Хрущевка княжны Соколовской 2

Глава 23

– Простите меня! – Тарковский уперся руками в стену, отрезая мне пути к отступлению, но не прикасался и сохранял какую никакую дистанцию. – Выслушайте.

Отступать он не собирался, так что мне оставалось только таращиться на него огромными, как у загнанной лани, глазами.

– Я вовсе не считаю вас продажной женщиной. Я бы уплатил ваш долг просто так, не требуя ничего взамен, и был бы счастлив только этим, но так я убью вашу репутацию, лишу вас шанса на достойное замужество, испорчу будущее ваших сестер. Больше всего на свете я бы желал, чтобы между нами не стояли никакие условности… – на этот раз он говорил медленно, тщательно подбирал слова, и я успокаивалась от его мягкого тона и смысла разумных фраз.

Да, он во всем прав. Да, местные порядки таковы, что у меня как будто нет выбора: я должна выйти замуж за одного или другого. И черт, как же это раздражает!

Нет, я слишком далеко зашла, чтобы просто так взять и сдаться, оказаться трофеем в руках того, кто смог заплатить больше.

Князь смотрел испытующе, одновременно со страхом и надеждой. Не в силах больше мучить ни его, ни себя, я аккуратно положила руку на его плечо.

– Я вас поняла и прошу прощения за свою резкость. Но и вы поймите – я не хочу быть трофеем. Ни вашим, ни кого-либо другого. Если уж выходить замуж, то по своему желанию и как свободная женщина, а не прыгать в последний вагон как беглянка, загнанная в брак обстоятельствами. Дайте мне еще немного времени. Совсем немного, – по мере того, как я говорила, складка меж нахмуренных бровей Владислава разглаживалась.

Наконец на его губах мелькнула улыбка понимания. Он подался вперед и уперся лбом в стену совсем рядом с моей головой. Волос коснулся его долгий, медленный выдох.

– Я не понимаю, – произнес он немного хрипло, – вам ведь совершенно не обязательно так рисковать. Зачем?

– Чтобы остаться верной себе и всем тем словам, которые я писала под псевдонимом «Эхо», – сказала я, впервые подобрав для ситуации правильные слова.

– Хотел бы я возмутиться, но похоже, люблю вас именно потому, что вы такая, – нежный шепот, коснувшись уха, прогнал табуном мурашки по телу.

Когда Владислав отстранился и, подхватив пальто, без прощания скрылся за дверью, я осознала, что едва стою на ногах, а щеки горят то ли от страха, то ли от возбуждения.

Марта выглянула из комнаты, как только за князем захлопнулась дверь. И тут же поспешила усадить меня на стул. Марина тем временем заварила свежий чай и сунула кружку мне под нос.

Обе они выглядели испуганным, но по их лицам то и дело скользили загадочные улыбки. Обе они, несмотря на юный возраст, прекрасно понимали, что произошло. И только я не могла до конца поверить, что не ослышалась. Стоило вспомнить это странное усталое «люблю вас», как сердце, едва успев успокоиться, снова начинало выделывать сумасшедшие кульбиты в груди. Хотелось одновременно кричать и плакать от нахлынувших эмоций, но все, что я могла – это прихлебывать чай, стараясь держать кружку ровнее дрожащими пальцами.

На следующее утро я вернула подписанное Тарковским заявление об увольнении в отдел кадров. И забрала из ящика стола коробочку с красивой авторучкой глубокого синего цвета, украшенной тонким золотым лиственным. Претенциозная и тяжелая, она удобно лежала в руке и оставляла на бумаге глубокий, уверенный след.

У выхода из университетского корпуса меня уже поджидал автомобиль такси. Водитель стоял рядом с машиной, держа в руках табличку с моим именем. Стало мерзко от неуместного пафоса, но Яринский, видимо, понимал претенциозные ухаживания именно так.

Мы договорились встретиться в одном из лучших городских ресторанов. Сам «жених» встретил меня у входа и, демонстративно взяв за руку, повел через массивные двустворчатые двери.

Стоило мне увидеть просторный зал, круглые столики, накрытые белыми скатертями и официальнов со стерильными лицами, снующих между гостями, как память невольно подбросила объемный звук пластинки, уютный полумрак и древесный запах. Подавив тяжелый вздох, я опустилась на отодвинутый женихом стул со всей грациозностью, которой обладала прежняя Маргарита.

Есть хотелось зверски: увольняясь, я должна была привести в порядок все дела, которые буду оставлять на следующего секретаря. Но соблюдая местные странные представления о приличиях, заказала лишь кусочек рыбы, салат и чай. Эх, сейчас бы кусок капустного пирога, который испекла вчера Марта: он вышел просто отличным.

– Итак, дата свадьбы назначена, моя дорогая. Я надеюсь, вы примете живейшее участие в подготовке, чтобы все прошло так, как вы того захотите. Не жалейте средств, я готов оплатить любые расходы, – разливался Яринский, пока я с грустью смотрела на куцые листья салата, красиво разложенные на большой тарелке.

– Разумеется, я планирую подойти к подготовке со всей серьезностью, – ответила в том же тоне, что и «жених», когда поняла, что он замолчал в ожидании хоть какой-то реплики от меня. – И чтобы ничто не отвлекало меня от этого несомненно важного дела, решила уволиться.

