И уйти в закат

Глава 24

— Добро пожаловать домой, девочка Бобби. Мы все летаем тут внизу.

— А, Пенни, старый ты черт, — должно быть, после нескольких часов метаний по кровати мне наконец-то удалось уснуть. — Как ты тут без меня?

— Я же теперь всегда с тобой, девочка Бобби, ты что, забыла?

— Так ты подслушивал?

— Конечно. И мне нравится новый расклад. Если ты вдруг решишь родить ему сына, я дам тебе время. Я даже не буду забирать твое тело, может быть, я даже оставлю тебя в покое… Ненадолго. Ведь тело твоего сына гораздо интереснее для меня. Только представь, каково это. Быть одновременно и мной и сыном местного бога… Какие возможности это передо мной раскроет!

— Какие?

— Обширные. Представь, как я развернусь, если смогу внушать страх миллионам? Десяткам миллионов?

— Да, интересная перспектива, — сказала я. — А ты веришь, что он на самом деле бог?

— Какая разница, во что я верю? Вы все — пыль под моими клоунскими башмаками, что ты, что он, что все остальные людишки. Самый великий из вас для меня ничтожнее муравья. Я — единственный охотник в этом лесу, а вы — моя законная добыча. Вы — еда.

— Ну, мне почему-то кажется, что один раз ты уже подавился, — сказала я. — Не напомнишь, что тогда произошло?

— Лучше я буду терзать твою плоть, девочка Бобби, — сказал он, и его пальцы превратились в опасные бритвы. На одной из них мне даже удалось рассмотреть клеймо фирмы «золинген». — Как тебе такая перспектива?

— Дразниться нехорошо, — сказала я равнодушно. — Давай заключим сделку. Ты немного потерзаешь мою плоть, я для вида даже поорать могу, ну, чисто чтобы тебе приятно сделать, а потом ты свалишь куда-нибудь вниз по канализации и дашь мне спокойно поспать.

— Ты больше никогда не будешь спокойно спать, девочка Бобби.

— А ты себя точно не переоцениваешь, мальчик Пенни?

— Не называй меня так!

Его пальцы-лезвия вонзились в мою правую руку и принялись ее кромсать. Почему им всем так не нравится именно эта рука?

Боли я не чувствовала. То ли потому, что дело было во сне, а то ли потому, что после всех этих экзекуций в руке уже и вовсе нервных окончаний не осталось.

— Ай, — ровным голосом сказала я. — Ай, как же больно.

Он остановился.

— Твоя сила основана на страхе, — сказала я. — А я тебя не боюсь.

— Когда-то ты меня боялась, девочка Бобби.

Я попыталась пожать плечами, но распоряжаться своим телом в этом мире у меня все еще не особо получалось. Говорить я могла, видимо, эту возможность мне оставили, чтобы я могла орать, плакать и умолять, а вот возможность двигать конечностями у меня отобрали.

— Должно быть, я изменилась.

— Я найду твое уязвимое место, — пообещал он.

— Флаг тебе в руки, «катерпиллар» навстречу, — сказала я.

Он щелкнул уже обычными пальцами, и мы переместились в новую локацию.

Мы стояли посреди безжизненной пустыни, и выбеленные человеческие кости хрустели под его клоунскими башмаками. Должно быть, этим он хотел проиллюстрировать одну из ранее высказанных мыслей.

И хотя я уже не висела в воздухе, а стояла на земле… ну, в смысле, тоже на костях, пошевелиться мне все равно не удалось.

— Ты разграбил кладбище, Пенни? Знаешь, что по нашим законам полагается за вандализм?

— Это будущее твоего мира, — сказал он. — В будущем весь твой мир превратится в кладбище, и знаешь, кто будет в этом виноват?

— Ну, исходя из логики момента, вариантов может быть несколько, — сказала я. — Либо я, либо ты, либо мой гипотетический сын. О поле, поле, кто тебя усеял мертвыми костями?

— Почему ты не страшишься?

— Потому что ты пытаешься заставить меня почувствовать ответственность за то, что еще не произошло, и не факт, что вообще произойдет. Это просто нарисованная тобой картинка, Пенни, и я знаю ей цену. Это так не работает.

