Хроника Беловодья

13

За время, прошедшее после дождя, солнце успело заново нагреть землю и ночь обещала быть теплой. Вокруг быстро темнело, и необычайно яркие звезды уже проступили по всему небу. В это время жители обычно гасили огни и жизнь в Щигрове замирала до утра. Но в эту ночь мало кому пришлось выспаться. Разведчики шли мимо костров, горящих на перекрестках, вокруг которых стояли красноармейцы из второго батальона. Во дворах лаяли собаки, на другом конце города несколько раз треснули выстрелы. Во многих окнах мелькал свет, это значило, что в доме обыск. Скоро стали попадаться группы арестованных, их собирали в группы по десять-пятнадцать человек и отправляли в комендатуру. Проехал на вороной кобыле Серега Лутовинов, комбат два. Был он необычайно тих и задумчив, и на приветствия не отвечал.

Когда навстречу попалась очередная группа арестованных, впереди которой, прихрамывая шел седобородый старик в форменном мундире какого-то гражданского ведомства, под руку с тучной, простоволосой старухой, шедший рядом с Валькой Коснюкович хмыкнул и сказал громко, на всю улицу. — Вот она гидра контрреволюции!

— Стыдно, молодой человек. — ответил старик, и было что-то в его голосе такое, от чего бойцы, которых насмешила фраза Коснюковича, перестали смеяться.

Некоторое время шли молча.

— Что-то непохожи они на контрреволюционеров — наконец нарушил молчание рыжий Сашка. — И вообще, не солдатское это дело по хатам шарить.

— Разговорчики. — скомандовал Валька и покосился на Злотникова. — А если у него на чердаке пулемет зарыт?

— Не зарыт. — неожиданно отозвался тот. — Ничего у него там не зарыто. Это Евменов, агроном.

— Ага, понятно. — сказал Валька, только что б что-то сказать.

Злотников усмехнулся. — Это я вижу. Ладно, пришли.

— Короче так, Деркачев, — сказал Злотников не стесняясь присутствия красноармейцев, — как ты не местный, то кой-чего тебе надо знать. Народишко в околотке живет трудящийся, но не бедный, в основном огородники. Если они чего запрятали, то, поверь на слово, никто того, тем более ночью, не найдет. И оружие у них, конечно, есть, однако больше для самообороны. Так что, сам не парься и людей своих не парь.

— У меня приказ.

— А приказ надо выполнять. Но я еще не кончил. В общем, тут такое дело. В конце улицы живут такие Васильчиковы, их трое братьев. А промышляют братья на большой дороге. И стало мне известно, что сегодня они должны ночевать дома. А ребят моих всех Матецкий бросил на ликвидацию эксплуататорского класса, как ты сам видел.

— Помочь, что ли, надо? — спросил Валька. — Так мы это вмиг.

— Тогда пошли. Хорошо бы это по-тихому обтяпать.

Но по-тихому не получилось. Васильчиковых, вероятно, насторожила суета в городе, и они собрались уже, было, уходить, так что разведчики столкнулись с ними в калитке. Шедший впереди, весь, как монах, в черном, сунул было руку за пазуху и получил пулю в лоб. Двое других бросились обратно во двор. Одного из них Злотников застрелил на крыльце. Когда тяжелое тело, перевалившись через перила, стукнулось об землю, последний из братьев, совсем мальчишка, отбросив обрез, из которого так и не успел выстрелить, поднял руки. На крыльцо выбежала женщина и завыла над трупом.

— Готово дело. — сказал Злотников и сунул наган в кобуру.

— Дом надо бы проверить. — напомнил Валька.

— Хочешь, проверяй. — равнодушно ответил чекист. — Орудовали они втроем, а дома, понятно, у них чисто. Тут УГРО каждую щепку обнюхал.

На звук выстрелов примчался запыхавшийся Малашенко со своими. Пока последнего из братьев Васильчиковых связывали и отправляли под конвоем в комендатуру, Валька быстро рассказал ему о том, что здесь произошло. Малашенко слушал, кивая, и посматривал по сторонам. Особенное его внимание привлекла, воющая над трупом, женщина, возле которой, повизгивая и виляя хвостом, крутилась белая дворняжка.

— Кто его?

— Начальник ЧК, своей рукой, вон он стоит. — показал Валька на Злотникова, оживленно переговаривающегося с юношей в парусиновой куртке.