Я говорила буднично, стараясь не выдавать волнения. Но от этого безобидного замечания на лице Яринского расползлась довольная улыбка.

– Это верно, я полностью одобряю ваше решение. Моей будущей супруге ни к чему какая-то жалкая работа с копеечной зарплатой: это было бы просто оскорбительно! – он рассмеялся так громко, что на нас начали оборачиваться другие посетители.

– Правда, я в своей поспешности кое-чего не учла, – потупившись, чтобы изобразить смущение, продолжила я. – Согласно документам, через несколько дней истекает допустимый срок задержки оплаты. Неужели меня арестуют? – и уставилась на банкира испуганными глазами.

Яринский, ощутив себя хозяином ситуации, снова рассмеялся: на этот раз даже добродушно.

– Конечно же нет, моя дорогая. Вам больше ни о чем не нужно переживать. И даже не думайте о том, чтобы дорабатывать эти ужасные две недели: я обо всем договорюсь с вашим начальством. Отдыхайте и прихорашивайтесь, на пятничном банкете мы официально сообщим о свадьбе, – старик выглядел цветущим и до мерзости довольным жизнью.

Я тоже выдавила из себя улыбку. Для этого, правда, пришлось представить выражение его лица в тот момент, когда мой план удастся.

– И разумеется, я подготовил для вас особенный подарок по случаю столь важного заявления, – Яринский подмигнул, и я с трудом удержалась, чтобы не дернуть плечами от отвращения.

Однако по его интонации я поняла: этот старый дурак сделает именно то, что мне нужно. Главное, чтобы он не выкинул еще какой-нибудь неожиданный фокус в дополнение к своему «особенному подарку».

Еще какое-то время мне пришлось изображать искреннее увлечение разговором о предстоящем банкете, нарядах, списке приглашенных гостей и обо всем, о чем на самом деле хотелось не думать вовсе. Примерно через час, решив, что я уже достаточно побыла в обществе так называемого жениха, изобразила усталость и отправилась домой.

Пока ехала в такси, получила два сообщения. Одно от Натальи – она написала, что встретилась с Паниным, и что материал «просто огонь». Второе – от Эдуарда.

«Завтра в 19:00, Садовая улица, 17/1. Евгения Викторовна Кречет, 7 этаж, 313 квартира. Приходите в одиночку».

Сердце тут же ухнуло в яму. После вчерашнего разговора с князем я уже успела подзабыть про всю эту историю с некромантией. Она казалась какой-то шуткой, оторванной от реальных проблем, и все же я должна разобраться.

На следующий день в указанное время я стояла у входа в странный дом на окраине города. Отсюда улица убегала вниз скоплением девятиэтажек, потом пятиэтажек, в сторону пустыря, где, видимо, когда-то давно снесли старые гаражи, но ничего нового построить так и не удосужились.

Дом 17/1 походил на лестницу: квартиры седьмого этажа стали самой высокой ее ступенью, остальные пирамидой стояли под ними. Добравшись на верх на скрипучем лифте, я с замиранием сердца нажала на кнопку звонка, над которой черным маркером кто-то размашисто надписал номер квартиры – 313.

– Не заперто, – донесся из-за двери резковатый, но довольно молодой женский голос.

Я толкнула створку, покрытую облупленной рыжей краской, и переступила порог.

Ожидала, что в нос ударит такой же запах полыни, какой я ощущала в фамильном склепе Соколовских, или как минимум надеялась увидеть таинственный полумрак, разбросанные по углам черепа и ожившего скелета в качестве швейцара. Однако квартира меня даже разочаровала.

Идя по узкому коридору на голос хозяйки, я рассматривала старую этажерку с пустыми полками, облезлые доски пола и пыльное зеркало. Помещение явно не жилое, выглядело просто, и все же стоило присмотреться и прислушаться, как по коже пробегал холодок от беспричинного ужаса.

– Проходите быстрее, – поторопила меня хозяйка квартиры, и я поспешила пройти в маленькую комнату, которая в отличие от всей остальной квартиры выглядела уютно.

Старые кресла с деревянными ручками, какие я помнила в доме своей бабушки в той, прошлой жизни, не менее старый стол и шкафы со стеклянными дверками, в которых раньше хранили лучшую посуду, узорчатый ковер на полу: все это выглядело настолько естественно, что казалось, я попала во времена своего детства. На фоне ретро-обстановки женщина невысокого роста, сидящая в кресле у окна, даже немного терялась.

– Маргарита Алексеевна, я полагаю, – произнесла она, указывая на соседнее кресло. – Не волнуйтесь, тут не грязно, присаживайтесь.

Принимая приглашение, я старалась рассмотреть лицо некромантки, но она сидела спиной к окну, в которое бил свет заходящего солнца, и удавалось увидеть лишь медно-рыжие волосы с проблесками в них редкой седины и плотно поджатые губы, которые намекали, что все, сказанное этой женщиной – сарказм.

– Зачем вы приходили в фамильный склеп моей семьи? – сразу перешла к делу я, отметая в сторону любезности. – Что вам нужно от моих предков?