— А так? — он извлек из своих широких клоунских штанин засушенную голову Реджи. Голова была мумифицирована по методике каких-то индейцев, отчего стала меньше в размерах раза в полтора. Рот у Реджи был зашит грубой ниткой, глаза отсутствовали.

— Тоже мимо, — сказала я. — Я же знаю, что это ненастоящая.

— Откуда ты можешь это знать?

— Этому реликту уже годы, — сказала я. — А я видела Реджи всего пару дней назад.

— Многое в этом мире может случиться с человеком за пару дней, — сказал он.

— Вот именно.

Он снова щелкнул пальцами, и мы телепортировались в номер дешевого мотеля. Реджи лежал на залитой кровью кровати, а его грудная клетка была растерзана так, словно из нее Чужой вылез.

— Мне кажется, я начинаю понимать, почему твоей основной добычей были дети, — заметила я. — Такими инсталляциями только их и пугать.

— Может быть, это произойдет завтра, — сказал Пеннивайз. — Может быть, это произошло пару часов назад. А может быть, это происходит прямо сейчас.

— А может быть, ты просто пытаешься залезть мне в голову, — сказала я.

Он усмехнулся.

— Неудачная формулировка, — согласилась я. — Ты вроде как уже в нее залез. Теперь ты пытаешься углубиться.

— Как у меня получается?

— Так себе.

— Тогда почему ты вся в крови?

— Где? — я осмотрела себя и новых ран вроде бы не заметила. Даже из правой руки течь перестало.

— В том мире, который ты все еще считаешь реальным, — он снова улыбнулся своей акульей улыбкой. — Попробуешь проснуться до того, как истечешь кровью? Или ты уже готова остаться здесь навсегда?

— Вранье и блеф.

— Ложь и инсинуация, — хихикнул он. — Или нет?

Я закрыла глаза и попыталась проснуться, по мере сил и возможностей дергая руками и ногами. Открыла глаза, но перед ними снова был Пеннивайз.

— Не получается? — с притворным участием спросил он.

Пеннивайз сел на кровать рядом с трупом Реджи, прямо на пропитанные кровью простыни, и принялся играть с его волосами. Я задергалась еще сильнее и мне удалось пошевелить ногой.

Но проснуться не удалось.

— Может быть, я уже глубже, чем ты думаешь, — заметил Пеннивайз.

Отчаяние еще не охватило меня, но уже стояло где-то за углом с широкой плотоядной улыбкой. Похоже, что не мытьем, так катаньем Пеннивайзу все же удалось меня достать. Но даже если и так, то я проиграла всего лишь этот раунд, а сам матч еще далеко не закончен.

И я проснулась.

Старый пень наврал и не наврал одновременно.

Кровь определенно была, но все-таки не в таких количествах, чтобы я могла ею истечь до летальных последствий. Открылась рана на голове, а чертовы «вериги» ободрали кожу на ногах, пока я металась во сне. Может быть, кстати, это случилось уже после того, как он наврал мне о кровотечении, и я поранила себя сама, когда пыталась проснуться.

Не исключено, что я и головой о спинку кровати в тот же момент саданулась. Может быть, на это хренов манипулятор и рассчитывал. Просто меня напугал, а все остальное я сделала сама.

Как бы там ни было, мне требовалось умыться, воды из графина для этого бы точно не хватило, а ни туалета, ни ванной в моей комнате не было.

Санузел тут был общий, в конце коридора, как в общежитии. Собственно говоря, почему как? Это и было общежитие, только не для студентов колледжа, а для верующих в Джеремайю Питерса.

Может быть, действительно стоит родить этому самозванному божеству маленького Пеннивайзчика, отойти в сторону и наблюдать, как они станут жрать друг друга? Изощренная месть, которая может дорого мне обойтись.

А вдруг еще гормоны сделают свое черное дело, я проникнусь материнскими чувствами и буду болеть за этого маленького ублюдочного клоуна с неправильным прикусом? Типа, да, он чудовище, но это же мое чудовище, смотрите, как мило он обгрызает оторванную ногу этой неприятной жирной тетки…

Я доковыляла до общего туалета и до смерти перепугала девочку лет четырнадцати, которая сидела на подоконнике, курила электронную сигарету и листала видеоролики на экране своего телефона. Девочка была одета в веселенькую розовую пижаму с единорогами.