— Флотский, что ли? — спросил Малашенко, заметив полоски тельняшки под кожаной курткой чекиста.

— Ага.

— Мертвец-то, не очень мертвый. — тихо сказал Малашенко, снимая с плеча карабин.

— Шутишь. — не поверил Валька.

— Богом клянусь. Промазал морячок.

— Пошли. — Валька взвел курок револьвера.

Мнимый мертвец, похоже, наблюдал за ними, потому что, стоило им сделать несколько шагов, вскочил и, оттолкнув женщину, метнулся к забору. Валька и Малашенко выстрелили одновременно. Васильчиков взвыл и покатился по двору, но скоро затих.

— Вот теперь готов. — Малашенко передернул затвор и повесил карабин на плечо. Женщина, стоящая на коленях, закрыла рот рукой и беззвучно, как тряпичная кукла, упала лицом в землю.

Подошедший Злотников сконфуженно почесал в затылке. — Хитрый сволочь. Как догадались-то?

— Собака крови не чуяла, не попал ты в него, годок. — сказал Малашенко. — А на действительной, небось, комендором был? Из пушки стрелял?

— Точно, главным калибром. — усмехнувшись, ответил Злотников.

Снова разделились и начали обыскивать все дома подряд. Но, следуя совету, Валька особо не усердствовал, и дело двигалось споро. Наконец черед дошел до высокого, крытого железом, дома Зыковых.

— Последний. — сказал Злотников. — Отдыхайте, товарищи, а мы тут на четверть часа задержимся.

Валька поднялся в дом, остальные разведчики расселись на бревнах, валявшихся во дворе, и запалили цигарки..

Арсений Федорович встретил пришельцев на пороге. — О! И зятек тут. Заходи, Тимоха, не стесняйся. Как помру, все твое будет. Люда, смотри, кто пришел. Его высокопревосходительство начальник уездной ЧК Тимофей Васильевич Злотников, собственной персоной пожаловали.

— Здравствуй, Арсений Федорович, — отвечал, проходя в дом, Злотников.

— Здравствуй, душевный ты человек.

Откуда-то из боковой комнаты выплыла Людмила Степановна. — Здравствуй, Тимофей.

— Степановна, мое почтение.

— А это кто с тобой, молодой и красивый? Вроде как нездешний. Тоже чекист?

Злотников не сразу сообразил о ком идет речь, но, сообразив, представил Вальку по полной форме — Начальник конной разведки Железнопролетарского полка Валентин Деркачев.

Валька щелкнул каблуками.

— А, армеец. — тон хозяина заметно помягчел. — Вот сразу видно, парнишка молодой, на офицерской должности. В старой армии — не ниже поручика. Значит, толковый. Не то, что Тимка-самотоп, не то живодерни начальник, не то бурлак на Волге.

— Злотников сел за стол и, сняв полотняный картуз со звездой на околыше, пристроил его себе на колено. — Насчет самотопа, Арсений Федорович, скажу еще раз, что корабли Черноморского флота были затоплены экипажами, за тем, чтоб германцу не достались. Если есть сомнение, отринь. Будет надо, и тебя утоплю.

Грозные эти слова, однако, не смутили спокойствия хозяина дома. — Верю, утопишь, надо полагать, чтоб германцу не достался.

Валька хмыкнул. Людмила Степанова посмотрела на него с симпатией и вышла из комнаты. Злотников подмигнул Вальке и продолжил. — Насчет живодерни. Вот ты, Арсений Федорович, мужчина умный, добро свое от Советской власти спрятал, на огороде, поди, в каждой ямке, не сверточек так ящичек. Сидишь теперь и представителю этой самой власти в глаза смеешься и делаешь обидные намеки.

Три пальца изуродованной кисти Арсения Федоровича пробарабанили по столешнице нехитрый мотив похоронного марша. — Какая власть, такой и представитель.

Злотников пропустил его слова мимо ушей — Все спрятал, а самую опасную вещь оставил на видном месте. Такую вещь, за которую я тебя должен арестовать и передать в руки революционного правосудия.

Хозяин нахмурился. — И что же это за вещь?

— А вот. — Злотников похлопал ладонью по стулу, на котором сидел.

Валька повнимательней присмотрелся к стулу, но ничего в нем особо зловещего не углядел. На гнутых ножках, обтянутый потускневшей голубой материей с блеклым узором, он, конечно, мало подходил к полудеревенской обстановке дома, но за годы революции в России так все перемешалось и перепуталось, что удивляться какому-то стулу не приходилось.

