Глава 11

Бэн посмотрел на Даджу. Он крикнул:

— Ясли. Мы не вывели никого из детей. ‑ Он указал на окно на втором этаже, где пристройки соединялись с основным зданием. Женщина в белой ночнушке высунулась из окна, держа на реках ребёнка. Их рты зияли тёмными провалами на их лицах; они кричали. Несколько пожарных маневрировали под окном, держа растянутое одеяло, и кричали ей прыгать. Вместо этого женщина бросила вниз ребёнка, затем исчезла внутри.

Бэн схватил огромный топор и побежал внизу по двору, между пристройками, Даджа последовала за ним со своей ношей из мокрых одеял. Он обогнул пожарных, снимавших воющего ребёнка с одеяла, и приблизился к двери, которая вела на первый этаж рядом с яслями. Бэн сначала приложил к ней ладонь, чтобы убедиться, что за дверью не притаился огонь, готовый сжечь любого, кто её откроет. Затем он подёргал ручку: дверь была заперта. Махая топором, Бэн рубил дверь, пока та не разлетелась на куски, выпустив облако дыма.

— Постарайся вернуться живой! ‑ крикнул он, перекрывая рёв ветра и огня.

Даджа осклабилась и вбежала внутрь, растягивая вокруг свою магию. Её сила была сейчас полезнее, чем её зрение; она едва видела, и от дыма её глаза начали слезиться.

Огонь всё ещё был глубоко внутри основного здания, жадно поглощая колонны как из дешёвой сосны, так и из дорогой тиковой древесины. Она слышала крик металла, терявшего форму, которую он сохранял годами. У неё было ещё время, прежде чем пламя доберётся до этой пристройки.

По её правую руку была лестница: на ней лежало чьё-то сжавшееся тело. Даджа помедлила, затем бросила одеяла, схватила пострадавшего — это был мальчик — и подтащила его к двери, вытолкнув наружу. Бэн всё ещё был там: он подхватил мальчика, кивнув Дадже. Она с облегчением вернулась внутри. Мальчик был с Бэном. Теперь у него был шанс выжить.

Она бросилась к лестнице, схватила одеяла, и поднялась на следующий этаж, гадая, как же начался пожар. Явно не в кухне, иначе задняя часть здания сгорела бы первой. И не в пристройках. В передней части дома, возможно? Опрокинутый подсвечник, или уголёк, выпрыгнувший из очага на шёлковый ковёр? Они могут так никогда и не узнать.

«Возможно, это поджог», ‑ прошептала пришедшая ей в голову мысль. Даджа помотала головой. Кто мог быть настолько жестоким, чтобы намеренно учинить такое бедствие?

Выйдя с лестницы в коридор, она услышала крики. Побежав на них, она искала двери по обе стороны заполненного дымам коридора. Она нашла, откуда доносились крики — дверь слева.

Она ощутила давление приближающегося пламени; его сила заполнила её вены. В конце коридора она увидела, как струйки дыма выбиваются из-под закрытых двойных дверей, которые, наверное, вели в остальную часть дома. Сколько у неё осталось времени до того, как эти двери сорвёт с петель?

Думать об этом не было времени. Даджа проверила дверь яслей на тепло, как это делал Бэн, затем толкнула, открыв её. Женщины в одежде нянек или ночнушках обернулись к ней, кроме одной. Та стояла у окна на противоположном конце комнаты, держа ребёнка за ночную рубашку обеими руками. Она помедлила, перехватила одного из заливавшихся криком малышей поперёк живота, и подняла его к открытому окну. Короткий толчок — и он полетел наружу. Женщина схватила следующего ребёнка.

Даджа пересчитала их по головам. Здесь было больше дюжины людей — пятеро слуг, остальные — дети. Она сунула одеяла трём ближайшим женщинам.

