Иероним

5

Спасибо пронизывающему холоду, стальными безжалостными щупальцами сковавшему тело. Сознание, вздрагивая от вспышек боли и судорог, возвращалось. Мышцы задеревенели. Лицо стянула застывшая маска боли, намертво запечатав глаза. Невыносимый, жестокий холод пробирал до костей, выворачивая каждый сустав, заставляя одеревенеть тело, удерживая цепкими пальцами ниточку сознания. Разум балансировал на грани беспамятства и реальности. Судороги надежными оковами скрутили в позу эмбриона, припечатав колени к груди и заставив намертво прижать к бокам руки. Скрюченные болью пальцы вонзились в стеклянную от холода голову. Воздух сиплыми короткими глотками врывался через рот, прокалывался по замороженной гортани, коликами отдаваясь в легких. Во всем теле не ощущалось ни частички тепла. Сердце комком гулко стучало в холодной клетке ребер. Неимоверными усилиями разлепил веки. Перед глазами плыл и подскакивал постамент с деревянной чашей, освещаемый валяющимся рядом фонариком.

Рюкзак, бесформенной кляксой размазанный по полу, манил горлышком заветной фляжки со спасительным спиртом. Разделяющее расстояние казалось непреодолимым. С трудом оторвав от головы сведенные судорогой руки, вцепился одеревеневшими пальцами в каменный пол и медленно подтягивал к заветной цели скованное холодом тело. Вспышки боли сопровождали каждое движение, дыхание не восстанавливалось, еле успевая проникать в легкие между короткими паузами приступов. От недостатка кислорода мир кружился со скоростью обезумевшей карусели. Расстояние между мной и спасением неумолимо сокращалось. Время застыло. Кошмар крепко держал в своих холодных оковах. Наконец бесчувственные пальцы коснулись металла фляжки, но соскользнули, деревяшками стукнув по полу.

Беспомощность обидой ударила по сознанию, заставляя застрять в горле неродившийся крик отчаяния. Каждая новая попытка схватить вожделенный предмет наказывалась жестокой болью и новой волной мучительных судорог. Пальцы отказывались повиноваться, но, пользуясь ими как неподвижными железными граблями, я все же смог подтянуть к себе упрямую фляжку. На помощь пришла вторая рука, и неимоверные усилия увенчались открытием крышки. Зубы намертво сцепило болью, и тогда одеревеневшие холодные губы, растянутые в оскале судорог, пересиливая напряжение стянутых мышц, обхватили металлическое горлышко. Прерывистое дыхание втянуло первый глоток, оказавшийся абсолютно безвкусным и жестоко студеным. Ком жидкости, по ощущениям превратившийся в колючий снежок, скатился по гортани, болью пнув желудок. Вожделенного тепла не наблюдалось.

«Неужели не спирт?!» – гулко ударила по сознанию болезненная мысль.

Прерывистое дыхание продолжало втягивать безвкусную жидкость, глотками пропихивая внутрь. Маленькая искорка тепла вспыхнула и тут же погасла, задавленная холодом бьющегося в судорогах тела.

«Спирт!» – радостно уловило сознание, удвоив усилия по поглощению спасительной влаги.

Наконец в желудке началась революция и борьба с холодом. Одеревеневшие губы отпустили металлическое горлышко фляжки, и непослушные пальцы с трудом закрутили крышку. Руки, отказываясь повиноваться, медлительно вытаскивали привязанный к рюкзаку спальник, и только сейчас я начал осознавать, что лежу абсолютно голый на шершавом каменном полу. Куда делась одежда, меня пока не интересовало, хотелось лишь одного – согреться.

