И возродится легенда (СИ)

Глава 17

Затравелая, поросшая чернолесьем дорога привела вуивр, как по ниточке, к избушке, скрытой под разросшейся елью. Переплетенным и обмазанным глинам стенам давно бы уже проломиться под напором лиловой поросли, порогу из щелястого бревна — сгнить и рассыпаться в труху, став кормом для львиного зева, мелких колокольчиков, цветочков, щекочущих мелким пухом ноздри — их название Эриль не то позабыла, не то вовсе не знала. Но избушка стояла. И даже труба на крыше — диво дивное рядом с весями, где избы топились по-черному, — не покосилась и не ухнула внутрь. Двери удалось оттянуть в сторону, не сломав напрочь. Из норы пахнуло плесенью, прелью, холодной землей. На утоптанном земляном полу, приходившемся куда ниже порога, по щиколотку набралось сучков, сухих листьев, комковатой пыли с паутиной. Пространство между стенами пауки тоже заплели тенетами, и пришлось рвать эти сети, выгребать из волос, отлеплять от лица. Эриль сердито щурилась, терла щеки кулаками. После смастрячила веники из полыни и березовых прутьев, нашла дощечку и принялась выгребать из избушки все подряд. Годное развешивала и расставляла сушиться, негодное уносила подальше в старую яму. Скребла пол и стены яростно, получая мрачное удовлетворение. Усталости она не чувствовала, зато вместе со старой паутиной как-то избавилась от мрачности, в которой последние дни пребывала. И домывала утварь водой из ручья, уже напевая себе под нос.

…Hо считанные дни нанизаны, как бусы,

Hа тоненькую жизнь, непрочную, как нить…

Старые плащи и сенники прокисли и для сна не годились. Наточив найденный под печкой топор, Эриль нарубила еловых лапок и сделала удобную, хотя и несколько колючую постель. Вонь прели перебил смолистый резкий запах.

Покончив с уборкой, вуивр вымылась в ледяном, несмотря на начало лета, ручье, выбила пыль из сапог, выстирала штаны с рубахой. Разложила одежду сохнуть под почти отвесными солнечными лучами и сама вытянулась не траве, не опасаясь, что покусают насекомые: кожу вуивр не так просто было прокусить или проколоть. А солнце светило так приятно, лучи были такими теплыми… Лес шелестел кронами, убаюкивая… И половинка вуивр спала, а вторая чутко прислушивалась к окружающему, готовая предупредить о любом необычном шорохе.

И все же появление Леля Эриль проспала. Должно быть, недреманная частичка не сочла его угрозой. Наоборот, расслабилась при появлении.

Коня Лель оставил подальше, и сам подошел пешком, почти беззвучно ступая охотничьими сапогами на мягкой подошве, стараясь не тревожить ни песчинки, ни камешки, ни траву. Остановился так, чтобы тень падала за спину, и долго, до бесконечности, любовался спящей женщиной: как она дремлет, раскинувшись, и тени бродят по лицу, как те, что оставляет, пролетая над водой, стрекоза-коромысло. Его собственное лицо тоже исказилось: одновременно мукой и счастьем. А прутик в руке застыл, не коснувшись мягкой замши штанины.

Лель долго сдерживал дыхание, любуясь, и уже собирался отступить, но наступил на сучок, и едва слышный треск, вплетшийся в шелест веток и ветерок, разбудил вуивр. И она исчезла.

Лицо короля сделалось растерянным и виноватым: прекрасная живая картина, застывшая в растянутом времени. Эриль искренне улыбнулась. Разноцветные глаза, трещинка на верхней губе, светлые волосы, неровно падающие на загорелый лоб… Такой родной, до каждой мельчайшей черточки. Как она вообще могла жить без него? Вуивр вовремя остановила руку, чтобы не причинить боли прикосновением, и вынырнула в обычное время уже одетая. Большим пальцем ноги поковырялась в траве, виновато глядя в землю.

Горячие ладони короля легли Эрили на плечи: осторожно, словно сжимали хрупкую драгоценность.

— Я тебя никому не…

Лель опустился на колени, словно подломились ноги. А может, так и было. Уткнулся в живот Эрили лбом, тяжело дыша. Поднял лицо к ее опущенному. Сказал глухо:

— Стань моей женой.

