Адам и Савел синхронно устроились справа и слева от меня.
— Поговорим?
— Ты. Девка. Не. Зарывайся. — на два голоса начали они. Сейчас я смогла рассмотреть их гораздо подробнее.
Адам был благообразным стариком с длинной, до пояса, бородой; он носил длинное одеяние, похожее на рясу священника, хотя по профессии им не был, на руках были перстни, на шее висел щедро украшенный драгоценными камнями крест. Я невольно задумалась, зачем игрок так детализировал свой образ. Или это игра решила за него? У меня ведь тоже никакого выбора одежды не было.
Второе тело этого игрока — Савел — было моложе, и было одето в более цивильный костюм. Куртка, что-то вроде жилетки, рубашка, выглядывающее из-под нее кружево нижней сорочки, узкие штаны, заправленные в сапоги. Наряд роскошный, соответствующий моде века так 14-15го. Точно не возьмусь определить, но весьма похоже на классические изображения той эпохи.
Третий их компаньон, Енох, стоял за алтарем, и вот он как раз носил рясу священника. Закрытое строгое одеяние струилось вдоль тела, превращая его в подобие колонны, на груди небольшое распятие, на волосах выбрита тонзура, заботливо прикрытая шапочкой.
— Говори с одной стороны. Я же понимаю, что это декорация, — капризным, самым капризным тоном какой у меня имелся, потребовала я.
Пара людей, занявших ряд позади нас, поднялась и ушла, преувеличенно вздыхая: «Кого только в первый ряд начали пускать!», «Воняет-то как!».
Савел повернулся и посмотрел на них, Адам остался сидеть, глядя вперед.
— Хорошо. Зачем пришла?
— Так Галеаццо меня ж по вашему наущению приговорил. И я, как благочестивая горожанка, положенным образом отбываю. — Я опустила ногу, сложила перед собой ладони и посмотрела в пол, изображая то самое благочестие. — А что у вас, так я больше мест не знаю. Не идти же в ту покосившуюся церквушку в моем квартале, там и священника-то нет! — изложила я, повернувшись к Адаму.
Его перекосило от пафоса в моем голосе, особенно когда он увидел, что встал и следующий ряд. И это посреди службы.
— И знаете, мне у вас нравится, — я одобрительно покачала головой. — Мое благочестие может стать гораздо глубже. Я могу посещать вашу церквушку ежедневно, по три раза, на каждую службу.
Теперь уже и Савел скуксился так, словно съел незрелое яблочко.
— И покидать ваше гостеприимное заведение только для того, чтобы посетить ту самую башенку на востоке. Могу даже. как это называется? Эпитимью принять? Или целибат? Ну, когда делаешь заведомо бессмысленное обязательство, направленное исключительно на демонстрацию глубины своей веры?
— Обет. Это называется принять обет, — поправил меня Адам.
Половина рядов уже опустела, не выдержав моего присутствия. Я ведь на кладбище отрыла еще какой-то тухлятины, и привязала под подол. И от меня не воняло. От меня несло так, что воздух едва не зеленел. «Вонь» опять подскочила до тридцати процентов.
— Вот его. Например не мыться вообще. И очень скоро кроме меня, боюсь, вас не сможет посещать никто.
— Угрожаешь. Ты, крыса, мне угрожаешь, — Адам сузил глаза, чуть повернувшись ко мне. Савел продолжал смотреть на уходящих людей. Наверняка подсчитывая, сколько он недополучил пожертвований только с этой службы. — Я тебе вроде войну не объявлял.
Я прекратила изображать из себя невинную монашку и снова уселась, расправив плечи и закинув одну ногу на другую.
— Всего лишь проплатил Вампе мое обвинение позавчера. С Алисией ты лично, я так понимаю, не договаривался, это сделал ее жених. А вот жених ее, Луиджи Вампа, как и все в этом городе, вел дневник. И надо же так случиться, что его вчера посетил Старший лейтенант Галеаццо, который нынче все еще Судья в нашем городе. Вот я и хочу узнать, где я тебе перешла дорогу?
Адам попытался что-то ответить, но только бессмысленно разевал рот. Игра не разрешала говорить на неигровые темы не только мне. Или запрещала всем говорить со мной. Не важно. Я знаю, что это игра, он знает. Договоримся.
Неожиданно Савел за моей спиной встал и куда-то ушел. Я с завистью посмотрела вслед.
