Иероним

8

Выпустившая нас, изрядно намучив в пещере, гора уходила высоко вверх, теряясь в белой с красными прожилками вате облаков, и частью огромного хребта простиралась далеко за горизонт. Перед взором плавно сбегала вниз залитая лучами заходящего солнца, покрытая густым хвойным лесом холмистая долина. Голубой веной рассекая зеленый массив сопок, петляла, поднимая рвущиеся на ветру паруса холодного тумана, своенравная горная река. Изумрудное море деревьев волнами обтекало высокие сопки, обнажив ветвистые, кривые кораллы сухостоя, упираясь в красное марево заката. Девственная первозданность природы дышала свежим весенним ветерком с запахом талого снега.

Порыв свежего ветра холодком погладил лысину. Рюкзак, освободив плечи, гулко стукнулся о землю, и, сев на набитый нужным хламом мешок, я уставился в изумрудную даль. Тянущее, ноющее чувство тоски вгрызлось в душу, слегка уколов сердце. Свобода – слово объемное и многозначительное. С детства привыкший находиться в обществе, системе, ограниченный законами и правилами, нормами поведения, завуалированными моралью, я чувствовал себя винтиком, выпавшим из огромной машины государства. Детский сад, школа, военное училище шлифовали и обтачивали меня до нужного состояния, чтобы потом, обмазав маслом обещаний и социальных гарантий, воткнуть на замену сломанного колесика огромной бюрократической машины. Свобода как пережиток прошлого давно загнана в рамки морали, закона, идеологии и воспитания. Люди – винтики общества, машины, идущей по непонятному простым смертным курсу, и вот сейчас я тосковал о своем пусть ничтожном, но все-таки месте, чувствуя себя абсолютно свободным, но полностью незащищенным перед огромным миром. По необъяснимой случайности вырванным из системы, обработанным и переделанным с непонятными целями, выброшенным на волю случая в совершенно незнакомую среду. Слабая надежда на возвращение пусть и в несвободный, бюрократический, но все-таки с детства знакомый мир едва теплилась. Окружающая красота гор, неторопливо выдавливая тоску, заполняла щенячьей радостью избавления от постоянно давящих тьмой стен пещеры.

Живой! Я живой!

Адольф, прекрасно чувствуя мое состояние, благоразумно молчал, усевшись рядом. Немного успокоив радостное чувство избавления, глубоким вздохом отогнав остатки тоски, постарался включить мозг и принялся оценивать создавшееся положение. Пораженные красотой и эйфорией открытого пространства мысли застыли прозрачным стеклом.

– Ну как тебе? – спросил пушистого.

– Красиво. Но опасно, – вздохнул Адольф.

– Что опасно?

– Впереди, на том холме, люди.

– Отлично, хоть не одни на земле.

– Плохие люди, злые. Прячутся, и место самое подходящее, мимо не пройдешь.

– Откуда знаешь? Я ничего не вижу, и дыма нет.

Очень не хотелось новых проблем, но желание поскорей увидеть людей и понять, куда попал, взвилось, заставив сильнее застучать сердце.

«Может, все обман и я дома? До весны провалялся в коме и теперь вышел?» – заголосила надежда.

– Вижу и слышу: говорят, что взяли хорошую добычу. Теперь собираются отметить и еще прославляют атамана, кажется, Джека Безжалостного, – продолжил вампал.

– Разбойники. Сколько их?

– Не меньше двадцати, у других запах странный. Наверное, пленники.

– Стемнеет – пойдем. Постараемся незаметно проскользнуть. Деваться некуда, дорога в долину одна, – подвел я итог беседе.

Тихо пробираясь по склону, растворившись в увеличивавшихся тенях деревьев, мы вышли на небольшую тропку.

Справа – глубокий, покрытый туманом и ревущий горной рекой обрыв.

Слева – заросли корявой колючки, густые и непроходимые.

Встречи не избежать, обойти лагерь не получалось.

Осторожно, скрываясь от посторонних глаз, петляя между кустами, подкрались к разбойничьему лагерю и на небольшом взгорке затаились. Перед взором отчетливо раскинулась лесная проплешина. Аккуратно достав из рюкзака бинокль, я тщательно изучил выделявшийся среди подлеска шатер и деревянные постройки, пытаясь определить слабые и сильные стороны расположения и систему охраны. Неуклонно садившееся солнце закрывало обзор постоянно растущими длинными тенями, пуская поверху яркое красное покрывало.

Незаметно проскочить – можно.

Но увиденное не радовало – мир не мой. Все-таки я правда непонятно где, как это ни прискорбно.