Искорки тепла объединялись и продолжали бороться с неумолимым холодом. Застывшее тело бил озноб. Спальник все же был отсоединен, и неимоверными усилиями, помогая трясущемуся, одеревеневшему телу непокорными руками, я закутался в плотную ткань. Искорки наконец разожгли маленький костер в желудке, заставив отступить холод. Пламя еле теплилось и требовало нового топлива. Спасительная фляжка лежала недалеко. Наученный горьким опытом предыдущих попыток, я, изловчившись, быстро открутил пробку, и оскаленные губы вновь сомкнулись на металле горлышка. Безвкусная жидкость прерывистыми глотками проваливалась внутрь, а маленькое пламя тепла разгоралось в костер, согревая тело и успокаивая судороги. Аккуратно отставив полупустую фляжку, наконец ощутил в полной мере происходившие перемены. Сердце застучало быстрее, разгоняя едва успевшую согреться кровь. Разжались сведенные зубы и громко залязгали. Тело бил озноб, и пронизывающий холод боролся с нарастающим в желудке пожаром. Тепло пробежало по гортани, и огонь вспыхнул во рту, даря непередаваемый обжигающий вкус чистого спирта. Дыхание сперло, и я закашлялся, сбросив с легких оковы судорог. Так желаемое тепло прокатывалось по венам, добивая остатки холода. Сознание заволокло приятной расслабленностью и погрузило в истому. Ноги наконец отлипли от груди и вытянулись. Приходило успокоение, я перестал трястись, и припадок закончился.

«Вот кошмар!» Первые мысли оттаяли, заставив пробудиться яркие воспоминания.

Перед глазами застыл постамент с деревянной чашей, освещаемый светом фонарика. Судя по тому, что батарея не успела сесть, наваждение продлилось недолго.

Интересно, что хлебнул из деревянного кубка?

Придерживаясь за постамент, поднялся, продолжая плотно кутаться в спальник. То, что увидел, заставило мозг завопить от осознания реальности происходившего.

Клочья сорванной и сгоревшей одежды валялись под ногами. От кожаных ботинок остались лишь полуобгоревшие подошвы.

«Жив, я до сих пор жив!» – Осознание пронеслось в мозгу счастливой мыслью. Обстоятельно подумать о случившемся не позволял холодный воздух пещеры и разгулявшийся в крови спирт.

Да, отхлебнул порядком.

Грудь разламывалась и пульсировала болью. Подобрав с пола фонарик, внимательно осмотрел себя. От ранений не осталось и следа, сильно потемневшая кожа обтягивала довольно покрупневшие мышцы. Следов волос на теле не наблюдалось, в том числе и в интимных зонах. В центре груди побаливал и краснел свежий ожог, напоминающий трезубец в обрамлении пламени.

В целом остался доволен результатом осмотра. Ранее худощавая фигура легкоатлета меня вполне устраивала, но сейчас она сильно изменилась, обросла мясом. Стала коренастее. Грудь раздалась вширь, что особенно бросалось в глаза. Ощупал лицо – не изменилось, черты по-прежнему заостренные. Картину дополняла гладкая лысина и полное отсутствие бровей и ресниц.

Фантомас?!

Оставалась надежда, что за время скитания в пещере растительность пробьется – под пытливыми пальцами на голом черепе ощущалась уплотненная волосяными луковицами кожа. Желание выбраться еще не покинуло сознание, глубоко засев внутри. Пошарив вокруг спасительным лучом, заметил явно живое шевеление в обгоревших лохмотьях. Осторожно пнул босой ногой сиротливо валяющуюся кучу потемневшего тряпья. Жалобно пискнуло, и темный клубок шустро выкатился, спрятавшись в тень стены. Луч вырвал из мрака маленького взъерошенного, рыжего в темных пятнах котенка. Нахохлившись, зверек фыркнул и резво прыгнул в спасительную темноту.

Терзаемый спиртом живот напомнил о себе урчанием. Порывшись в рюкзаке, нашел большой кусок еще не протухшего мяса ящера.

Времени прошло совсем мало. Кошмарный бред продолжался недолго, хотя мне и казалось, что прошла вечность.

Запах мяса заставил выделиться слюну, и в желудке вновь недовольно заурчало. Не удержавшись, вгрызся в кусок. Такого зверского голода не испытывал никогда. Рвал зубами сырое мясо и, стараясь хоть немного пережевывать, глотал. Съев половину куска, почувствовал приятную тяжесть в пылающем от спирта животе. Закутанный в спальник, я сидел на рюкзаке, держа в руках сырой кусок мяса, и испытывал абсолютное счастье. Желудок посылал волны тепла, распространявшиеся по телу.