— Тащите одного на закорках, а другой пусть идёт прямо за вами! ‑ крикнула она, хватая маленького ребёнка и поднимая его одной из служанок на спину. Женщина уставилась на неё. Ребёнок — Даджа подумала, что это мальчик — уцепился за неё руками и ногами. Взяв девочку постарше, Даджа толкнула её к ногам служанки и заставила ухватиться за ночнушку женщины. Затем Даджа взяла мокрое одеяло, которое отдала служанке, и обернула им женщину и детей как плащом, завернув край женщине вокруг руки, чтобы одеяло не слетело. Другой край она сунула женщине в свободную руку и дёргала, пока та не прижала мокрую ткань к носу и рту.

Даджа посмотрела на остальных женщин: они делали то же, что и она, и Даджа им помогла. Видя, что один из детей вот-вот упадёт, она сорвала простыни с разбросанных по комнате кроватей и привязала ими всех детей к спинам женщин.

Оставалось ещё двое взрослых, но одеяла у неё кончились. Наскоро оглядевшись вокруг, Даджа увидела кувшины с водой рядом с двумя кроватями. Она вылила их на несколько простыней, дав одну служанке, а вторую обернув вокруг двух мальчиков.

— Младенцы! ‑ крикнула женщина у окна. ‑ Они спят вместе, я не могу их сбросить! ‑ Она указала на маленькую боковую комнату рядом с собой.

Даджа толкнула первую женщину, которую она обернула одеялом, к двери:

— Иди! ‑ приказала она, указывая пальцем. ‑ Выведи их отсюда!

Она схватила третий кувшин с водой, вылила его содержимое на комок простыней, и понесла мокрые льняные тряпки к двери яслей. Она чувствовала, как пламя в основном здании приближается. Ей нужно было его задержать. Замерев на миг, Даджа закрыла глаза и выставила самый большой щит, какой она только создавала за всю жизнь — прочный барьер такой же ширины, как и ясли, простирающийся от первого этажа до крыши у них над головами, чтобы пламя не подобралось снизу и не перепрыгнуло его сверху. Она установила щит на расстоянии в десять ярдов внутри основного здания, и сделала его таким прочным, каким только смогла, зная, что настоящая битва начнётся тогда, когда огонь доберётся до него.

Хладнокровная служанка уже была в яслях для младенцев, увязывая находившихся там трёх детей. Даджа зашла к ней:

— Почему здесь так много детей? Так много младенцев? ‑ крикнула она, делая перевязь из простыни.

— Две из нас нянчатся со своими — нам разрешили держать их вместе с новорождённым Равви, ‑ крикнула женщина, пересиливая рёв горящего здания. Она была покрыта потёками сажи: работая у открытого окна, она находилась на пути дыма, который вползал в комнату и выходил наружу. Она отчаянно закашлялась, хватая ртом воздух и сжимая маленькую позолоченную фигурку Йоргири, свисавшую на ленте вокруг её шеи. ‑ И у Раввики Лисил были десятые именины, её друзья остались ночевать!

С помощью перевязей из простыней, Даджа навесила по одному младенцу женщине на плечо. Огонь приблизился к её барьеру. Как только он коснётся её защиты, для Даджи начнётся война. Ей придётся удерживать пламя, иначе никто из них не выберется отсюда живыми. Если огонь доберётся до яслей, открытые окна и ведущий наружу коридор сыграют роль дымохода, вытягивая огонь и дым через единственный выход.

Она замотала мокрые простыни вокруг женщины:

— Прикрой нос и рот; детей тоже закрой, ‑ приказала она, беря на руки последнего ребёнка. Они вернулись в основные ясли. Женщины, которым Даджа приказала выбираться, всё ещё стояли у дверей, боясь двигаться.

Не было времени тратить дыхание на ругательства. Даджа схватила руку своей спутницы:

— Только ты не потеряла голову. Выводи их наружу — вниз по коридору к первой лестнице, и наружу. Поспешите. Иди!

— Но ты… ‑ женщина протянула руку к Дадже. ‑ Ты должна вести!

Даджа покачала головой:

— Мне нужно удерживать огонь. Заставь их шевелиться!