— Что, вот? — спросил Арсений Федорович.

— Стул. — вразумительно, словно говорил с не совсем нормальным человеком, повторил Злотников.

— Ну, да, стул.

— Откуда он у тебя?

— Стул-то?

Злотников молчал, глядя в глаза хозяину. Тот поморщился и отвел взгляд. — Ты, Тимоха, меня к стенке не припирай, мне дальше огорода скакать некуда. Сам знаешь, как на войне. Кто с ружьем, тот и господин.

— Я знаю. — ответил начальник ЧК. — Потому и сижу тут с тобой, разговоры говорю.

— Пожалуйте, гости дорогие. — Людмила Степановна внесла поднос, на котором стоял графин с прозрачной жидкостью, в окружении трех высоких хрустальных рюмок. В тарелке горкой высились ломти ржаного хлеба, обложенные крупно порезанными свежими огурцами. Было тут и несколько очищенных луковиц, а так же деревянная солонка.

Валька думал, что Злотников откажется от угощения, но тот поблагодарил хозяйку и взял рюмку.

Арсений Федорович набулькал из графина и сказал тост. — За все хорошее.

— И то. — согласился Злотников, и осушил содержимое рюмки одним глотком.

— За хозяев. Дай им Бог. — вежливо произнес Валька.

Людмила Степановна набожно перекрестилась.

Арсений Федорович покрутил в пальцах луковицу и положил ее обратно на поднос. — Стул, Тимоха, мне принес Савва Васильчиков.

— Ныне покойный. — уточнил Злотников.

Арсений Федорович удивленно взглянул на него и, видимо, удостоверяясь, что это не шутка, мотнул головой и набулькал по второму разу. — Савва Васильчиков, покойный, ныне, присно и во веки веков.

— Аминь. — сказал начальник ЧК. Людмила Степановна снова перекрестилась.

Арсений Федорович вздохнул. — Как оно нынче быстро делается. Ну, а мы будем здоровы.

— Будем. — сказал Злотников.

Все трое чокнулись.

Валька подумал о разведчиках, ждавших во дворе. Похоже, те же мысли пришли в голову Злотникова, и он сказал напрямую — Стул этот, Арсений Федорович, из реквизита утятинских артистов, которых месяц назад ограбили возле Сварогово. Что такое реквизит, знаешь?

— Не знаю. — ответил хозяин. — Да не важно. Катерина, жена Савки, у нас тогда огурцы брала, пять ведер. Они ведь огород не держат. Ну, вот и принесла, чтоб в долгу не оставаться. Спасибо хоть так. Сам понимаешь, я ведь тебя возле Таськи на часы не поставлю. А Васильчиковы, они под боком. С ними сориться себе дороже.

— Мишку тоже можешь списать. Вот, он, товарищ Деркачев его и чпокнул.

— А Сергунька, младшенький? — ради такого известия Людмила Степановна позволила себе присесть у края стола, и теперь, подперев щеку рукой, жадно внимала рассказу чекиста.

— Живой. В плен взяли. — сказал Валька.

— Что же теперь с ним будет?

На этот раз Валька промолчал, не желая огорчать добрую женщину, ничего хорошего Сергуньке не светило. Таких пускали в расход без лишних сантиментов. С одинаковой скоростью, что красные, что белые.

— В трибунал пойдет. — сказал Злотников. — Трибунал решит. — И вновь повернувшись к хозяину, спросил — От Васильчиковых у тебя больше ничего нет? Может, на хранение чего давали? Или еще как?

— Да мне-то зачем? — ответил Арсений Федорович. — Вот стул, да, есть. Так я и не отпираюсь. А больше ничего, слава Богу.

— Ладно, пусть я тебя поверил. — Злотников встал, надел картуз. — Спасибо за угощение. — И уже в коридоре, у самых дверей, спросил. — С Таисией надумал чего?

Хозяин вздохнул. — Чего думать, Тимоха? Вот к тетке думал отправить, в Утятин, да прособирались. А теперь, чего уж.

Злотников невесело усмехнулся. — Забрал бы я ее от тебя, да сам видишь.

— Забрал бы… — протянул Арсений Федорович — как же. Вот стул можешь забрать, а дочь родную забери, попробуй.