Вуивр развела руки с перевязанными запястьями:

— А… это? Я не смогу войти ни в один храм.

— Мне все равно. Мы что-нибудь придумаем. Только… не исчезай больше. Пожалуйста.

— А то ты будешь гоняться за мной по всей Тарвене?

— Я не гонялся, — Лель улыбнулся. — Меня вывел к тебе лучший в мире маг. И очень практичный телохранитель, который и без мага знал, где тебя искать.

Лель встал, пошевелив плечами, и из-под ладони глядя, как «лучший в мире маг» спешит к ним широким шагом, а «очень практичный телохранитель» ведет за поводья коней: Дыма и своего собственного. И в хвосте едет Батрисс на вороном, кланяясь сучьям, тянущимся через дорогу, но не желая слезать с седла.

— А смотрю, у тебя тут миленько, — Дым наклонился перед притолокой, заглядывая в избушку, прячущуюся под еловыми лапами. — Правда, плесенью пованивает еще.

Он потер горбатую переносицу согнутым пальцем.

— Почему-то мы так и думали, что ты найдешься здесь.

Алена фыркнула: точно вовсе отказывая магу в способности думать. И стала сгружать с коней переметные сумки со всяким скарбом.

Скоро в печи гудело пламя, подходило тесто, охапки трав сушились на отполированной жердине, распространяя горький аромат, а четверо сидели на лапнике, пустив бутыль с вином по кругу.

— Я была в Калгане, — сказала Эриль.

— А, да, — Дым прищурился. — Замок верстах в шести отсюда по прямой. Но там же сгорело все.

— Да, сгорело.

Вуивр погрузилась в ощущение, заставлявшее вставать дыбом волоски на хребте.

— Там есть… что-то странное. И мне нужно понять, что.

— Думаешь… конт Эдриен успел припрятать что-то до своей гибели?

— Или — Принцесса? — уголок рта Алены оттянулся в полуулыбке.

— Дождинка? Вполне могла, — Батрисс звучно хлопнула себя по обтянутым холстиной коленям. — Когда мы вернулись из того чужого мира. Бр-р… И вспоминать об этом не хочу.

— А я и не помню толком, — Дым основательно приложился к бутыли и потряс ее, проверяя, осталось ли еще содержимое. Батрисс кинула ему полную бутылку.

— У конта Эдриена была лучшая библиотека в Амавельде. Бесценная. Даже лучше дворцовой, — Лель подставил плечо зевающей Эрили. — Если что-то осталось в погребах — мы должны это найти. Только завтра. Эриль вон спит уже.

— Ага, — Алена поднялась, загораживая чуть ли не пол избушки плечами. — Мы с Батрисс дежурим первыми. Вставай, пошли уже, — за локоть она подняла пиратку легко, как ребенка, и потянула за собой. Дым выбрался следом.

Лель присел рядом с вуивр на постель из плащей и меховых одеял, брошенных поверх еловых лапок. В печи громко трещал огонь, тени бродили по стенам избушки за пятнами света. В одной привиделся Эрили Янтарь с оранжево-желтыми глазами.

— Не гонись за ним, — пробормотала она сонно, протягивая руку королю. Тот поймал и нежно перебрал ее пальцы, мозолистой подушечкой провел по ладони.

— За ним — не буду. А мона Ветла — должна ответить. Хотя… они уже пересекли границу. И знаешь, — он подался к Эрили, — я чувствую себя свободным. И счастливым. Даже несмотря на то, что завтра придется лезть в развалины.

Лель тихо засмеялся.

— Доброй ночи, моя хорошая. В твою стражу я тебя разбужу.

Вуивр зарылась в меха, ощущая их кисловатый запах. От одежды Леля пахло кожей, от печи — углем. Где-то далеко-далеко прокричала сова. И все это было правильно. Как и круглый лунный зрачок, заглянувший в приотворенную дверь.

А утром поляну накрыл туман. Он росинками срывался с еловых веток и звучно шлепался на плотный слой слежавшейся иглицы, на траву, на песчаные кротовины, чпокал, колыхал то, что способно было колыхнуться, и мир сделался мокрым и чересчур холодным. Наружу выходить не хотелось. Ступи за порог, и ноги до колен сразу же станут мокрыми от росы. Туман пропитает каждую складку одежды, сделает ее сырой, тяжелой и вонючей. Не говоря уж о холоде. Потому путешественники просыпались медленно, неохотно. Ворочались в одеялах, совали дрова на присыпанные серым пеплом угли в печурке и молчали. Даже Алена, которой, казалось бы, вставать спозаранку было привычно в любую погоду. И холод, наоборот, только взбадривал.