Она толкнула женщину к остальным. Служанка помедлила, затем подбежала к своим соратницам, крича на них. Когда замешкались, она начала толкать их и детей прочь через открытую дверь, загоняя их подобно перетрудившейся овчарке.

Даджа закинула ребёнка себе на спину, накрыла себя последней мокрой простынёй как плащом, и встала в центре яслей, пока остальные выходили. Она повернулась лицом к стене, отделявшей её от основного здания, прислушиваясь к своей силе. Верхняя часть стены была слабой. Её не хватит, чтобы не дать пожару на третьем этаже продолжать своё жадное наступление. Она убрала оттуда свою силу, пока огонь её не поглотил. Как только она это сделала, с третьего этажа донёсся грохот разлетевшихся под давлением пламени ставен. Теперь крыша над той частью здания загорится. По другую сторону находившейся перед ней стены масса пламени толкала её барьер, давя на неё. Она чувствовала, как её силу отталкивают назад, дюйм за дюймом, пока стена не начала дымиться. Через трещины в штукатурке зазмеились тонкие серые нити.

Она держала часть силы в резерве на случай необходимости. Необходимость появилась. Даджа нырнула глубоко в свою силу и освободила её от всех ограничений. Она перетащила свой щит на свою сторону стены и напитала его всем, что у неё было, на первом и втором этажах. Если она удержит пламя по ту сторону барьера, у женщин и детей будет шанс добраться до двери наружу на первом этаже.

Некоторые погибнут. Температура воздуха сильно поднялась: вымоченные одеяла и простыни быстро высохнут. В качестве защиты от дыма они служили в лучшем случае полумерами. Она могла лишь молиться Счетоводчице о том, что их счета ещё не пришло время подводить. Её задачей было противопоставить свою силу пожару, пирующему в деревянном доме, полном краски и масел, и раздутому до белого каления крепким ветром, струящимся с миль ледяного озера. Для этого ей были необходимы её друзья; ей нужна была Трис, которая могла помочь засунуть огонь в ледяные каналы и холодную водную смерть Сиф. Ей нужна была Сэндри, чтобы свить из пламени сеть и поймать в неё пожар. Но она была сама по себе. Придётся обойтись своими силами.

Огонь ревел, массивный прилив жара и разрушения. Он хотел, чтобы она знала, что он был отнюдь не укрощённым огнём кузнечного горна.

— Но ты и не лесной пожар, ‑ уведомила она его, стуча зубами от страха. ‑ Я расправилась с одним таким, ты по сравнению с ним как лающий щенок. ‑ Она не сказала, что заняла тогда сил у своих друзей, что Сэндри управлялась с одним куском огненной ткани, а Фростпайн — с другим. Пожару не нужно было этого знать.

Фростпайн — как он там? Он так же противопоставил этой твари свою волю в общежитии для слуг?

Её барьер дрогнул: ей нельзя было думать о Фростпайне. «НЕТ», ‑ мрачно подумала она, наклоняясь вперёд, наперекор силе пламени, как могла бы наклоняться, борясь с мощным ветром. «НЕТ».

Пламя давило. Её кожа была будто натянутой, как если бы она была сосиской, которая вот-вот надорвётся. Пламя просунуло палец через один из промежутков в стене, затем другой, расширяя их. Даджа отступила к двери. Ей придётся отдать огню ясли, чтобы не дать ему прорваться через коридор на первый этаж. Удержать эту комнату она не сможет, только не сейчас.

Она осторожно прошла через дверь, по-прежнему силясь удержать барьер наверху и внизу. Её магия горела, питая её щит — горела, сжигая последние остатки топлива.

Барьер на первом этаже пошатнулся. Даджа отпустила барьер в яслях, и загнала его силу в защиту первого этажа. Стена в яслях разлетелась на куски, когда в неё ударили лишённые преград языки пламени.

