Иероним

27

– Поднимайте воинов! – прокричал я, и тут же в отместку взвыли хищники.

Ночь наполнилась хаосом. Лагерь взорвался гамом и шумом. Знакомые голоса Трувора и Тюрика спешно раздавали распоряжения. Воины (они были в доспехах, снимать на ночь броню явно никто и не думал) второпях хватали оружие и занимали места, а я, застыв у телеги, всматривался в залитое луной поле.

– Погасить факелы! – крикнула Эльза, и лагерь погрузился в полумрак, освещаемый лишь лунным светом.

Молодец девчонка!

Мускусный, волнующий запах хищников до отвращения пропитал воздух, заставляя учащенно биться пульс, неся по венам огромные порции адреналина. Страх уколол грудь и растворился без остатка. Ответственность и собранность холодным душем окатили мозг. За спиной отчетливо ощущалась легкая паника и полные надежды взгляды людей. Обостренный слух различал бешеное биение сердец.

«Первый бой! Все зависит от меня!» – мелькнула мысль.

Хищники взвыли, пронзительный звук прокатился над полем и ударил по ушам, эхом отражаясь в груди. Адреналин мелькнул вспышкой, и чуть ниже пупка предательски кольнуло. Мелкая дрожь пробежала по пальцам, и я до крови закусил губу. Солоноватый вкус влаги заполнил рот, комком застряв в горле.

Сглотнул.

Колючкой прокатился ком, взорвавшись в груди и обдав жаром ребра. Злость на собственный страх ударила в голову, разметав сознание. Обостренные до предела чувства выхватывали из темного края леса собиравшихся хищников. На фоне черной полосы деревьев метались огромные тени, густо политые лунным светом.

Выделяющийся силуэт вожака то и дело вскидывал вверх морду, оглашая округу леденящим душу воем, созывая диких братьев на кровавый пир.

– К левому крылу! Приготовить луки! – прокричал я.

Слева возник вампал, рыжая шерсть угрожающе вздыбилась, и огромные длинные клыки блеснули в свирепом оскале. Справа замер Роган, пристально вглядываясь в ночь. Вдали громко выли звери, повторяя клич вожака, периодически призывавшего свиту протяжным воем.

Тут я понял – твари огромные! Трава, доходившая мне до колен, не скрывала темные силуэты, а до зверей очень далеко! Каковы же они вблизи?

Холодная игла осознания кольнула сердце. В висках глухо стукнул пульс, и я почувствовал – внутри ожило и просыпается нечто странное. Непонятное существо шевелилось, пытаясь заполнить собой мое тело. Душа выворачивалась наизнанку, раздираемая чем-то неведомым. Жуткий голод и жажда крови вытесняли здравый смысл. Поток информации, вливающийся в мозг и приносящий дурманящий, сквозивший злобой запах хищников, распалял желание проснувшегося кошмара. Пальцы нервно подрагивали от возбуждения, и я чувствовал огромную силу, наполнявшую тело. Пульс бубном стучал в висках, гулким эхом отражаясь в ушах. Резкая боль пронзала кисти, заставив крепче стиснуть пальцы. Край повозки противно заскрипел раздираемым деревом.

От неожиданности моргнув, я уставился на острые кривые когти, прорвавшие кожаные перчатки и впившиеся в край телеги. Мои собственные руки жуткими когтями царапали дерево!

В ужасе отдернув руки, я увидел – небольшой открытый кусочек кожи на запястьях блеснул змеиной шкурой! Кожа зудела. По ощущениям – тело покрывалось проступающей чешуей, готовясь к бою. Проснувшийся зверь не хотел расставаться с жизнью и рвался наружу. Злость клокотала в горле, угрожая выплеснуться ответным воем. Удивленный разум заполнил шипящий голос:

– Отпус-с-сти-и-и…

Сознание металось, пытаясь понять смысл происходящего. Красные вспышки ярости обрывками выхватывали картину реальности.

Звери, подвывая вожаку, собирались в плотную огромную стаю. Я ощупал бок, в надежде ощутить знакомую тяжесть АКМа, но когти заскрежетали по доспеху. К сожалению, автомат остался в шатре. За спиной, просясь в руки, нетерпеливо завибрировали кинжалы.

