Холодный ветер перемен

Глава 14

Бунт подавлен, и я с чистой совестью под неодобрительные взгляды женской части моего отдела удаляюсь. Тороплюсь на Совет ветеранов. Там меня уже ждёт сознательная Эфа, которую сердобольные старички пытаются напоить чаем с пирожками. Для нашей школы уже и ветерана нашли, да не простого, а героя СССР! Танкист, бывший зам директора Красноярского шёлкового комбината, а сейчас председатель городского комитета ДОСААФ.

— Да я, Толя, только с прошлого года работаю на этой должности, — рассказывает мне Пётр Филиппович. — Работа интересная, да и рано мне на покой ещё, мне шестьдесят пять только. Ты, кстати, на права хочешь сдать?

— Да не откажусь, — зачем-то согласился я, хотя не планировал.

Вообще, он чего-то добр к нам, а причину я понял только позже, поговорив с Эфой. Сын у него в Афганистане погиб, и этот наш памятник он воспринял как укор себе, — мол, почему сам раньше не добился установки подобного? Шелковый комбинат — не бедная организация. Вот и благодарен он мне за мою идею.

— Всё у меня выпытывал — не охотник ли ты, хотел тебя на охоту свозить, — рассказывала Эфа.

Прикидываю, что водительские права не помешают мне. Хотя машину купить сейчас трудно, даже моих денег не хватит. Если только ноутбук продать …

Это хорошо, что познакомился с таким человеком. И вообще, ДОСААФ — очень мощная структура, у неё и свои СМИ есть, вроде журналов «За рулем» или «Радио», и стрельбища, и аэродромы, и базы отдыха, и спорткомплексы и прочее. Лотерейки ещё продают! Автошкола от ДОСААФ находится рядом со зданием боксерской секции. Зайду завтра, запишусь на курсы.

Эфа едет назад в общагу, а я в милицию по поводу вчерашнего ограбления. В отделении, в кабинете следователя, меня удивила встреча с Петром Колесниковым. Я-то приехал давать показания, а он чего тут? Следователь, старший лейтенант Онищенко, мне знаком — это однополчанин Ильи, который нас и познакомил. Кроме того, Евгений Онищук — боксёр-перворазрядник. Эта пара фактов определяет его отношение ко мне.

— Да, Толя. А ты думал, к вам залезли в общагу просто так? — пожав руку и откидываясь на неудобный старый стул, спрашивает следователь.

— Думал, — осторожно отвечаю я.

— А ты у этого пацана спроси, кому он рассказывал про ваши богатства и кому должен денег? — кивает Жека на поникшего Петра, который сидел рядом, не поднимая глаз на меня.

— Не понял сейчас …? — угрожающе начинаю я.

Это что, он на Петьку намекает? Бля, меня там чуть не порезали! Так это мой друг навел?

— Один из задержанных раскололся, что они к вам забрались не втемную, а по наводке. Наводку дала вон его знакомая, мать двоих детей, жительница Николаевки Галина Кураева, двадцати шести лет от роду, в данный момент неработающая и сожительствующая с вот этим молодым человеком, учащимся зональной комсомольской школы Петром Сергеевичем Колесниковым, — четко поясняет следователь. — Но молодой человек молчит и на сотрудничество не идёт.

— Петруха, ты в курсе, что меня там на ножи чуть не поставили? Если бы не Епифан Нилыч мог бы я с тобой сейчас не разговаривать, а остывать в морге, — возмущенно начинаю выговаривать я другу. — Ну, одного-двух я бы с собой забрал, но кому от этого легче? Жизнь-то одна, — добавляю я уже тише.

На самом деле у меня вторая уже, но это исключение.

— Мне нечего сказать, — безразлично произносит «друг»?

— Бабушке позвонить? — с угрозой спрашиваю я, внезапно вспомнив слова Петьки, что бабушкин гнев для него страшен.

Жека, услышав про бабушку, усмехнулся, а Петруху проняло:

— В карты проиграл. Ты же знаешь, что карточный долг — святое, а Галя помочь хотела, наверное, мне. Не трогайте её, я во всем один виноват, — глухо сказал Петька.

— Вот и отлично, — воскликнул Онищук. — Теперь изложи это всё на бумаге.

— Жень, дело на него завели? — уже принял решение я.

— На него — нет, а по поводу грабежа — да, — охотно пояснил летёха.

— Это не воровство разве? — удивился темный я.

— Открытое хищение, с оружием …, — ответил Онищук.

— Жень, разреши нам поговорить наедине, — с тяжелым сердцем прошу я.

Сука, вот как так? На ровном месте жопа такая! Петьку не брошу, он свой, и я верю ему, что не подставлял меня.

— Хорошо. Попроси, кто другой, … а тебе доверяю, — следователь встает и выходит из кабинета.

— Много должен? — сразу беру быка за рога я.

— Сотку отдал, сотку завтра отдать должен, но это проценты только, весь долг в пятьсот рублей. Был в тысячу поначалу, я сразу половину отдал. Всё продал, что было, и стипу ещё добавил, — отвечает поникший друг.

— Во что играли? И как ты так много проиграть смог?

— Интересная игра «Азо», — начал рассказывать Петька, — … у меня туз, дама, десять козырные были. Чтобы первый ход сделать, надо больше всех поставить, … выйти из торговли не смог, … а они вдвоем торгуются, и я только бросить карты могу или «замерять», — сбивчиво начинает пояснять Петр.