В коридоре, за её последним барьером на втором этаже, дым лился через края двойных дверей, которые вели в основное здание. Их петли и задвижки светились тускло-вишнёвым цветом. Даджа попятилась от них, держа ладонь на стене. Та была горячей. Это дело рук пламени на крыше. Она отказывалась смотреть вверх. Если пожар пробьёт крышу у неё над головой, она ничего не сможет с этим поделать.

Она нашла дверь-дымоход, из которой валил дым: дверь на лестницу. Даджа попятилась в неё, затем забрала свою последнюю частицу магии на этом этаже, высвободив пламя. Двойные двери сорвало с петель. Вдоль только что оставленного ею коридора метнулся столб пламени. Даджа развернулась, ослеплённая дымом, спустилась на три ступени, и споткнулась о что-то мягкое. Она сжала перила, вырвав две крепившие их пары шурупов, чтобы не упасть и спасти тихого ребёнка у себя на спине. Её барьер на первом этаже пошатнулся. Хватая ртом воздух, Даджа держалась за перила до судороги в пальцах, борясь с надвигавшемся на её силу пламенем. Она отталкивала его, вычерпывая последние капли из источника своей магии, который когда-то казался таким глубоким. Истекая потом, она затолкнула голодные языки пламени назад, за рубеж, который она для них провела. Только после этого она открыла глаза, оторвала руку от перил, и потрясла женщину, о которую споткнулась. Это была та храбрая служанка — младенцы копошились в перевязях у неё на плечах. Фигурка Йоргири блестела на фоне её испачканной сажей шеи. Она закашлялась, не открывая глаз.

У Даджи звенело в ушах; она тряслась с головы до пяток. Её колени задрожали, пока она наконец не уселась рядом с женщиной.

Хороших вариантов у неё не осталось. Она могла либо двигаться, либо удерживать свой барьер. Если она потеряет барьер, то двигаться будет некуда: пожар прокатится по лестничному колодцу как приливная волна. Она продолжала держать барьер, кашляя. Возможно, это был сон. Всё будет хорошо, если она уснёт правильным сном, без снов.

Она бы закрыла глаза прямо там, но пламя не отступалось. Оно билось в её хватке, сопротивляясь ей. Оно вело себя плохо. Ему следовало запомнить, что здесь она была главной, а не пламя. Огню нельзя было просто бегать где вздумается, уж это-то она точно знала. Поэтому она продолжала держать его своей угасающей силой и железной волей кузнеца.

— Просто держи этот барьер, дорогуша, ‑ прохрипел в её ухе знакомый голос. ‑ С остальным я управлюсь. Не давай слабину, иначе сегодня на Алакуте будут подавать жареного мага. ‑ Могучая коричневая рука обняла Даджу за пояс и начала поднимать её, пока Даджа не встала на ноги. Фростпайн прислонил её к стене. ‑ Стой тут, ‑ приказал он.

Он поднял находившуюся без сознания служанку на ноги. Ругаясь, когда обнаружил в перевязях младенцев, Фростпайн подвинул их, пока ему не удалось взвалить женщину и её ношу на плечо. Свободной рукой он обхватил Даджу за пояс. Она достаточно соображала, чтобы закинуть руку ему за плечо, вцепившись в одежду служанки.

— Держись, ‑ приказал Фростпайн. Даджа подчинилась, хотя всё её внимание было приковано к битве с огнём. Он был очень голоден. Он чувствовал дерево и плоть за её барьером, и требовал отдать это ему гремевшим в её черепе голосом. Она едва заметила, когда Фростпайн наполовину пронёс, наполовину протащил их вниз по оставшимся ступеням, по заполненному дымом коридору, и наконец наружу. Шатаясь, они вышли на холод. Оба мага мгновенно начали выкашливать из своих лёгких дым, в то время как воздух, которым они по идее должны были дышать, пытался пробраться в их полные копоти лёгкие.

Кашель нарушил хватку Даджи. Фростпайн ощутил момент, когда пожар вырвался на волю.

