Проснулась я отдохнувшей и со странным чувством предвкушения чего‑то, что должно было произойти. Но тут же вспомнила про прогулянную вчера работу, и снова закрыла глаза. Вот ведь незадача. Уволят теперь, наверное. Хорошо, что сегодня выходной, и подумать о работе можно будет завтра. Так что я резко поднялась с дивана, и только сейчас заметила спавшего на полу Родьку. Бедный, он лежал на ковре в обнимку с моей подушкой, и тихо посапывал. Я обратила внимание, что сама спала со всеми удобствами, видимо, Радислав вытащил подушки и одеяло и, обеспечив меня этими удобными атрибутами, самому ничего другого не оставалось, кроме пола. А ведь я пообещала ему разложить диван.
Я улыбнулась, и еще раз посмотрела на своего друга, такой он большой, кажется, полкомнаты занимает, и уж точно длиннее моего дивана. Его короткие каштановые волосы были взъерошены на затылке, и казалось, что спящий он выглядит иначе. Более взрослым что ли. Такое четко очерченное лицо, и правильной формы брови, прямой чуть курносый нос, и припухлые губы, которые сейчас слабо улыбались.
Наверное, сниться что‑то хорошее. Везет ему. Я еще минут пять всматривалась в лицо друга, а потом сделала вывод, что Родька красивый парень, и как я раньше не обращала на это внимание? Привыкла к нему, скорее всего, вот и не замечала. Я тихо сползла с кровати и, на цыпочках пошла в ванную. Наскоро умывшись и почистив зубы, я снова прошмыгнула в зал и, захватив с собой карандаши и альбомный лист, вознамерилась запечатлеть спящего Родьку на бумаге.
Трудилась я, по меньшей мере, пару часов, в течение которых Радислав ни разу не пошевелился, чем существенно облегчил мне задачу. Когда я уже взяла в руки цветные мелки, чтоб сделать его красочным, Родька внезапно открыл глаза.
— Доброе утро! — бодро улыбнулась я.
Он хмуро на меня посмотрел и отвернулся, что заставило меня прыснуть от смеха. Услышав взрыв хохота, Родька встрепенулся, и я увидела его осмысленный взгляд, видимо, теперь он точно проснулся. Обернувшись ко мне, парень сонно улыбнулся, и произнес хриплым голосом:
— Доброе. Д — давно встала? — последнее слово он произнес, зевая во весь рот.
— Достаточно давно, чтоб ты успел поработать моим натурщиком, — все еще улыбалась я.
— Т — ты меня нарисовала что ли? — выпучил он глаза.
— Угу, — я протянула ему рисунок, — смотри какой ты тут милый.
Родька изумленно смотрел на свое изображение, смутился, и пробормотал что‑то о том, что нечестно с моей стороны было воспользоваться его беспомощным состоянием. Я снова прыснула со смеха, и выхватила у него рисунок.
— Не нравится, не смотри, — я показала ему язык, — и вообще, я еще не закончила, хочу еще добавить цвет.
Встав с дивана, и отложив портрет на стол, я пошла в кухню делать Родьке обещанный чай с пирожным.
— Мартин, мне понравилось, честно. П — просто я не думал, что ты вдруг решишь меня нарисовать, — говорил он мне из зала, пока я расставляла чашки. — А можно мне остаться черно — белым, а?
Я высунула голову из кухни, и посмотрела на своего друга.
— Как пожелаешь, — согласилась я, — но мне все же, придется тогда прорисовать тебя еще раз карандашом, а то ты получился не ярким.
Родька кивнул и, потирая глаза, поплелся в ванную. Такой он смешной с утра.
Позже, позавтракав пирожным с сосисками (Родька ел пирожное, а я сосиски), мы переместились в зал и снова начали обсуждать мои злоключения. И тут он навел меня на одну мысль. Я вспомнила о своей тете Мине. Мы как‑то начали спорить с ней о толковании сновидений, когда мне приснились родители, а тетка с полной уверенностью, если не сказать, со злобой выкрикнула мне:
— Все это бред, Мартина! Поверь мне, я много чего знаю о снах и много чего повидала в своей жизни, ты говоришь не верно! Радуйся, что тебе снятся именно такие сны, а не… ты еще не знаешь, какие вещи в жизни иногда случаются.
Я так живо вспомнила тот момент, что Родьке пришлось потрясти меня за плечо, чтоб привлечь внимание.
— Родя, ты молодец! — воскликнула я.
— Я м — молодец? — удивился он.
— Ну да. Тетка ведь действительно что‑то говорила о снах, а если она что‑то знает? Что если я не одна в моей семье с подобной проблемой? Ведь не просто так она с такой уверенностью об этом говорит!
— М — может, действительно тебе стоит к ней сходить? — спросил Родька. — Я тебя провожу, а п — пока ты будешь у нее, схожу домой, переоденусь.
— Давай, — воодушевилась я, и начала бегать по квартире, ища новые носки и зеленый свитер, который мне подарила тетка.
Спустя полчаса, мы вышли с Родькой во влажную прохладу улицы и направились к автобусной остановке, которая находилась сразу за моим домом.
Я с опаской оглядывалась по сторонам, ожидая увидеть кого‑нибудь из страшной троицы, но вопреки ожиданиям, никто на нас не нападал, и что самое интересное, абсолютно не было ощущения слежки. Родька держал меня за плечо, и подталкивал вперед, чтоб я не останавливалась, бурча что‑то про мою невнимательность, и удивлялся, как я себе еще шею не свернула, если каждый день хожу одна. Я его слушала в пол — уха, вертя головой в разные стороны, словно юла. Нам пришлось подождать автобус минут пять, а после того как он подошел, проехать еще шесть остановок. Родька довел меня до подъезда, вручил сотовый телефон, и сказал:
— Телефон я зарядил. Как освободишься, позвони мне, я приеду. Одна некуда не ходи, ясно?
— Ясно, — весело ответила я. — Спасибо тебе, Родь, ты самый лучший в мире человек.
Радислав улыбнулся и пошел обратно к остановке, а я забежала в подъезд. Тетка жила на первом этаже и, собравшись с мыслями перед неминуемой взбучкой за долгое молчание, я позвонила в дверь.