Хозяйка кофейной плантации (СИ)

Глава 13

Дон Смит замечает мой недоумевающий взгляд и поясняет:

— Дона Тори, под чёрным деревом или чёрной слоновой костью подразумевают рабов. Мигель — работорговец. Его люди закупают чернокожих у вождей береговых племён и продают на Мадейру, острова Зелёного Мыса, в нашу страну.

— Мигель же вроде испанец, — осторожно расспрашиваю я. — Прерогатива работорговли же сейчас у португальцев.

— Везде есть свои исключения, — говорит дон Смит. — Пожалуй, пора идти одеваться к церемонии. А мне найти и поговорить со священником.

Он доводит меня до двери моей комнаты и исчезает по своим делам. Когда я оказалась на борту корабля, думала обо всём, но не вспомнила, что попала в самый расцвет рабства и мне придётся смириться с этим, так как до его отмены ещё два века.

Понятно, что рабство существует с того самого момента, как зародились первые цивилизации. И у египтян, и у греков, и у римлян существовало рабство.

Но несчастная Африки в течение четырёхсот лет была неисчерпаемым источником дармовой рабочей силы для западных стран и их колоний.

Пальма первенства в торговле людьми принадлежит Португалии. Первые чернокожие рабы появились не на плантациях, а в Лиссабоне. Сначала они были в диковинку и иметь чернокожего раба считалось престижным. А уже в шестнадцатом веке даже у португальских крестьян были чернокожие рабы.

— Дона Виви, — выводит меня из задумчивости Мила, — мне сказали подготовить самое красивое платье для венчания. Я с помощью рабынь отпарила ваше подвенечное платье, которое мы привезли с собой, помните?

— Честно говоря смутно, — говорю я.

Мила разложила передо мной действительно потрясающе красивое платье голубого цвета.

До семнадцатого века белый цвет в Европе означал траур. Свадебные платья традиционно шили голубого, розового и даже красного цвета. Во Франции если невеста хотела выбесить свекровь, то надевала платье сиреневого или бордового цвета, последний объяснялся тем, чтобы муж всю жизнь сгорал от страсти.

— Вы не возражаете против него? — Робко спрашивает горничная.

— Почему я должна возражать? — Удивляюсь такому странному вопросу.

— Всё-таки его везли совсем для другой свадьбы и другого мужчины, — полувопросительно произносит Мила, словно прощупывает моё отношение к Мигелю.

— Да, какая разница, — машу рукой я. — Этот или тот.

Мила и рабыня звонко рассмеялись, распуская мне волосы.

— Ну, не скажите, дона. Новый-то и моложе, и красивее, — смеясь говорит Мила, раздевая меня.

Я усаживаюсь в ванну. Да, предыдущий владелец дома был невероятно богат, раз сделал отдельную ванную.

— И богаче, — вторит ей рабыня.

Ну да, богатый такой он потому что продаёт таких, как ты. Может, девушка уже родилась в рабстве и не знает, что такое свобода. Но уточнять не стала. Потом будет время.

— Мила, а почему платье голубое, а не белое? — Интересуюсь я, пока девушки меня моют. Невероятные ощущения, когда можно расслабиться и не думать даже о том, как помыться. — Неужели родители сэкономили на нём.

Щёчки горничной порозовели, и я поняла, что попала в самое яблочко.

Всё дело в том, что уже в середине семнадцатого века из Франции по всей Европе распространилась мода на белые свадебные платья, которые ввела королева Анна Австрийская. Хотя существует ещё одна версия происхождения белого свадебного платья. Якобы в нём венчалась английская королева Виктория, а уже потом мода растеклась дальше берегов туманного Альбиона.

Значит, родители пожадничали купить мне платье по последней моде. Конечно, дочь уезжает в колонию, зачем ей оно.

Я, грешным делом, всегда была модницей. Поэтому меня так разочаровало платье. Нет, оно великолепное, но всё же тот факт, что платье не белое неприятен мне. Возможно, это стереотипы моей прошлой жизни. Разочарованная я выхожу из ванны, и рабыня накидывает на меня простыню, обтирая тело.

— Дона, кухарка уже готовит вкусные жареные свиные рёбрышки с маниокой, маисовые лепёшки, фейжоада, капариньо, касадиньос, — перечисляет рабыня, ловко одевая на меня рубашку, нижние юбки и само платье.

— Так, стоп, как тебя зовут, — спрашиваю я её.

— Сара, дона, — белозубо улыбается девушка. — Я горничная в доме. Если позволите, буду вашей личной служанкой.

Девочка привыкла бороться за место под солнцем. Если и рабыня, так хоть статусом выше, чем все рабы в доме. А домашние рабы, выше, чем работающие на плантациях. Иерархия есть даже у тех, кто лишён социального статуса. Забавно устроены люди.

— Для начала объясни мне, что такое капариньо? — спрашиваю я то, что зацепила моя память, остальные названия блюд, я просто не запомнила.

— О, капариньо, дона, это напиток из кокосового молока, — рассказывает Сара, а Мила сооружает мне причёску.

— А, остальные блюда, что это такое? — Интересуется Мила, которая, как и я, впервые слышит эти названия.

— Касадиньос — это печенье, — отвечает на наши вопросы Сара. — Фейжоада — это блюдо из тушёной говядины или свинины с чёрной фасолью.

Точно, я вспомнила, что читала о нём и даже пробовала, когда была в Бразилии. У бразильцев сложилась традиция, есть это блюдо в основном по средам и субботам. Традиционно, в горшок отправлялись уши, потроха и другие части поросёнка. Фейжоада одно из самых известных блюд во всей Бразилии.

— Ну а маисовые лепёшки вы знаете? — Спрашивает нас Сара.

— Да, маис, это сахарная кукуруза, значит, кукурузные лепёшки, — отвечаю я. — Маниока — растение, в пищу используют его корневые клубни в варёном, жареном и сушёном виде. Есть даже мука из маниоки.

Заменяет на картофель, добавляю я про себя. Мила не знает, что такое картофель.

Нашу увлекательную кулинарную беседу прерывает стук в дверь. Девушки, как по команде перестают хихикать.

— Дона Тори, пора, — набатом раздаётся голос дона Смита. — Священник и Мигель уже ждут.