– Держись! Помни: обратной дороги нет, – прошептал вампал, пробиваясь к моему сознанию сквозь барабанную дробь пульса и заполнивший разум шепот непонятной твари.

Собрав волю в кулак, я переключился на обычные человеческие чувства. Поток информации иссяк, и сразу же пропал дурманящий запах зверей. Рвавшийся наружу кошмар ослабил напор, дав возможность включиться здравому смыслу, но сдавать завоеванные позиции не собирался. Огненная злость продолжала гулять по венам. Шипящий шепот притих, превратившись в еле различимый шум головной боли. Полная луна хорошо освещала поле предстоящей битвы, заливая траву белесовато-красным светом. Стая казалась цельной темной массой, то и дело оглашающей округу слившимся в одну ужасную музыку воем.

Судя по возрастающим октавам – звери скоро бросятся на нас. Одно хорошо – не кромешная тьма. Воины отчетливо видят врага.

Я огляделся по сторонам. Люди замерли за повозками, крепко сжимая луки. Броня, освещенная луной, сливается в один монолитный железный строй. Трувор и Тюрик смотрят на меня полными уверенности и преданности глазами, ожидая команды.

– Их жизнь в твоих руках, – прошептал вампал.

Ответственность возвращала к действительности, успокаивая бурлящую злость. Разум наконец взял верх над разрывающими чувствами, заставив попятиться внутреннего зверя.

Моей внутренней борьбы никто не заметил.

«Командир обязан думать!» – отрезвляюще вспыхнуло в голове.

Я поправил шлем и вытащил блеснувший холодной пепельной сталью меч, стараясь не обращать внимания на когти, предательски заскрежетавшие по рукояти.

– Приготовиться! – Мой голос охрип от клокотавшей в горле ярости, и команда прозвучала скорее рыком зверя, чем словами человека.

– Кхара! Сагиб! Кхара! – взревел Роган.

– За герцога! – закричали воины, давая выход накопившемуся в ожидании битвы страху.

Звери в ответ жутко взвыли и понеслись черной волной через разделявшее нас поле. Кровавый лунный свет тенями метнулся за жуткой лавиной.

«Очень много!» – пронеслось в голове, а вслух я прорычал:

– Ждать!

Заскрипели роликами, натягиваясь, тетивы луков.

Секунды перед боем замедлили бег.

Стая широким полукругом, гигантской бесформенной тенью неслась по полю. Хрип дыхания и шелест травы под тяжестью сотен лап заполнил лунную ночь.

Ожидание нервно повисло над замершим отрядом.

Ожидание смерти – хуже самой смерти.

Прерывистое дыхание, клубками легкого пара вырываясь из-под стальных шлемов, выдавало волнение. Кровавая луна отражалась в полных испуга глазах. Паника протягивала липкие щупальца.

Люди всегда испытывают страх перед неизбежным. Инстинкт самосохранения трубит во все трубы, призывая побежать и спрятаться – желательно поглубже. Но человека от животного отличает не разум, а такие чувства, как честь, долг, ответственность, стыд, любовь и многие другие, заставляющие каждого воина сражаться, биться до конца, преодолевая парализующий волю ужас. В секунды ожидания схватки нельзя оставлять бойцов один на один со страхом, каждый должен постоянно чувствовать локоть товарища, могучее спокойствие единства. Все-таки люди – стадные животные, и сильнее, чем ужас предстоящей и неизбежной гибели, в нас лишь страх потерять свою стаю, остаться наедине с неумолимо приближающейся смертью. Зов природы заставляет показать себя голосом и услышать ответ товарищей – почувствовать, что ты не один.

Вот и орут люди боевой клич, надрываются так сильно, как не кричит, рождаясь, ребенок, в этом и есть самый страшный парадокс жизни. Крик извещает о появлении на свет младенца, и он же сопровождает его последний путь в бою. Но если плач новорожденного всегда один – счастливо-надрывный, наполненный радостью появления на свет, то крик человека, чувствующего неминуемую смерть, бывает разный – от безумного и храброго, полного ярости, до трусливого визга.

– Ждать! – снова прорычал я.

– За герцога! – В кличе воинов, перекрывшем жуткий, злобный вой идущей убивать стаи, чувствовалась решимость.

– Давай! – что есть мочи заорал я, пытаясь всех перекричать, и тут же разом щелкнули тетивы луков.