Все признаки тоталитарной секты налицо.

— Что с тобой, сестра? — бросилась она ко мне. — Тебе нужна помощь? Что случилось? Мне позвать кого-нибудь?

— Нет, — сказала я, прикладывая мокрое полотенце к своей многострадальной голове. — Все под контролем.

— Ой, — сказала она, только в этот момент заметил мои белые одежды. — Тебе же нельзя…

— Мне можно, — успокоила я ее. — Пророк освободил меня от всех обетов, а переодеться я просто не успела.

— От всех? — она посмотрела на мои ноги.

— Да. Это я сама решила оставить. Таким образом я умерщвляю свою плоть.

— Зачем?

Вот ведь зануда. Умерщвляю, значит, надо. Значит, захотелось мне так.

— До прихода сюда я была грешницей, — сказала я. — Может быть, даже великой грешницей.

— Блудницей? — заинтересовалась она.

— Не совсем, — хотя, учитывая некоторые мои специфические воспоминания, все может быть. — Тебя как зовут-то, прелестное дитя?

— Лиза. И я уже не ребенок, — заявила она и тут же спросила с детской бестактностью. — А что у тебя с рукой?

— Ее я уже умертвила, — сказала я.

— Я могу как-то помочь? — спросила она.

— Да. Ты не могла бы разорвать это полотенце на три части? А то одной рукой мне как-то… несподручно.

Два куска тряпки я подсунула под цепь на ногах, третью приложила к голове вместо мокрого полотенца, которое уже изрядно порозовело.

— А еще ты могла бы протереть пол, — сказала я Лизе. — А то я тут накапала.

— Конечно, сестра, — она метнулась в угол за шваброй и в два счета устранила все пятна, а потом прополоскала швабру под струей холодной воды.

Полицейских экспертов бы это не остановило, они бы все равно нашли следы крови, но я почему-то сомневалась, что тут в ближайшее время появится полиция. А если и появится, то явно не по поводу грязи в туалете.

Закончив с уборкой, Лиза уселась обратно на подоконник и открыла окно, через которое сразу же стал слышен гул работающих где-то вдали газовых генераторов, обеспечивающих общину энергией.

— Давно ты здесь? — спросила я.

— Да всего-то полчаса.

— Не, я про другое. Давно ты в сек… в общине?

— Почти четыре года.

— И как тебе здешние порядки?

— Да нормально, — сказала она. — Я уже привыкла. Еда вкусная, работа не тяжелая, в школе особо не напрягают… Мы все здесь вообще-то из-за мамы. Пророк ее исцелил.

Похоже, что в Техасе все-таки были не подставные пациенты. Да и фокус с сидром и водой в стакане, который я не выпускала из рук, меня впечатлил.

— А что с ней было?

— Красная волчанка, — сказала Лиза. — Это аутоиммунное.

— А почему вы решили остаться здесь?

— Сначала мы решили вернуться домой, — сказала Лиза. — Но потом маме снова стало хуже. А когда она здесь, с ней все нормально. Потому что Пророк и есть источник ее здоровья. Когда все это выяснилось, мы продали дом во Фриско и переехали сюда.

— А деньги от продажи дома?

— Большая часть ушла на оплату добровольного взноса на содержание общины, — сказала Лиза. — Но знаешь, я думаю, это того стоило.

— Наверняка, — сказала я.

— А тебя как зовут? — невпопад спросила она.

— Боб.

— Как мальчика. У меня есть знакомый Боб.

— Это распространенное имя, — сказала я.

Финансовая составляющая не стала для меня неожиданностью. Это стандартная штука для такого рода сект — отобрать у новообращенного все, что у него есть, обратить это в пользу общины, а точнее — ее лидера. Тут, скорее, удивительно, что на уплату добровольного взноса ушла только часть суммы от продажи наверняка довольно недешевого дома в Сан-Франциско, а что-то они все же оставили семье.

С другой стороны, оно того стоило. Бывают такие случаи, когда здоровье ни за какие деньги не купишь, и если Питерс ей действительно помог… в смысле, помогает…

— А ты как сюда попала, Боб?