— Хотела бы и я так.
— Сложно, — наконец прочухался Адам. — Но если вырастишь своего потомка, то сможешь.
— И многие могут?
— Только мы.
— Ты играл когда-нибудь в шахматы? — сменила я тему.
— Да, — кивнул Адам, непонимающе посмотрев на меня.
— Короткая партия или долгая?
— Как получится.
— Хочу долгую партию, — тоном избалованной блондинки сказала я. — В отличие от тебя, я в первый раз в этом мире. Хочу его исследовать целиком. А ты, когда устанешь, просто покинь этот мир, и достаточно.
— Торгуешься. Как базарная торговка. Шантажируешь. Но ты ничего не докажешь. Про мое влияние на Вампу.
— Уж какая есть. А по поводу доказательств. — я выудила заботливо переписанные из гроссбуха Вампы листки и протянула Адаму.
Ваши угрозы отправлены
Тот принял, проглядел и смял.
Ваши угрозы не оказали воздействия. Отношение Адама снижено на 10%
— Это не имеет значения. — Листки исчезли, а Адам продолжил: — Вампу сегодня приговорят, и дальше он не сможет испортить мне игру.
— Зато его дневник сможет. Понравится ли тебе руководить своим семейством из тюрьмы?
— Мне все равно, какое из тел будет в тюрьме. Остальные тебя уничтожат.
Я похлопала глазами.
— И умрешь со скуки. Ну кто тут останется? Этот герцог Сенье, с повадками подростка? Капитан Ши, предпочитающая бороздить моря? — Черт, ничего его не берет. Все мои выстрелы уходят как в пустоту, он не ведется ни на что. Крепкий орешек, этот игрок. Интересно, кто он на «Карсовае»? Из команды? Из основателей? Из контракторов? Чем бы его все-таки зацепить? — Вон, игрока, который носил фамилию Като, уже сожрали. И ведь он только едва обозначил свою миссию.
— Като мертв? — переспросил он.
— Да, вчера его жена привезла ко мне тело.
Адам встрепенулся, провел рукой по бороде, глянул на Еноха, потом куда-то в сторону, видимо на Савела, вздохнул и снова обмяк на лавке. Енох пропустил такт в своем речитативе и оглядел зал.
— Это. меняет расклад. Он захоронен у тебя?
— Конечно, иначе откуда бы мне знать об этом. Сама лично закапывала! — кажется, что-то с этим Като его связывало. Я заставила себя дышать ровно, а то соплю, как будто после забега.
— Убирайся, — потребовал Адам. — служба окончена, и тебе больше не нужно здесь оставаться.
И все? Он что, и вправду думает, что я вот так просто уйду? Разогнался!
Я не двинулась с места, хотя отец Енох закончил читать службу и теперь просто стоял за алтарем, раздавая благословения подошедшим горожанам. Горожане косились на меня, некоторые особо чувствительные закрывали лица рукавами, но терпели.
— Я сказал, пошла вон! — повторил Адам.
— Мне кажется, мы все-таки не договорились. — сказала я.
— И что ты хочешь?
— Гарантии ненападения в ближайшие сто лет. Как лично, так и через «посредников», так сказать.
— А ты столько проживешь? — усомнился Адам.
— Почему нет?
— Еще остаются другие гербовые, с ними ты ничего такого не оговаривала.
— Не все из них обладают таким уровнем влияния, как ты. Да и договорюсь потихоньку. Кстати. У меня тут образовалась одна могилка, повышенной комфортности. Хочешь себе? Ну, в обмен на гарантии, например.
— Нет. В обмен на гарантии, я хочу доступ в крипту. Когда ты ее отстроишь, я должен стать первым, кто туда войдет. И не сто лет, а десять. А то перебор. Идет?
— Семьдесят лет и доступ в крипту после того как я посещу ее.
— Тридцать лет и право первого посещения крипты. Крипту ты при этом должна отстроить максимум за десять лет. Если ее не будет к пятнадцатому году от начала цикла, то гарантии отзываются. Это мое последнее предложение.
Что же такого было между ним и Като, что он так засуетился? И зачем ему крипта? Этот Мейнланд затейливый городок, столько взаимосвязей и интриг. Я тут жить согласна! Столько вопросов, где бы взять ответов. Ладно, кажется это предложение лучшее, на что я могу рассчитывать.
— Я согласна.