Посредине лагеря – небольшой серый шатер из грубой ткани с заплатками шкур. Чуть поодаль – обложенный камнями костер. Вечерняя суматоха снующих, одетых в лохмотья с элементами грубых кожаных и железных доспехов, озадаченных людей. Единственный воин в латах ходил хозяином, при встрече с ним разбойники кланялись.

Вожак – Джек Безжалостный.

Мир довольно отсталый и, можно сказать, остановившийся в развитии раннего Средневековья, что давало мне хорошее преимущество в знаниях и, надеюсь, в возможностях.

Да, попал так попал.

Лежащий под рукой верный АКМ возвысился до ранга божественного оружия, жаль только патронов мало.

Удлинившиеся тени, сгущаясь, объединялись в вечерние сумерки, угрожающие помешать наблюдению. Разбойники особо не таились, разводили костры, освещавшие периметр.

«Разведать обстановку и выждать время. Глупо прорываться, не зная ситуации. Недооценить противника опасно, в условиях леса примитивное холодное оружие могло стать смертельным. Жаль, нет прибора ночного видения», – генерировал мысли заработавший мозг.

– Что такое прибор ночного видения? – раздался в голове голос вампала.

Я от неожиданности вздрогнул. Забываю, что Адольф читает мысли.

– Потом объясню, шуметь нельзя – услышат, – ответил шепотом.

– Мысленно объясни, нас не услышат, – проворчало в голове.

Точно! Можно общаться мысленно! Как сам не сообразил?!

Рассказал вампалу, что за прибор и почему пригодился бы сейчас.

– Хочешь, помогу? Будешь видеть лучше, чем с прибором. У тебя есть я, – предложил Адольф и принялся объяснять про глубокую связь вампала и хозяина, имеющую некоторые прелести.

Долго и нудно пытался втолковать мне, как правильно расслабиться, что сделать, как сосредоточиться, что в первый раз трудно, но потом намного легче.

Неуклонно темнело. Поняв бесполезность бинокля, я внимательно слушал советы Адольфа, попытался расслабиться и посмотреть на мир его глазами. Долго не получалось, я почти уснул от расслабления, как вдруг почувствовал плавно меняющийся мир. Сумерки принимали другие, яркие краски. Стараясь не поддаться волнению и не выйти из транса, глубже погружался в чувства вампала.

Поразительно, какие открылись возможности.

Я видел мир отчетливо, лучше, чем днем. В картину вписывалось детальное изображение, дополненное запахом и обостренным слухом. Видел и чувствовал передвигающихся по лагерю людей. Запах пота, температура тел, видимая красноватым спектром. Голова закружилась от хлынувшего потока информации. Мир предстал в новом свете. Неописуемые ощущения обострили восприятие. Чувства на грани нереальности, будто человеку, смотревшему всю жизнь немое черно-белое кино, показали 3D с полным объемным звуком. Мозг закипал от нагрузки, пытаясь обработать непрерывно поступающие данные. Кровь прилила к напрягшимся ушам, свербело в носу, чесались глаза. Органы чувств работали на пределе, тщательно изучая местность.

Лагерь предстал как на ладони. Небольшая яма – зиндан – недалеко от шатра привлекла внимание доносившимся нежным запахом молока и трав, пробивавшихся через сплетенную из палок решетку. Изредка к вырытой тюрьме подходили разбойники, говорили пошлости и громко смеялись, иногда кидали камни, а двое под общий хохот справили сквозь решетку естественные надобности. Перед глазами всплыли картины из прошлого.

Изуродованные останки пленных… Злость ударила вспышкой, и я моментально вышел из транса, щелкнувшим выключателем погасив прекрасную картину мира. Шторой упала на глаза обычная темная горная ночь.

Сказав Адольфу, что будем ждать глубокой ночи, я расстелил коврик и лег.

В голову лезли назойливые, липкие мысли. Пытался анализировать фрагменты сложившейся ситуации – не получалось. В итоге решил больше не думать и продолжать жить как ни в чем не бывало, решая проблемы по мере поступления. Лучшего на ум не пришло.

– Вот это да! Жаль, нельзя так видеть постоянно, когда захочешь. Можно проскользнуть сквозь лагерь, и не заметят, – мысленно восхитился я.

– Почему нельзя? Можно. Могу научить пользоваться даром постоянно. Нужно стать еще ближе друг к другу.

– Насколько ближе?

Вампал принялся долго и нудно объяснять смысл близости.