— Прочь! ‑ хрипло крикнул он, когда другие подбежали к нему, чтобы забрать служанку и детей. ‑ Прочь, прочь, прочь! ‑ Всё ещё крепко держа Даджу, он врезался в остальных со спины, отпихивая их в стороны от дверного проёма.

Колонна огня, ударив накопленной силой, с рокотом ударила из дверного проёма и пронеслась над снегом. Если бы Фростпайн не оттолкнул всех в сторону, они были бы мертвы.

Бэн и остальные подбежали, чтобы помочь, и отвели всех обратно к воротам. Там они обернулись. Пристройки пылали. Из закрытых ставнями окон валил дым. Мигом позже ставни выбило; из окон к небу потянулись языки пламени.

Фростпайн и Даджа осели на холодную, покрытую слякотью землю. Бэн снял у Даджи со спины перевязь с младенцем. Лишённая его веса, она могла лечь на землю. Холодная, влажная слякоть, на которой она сидела, очень приятно остужала её горячую кожу. Всю её горячую кожу. Даджа открыла слезящиеся от дыма глаза и посмотрела вниз. Она увидела коричневые руки, коричневый бок, коричневые ноги. Она захихикала. Сэндри не ожидала, что Даджа оденет свою лучшую одежду на пожар, поэтому не наложила на неё защиту.

Даджа бросила взгляд на Фростпайна. Он сидел, подобрав колени и уронив на них голову. Как и она, он был голым, вся его одежда сгорела.

— Фростпайн? ‑ прошептала она надрывающимся голосом.

Вместо ответа от позволил находившейся ближе всего к ней руке упасть, накрыв её собственную руку.

«Никогда больше так меня не пугай», ‑ сказал он ей через их магию. «Особенно не из-за сумасшедших людей, которые строят вычурные дома целиком из дерева».

Она знала, что он имел ввиду, но ей не это хотелось сказать.

«Я хочу домой», ‑ сказала она ему. У неё болели глаза; она хотела плакать, но была так высушена, что в ней не осталось слёз. «В Саммерси. К нашим близким».

«С первым же весенним караваном», ‑ пообещал он.


Она заснула, или отключилась, и проснулась в своей кровати в Доме Банканор. Было темно; на столе рядом с кроватью горела пара ламп, там же сидели Матази и Ниа. Матази работала над каймой для гобелена, а Ниа тихо читала матери:

— Кедр — для защиты дома, ‑ сказала девочка, ‑ чтобы отводить молнию и препятствовать злу извне. Он…

— Дети? ‑ прохрипела Даджа, и закашлялась. ‑ Матази подошла, и помогла ей сесть. Джори, которую Даджа не заметила на табурете у очага, налила что-то в глиняную чашку, и поднесла ей. Ниа встала в ногах кровати, глядя широко раскрытыми глазами.

Даджа отпила из чашки Джори. У неё во рту взорвались лук и чеснок, и Даджа начала кашлять не переставая, пытаясь вдохнуть. Из её груди поднялся комок какой-то ужасной мерзости, и оказался у неё во рту.

Матази подставила чашу Дадже под подбородок.

— Сплёвывай, ‑ приказала она.

Даджа сплюнула. Ещё после трёх глотков у неё перестали болеть лёгкие при вдохе.

— Твоё первое заклинание? ‑ спросила она у Джори.

Девочка кивнула:

— Оленника сказала мне, чтобы я сделала копию для неё — после того, как я его применила на Фростпайне, ‑ сказала она. ‑ Только оно не полностью моё. Оно было в фамильной книге лекарств, которую мне дала Тётя Моррачэйн. Надо будет сказать ей, как хорошо оно действует.

Даджа кивнула:

— Спасибо, наверное, ‑ сказала она Джори, поскольку лук и чеснок всё ещё продолжали жечь ей язык и горло. Обращаясь к Матази, она сказала: ‑ Дети? Служанка, которую Фростпайн вынес с…? ‑ Её голос сошёл на нет, когда она прочитала ответ в тёмных глазах женщины.

