначил, что то, что между ними — просто секс, чистая физиология. Гарри был готов обидеться или закричать слова признания — вопреки, так сказать — по–мальчишески, но вовремя вспомнил про специфический характер и патологическую недоверчивость своего партнёра. За последние месяцы он очень хорошо это усвоил. И не поверил в это нарочитое и демонстративное отгораживание от него. Возведённая «стена» огорчала, но Гарри подумал, что Норту тоже непривычно и, возможно — страшно. Страшно доверять, страшно впустить его ещё дальше, страшно разочароваться, страшно быть отвергнутым. Точно так же, как это было страшно ему.
Норт заботился о нём совершенно бескорыстно столько лет. Потом — курс реабилитации, поддержка, разговоры, понимание. Возможность начать жизнь заново. Да и «обмен энергиями», несмотря ни на какие слова — это нечто большее, чем «просто секс». Ему было с чем сравнивать. Гарри казалось, что во время этого приятного процесса он ощущал чувства своего партнёра. Но он был настолько поглощён, собственно, процессом, что не мог сказать это точно. Так что на время, вопреки «гриффиндорскому бесстрашию и безрассудству» — затаился. Решив, что для Норта важнее будут дела, чем громкие слова с признаниями.
Его магический потенциал действительно восстановился через пару дней, и во все следующие разы он пытался сделать направленный обмен, отдать всё, доказать и показать свою искренность. В разговорах делал комплименты, стал более активно приставать к своему парню, касаться, целоваться при каждом удобном случае, интересовался мнением, спрашивал совета, рассказывал о том, как прошёл день. В общем, усиленно доказывал, что у них настоящие отношения, и он безраздельно доверяет своему парню.
Успехом было уже то, что неделю назад Норт перестал заострять на том, что у них «просто секс».
— Привет. Помочь? — он сел за стол, продолжая наблюдать.
— Можешь порезать томаты для салата, — милостиво разрешили ему. Норт положил перед ним толстую бамбуковую доску, вручил нож и три мясистых крупных помидора. — На четвертинки и поперёк.
— Толщиной в четверть дюйма? — игриво уточнил Гарри. Ингредиенты — что для зелий, что для приготовления пищи — должны были подготавливаться одинаково точно.
— Да, — отрывисто бросил Норт, быстро взглянув на него.
Гарри кивнул и всецело сосредоточился на нарезке салата.
— В сентябре ты сможешь пойти на подготовительные курсы Оммёдо, — сказал Норт после ужина. — Я могу немного подтянуть тебя летом во время каникул.
— О, здорово! — улыбнулся Гарри. — А когда они начинаются?
— Двадцать пятого июля.
— Ещё не скоро, — вздохнул он. — Но я самостоятельно уже почти все бытовые чары освоил. И защитные повторил. Ты погоняешь меня по зельям, да?
— По зельям — тоже, — кивнул Норт, по–видимому, довольный его ответом.
— Спасибо, и за ужин, кстати. Было очень вкусно, — Гарри отправил посуду мыться, демонстрируя на практике освоение бытовых чар.
— У меня заказ на пару простеньких зелий, можешь ассистировать, — сказал Норт и вышел из кухни. Гарри мысленно поздравил себя с ещё одной победой над кропотливым разрушением стены отчуждения и последовал за любимым.
Норт удовлетворённо вздохнул и аккуратно поставил все промаркированные и подписанные зелья в специальный ящичек. Гарри, с улыбкой поглядывая на своего дорогого зельевара, домывал использованные котлы и разложил оставшиеся ингредиенты по соответствующим коробочкам и баночкам. В лаборатории было тесновато, но он умудрился не мешать, быть полезным и вовремя задавать вопросы, мотая на ус, что говорит Мастер.
Они вышли из лаборатории в тёмную квартиру.
— За работой ты выглядишь таким вдохновлённым и становишься ещё более соблазнительным и красивым, — Гарри обнял со спины Норта и высказал искренний комплимент. — Люблю тебя, — тихо прошептал он, чувствуя, что момент для признания вполне подходящий.
Норт замер, напрягся, а затем, расслабившись, тихо выдохнул. Гарри осмелился прижаться ближе. Говорить вот так вот — в темноте, за спиной любимого человека, было не в пример легче.
— Не отвечай мне пока ничего, ладно? Просто знай, что я тебя люблю. Это не прихоть, не благодарность, не влияние эмоций или гормонов. Я это чувствую к тебе. Правда, чувствую. Вот здесь, — он дотронулся до его груди показывая на область напротив сердца, отметив, что пульс у Норта выше обычного. — Мне хочется быть особенным для тебя… Но если это… Если это невозможно, то просто позволь мне быть рядом с тобой и любить тебя.
Норт молчал.