Странно, откуда взялся котенок?

Я знал, в горах водятся барсы. Есть детеныш, значит, есть выход.

Фонарик лежал в ногах и узкой полосой света, упирающейся в стену, освещал пыльный пол. На эту дорожку и вышел маленький барс. Спокойно, абсолютно не боясь света, приблизился на расстояние вытянутой руки и сел. Не кошачьи, без вертикальных зрачков, желтые глаза пристально смотрели, изучая меня. Размером с варежку, зверек застыл в классической позе сфинкса, давая возможность внимательно себя разглядеть. Пухлая мордочка, напоминающая щенячью, с большим черным носом, увенчанная острыми кошачьими ушками, портящими всю картину. Зверька покрывала пушистая ярко-рыжая с черными крапинками шерсть.

Зубами оторвав крупный кусок мяса, я кинул его между нами. Немного подождав и явно принюхавшись, странный котенок встал и подошел к нему. Удерживая крохотными когтями скользивший по полу кусок, быстро расправился с ним мелкими белыми острыми зубками. Обнюхав пол, сел и принялся ждать очередной порции. Я положил еще один кусок, но чуть ближе к себе. Зверек не стесняясь подошел и так же ловко разделался и с ним. Абсолютно не боясь человека, снова сел в ожидании следующей порции. Я откусил кусок и протянул ему. Котенок важно подошел и, лапой осторожно взяв лакомство из рук, принялся есть. Попытку погладить прервало строгое урчание, предупредившее о готовности защищаться.

Ну и ладно. Не очень-то и хотелось.

Спрятал остатки мяса в рюкзак. Холод неустанно пытался пробраться внутрь спальника, скользкими щупальцами трогая голое тело. Встал и посветил пытливым фонариком вокруг. Из валявшейся на полу кучи обгорелого тряпья и вещей выбрал слегка оплавившиеся магазины, пистолет и сложил в рейдовый мешок.

Хорошо хоть снял тяжелый рюкзак, перед тем как напиться из чаши, а то лишился бы последнего имущества.

Настала пора решить проблему надоедающего холода.

C помощью ножа я вырезал из теплоизоляционного коврика два следка. Достал порванный и пропитанный кровью защитный комбинезон. Из него получились довольно большие портянки, а из уцелевшей штанины пояс. Обмотался наподобие римской тоги спальником, подпоясавшись штаниной. Полученными портянками примотал к ногам следки. Выглядит хоть и смешно, зато вполне удобно и тепло. Ноги не чувствовали холодного пола пещеры, а тело согревалось под тогой из спального мешка. Зверек сидел рядом и бусинками глаз внимательно наблюдал за происходящим. Подобрав с пола автомат, взвалил рюкзак на плечи и повернулся к котенку:

– Ну что, пошли?

Зверек резво встал и важно подошел к правой ноге. Освещая дорогу фонариком, двинулись в глубь пещеры, подальше от разрушенного храма. Рыжий держался рядом и не по-кошачьи резво перебирал лапками, стараясь не отставать.

Напоследок заглянуть в чашу побоялся, хватит экспериментов.

Спирт согревал, даря блаженство и тепло, снимая стресс. Реальность казалась не такой уж и пугающей. Хотелось верить, что приключение закончится хорошо. Пугающие раны непонятным образом зажили, правда, тело слегка изменилось, но это было неважно.

Важно одно – я жив!

Продвигаясь вперед, петлял между развалинами. Осторожно ступал на пол пещеры, стараясь избегать острых камней. Котенок, казалось, рос на глазах. Покрупневший рыжий комок обегал или ловко перепрыгивал возникающие на пути препятствия.

Может, торчащая рыжая пушистая шерсть придала ему объем?

Тряпичные обмотки на ступнях – вещь довольно ненадежная, если не беречь, поэтому старался ступать аккуратно, а то острые камни быстро сотрут тряпки, а следом и ноги.

Путь предстоял долгий, необходимо найти воду и выход.