Матази села рядом с Даджей, принеся с собой аромат жасмина.

— Они спасли детей, которых она несла, ‑ мягко сказала она Дадже. ‑ Но она сама скончалась во дворе.

— А тот ребёнок, что был со мной? ‑ прошептала Даджа. Она почувствовала, как на глазах навернулись слёзы; её губы задрожали. Она не будет плакать у них на глазах, она отказывалась плакать.

Матази покачала головой.

— Он бы выжил, если бы я отправила его с кем-то другим, ‑ прошептала Даджа. Слёзы потекли по её щекам наперекор её нежеланию плакать. ‑ Мне пришлось остаться, чтобы… чтобы удержать… ‑ Она не могла это вынести. Не могла вынести мысль о том, что ребёнок задохнулся у неё на спине, не могла вынести мысли о храброй служанке, которая спасла столько детей, но погибла сама. Даджа уткнулась в подушку и рыдала, пока не забылась во сне.


Когда она снова проснулась, то увидела, что не одна: Фростпайн и Ниа медитировали в защитном круге на полу. Даджа моргнула, от яркого свечения силы Фростпайна у неё защипало глаза. За ним она увидела, что магия Ниа покрыла её кожу равномерным слоем, застыв и не шевелясь.

Она тихо перевернулась на бок, спиной к ним. События вечером Солнечного Дня вернулись, принеся с собой страх и горечь. Её собственная прирождённая уравновешенность вернулась с ними. Да, ей следовало послать ребёнка с кем-то другим: кто это мог быть? Все взрослые уже уводили по крайней мере двух детей, и должны были ещё следить за тем, чтобы неудобные мокрые одеяла не соскользнули. Если бы она не удержала огонь, задержавшись из-за этого внутри здания, то пламя пробилось бы на первый этаж и убило всех, кто там был, включая двух детей, которые выжили, в то время как нёсшая их женщина начала умирать на лестнице.

Что послужило началом этого бедствия — кухонный очаг? Перевёрнутые свечи, выпрыгнувшее из камина полено? Боги были жестоки, раздув глупую случайность в такую трагедию.

«Случайность или поджог?» ‑ спросила очень упорная часть её сознания.

Даджа прикусила губу. Ей хотелось бы, чтобы остальные были здесь — Сэндри, Трис, Браяр. У неё их не было, но у неё был Фростпайн. Она могла его потерять: они подвергли себя опасности, когда согласились войти в дом. Их магия не помешала бы упавшим потолочным балкам раздавить их.

Она проголодалась.

Внизу пробили часы; Ниа распахнула глаза. Мигом позже Фростпайн вышел из своего транса:

— Очень хорошо, ‑ сказал он Ниа. ‑ Ты многого достигла. ‑ Он стёр часть круга. Защита вокруг них опала, и затекла обратно в его тело подобно возвращающемуся в печную трубу дыму. Он помог Ниа встать, затем сам поднялся, используя кровать в качестве подпорки. У него затекли ноги.

— Ты проснулась! ‑ радостно сказала Дадже Ниа. ‑ И есть хочешь тоже, да?

Даджа села.

— Изголодалась, ‑ признала она.

— Я скажу Анюссе, ‑ сказала Ниа, но пока не двинулась с места, глядя на Даджу огромными карими глазами. ‑ Я бы никогда не смогла сделать то, что сделали вы двое, ‑ сказала она. ‑ Войти в горящий дом… Я не смогла бы.

— Ты не знаешь, что сможешь сделать, пока не испытаешь себя, ‑ сказал Фростпайн. Он наклонился и поцеловал Ниа в лоб: ‑ Подожди, пока тебе самой не выпадет что-то, прежде чем судить себя.

Ниа посмотрела вверх на Фростпайна, слегка улыбнулась ему, затем вышла из комнаты, качая головой.

Фростпайн наклонился назад, положив руки на бёдра, потягиваясь. Даджа взволнованно посмотрела на него. Его коричневая кожа приобрела пепельный оттенок; его немногочисленные морщины казались глубже. У него правда прибавилось седины, или она просто раньше этого не замечала?