Вы заключили Пакт о ненападении с родом " " сроком на 30 лет.
Мы пожали друг другу руки. И пока подсказка мурлыкала про новое заключенное обязательство, я наблюдала, как Адам пытается вытереть руку хоть обо что-нибудь. Да, ладошки за время беседы у меня вспотели; а поскольку маникюрщица со мной в полет не отправилась, и в игру тоже, то ладошки мои были грязноваты.
Адам и Енох снова выстроились парой и не торопясь двинулись ко входу, где к ним присоединился Савел. Я осталась сидеть одна. Торопиться мне пока некуда, оставалось ждать подсказки-напоминалки, что пора идти в суд.
Внутри собора было довольно красиво. Создатели игры постарались, и вложили в него лучшие образцы средневековой европейской архитектуры — многоцветные витражи, изящные арки и подпирающие крышу колонны, огромный орган, управляемый парой служек, и несколько неприметных дверей по углам, замаскированных то висящей портьерой, то прикидывающихся книжной полкой. Вот и одна из дверей тщательно мимикрировала под каменную кладку.
Я бы ее и не заметила, но именно в том направлении ушел Савел, едва я заикнулась о доказательствах. А сейчас около этой двери стоял человек, который мне уже знаком.
Хавер Форжерон, кузнец звероватого вида, взявший одним из первых могилу в аренду на моем кладбище. Сейчас он выглядел чуть менее звероподобно: борода завязана узлом, волосы собраны сзади в низкий хвост, и одет нормально, в темно-красную верхнюю куртку, штаны из грубо выделанной кожи. На куртке переливалась вышитая на правой стороне груди золотая наковальня в красном круге — герб рода.
— Эт-та, барышня с рынка! — улыбнулся он, и потрепал по плечу стоящего рядом мальчика лет десяти. Насколько похожего на него не могу судить — Хавер все так же лелеял свою огроменную бороду и нестриженые волосы. Мальчик пока такими украшениями не обзавелся. Всего лишь подстриженный под горшок, розовощекий и подвижный, он смотрел на меня с непередаваемым скепсисом.
— Господин Форжерон, — чуть обозначила поклон я. — Это ваш сын? Какой крепкий мальчик. Наверное, уже помогает вам?
— Да, да. Этьен, поклонись госпоже. — Он толкнул сына в плечо. Тот явно скопировал меня, едва наклонив спину и поглядев на мой подол. На лице мальчишки в одно мгновение сменилось несколько выражений: от смущения до ужаса и затем веселья. Кажется, только он и оценил привязанные на платье мелкие косточки вместо бантиков. Этьен поднял голову и улыбнулся мне совершенно детской улыбкой, полной такой незамутненной радости и веселья, что мне даже почти завидно стало. Но сказать ничего не успел. Дверь открылась и оттуда вышел чем-то расстроенный человек.
Хавер Форжерон придержал сына, и махнул рукой мне.
— Заходите.
— Разве не ваша очередь? — уточнила я.
Ок покачал головой в отрицании.
— Думаю, вам нужнее.
Пренебрегать подарком я не стала, и зашла в комнату.
Маленькая комнатушка три на четыре шага, половину которой занимала внушительных размеров кафедра. На кафедре лежал увесистый том, раскрытый посередине. Я заглянула на страницы.
Изящным курсивом там было выписано:
Горожанка Юдифь Аджаи, виновна в совершении одного греха. Размер пожертвования для прощения греха составляет 100 марок.
Под грехами тут понимают преступления? И что я опять успела нарушить, сама того не зная? Сплошные вопросы. Я даже начала чуть-чуть злиться на Галеаццо. И зачем он только меня приговорил ко всему этому?! В раздражении я посмотрела по сторонам. На одной из стен висел листок.
Главные жертвователи города:
— Архиепископ Адам — 3358 марок;
— герцог Александер Зриньи — 2090 марок;
— графиня Мария Медичи — 1850 марок;
— Судья Джан Галеаццо — 1134 марки;
и еще несколько имен, которые мне ни о чем не сказали. Гербовых среди них не было, единственным обладателем герба был Архиепископ, возглавлявший список.
Пока я рассматривала список главных грешников города, мой счет перемигнулся и вышел в положительный баланс. Никко, мой хороший и быстрый, я ж тебе премию выпишу! Может быть. Когда-нибудь.
Я снова вернулась к книге. Количество грехов не изменилось, значит это не незаконная торговля.