Спасительный фонарик осветил небольшую широкую тропу, уходящую под потолок пещеры. Тщательно обследовав лучом, я заметил слабые очертания каменного карниза, на котором навалены кучей палки, – отдаленно это напоминало огромное гнездо. Обнадеживающее журчание привлекло внимание, и зайчик света заскользил по камням в поисках источника звука. Серебряной блестящей тонкой струйкой вытекал из стены крохотный ручеек, бесследно исчезая в каменном полу пещеры.

Чистая вода холодом обдала зубы, и живительная влага наполнила тело.

Совсем немного не дошел, попил из странной чаши.

Сделанного не воротишь.

Настроение улучшилось, захотелось немного огня и отдыха от свалившихся потрясений. Сухие ветки на карнизе обещали костер.

– Ну что, посмотрим? – спросил у рыжего.

Котенок посмотрел желтыми глазами и кивнул.

– Да ты еще и понимаешь?

Пушистик недовольно фыркнул и уверенно потрусил по тропе. Теплый согревающий костер и отдых заняли мои мысли. Тело еще не отошло от встряски, чувствовалась слабость, как после длительной болезни, и слегка покачивало от бурлящего в крови алкоголя. Осторожно выхватывая лучом острые камни, пошел следом за мелькающим рыжим мячиком. Пройдя немного, остановился.

Нельзя расслабляться, я же на войне!

Аккуратно снял рюкзак, положил на тропу и, взяв в руки автомат и фонарик, решил немного прогуляться по пещере.

Костер – хорошо, но дым и свет – плохо. Враг увидит и возьмет тепленького.

Петлял между пахнущими пылью развалинами, скользил лучом по камням. Всматривался, в надежде найти признаки пребывания человека. Побродив около получаса, ничего не обнаружив и успокоившись, вернулся к оставленным вещам. Котенок, дожидаясь, сидел около рюкзака. Немного повозившись с упрямыми лямками и экипировавшись, двинулись вверх по склону.

Картина становилась яснее. Под ногами стали попадаться кости животных, может, и человеческие. Остановившись и проверив автомат, продолжил движение.

Не хватало еще повстречать рассерженных родителей нового дружка.

Луч света вырвал из тьмы довольно большой карниз, на котором валялись сучья и всякий непонятный хлам. Подойдя поближе, увидел огромное гнездо, сооруженное из веток, сломанных и разорванных, покрытых ржавчиной доспехов. Картину дополняли желтоватые кости и клочки почти истлевших тряпок – остатки одежды убитых зверем, построившим страшное лежбище. Редкие зеленые чешуйки, блестевшие в световой дорожке, наводили на мысль об убитом ящере. Новый друг, ловко прыгая между ветками и хламом, скрылся в темноте. Мечта об отдыхе у костра нокаутировала страх, и осторожно, чтобы не поранить ноги торчащим железом, я прошел по гнезду.

Пытливый луч выхватил из темноты небольшую, свободную от всяких обломков площадку. В центре сидел и ждал рыжий зверек. Я снял оттягивающий спину рюкзак и, набрав немного веток, разжег костер. Веселое пламя, потрескивая сухими сучьями, осветило жутковатое логово: торчащее железо и желтизна многочисленных костей. Разгоревшийся костерок требовал подпитки, пришлось пойти разворошить гнездо.

Нехорошо рыться в могилах и останках, но в теперешнем положении не до морали.

Оставив котенка охранять рюкзак, потихоньку начал разбирать гнездо, вытаскивая сухие ветки. Отдельно складывал сучья около стены, отдельно, небольшой горкой, попадающиеся кости.

Наверное, хозяин гнезда был очень старый и давно обитал в пещере, раз попадаются обломки щитов, обрывки кольчуги и доспехов. Внимательно осматривая каждый кусок железа, относил в самый дальний угол балкона. Изредка подбрасывая в огонь сухие сучья, продолжал работу.

Потихоньку понимал – становлюсь частью бреда, вера в реальность происходящего продолжала крепнуть.

Сколько предстоит пробыть в пещере – неизвестно, а любопытство и какой-то детский интерес покопаться в рухляди требовали удовлетворения. Может, найду что-нибудь полезное в теперешнем положении.

Пара золотых монет, попробованных на зуб, быстро отогнала усталость и подстегнула работу. Еще не один современный человек не отказался немного разбогатеть.