Ночь прошла без происшествий. И хотелось хотя бы немного продлить отдых.

А вот Эриль сырость не пугала. Она успела искупаться в ручье и проверить поставленные накануне силки. Вернулась со связкой кроликов, ободрала и выпотрошила их. И сейчас в котле булькало аппетитное варево, сдобренное диким чесноком и укропом. А вуивр нарезала мясо для жаркого. Пальцы были в крови, а пышные волосы стянуты лентой, чтобы не лезли в глаза. Лель вышел из избушки и сел на бревно, любуясь ею. Алена подсунула домесу плащ:

— Подложи. А то штаны промокнут.

И, размявшись, отодвинула вуивр от костра, одарив широченной щербатой улыбкой.

— Я тебе крови припасла, — обратилась Эриль к Дыму, кивком головы указывая на сложенные в стороне долбленки.

— Умница ты моя, — нырнув под руки, облапил ее лекарь. — Что ж ты через ловушки мои полезла спозаранку?

Вуивр весело фыркнула. Не насторожили еще той ловушки, которую она не сумела бы обойти.

Пока завтракали, солнце съело туман и веселыми косыми лучами светило сквозь зелень, обещая погожий день. Затушили костер, унесли в избушку котел и верхами отправились к пожарищу Калгана. Еще на подъезде кони прядали ушами, били копытами, выражая неохоту идти дальше. Стая ворон снялась с обломка стены и низких веток и, каркая, унеслась. Дым огляделся, втягивая длинным носом воздух. Поморщился.

— Ты тоже это чувствуешь? — спросила вуивр.

— Гниль. Как от старой необработанной раны, — Дым кивнул. Пошевелил пальцами. — Но пока оно… неопределенно.

Он срезал с лозы рогулинку, ободрал от коры. Облизал зеленовато-белое нутро. Взялся за рожки, а длинный конец уставил в землю. Батрисс следила за ним с интересом. И, не удержавшись, спросила:

— Так ты можешь и клады найти? Я думала, ты на три сажени в землю видишь, а тут бегаешь, как дурень с веточкой!

Маг обиженно фыркнул.

— Стану я тебе клады искать, как же! Чтоб меня после дружки твои в спину прирезали! Вот где колодец копать найти — это другое дело. И платят, кстати, неплохо.

— Хороший муж кому-то растет, — подначила Алена, подходя. — Добытчик.

Лекарь встряхнул хвостиком волос и рассмеялся. С напускной суровостью бросил:

— Так, так, отойдите все, вы меня сбиваете…

Натоптав несколько кругов, нахрустев обломками костей и сучьев, Дым замер, понемногу отхлебывая из долбленки, глядя, как солнце в легкой дымке старательно карабкается к зениту. Было часов девять утра, но уже прижаривало. От одежды шел пар.

Вдалеке топотали, отзывались нервным ржанием кони.

— Есть что-нибудь? — успокоив их, спросил Лель.

— Есть ход необрушенный вот отсюда, — Дым ткнул рогулиной в угол бывшей кухни, где под неопрятным слежавшимся мусором кое-где проглядывали мозаичные плитки. Сунув инструмент за широкий пояс, Дым поднял руки ладонями кверху, точно загребая ими воздух. И ошметки, обломки, горелые доски пришли в движение, словно потянувшись за его руками. Лекарь плавно развел ладони, и этот поднявшийся мусор раздвинулся и мягко опустился на новые места, освободив кусок потрескавшегося пола с квадратным люком посередине.

Казалось, чудо далось Дыму без усилия, но по бледным вискам потек пот.

Алена взметнула пушистыми рыжими ресницами. Подвинула мага плечом в черненом наплечнике:

— Пододвинься-ка…

И запустила под ржавое кольцо люка ломик. Доски жалобно захрустели и проломились внутрь. Изнутри пахнуло сырой гнилью.

Батрисс хмыкнула:

— Ну, тоже результат.

И стала помогать Алене полностью расчистить проем.