Гарри расстроился: получилось как–то слишком сопливо и по–детски патетично. Да что он себе вообразил?! Сильный, невероятно красивый, харизматичный и талантливый волшебник свяжется с малолеткой, запертым в тридцатилетнем теле, который ничего толком не умеет и ничего за душой не имеет?! Норт же сказал ему, что это — простая физиология. С чего он решил, что что–то значит для него?! Дурацкое признание, которое только всё усложнит!
Гарри не плакал. Даже в раннем детстве, когда Дадли бил его или издевался с дружками. Когда на него ополчился весь Хогвартс. И когда умер Сириус… Но сейчас хотелось разрыдаться, потому что в груди стало так тяжело, так больно, так отчаянно–страшно. Норт вздрогнул и развернулся к нему, впиваясь в губы.
Гарри цеплялся за него, лихорадочно отвечая на поцелуй.
— Хочу тебя! — прошептал Норт, и у него по спине пробежали сладкие мурашки. Гарри срывал с себя одежду и помогал разоблачаться своему любимому, который пусть и не ответил ничего, но не оттолкнул его с его «проблемными чувствами». В спальню они попали уже обнажёнными, и он привычно раздвинул ноги, когда в руке Норта оказалась капсула знакомого «очистителя».
— Нет, сегодня это — для меня, — усмехнулся Норт, прожигая его чёрными глазами. И, склонившись, игриво прошептал, покусывая мочку его уха: — Ты же покажешь мне всю глубину и величину своих чувств, Гарри?
Он на миг застыл, немного ошарашенный сменой ролей, но затем, зарычав, притянул Норта к себе. Целуя, обнимая, поглаживая. Он докажет. Он сделает всё для человека, которого любит.
Гарри сполз пониже, целуя его живот. Уткнулся в курчавые волоски, втягивая мускусный запах и потираясь щекой о твердеющее достоинство своего парня. Норт тихо шикнул, прошептав что–то непонятное, но явно одобрительное, когда он, секунду поколебавшись, взял в рот крепкий налитой орган.
— Ах, Гарри! Вот так, да… — простонал Норт, и он понял, что делает всё правильно. По крайней мере в этом фанфики не врали. Он получал удовольствие, слушая эти стоны и предвкушая то, что произойдёт дальше.
В его плечи и волосы судорожно вцепились, он облизывал, втягивал, посасывал, прижимая к нёбу прекрасный член, который затвердел в его рту ещё сильнее. Норт оторвал его от себя, опрокинул на спину, а затем оседлал.
Прошило такое удовольствие, что он вскрикнул, чувствуя как собственный орган невероятно приятно обволакивает и сжимает. Его любовник взмок, закусил губу и замер на нём, запрокинув голову.
— Тебе больно? — предположил Гарри, боясь пошевелиться. Он успел просветиться, что подобная поза для первого раза может быть опасна и болезненна.
— Нет, — глубоким, вибрирующим голосом ответил Норт и, чуть привстав, опустился на нём, глухо застонав. — Хорошо…
Это пьянило. Голова кружилась от ощущений. Внутри разрывалась сотня красочных фейерверков. Жарко. Сладко. Он ухватил Норта за бёдра и активно задвигался, помогая, выбивая ритмичные стоны из приоткрытого рта. Наблюдая, как тот сжал свой член и водит по нему рукой, закатывая глаза.
— Скажи мне это снова, Гарри!
— Я… Я люблю тебя! Люблю! Очень люблю! — почти кричал он, вбиваясь в идеальное, податливое, любимое тело. Отдавая всю свою магию и получая тоже всё. Растворяясь. Объединяясь в слепяще–белое нечто. На миг прекращая быть. Чувствуя Вселенную. Ощущая, что он не одинок в своих чувствах, но время ответных признаний пока не пришло.
— Гарри, так хорошо, Гарри…
Он проснулся от какого–то странного импульса и не сразу сообразил, где находится. Тихое дыхание Норта ощущалось рядом. Что–то беспокоило. Гарри сходил на кухню и попил воды. Уже начало как всегда непривычно рано рассветать. Полседьмого утра. Ещё час можно спокойно спать, но спать ему не хотелось.
Шестое чувство отчаянно трубило тревогу. И, резонируя с тем, в квартиру коротко позвонили.
Гарри взял палочку и осторожно направил на дверь заклинание прозрачности. Что характерно, снаружи их жилище было защищено от подобных фокусов, так что он ничем не рисковал.
Палочка чуть не выпала у него из рук, когда он увидел, кто стоит за дверью.
Немного подросшая, повзрослевшая, похудевшая. Но узнать её не составило труда.
Поколебавшись, он открыл дверь.
— Привет, Гермиона.
И еле успел выставить щит от какого–то невербального заклинания, которым его попыталась шарахнуть подруга детства.