— Да пох… — прерываю этот бред я. — Тебя обманули, твои соперники играли на лапу. Колода заряженная была. Это ясно. Что там с твоей подругой?

— Ну, она спрашивала, что у нас интересного есть, я рассказывал, — склонил голову Петька.

— А мой мопед причем? Как они про него узнали? — задаю ещё вопрос я.

— Я говорил раньше ей, что могу попросить у тебя мопед покататься и знаю, где он стоит. Ты не думай, Галя для меня старалась. Не трогай её, — просит Петька.

— Адрес давай её. Поеду, пообщаюсь, — мрачно говорю я.

— Толь, долго ещё? — заглядывает Жека.

— Жень, Петр не в курсе про грабеж, так и запиши, а с наводчицей сам разберусь, — распоряжаюсь я, забыв, что я пацан таки ещё, чисто внешне.

— Нет, не могу, уже доложил Марасейко. Это старший у нас в райотделе, — твердо говорит мент.

— Веди к нему, а ты Петя пиши, мол, не знаю ничего, — принимаю отмазу я.

Марасейко сразу мне не понравился, а я ему.

— Парень, я вижу, ты в горкоме ВЛКСМ начальник, но у нас свои начальники, так что если не хочешь неприятностей … — хамовато начинает дерзить мне капитан на мою просьбу отпустить свидетеля под мою ответственность.

— Слышь, капитан, я тебе прямо сейчас такие неприятности организую, ты их устанешь разгребать! А завтра поедешь в Анадырь, там сейчас хорошо — снег сошёл уже, плюс три, тепло, — устало говорю я, нагло взяв телефон со стола и набирая домашний начальника УВД Красноярска Шматкова.

— Так точно! Никак нет! — закончил беседу капитан, вытирая пот.

Я в своем разговоре со Шматковым рассказал про Петьку — мол, сын генерала и внук генерала, а его пытаются пристегнуть к грабежу. Орденов, суки, захотели. Суки, вернее сука Марасейко, был готов застрелиться из табельного, так его драл по телефону Шматков, уже знающий про мои знакомства с, например, министром МВД.

— Онищук, ерш твою мать!!! — орёт капитан, и мой приятель тут же открывает дверь.

Подслушивал, не иначе.

Едем в общагу с Колесниковым. Всю дорогу я ему трахаю мозг, а хочется врезать по корпусу.

— Погоди, Бейбут приедет, я молчать не стану, — угрожаю я.

На самом деле, в чем его вина? Рассказал своей подруге про мой мопед? Да несерьёзно это. Наивный мальчик, ещё не верящий в то, что у любви всей его жизни могут быть свои планы на жизнь. Например, грабануть своего воздыхателя, а заодно и его друга. Проблема отодвинулась от Петьки, но не исчезла. Эти четверо отпечатков понаоставляли, когда вскрывали ленинскую комнату, плюс ножи у двоих — реальный холодняк, а мелкий ещё и на условке. А значит, можно надеяться, что так просто они не соскочат, тем более, у меня есть, кого попросить тщательнее с ними поработать. Уж не верю, что это у них в первый раз — больно борзые. Проблема в том, что Петька должен не им. Может его любовь что-то за и наводку получит, а Петрухин долг точно минусовать никто не планирует.

— Завтра с утра едем к твоей милой, а с работой завязывай, денег я тебе дам, если что, — принимаю решение я.

Сам хочу разобраться для начала. Ну как сам — возьму Илюху в помощь, если что. Неохота милицию сразу вмешивать в эти дела, волна пойдёт, — мол, играет на деньги ученик комсомольской школы!

В общаге нахожу Илюху, он в компании пятерых друзей по Афгану. Сидят, пьют пиво из трехлитровых банок. Чё-то туплю я в этом теле — взял и ляпнул Илье про свою просьбу. А уже датым молодым парням вписаться за друга — святое дело! Короче, не дождались мы утра. Идём в Николаевку. Этот микрорайон, расположенный почти в центре Красноярска, вплотную примыкает к Студгородку, так что идти пришлось недолго. Пятиэтажные «хрущевки» по улице Киренского закончились, и начался частный сектор. Деревянные дома в один-два этажа, высокие заборы. В воздухе гарь от печных труб, повсюду слышится лай собак. Попадается кое-какой местный люд. Рассматривают нас без симпатии, но взглядами стараются не встречаться — полные праведного гнева парни выглядят воинственно. Блин, как бы без членовредительства обойтись? Петька как-то обреченно ведёт нас к месту, где играют в карты. Довольно большой дом. Стучим в ворота.

Открывает калитку невзрачный мужичок с лохматой шевелюрой.

— Вы к кому? — теряется он, увидев толпу парней.

— Не бойся, не к тебе, — отодвигаю мужика, и мы толпой вваливаемся во двор дома.

Минуя высокое крыльцо, сени и коридор, без стука по-хозяйски проходим в большую комнату без дверей. Накурено. Два стола, два дивана и несколько массивных табуреток. В карты не играет никто, хотя те на столах присутствуют, и даже разложены. Человек пять мазуриков сидят на диване с непонятно-испуганным выражением лица, а перед ними возвышаются два мужика. Все присутствующие удивленно смотрят на нас. Опа! Одного из стоящих я знаю. Это Вано!

— Привет, боксёр, — узнаёт он меня. — Какими судьбами тут?

— Долг пришёл забрать, — честно отвечаю я.

— Планы совпали, они и мне должны, — криво щерится Вано, наконец, разглядев какой компанией мы завалились в этот катран.