Выходило так – вампалы сами не находили будущих хозяев. Они просто слышали зов и уходили из мира, так же дело обстояло и с другими демонами. После ухода никто не возвращался. Слепое подчинение вызвавшему заложено изначально. Демон, покинувший родной мир, сразу становился рабом одного хозяина, и обычно не самого хорошего. Для надежного управления озлобленный дух привязывали к одной из материальных вещей – к кольцу или талисману. После смерти хозяина демон навеки оставался прикованным к вещи и очень редко подчинялся кому-нибудь другому.

С вампалами дело обстояло намного хуже. Услышавшие зов, они, покидая родной мир, становились верными спутниками и, преданные хозяину, сопровождали его и после смерти, растворяясь в небытии. Единственные из демонов обретали материальный облик и, как правило, принимали личину одного из одомашненных животных, спутников человека.

Вот откуда появлялись легенды о кошках и прочих животных, сопровождающих колдунов, ведьм и остальных выдающихся личностей!

Вампалы помогали хозяевам, используя свои возможности, дрались вместе с ними и вместе умирали. Преданность достигалась полным слиянием с повелителем. Вампал, не прошедший ритуал слияния, после смерти хозяина навеки обречен, скитается между мирами. Мучительнее и придумать нельзя. Прелести полного соединения заключались в том, что хозяин обретал определенные возможности и навыки вампала, но терял преданного слугу. Безграничной власти над вампалом после проведения ритуала он не имел. Получая новые возможности, хозяин лишался безропотного раба, но приобретал верного друга, а демон-спутник получал единственную возможность отказа выполнять требования хозяина.

Полное слияние происходило редко, проще потребовать любой из даров, и вампал с легкостью его отдавал, оставаясь калекой, вечно сопровождавшим господина. Мало кто хотел обрести друга, все хотели иметь слуг, бездумно выполнявших волю хозяина.

Предстояло хорошенько подумать над предложением – потерять слугу или обрести преданного друга вместе с иными возможностями.

Я долго расспрашивал о самом ритуале. Сколько времени занимает, и вообще что нужно делать. Адольф отвечал уклончиво – сам ритуал он знал, но последствия не представлял. Пообещав ему подумать над этим, я постарался вновь воспользоваться даром.

Раз уж есть такая возможность, то глупо ею пренебречь. Пора привыкать жить по новым правилам.

Войти в транс удалось, и, сдерживая нахлынувшие ощущения, отогнав в сторону эйфорию, я принялся внимательно изучать место предстоящего прорыва. Служба у разбойников слабо организована, бодрствовали лишь двое часовых, остальные готовились к вечернему веселью. Люди были одеты в кольчуги и кожаные доспехи и имели лишь примитивное холоднее оружие и пару луков, что меня не могло не радовать.

Обостренный слух улавливал разговоры разбойников. Странно, но их язык я отчетливо понимал и, наверное, мог на нем разговаривать. Удивляться этому было некогда. Разбойники недавно совершили налет на какую-то деревню, взяли много добычи, а жителей убили, оставшиеся сидят в яме, для ночных развлечений. Пленных, судя по запаху, немного. В основном несколько девушек, и один темноволосый парень, оказавший бандитам сильное сопротивление и убивший нескольких. Герой крепко привязан к дереву. Из шатра иногда выходил атаман и периодически избивал парня, требуя криков и мольбы о помощи. Пленник стойко терпел истязания и издавал лишь слабые стоны. Атаман хохотал, откровенно глумясь над беспомощным пленником. Обещал, что тот скоро запоет соловьем, и принимался в красках расписывать незабываемое зрелище, ожидающееся на пиру, когда достанут из ямы девушек.

Происходящее в лагере всколыхнуло во мне отвращение и ярость. В памяти еще свежи картины войны, зверски истерзанные тела замученных в плену бойцов и офицеров. Когда это видишь, хочется голыми руками рвать зверей, такое сотворивших.

Ненависть к отбросам, безжалостным мучителям и садистам, закипала, толкая на безрассудство. Падаль необходимо стирать с лица земли, чтоб не плодилась, не распространяла зло. Я представил сидящих в яме девушек, их страх, унижение и ожидание приближающейся незавидной участи.

И я, хорошо вооруженный и обученный жестоким современным миром разведчик, лелею надежду незаметно проскользнуть?

Сплюнув от нахлынувшей гнусности, пахшей не трусостью – потерей собственного уважения, решил: война так война.

Терять, кроме собственной жизни, подкидывающей такие приключения, нечего.

Холодная уверенность вперемешку с нотками злобы прочно овладела мною.

Уничтожу безжалостно, и воспоминаний не останется.