Началось!

Секунды ускорили бег и понеслись безумным вихрем. Стрелы штрихами рассекли воздух, взвившись вверх.

– Прицельно! – зарычал я, включая ночное зрение и крепче сжимая меч.

Пространство вспышкой заполнило сознание, укололо резкой болью мозг. Ночь обнажила тайны. Внутренний зверь возликовал. Среди звонкого треньканья луков отчетливо выделялись гулкие удары тяжелой тетивы арбалетов. Девчонки, возглавляемые Эльзой, находились прямо за мной и пускали тяжелые болты в надвигающуюся свору.

Как хорошо, что мне хватило ума сначала усовершенствовать оружие, а потом отправляться в путь! Мощь и убойность новых луков и арбалетов превосходна!

Обостренного нюха коснулся дурманящий запах свежей крови. Из моего горла непроизвольно вырвался рык беснующегося в душе зверя. Одна за другой выпадали из общего несущегося строя огромные тени. Яростно клацали блестящие зубы, перекусывая и пытаясь вырвать тяжелые стрелы из тел. Арбалетный болт, попадая в животное, опрокидывал его на бегущего сзади зверя. Рой стрел обезумевшими осами жалил стаю. Чем ближе была свора, тем точнее стреляли воины, подгоняемые страхом предстоящей схватки. Тетивы скрипели и звенели роликами, обозленно хлеща по наручам. Храповые механизмы арбалетов надрывно стонали. Вой вперемешку с визгом и предсмертными хрипами заполнил пространство. Запах пота, страха, свежей крови, терпко поперченной адреналином, перемешивался с мускусом зверей, превращаясь в непередаваемую вонь.

Звери теряли скорость, спотыкаясь о катающихся по земле раненых сородичей. Лишь вожак неуязвимым призраком бежал впереди. Глаза неустрашимой твари горели адским огнем.

Я еле сдерживал желание броситься навстречу и выплеснуть всю злость на врага.

«Победа куется единством!» – отрезвляюще звучал в голове голос усатого полковника. Хороший был учитель, прочно заложил в разум истины войны.

Не добежав до нас чуть меньше ста метров, звери с хрустом ломающегося дерева ударились о траву.

«Ежи!» – промелькнула в голове счастливая догадка.

Вожак нелепо покатился кубарем через голову, из его спины, разодрав плоть, торчали кровавые наконечники пик.

Атака захлебнулась.

Воины, не растерявшись, остервенело стреляли из луков и арбалетов. Вонь распоротых внутренностей вплела специфическую нить в безумный смрад битвы. Треск ломающегося дерева и звук раздираемой плоти ударил по ушам. Бегущие звери перепрыгивали тела напоровшихся на ежей братьев, и если сами не попадали в ловушку, то их моментально пронзали стрелами. Гибель вожака смяла атаку. Визги боли заглушили зловещий вой, и свора дрогнула.

– Не прекращать! – рычал я. – Не прекращать!

– За герцога! – отвечали охрипшие от крика голоса, заглушаемые шумом битвы и щелкающих луков.

Звериная волна отхлынула, похрамывая и скуля.

– Правое крыло! Алебарды! Левое крыло! Луки! Эльза, охранять лагерь! За мной! – закричал я, сгорая от нетерпения принять участие в празднике смерти и жизни.

Холодным железом в свете луны блеснуло оружие, воины обегали повозки.

– В две шеренги! – скомандовал я, видя выстраивающийся за мной отряд.

Свора, скуля, откатывалась от лагеря. Воины споро перестроились – постоянные тренировки не прошли даром. Сгоравшие от нетерпения и ярости ратники первой шеренги остервенело сжимали древки алебард. Вторая шеренга продолжала поливать зверей смертоносным роем стрел.

– Вперед!

Стальная стена двинулась, ощетинившись остриями широких лезвий.

– Держать строй!

– Бей!.. Бей!.. Бей! – отмеряли привычным криком сержанты каждый шаг железной мясорубки.