Военные – средний класс с маленькой зарплатой. Периодически государство бросало кость и тут же ущемляло в чем-нибудь другом. Профессия из почетной превратилась в унижающую. Беспомощность перед законом, бесправие и лишь возможность получения бесплатного высшего образования продолжала манить в военные училища глупых юношей, заражая странным и малооплачиваемым чувством патриотизма, которое взращивалось и тщательно культивировалось старыми полковниками. После выпуска попадая в реальность, многие сразу разочаровывались. Некоторые, такие, как я, старались стойко переносить тяготы и лишения службы, предписывающиеся уставом.

Возможность немного подзаработать сильно воодушевила.

Зная, сколько могут стоить редкие монеты, да еще и золотые, старался тщательно разбирать и сортировать находки. Куча из веток продолжала расти – и из железа и костей тоже. Доспехи, хоть их давно до дыр проела ржа, явно представляли собой историческую ценность. Немного разобрав завал, нашел еще две золотые и три серебряные монеты – а ведь не перебрал и пятой части гнезда!

Вера в лучшее – всегда жива.

Воображение рисовало счастливую картину возвращения в расположение части и возможность в отпуске заработать на продаже монет. Работа продолжалась. Попадалось и ржавое, погнутое, сломанное оружие. Хоть интерес и горел неугасимым пламенем золотой лихорадки, но усталость брала свое. Вернувшись к костру, застал мирно сидящего на рюкзаке спутника.

– Ну что, поедим? – обратился к рыжему.

Котенок утвердительно кивнул и спрыгнул с рюкзака.

– А ты молодец, ничего не тронул.

Зверек пренебрежительно фыркнул, повернувшись спиной.

Да, точно понимает, вот и обиделся.

Поступок зверька окончательно убедил меня, что спутник очень не прост. Отрезав несколько кусочков мяса, насадил на тонкие ржавые останки, напоминавшие меч, и пристроил над костром. Крупный кусок положил перед котенком.

– Ешь, давай мириться.

Зверек с урчанием принялся за еду.

На моей ладони лежали золотые кружочки, приятно блестя в свете пламени. Суровые профили королей давно минувших лет завораживали.

Останусь здесь и полностью разберу гнездо. Время особого значения не имеет. Если и были поиски, то прекратились. Не будет командование отрывать силы из-за одного пропавшего лейтенанта.

Зима пушистым снегом должна перекрыть ущелье, и вероятность встретить в пути бандитов уменьшится. Куча манила, обещая богатство и пополнение скудных запасов так необходимого теплого тряпья. Во мне боролись прагматизм и желание поскорей вернуться. Победила жажда наживы.

Согласитесь, возможность найти клад выпадает не каждому, и глупо было ею не воспользоваться.

Готовился ужин, и, немного покопавшись в гнезде, я нашел под ветками почти истлевший кожаный мешок, набитый тяжелым хламом. Подтащив поближе к огню, разрезал ножом. Из мешка выпал объемный, завернутый в промасленное тряпье сверток, грушеобразная закрытая пробкой тыква, почти сгнивший большой моток веревки и ржавый крюк. Котенок деловито подошел и обнюхал находку. Заинтересовавшись свертком, зацепил когтями промасленную тряпку, пытаясь развернуть.

– Не спеши, потом посмотрим.

Меня больше интересовало содержимое тяжелой тыквы, явно смахивающей на сосуд. Ненужный мешок, крюк и веревку отбросил на кучу ржавого железа. Откупорив тыкву, понюхал – опыт в питии незнакомых жидкостей был. Ноздри уловили едва чувствовавшийся запах виноградного вина, наверное, колоссальной выдержки. Немного отхлебнул.

Все-таки жизнь ничему не учит.

Приятная, с легким ненавязчивым вкусом влага прокатилась по горлу и слегка согрела желудок. Запах жарившегося мяса лишь усилил аппетит. Котенок с укоризной посмотрел, продолжая попытки развернуть сверток. Небольшие, вооруженные маленькими когтями лапки проворно пытались содрать промасленную тряпку. Жесткая материя не поддавалась. Решив немного отложить ужин, закупорил тыкву и пришел на помощь неугомонному зверьку.