— Господин Форжерон, а вы не знаете, как с этим обращаться? — спросила я, выглянув наружу.
Хавер всхрапнул — это видимо заменяло ему усмешку — и ответил:
— Приложите ладонь к книге, и она спишет. Но вам это наверное без толку. Каждый день ведь платить придется.
— Это еще почему?
— Так вы ж не крещены, как подобает. Значит, нарушаете закон ересью. И каждый день будет во грехе.
Вот оно что. Я вернулась в комнату и сделала как сказал Хавер. Посмотрев еще раз на фамилию Галеаццо в списке, я мысленно поблагодарила его. Наверняка именно для этого он и назначил мне такое странное наказание.
В топовую пятерку я не вошла, зато имя Архиепископа теперь заиграло новыми красками.
Вот значит почему я не могу ему угрожать — он отослал свое второе тело и откупился от всех грехов. Скотина. Опытная скотина.
Я дождалась, когда и Форжерон закончит посещение комнаты пожертвований.
— А как мне принять крещение? — спросила я его, когда он с сыном вернулся.
— Здесь есть купель, можно там принять. Это стоит не слишком больших денег. Но есть способ лучше.
И он изложил мне детали.
Вы должны явиться в суд! Если не явитесь вовремя, то поданные вами доказательства будут признаны ничтожными!
А вот и вызов в ратушу. Быстро попрощавшись с городским кузнецом, я побежала через площадь.
— Стихи! Купите стихи! — зазывал народ брат Джованни из церковной лавки на краю рынка.
— Платья! Яйца! Булки! Доспехи! Факелы! — гомон рынка ударил в уши.
— Духи! Ароматы! Эссенции! Порадуйте себя и окружающих! — тонкий писклявый голос донесся откуда-то из боковых рядов. А вот это мне пригодится, причем прямо сейчас. Я свернула на голос.
В судебном крыле я встала в одной из ниш приемной залы, и быстро вытащила из складок платья привязанные там вонючие куски тухлятины. Даже думать не хочу, чем это было «при жизни». Запихав их под лавку, я обрызгалась приобретенными самыми дешевыми духами (всего-то +5% к отношению). Еще один флакон ждал своего часа в кармашке поясного кошеля.
Двери судебной залы отворились, и секретарь, стоявший за конторкой, позвал всех желающих внутрь. Кафедра и стол на три судейских места не поменялись. Точно так же занимали свои места секретарь суда и Начальник городской тюрьмы.
А вот место обвиняемого было занято клеткой. В которой стоял барон-разбойник Луиджи Вампа и затейливо ругался. Увидев меня, он разразился потоком настолько грязной брани, что зашедшие за мной зрители даже замолчали, прислушиваясь.
Я достала из пояса свой дневник и вытащила из чернильницы секретаря перо.
— Помедленнее, Вампа, я записываю.
Он прошипел очередной особо закрученный загиб.
— А ты уверен, что это физиологически возможно? — поинтересовалась я. — Это ж какую растяжку надо иметь, чтоб вот так?
— Да чтоб тебя... — вызверился он.
— Твоими молитвами, исключительно твоими молитвами. Но знаешь, я женщина честная, и если бы мы были женаты.
Ваше предложение помолвки не может быть отправлено.
Сообщила игра, заставив меня замолчать в недоумении. Эй, игра, этого человека я точно не собиралась видеть своим супругом!
Я вернула перо обратно секретарю, а дневник спрятала в пояс. Прошлась по залу, перестав обращать внимание на Вампу, и он замолчал наконец. Интересно девки пляшут, сказала бы я. Уже второй раз игра сообщает, что мое предложение помолвки не может быть отправлено. Интересно, препятствие сделано руками Малькольма или просто очередное недоразумение в игре? Как бы это выяснить.
— Всем встать, суд идет! — зычно проорал секретарь суда.
Я заняла положенное место, глядя как Джан Галеаццо и два его помощника, на этот раз другие, занимают свои места. В помощниках судьи сегодня были какой-то крестьянин, причем крепостной, и пожилой господин, подсказка которого сообщала, что он Мастер по серебру (4 ранг), в должности Придворного советника и состоит в гильдии Ремесленников. Интересный тут разброс. Надо бы заодно выяснить, как именно назначаются помощники судьи, и можно ли на это повлиять. Судьи уселись и секретарь вызвал меня.