Луки продолжали свою беспощадную песню, а наш монолитный строй двигался по следам убегающей и поскуливающей стаи. Пепельная сталь меча лучом мелькнула в свете луны. В руке дернулась рукоять, и проткнутый ежом вожак затих. Битва понеслась, отрывисто вспыхивая кадрами в сознании. Стрелы продолжали находить жертв, заставляя зверей крутиться на месте, свирепо клацая зубами и рыча, а беспощадный строй неистово рубил, добивая раненых. Секиры блестящими кровавыми молниями монотонно рассекали воздух, разрубая туши. Удобное и мощное оружие позволяло с одного удара обрывать жизни раненых тварей. Кровь липкими густыми каплями покрыла воинов, дурманящий сладковатый запах сводил с ума, заставляя яростнее бить мечом, вспарывая и рассекая бившихся в агонии зверей.

– Держать строй! – неслось над поляной, пронзая шум битвы.

Исполинские твари. Таких огромных хищников я никогда не видел.

Единой железной машиной отряд двигался, оставляя за собой лишь трупы и кровавый след. Несколько оставшихся в живых тварей скрылось, похрамывая, в лесу.

Увлекаться нельзя!

Далеко от лагеря отводить воинов не стал.

– Стой! Назад! Выдергиваем целые болты и стрелы!

Сержанты развернули отряды и по кровавому, липкому следу направили в лагерь. Если и оставался шанс у кого-нибудь из зверей выжить, то он равнялся нулю.

Выключив обостренные чувства, я брел позади устало идущего отряда.

Пар поднялся над окропленной кровью землей. Луна жутко освещала кровавую картину битвы. Разгоряченные люди, не замечая усталости, уверенно шли к лагерю.

– Северные волки, ваша светлость, – оглянувшись, сказал мне Трувор. – Никогда раньше не нападали по зеленой траве… уходят вместе со снегом.

– Для нас сделали исключение, – буркнул я, успокаивая разбушевавшееся дыхание.

Каждый выдох, отражаясь от забрала шлема, обжигал щеки. Легкие работали кузнечными мехами. Хотелось свежего воздуха, не загаженного вонью битвы. Возбуждение спадало. Пот струйками стекал по спине, вызывая жуткое желание почесаться.

– Мой лорд, никогда северные волки не спускались с гор летом, – не унимался Трувор.

– Подумаем об этом позже, а сейчас снимаем лагерь, и чем быстрее, тем лучше, ежи убрать в последнюю очередь, – прохрипел я, а сам украдкой взглянул на руку.

Витую рукоять с крестообразной гардой сжимала обычная кисть, закованная в привычные латы. Когти исчезли!

– Мой лорд, зачем спешить? Враг разбит, можно дать воинам немного отдохнуть, – подключился к нашему разговору Тюрик.

Вытерев лезвие пучком травы, я опустил меч в ножны за спиной. Металл щелкнул, принимая уставшее оружие. Руки коснулись полузакрытого шлема, и в ладони уперлись бугорки маленьких рожек, по бокам венчавших железный убор. Сняв надоевшую железку, передал вечно молчаливому Рогану. Шлем укоризненно взглянул древнегреческой Т-образной прорезью, перекочевав в заботливые руки гиганта.

Только сейчас заметил – телохранитель всегда был рядом. А где Адольф?

– Выиграть бой не значит выиграть войну. Отдохнут, когда так же будут лежать на поле. Скоро рассвет, и слетевшиеся на пир птицы могут привести сюда очень любопытных людей, а тут мы, уставшие, отдыхаем, – ответил я Тюрику, с облегчением увидев у разгорающегося костра рыжий силуэт.

– Будет исполнено! – ответили сержанты.

Набирающее силу пламя костра сухо трещало ветками, отвоевывая пространство у лунного света. Вспыхнули факелы, и, повинуясь приказам сержантов, люди принялись собирать нехитрый скарб. Чтобы не мешать воинам, я уселся невдалеке от шатра на услужливо расстеленный Роганом кусок войлока.

Мысли покинули опустевшую голову, и я удивленно взирал на кончики пальцев, торчащие из порванных концов кожаных перчаток. Когти-то не привиделись?!

Подошел вампал и, усевшись на пушистый зад, кошкой принялся вылизывать и вычесывать шерсть. Странной фантазией обладал бог, придумавший совместить лучшее обоих видов, – селекционер, скрестивший собаку и кота.

Напряжение боя окончательно спало, уступив место невероятной апатии.