Рыжий, нахохлившись, отошел в сторонку и принялся пристально следить, а я размотал промасленное тряпье, и к ногам, звякая железом, упала свернутая чешуйчатая кольчуга. Мастерски сделанные чешуйки переливались зеленым в свете огня. Изнутри шедевр оружейников был подбит мягкой замшей. Судя по размеру, вполне могла подойти. Развязав штанину на поясе, снял спальник и надел кольчугу. Руки свободно вошли в рукава, плавно, второй кожей чешуйки скользнули по спине.

Мастер дело свое знал.

Вес не ощущался. Переплетенные колечки надежно покрывали грудь и спину, сбегали с плеч по рукам и заканчивались чуть ниже локтя, на предплечья шли рукава с тонкими утягивающими тесемками. Немного повозившись, зашнуровал их. Вверху кольчуга имела капюшон. Надел его на лысую голову. Замша мягко сдавила череп. Мелкие чешуйки закрывали горло и шею до затылка, от ушей переходя в кожаную шапочку, специально сделанную, чтобы шлем плотно прилегал к голове и не скользил. Ощупав голову, обнаружил небольшие отверстия напротив ушей – капюшон не мешал слышать. Внизу кольчуга немного не доходила до середины бедра, впереди и сзади имелись небольшие разрезы, обеспечивающие удобство при ходьбе. Мягкая кожа не давала железу соприкасаться с телом и сохраняла тепло.

Радости моей не было границ. Теперь не придется постоянно таскать на себе хламиду спальника. Вот бы и штаны какие-нибудь найти!..

Котенок, довольно фыркнув, снова забрался на рюкзак.

Присев у костра, я снял вертел с прожаренным мясом и принялся откусывать горячие кусочки, запивая найденным вином. Аромат жареного ударил в нос. Один кусок своеобразного шашлыка положил рядом на тряпочку и в небольшую, найденную в хламе миску налил немного вина. Мой спутник резво соскочил и принялся за еду, запивая вином.

Очень странный зверь! Никогда бы не подумал, кошки пьют вино. Хотя называть его кошкой тоже неверно.

В свете огня была хорошо видна собачья мордочка. Расстелив теплоизоляционный коврик, не снимая кольчуги, залез в спальный мешок. Автомат положил рядом. Мясо и вино сделали свое дело, и организм набирался сил, наполняясь тягучей истомой. Рыжий, окончив трапезу, довольно зевнул и устроился у меня под боком, протянув лапы к костру. Огонь приятно согревал, и я, не задумываясь о завтрашнем дне, провалился в долгожданные объятия сна.

Сон – одно из лучших лекарств от потрясений и невзгод. Мозг отдыхает от проблем, не поддающихся осмыслению. Лишь подсознание упорно ищет выход. Снилась Кер – более прекрасной и одновременно опасной девушки я не встречал. На фоне пережитого минуты общения с тельхинкой казались сказкой. Наш последний смертельный танец плыл перед глазами. Серебряная маска, улыбнувшаяся напоследок, не казалась такой зловещей. Манящая и вместе с тем смертельная грация гибкого тела – выше всех похвал. Стриптизерши продали бы душу дьяволу за такую пластику. Мы кружили в смертельном танце. Кинжалы – продолжение рук – едва касались друг друга. Сталь сверкала и пела свистом рассекаемого воздуха. Танец сосредоточенности и пластики, каждое прикосновение смертельно. Красота завораживала, качая на крыльях сна. Прощание в лучших традициях драмы запечатлело кровавый поцелуй под высокой грудью прекрасной тельхинки. Ее глаза светились обожанием и теплом, намертво отпечатавшись в моей памяти.

Интересно устроен человек – запоминает хорошее, а не ту первую встречу, когда лишился глаз.

В красивом прощальном танце мы кружились всю ночь.

Проснулся в полумраке, возбужденное биение сердца отдавалось в груди. Непонятный страх сдернул одеяло сна. Угли еще теплились, окрашивая мрак красноватым фоном, подмигивая из-под седого пепла. Стелющимся легким туманом, дрожащим маревом подплывала к костру полупрозрачная фигура в старинных доспехах.