— Ты в порядке? ‑ спросила она.

— Лучше, чем был, когда нас сюда притащили, ‑ признался он. Фростпайн подкинул в очаг несколько поленьев и поворошил угли кочергой, пока те не занялись. ‑ Мне было проще, ‑ сказал он. ‑ Мои были взрослыми. Как только я привлёк их внимание, они сделали всё, что я им говорил. Я потерял двоих, ‑ признался он, сжав полные губы. ‑ Старики, не могли встать с кроватей. Остальные бросили бы их там. Когда такое случается, люди ведут себя не лучшим образом.

Вспомнив о женщинах, которые, похоже, вообще перестали думать перед лицом опасности, Даджа кивнула.

— Ты попытался их вытащить? ‑ тихо спросила она.

Он подошёл к гардеробу, открыл его, и начал вытаскивать вещи.

— Их доконал дым, ‑ сказал он. ‑ Я думаю, они умерли ещё пока я выносил их наружу. Все всё время беспокоятся об ожогах, а не о дыме. Обычно они погибают прежде, чем осознают его опасность.

Даджа посмотрела на одежду, которую он для неё выложил:

— Я не могу это надеть, пока не помоюсь, ‑ указала она. Кто-то — она надеялась, что это были Матази и девочки — счистил с её кожи большую часть сажи, пока она спала, поскольку её ночнушка была не очень грязной, но она пахла огнём, и в её волосах остался пепел. ‑ Мне нужна баня. ‑ Восточный Наморн жил ради огромных полных пара бань. Обычно Даджа их не выносила, предпочитая нормальные ванны без пара, но сейчас она ощущала грязь у себя в порах. Пар её вычистит.

— Я помогу тебе добраться до бани после ужина, ‑ пообещал он.

— Сколько погибло? ‑ услышала она свой голос. Ей не следовало спрашивать — она знала, что не хочет знать ответ, — но она должна была знать.

— Двенадцать, ‑ глухим голосом произнёс Фростпайн. ‑ Семеро погибли сразу. Пятеро — позже, включая некоторых пожарных. Ещё трое — никто не знает, выживут ли они. Могло быть и хуже. У них были детский праздник и ужин, множество дополнительных слуг. В доме было пятьдесят. Олаксан Джосарик погиб. Он первым делом спас жену и пришедших на ужин гостей. Последний раз его видели направлявшимся в ясельное крыло.

— Весь город вопит о совпадении, ‑ объявила от раскрытых дверей Хэлуда Солт. Анюсса и Джори, каждая из которых несла поднос с едой, зашли внутрь мимо неё. Они поставили еду на маленький круглый стол у очага. Закончив, Анюсса потащила явно любопытствовавшую Джори за руку прочь. Хэлуда закрыла за ними дверь. ‑ Я вижу, что нанесла визит вовремя, ‑ холодно заметила она. ‑ Нам нужно поговорить.

— На мне только ночнушка, ‑ извинилась Даджа.

— О, ну конечно, тебе нужно помыться, и одеться, и отложить трапезу, чтобы я не лицезрела тебя в одной ночной рубашке, ‑ парировала Хэлуда, забавляясь. ‑ Не глупи. Поверь мне — после того, как помогаешь дочке родить тебе первого внука, такие вещи, как надлежащая одежда за ужином, не кажутся важными.

Даджа сбросила одеяло, и с трудом встала. Её тело затекло даже больше, чем у Фростпайна. Он помог ей добраться до одного из стульев у очага. У Даджи заурчало в животе от вида свежего хлеба, ветчины, тушёного шпината и заварного крема. Это была не стряпня Торговцев, и не специи Торговцев, но пахло в данный момент так же здорово.

— Простите, ‑ сказала она. Схватив ложку, она принялась за суп из свинины с перловкой и кислым соусом.