Наконец повозки были загружены и готовы к движению. Под лучами всходящего солнца яснее виднелась усталость на лицах воинов. Доспехи ржавчиной покрыла засохшая кровь. Победа далась без жертв с нашей стороны, все живы и здоровы. Я понимал, людям сейчас трудно, необходим отдых, но рисковать не собирался.

– Трувор, общее построение! – приказал я сержанту, вставая с войлока.

Адольф лениво поднялся и затрусил к телеге, намереваясь занять место поудобнее. Как я ему завидовал – мне предстояло трястись на коне.

Построенное войско с надеждой смотрело на меня, и я решился:

– Эльза, налить всем по чарке вина!

Народ оживился, лица посветлели. Девчонки шустро наполняли вином походные кубки. Мне чашу лично подала Эльза.

– Воины! Вы храбро сражались! Я горжусь вами! Сегодня мы не потеряли никого из наших товарищей, вырвали из цепких лап смерти пьянящую чашу победы и теперь можем сполна насладиться ее вкусом! Но законы войны гонят нас дальше от места славной битвы. Я не собираюсь отнимать у вас праздник! У нас обязательно будет время для небольшой передышки, мы соберемся за столом и тогда в полной мере насладимся вином и вкусом победы! Сейчас же выпьем за прекрасный рассвет! За победу! За доблесть и храбрость воинов, позволивших нам увидеть солнце! Я счастлив командовать такими людьми! Настоящими рыцарями! – закончил я, высоко поднимая кубок.

– Слава герцогу! – взвился клич, спугнув первых ворон, слетевшихся на обильно политое кровью поле битвы.

Опустошив кубок, подождал, когда допьют остальные, и скомандовал:

– По коням!

Мы тронулись в путь. Вино согрело душу и подняло настроение, сбросив с плеч часть усталости. Легкий ветерок принес долгожданную, пахнущую утренней росой свежесть, отогнав надоедливую вонь смерти. Воины, покачиваясь в седлах, переговаривались, вспоминая битву. Сквозь храпение коней и скрип телег пробивался звонкий девичий смех.

Очень хорошо – воины ожили.

После боя надо смеяться, давая выход накопившемуся напряжению. Надо чувствовать дурманящий вкус жизни. Ведь нет ничего лучше, чем постоять на краю и вырвать из цепких лап костлявой радостный миг. Со временем он забудется, отшлифованный другими рутинными событиями, и превратится в воспоминание, а сейчас, при свете первых лучей солнца миг радости остр, как никогда.

Вот она жизнь! Вот оно счастье – выжить и слушать умиротворенное чириканье птичек, жужжание насекомых, ощущать на лице теплые лучи солнца!

А девичий смех – просто музыка, ласкающая слух. Еще бы помыться… и абсолютное счастье!

– Мой лорд, я никогда не слышал, чтобы так говорили с простыми воинами, – произнес Трувор, ехавший рядом. Наверное, вино на пустой желудок располагало к откровениям.

– Они не простые воины. Если повезет – то будущая элита рыцарства, опоры власти. Многие станут военачальниками, знатью, добившись славы и уважения. Самое главное – пусть помнят, откуда вышли, и продолжают оставаться людьми, не растеряв по пути храбрость и честь.

– Мой лорд, помните, я рассказывал, что был перспективным десятником?

– Да, Трувор.

– Теперь я точно знаю, я служил не в войске, то был простой сброд. Вы создаете настоящую армию, невиданную. Банду, в которой я служил, стая горных волков разметала бы по долине, обгладывая кости. У вас другие законы… вам хочется подчиняться, вы помните о нуждах воинов, но не вмешиваетесь, давая десятникам возможность проявить себя.

– Сержантам, – поправил я Трувора.

– Сержантам, – кивнул он. – Если честно, мы первое время подозревали вас в мягкости, списывая это на молодость, хотя и поражались вашим воинским умениям. Но тогда в шатре, когда Эрик не выдал вовремя жалованье воинам и чуть не поплатился жизнью…

Вино хорошо развязало ему язык. Я не люблю лесть, но Трувора не перебивал. Командиру полезно знать настроение коллектива. Хоть и обещал Адольф научить меня читать мысли, пока я этого не умел.

Расслабившись, покачиваясь в седле и подставив лицо встречному ветерку, я внимательно слушал разговорившегося сержанта.