Ждать, когда скоты начнут развлекаться с пленницами, я не собирался.

Подлое племя без совести и морали, живущее на горе других, – язва на теле общества.

Никого из ублюдков в живых не оставлять – приговор был вынесен, и совесть успокоилась.

Я разведчик, да еще и свалившимся комом – рыцарь и по праву наследования герцог Сапсанский, как ни глупо звучит, а значит, парень, привязанный к дереву, и сидящие в зиндане девчонки могут оказаться моими подданными.

Оставалось немного подождать непроглядного покрывала темноты и посмотреть, чего стоит обученный разведчик. Адольф лежал, не вмешиваясь в грызню с совестью. Мелкие мурашки, покалывая, забегали по телу, ярость огнем разгоралась в душе, заставляя учащенно биться сердце. В ушах застучало, шипящий голос проник в сознание:

– Х-хоз-зяин, отпус-с-сти… дай насладиться муками и смертью…

От неожиданности я вздрогнул и с опаской огляделся по сторонам. Вампал внимательно наблюдал за мной.

Глубоко вздохнул, пытаясь успокоить ярость. Злость – плохой советчик в бою, а разговаривающая злость – дурной знак.

– Голова чешется. Почеши? – попросил Адольф.

Не задумываясь я принялся чесать зверька, запустив пальцы в желтую пышную шерсть. Рука нащупала маленькие остренькие рожки.

– Ты что, рогатый?!

– Такой же, как и ты! – буркнул Адольф.

Я лихорадочно ощупал свою лысую, покрытую наждачкой прораставших волос голову. С облегчением обнаружил – все в порядке, рогов не наблюдалось.

– Ты странно злился, будто в тебе еще кто-то есть, большой, очень древний и очень сильный. Ты меняешься, меняюсь и я, – сказал Адольф и опять принялся вещать о необычной связи вампала и хозяина.

Из всего услышанного я понял лишь одно – нужно держать странный зов в узде, не давать взять верх над собой. Адольфу очень не хотелось превратиться в уродливое чудовище.

А я умолчал об убитом ящере, утолении жажды свежей солоноватой кровью и о видении, выдохнувшем в меня облако тьмы.

– Вот рогов только и не хватало, ладно когти и зубы удлинились, но рога-то зачем? Нет, не пойдет, борись с этой гадостью, а то еще теплая шерсть выпадет, и я покроюсь чем-нибудь мерзким. Здесь очень холодные зимы! – завелся рыжий.

– Не выпадет, у меня же рога не выросли?

– При чем тут твои рога?! Я же говорил, ты меняешься внутренне, а я по твоей милости внешне. Чешуйчатым быть не хочу!

– Хватит орать, успокойся. Понял, постараюсь сдерживаться.

– Постарайся, очень постарайся, – закончил возмущаться Адольф.

В лагере разбойников засуетились. К зиндану подошли двое и, кинув туда веревку, принялись вытаскивать на свет грязных и оборванных созданий, напоминающих девушек. Пятерых испуганных и трясущихся пленниц слегка попинали ногами, накинули на шеи веревку, связав гусеницей. Резко откинулся полог шатра, и вышел атаман. Погоготав, он приказал отвести оборванок на реку, отмыться. Строго предупредив к ним не прикасаться, он будет первый.

Два разбойника, подбадривая тычками копий, повели пленниц вниз, к реке. На счастье, тропа пролегала между нашей засадой и лагерем. Решение пришло само собой. Удачнее момента для освобождения пленниц и придумать нельзя.

Тенью скользнув между кустарниками, я растворился в темноте. Плащ хорошо защищал доспехи от ненужного блика. Смазанные маслом пластины лат двигались бесшумно. Шпоры, крепко замотанные тряпками, не нарушали позвякиванием тишину передвижения. Вытеснив все окружающие звуки своим грохотом, мощно текущая вода прекрасно скрывала шорох камней под кожаными подошвами. Обостренные чувства вампала давали мне фантастические возможности. Темный лес, выложив все карты на стол, больше не скрывал тайн.

Чувства дикого зверя, вышедшего на охоту, будоражили. Полный красок, запахов и звуков окружающий мир раскрыл объятия, усилив вкус адреналина осознанием превосходства над жертвой. Адаптировавшийся под непривычный поток информации мозг со скоростью мощного компьютера поставлял и анализировал данные о беспечно движущейся добыче. От нетерпения и азарта покалывало кончики пальцев, и ноздри трепетали, предвкушая терпкий запах смерти и крови.

Главное – держать себя в руках.