Я не стала ей рассказывать про двух мордоворотов, которые привезли меня в багажнике против моей воли. Лиза бы мне все равно не поверила, а даже если бы поверила, то и что с того? Ничего, кроме раздрая, это знание в ее жизнь не принесет.

Многие знания — частые мигрени.

— Я тоже пришла сюда за помощью, — сказала я.

Но у пророка ничего не получилось.

— Почему у тебя кровь?

— Неудачно упала с кровати, — сказала я.

— Скоро тебе станет лучше. Утренняя проповедь тебя исцелит.

— Угу, — сказала я.

К сожалению, в моем случае это не сработает. Интересно, что подумает Лиза, когда увидит меня завтра все с теми же синяками и кровоподтеками? Усомнится ли она в своем пророке или будет думать, что я падаю с кровати в промежутках между его целительными проповедями?

Скорее всего, она просто не будет этим заморачиваться.

Я прикинула в уме. Последняя на сегодня проповедь прозвучала уже после нашего совместного с Питерсом ужина, часов в одиннадцать. Утренняя будет в шесть. Днем промежутки между его обращениями к пастве еще меньше.

И каждый раз, помимо прочего, он говорит про здоровье.

Зачем он так частит? Может быть, дело не только в географической близости к источнику здоровья? Он и воду в сидр молча не мог превратить, так может быть дело как раз в том, что он говорит?

В словах, которые он произносит, и которые должны быть услышаны? В памяти сразу же всплыло три имени.

Фил.

Хэм.

Эми.

Они были творцами. Они могли менять реальность словом. Они могли делать странные вещи, но богами они все-таки не были. Может ли быть такое, что и Джеремайя — тоже творец? Творец, которому не нужна ни бумага, ни пишущая машинка, ни компьютер?

Может быть, его сила — в аудитории. Как он там говорил? «Я нужен им, а они нужны мне».

Поэтому рядом с ним всегда кто-то есть. Поэтому громкоговорители и постоянное бла-бла-бла.

Возможно, слово, сказанное им в одиночестве, останется простым колебанием воздуха. Артисту нужен зритель, писателю нужен читатель, вероятно, и в случае Питерса существует прямая зависимость.

Слишком много «может быть» и «возможно», Боб. Это зыбкая теория, но…

Но сила творцов на меня почему-то не действует, по крайней мере, напрямую. Только опосредованно.

Я попыталась вспомнить еще хоть какие-то подробности об этих троих, но у меня только голова еще сильнее заболела. Имена, внешность, род занятий — это пожалуйста, а вот сообразить, при каких обстоятельствах я с ними познакомилась у меня не получалось.

— У тебя все нормально? — спросила Лиза.

— А? Что?

— Ты вроде как зависла. Стоишь, смотришь в никуда…

— Я задумалась, — сказала я.

Допустим, Питерс не бог, но что это меняет? И вообще, в какой момент человек, обладающий могуществом, недоступным обычным людям, становится богом? Где та грань? Где точка невозврата?

Если он никогда не слышал о творцах, возможно, он на самом деле мнит себя сверхъестественным существом.

И если сила Питерса будет увеличиваться пропорционально росту его аудитории — ведь в общину прибывают все новые члены, да и по штатам он колесит не забавы ради — то так ли уж он неправ? Сегодня он превращает сидр в воду, а завтра сможет одной фразой реки осушать или горы двигать.

И его идея сокрушить теневое правительство уже не казалась мне такой же завиральной как в тот момент, когда я о ней услышала. Что они смогут противопоставить новому богу? Судя по тому, что я здесь, вариантов у них не так уж и много.

ТАКС знало, что его способности на меня не подействуют. Наверное, ТАКС знало и о моих контактах с другими творцами. И чем эти контакты закончились.

Только я вот ни черта из этого не помнила. Когда уже эта клятая амнезия от меня отстанет?

— Вот, опять стеклянный взгляд, — сказала Лиза.

И ее термин оказался точнее, чем мой. Я не просто задумалась, я на самом деле зависла, потому что только в самый последний момент краем глаза успела увидеть, как из окна за спиной Лизы в туалет проскользнула длинная черная тень и чем-то огрела девочку по голове.

Увидеть-то я успела, а вот среагировать — нет.