– Я воин и чувствую приближение опасности, а тем более смерти… в шатре над Эриком нависла именно смерть, и ее явно ощутили все… а сегодня во время битвы каждый воин смог заглянуть в ваши глаза… Теперь вера в Черного герцога так крепка, что невозможно поколебать. Люди вас уважают и боятся, ваша сила и беспощадная ярость к врагам заставляет стынуть кровь. В бою мне казалось, что вы один можете победить всю свору, но сдержались, предоставляя воинам познать вкус победы. Забота о каждом солдате заставляет петь сердце, никто из нас никогда не держал в руках так много денег, сейчас воины так богаты – дух захватывает. В моей сумке лежит целых два золотых! А вы продолжаете о нас заботиться. Ни один правитель так не делает… – изливал накопившееся Трувор.

Не знаю, куда бы нас завел не совсем трезвый разговор, если бы не выскочивший наперерез молодой олень. Воины встрепенулись, ожидая команды, но охота закончилась быстро – не растерявшийся Роган выхватил лук и метко поразил животное стрелой. После того как туша была освежевана и разделана, отряд продолжил движение. Нить разговора, к моему счастью, потерялась, уступив место восхищенному обсуждению меткого выстрела Рогана.

Чем выше вставало солнце, тем сильнее ощущалась усталость. Настал и полдень, а я продолжал уводить караван подальше от места битвы, то и дело ловя вопросительные взгляды утомленных людей.

Судя по карте, мы давно миновали заранее запланированную стоянку.

Сейчас отряд двигался по землям Харифского виконтства. Почти летняя жара отнимала последние силы у людей и заставляла закованных в броню лошадей чаще ронять пену, белыми хлопьями падающую в дорожную пыль. Тщательно вспоминая маршрут, я наметил новое место будущей стоянки под небольшой горой вдали от дорог. Запасшись терпением, промучившись несколько часов на жаре, наконец прибыли, и я подозвал сержантов. Глядя на изможденные лица, покрытые дорожной пылью, я принял трудное решение – продлить отдых на один день.

– Сержанты, вот здесь разобьем лагерь и двинемся в путь лишь послезавтра. Необходимо привести воинов в порядок, подготовить оружие, броню, коней и телеги к дальнейшему пути, – сказал я.

– Мой лорд, я правильно понял, что завтра мы не тронемся в путь? – уточнил Тюрик, и в его уставших глазах блеснула надежда.

– Да, правильно. Завтра будем заниматься хозяйственными делами. Негоже воинам герцога выглядеть шайкой бандитов после удачного рейда. Солдаты должны отдохнуть и блистать оружием, как новенький золотой, иначе мы не армия, а сброд!

Мое решение приняли с одушевлением. По обозу прокатилась команда, и обрадованные перспективой отдыха воины принялись разбивать лагерь. Я устало слез с коня и пошел к ручью смыть дорожную пыль, хрустевшую на зубах. Ноги непривычно пружинили, коснувшись долгожданной земли.

Холодная вода кипятком обожгла обветренное лицо, смывая грязь и придавая бодрости. Прозрачное зеркало ручья пошло рябью, смазывая отражение.

Как давно я не смотрелся в зеркало…

Пришлось немного подождать, и на меня из толщи хрустальной воды уставилось измученное, покрасневшее, с воспаленными глазами лицо.

За время скитаний и передряг я сильно изменился. Благодаря приключениям в кузнице, стал смуглым, волосы на теле так и не появились. Хорошо хоть проклюнулись брови и ресницы и голова обросла коротким ежиком. Хотя щеки и подбородок остались гладкими, без тени щетины. Скулы заострились, приобретя угловатость, тонкая линия губ придавала лицу жесткость и строгость. Внешность не соответствовала моему реальному возрасту – двадцать лет. Испытания оставили на теле хороший след в виде массивных мышц, обтянувших когда-то худощавое тело. Зрачки глаз немного по-кошачьи вытянулись. Радужная оболочка приобрела желтовато-стальной оттенок.

Да, точно, родня не узнает.

Я застыл, уставившись в журчащую воду, уносившую темные капли, падавшие с головы. Тело чесалось от грязи и требовало расслабления и чистоты. Поймал себя на мысли, что полжизни бы отдал, чтобы провести час в нормальной бане.

А что мешает?

Решение пришло, и я начал действовать.