— И о каком же совпадении вопят в городе? ‑ спросил Фростпайн, наливая всем чаю. Они с Хэлудой сели на стулья напротив Даджи.

— В Солнечный День Бэннат Ладрадун сказал совету Острова Алакут, что пожар в кондитерской лавке доказал, что ему нужно больше денег и больше людей, которых он мог бы обучить борьбе с пожарами. Совет сказал, что пожар показал лишь плохую подготовку уже имевшихся у него учеников.

Даджа с набитым перловкой ртом вопросительно посмотрела на Хэлуду; Фростпайн задал вопрос вместо неё:

— Да, но в чём тут совпадение? Зимой пожары в городе повсюду.

— Да, но это был Дом Джосарик. ‑ Маг магистрата перевела взгляд с Фростпайна на Даджу. ‑ Я всё время забываю, что вы не местные, ‑ грустно сказала Хэлуда. ‑ Чиора Джосарик — любовница Ромачко Скаретти.

Фростпайн и Даджа озадаченно переглянулись.

Хэлуда покачала головой:

— Ромачко Скаретти — глава совета Алакута. Именно он отказал Ладрадуну.

Фростпайн поморщился:

— Я бы с радостью прожил остаток жизни без таких вот совпадений.

Даджа кивнула, и посмотрела на свою тарелку. Та опустела, но в соусе осталось ещё несколько кусчков мяса и перловых зёрен. Она оторвала кусок пшенично-ржаного хлеба, и собрала им остатки.

— А что наш фальшивомонетчик? ‑ спросил Фростпайн. ‑ Я готов выйти на охоту.

Хэлуда покачала головой:

— Наши люди сидят у каждого поставщика латуни с очками, заколдованными, чтобы видеть сквозь иллюзию, ‑ сказала она ему. ‑ Рано или поздно наш друг, или его люди, придёт за материалом. Как только мы выследим их до их логова, тогда-то ты нам и понадобишься. Мы, может, и не ровня могущественному магу-иллюзионисту, подделывающему монеты, но мои следопыты могут выследить цель даже в метель. Мы пока справимся. ‑ Она немного побарабанила пальцами по стулу, затем вдруг сказала: ‑ Вообще-то, я здесь по другому поводу.

Она встала, подошла к двери и обратно, остановилась, нахмурилась и подошла к рабочему столу Даджи, на котором стояли стоймя железные формы для перчаток.

— Что, во имя Врохэйна, это такое? ‑ Она наклонилась, чтобы изучить формы, затем вынула что-то из кармана, и закрепила в правой глазнице. Это были линзы, заколдованные для магического зрения: Дадже были видны блестящие серебряные руны на ободке. ‑ Они были сделаны магией, но в них самих магии нет. Ты строишь искусственного человека? ‑ Она пошевелила один из пальцев на шарнирах.

Даджа к тому времени принялась за тарелку с пирожками, начинёнными форелью и осетриной. Она проглотила то, что было во рту, отпила чаю, и сказала:

— Это будут перчатки, покрытые металлом, который почти не поддаётся огню. ‑ Она рассеянно потёрла латунную рукавицу на левой ладони. ‑ Для Бэна Ладрадуна. Я подумала, что будет здорово сделать ему перчатки, чтобы он мог открывать горящие двери и всё такое. Я думала, что сделаю ему целый костюм, но над этим ещё придётся какое-то время подумать.

Хэлуда вернула монокль обратно в карман.

— Вам, магам-ремесленникам, приходят в голову наистраннейшие идеи, ‑ заметила она, качая головой.

Фростпайн откашлялся:

— Ты сказала, что пришла по какому-то другому поводу. Я сейчас сдохну от любопытства. ‑ Он взял у Даджи одну из булочек, разорвал пополам, и намазал одну из половинок маслом.

Хэлуда подошла обратно к своему стулу, и плюхнулась на него.

— Дом Джосарик. Мои люди наложили проверочные заклятья сразу, как только останки остыли. Пожар не был случайным. Это был поджог, ‑ сказала она им.

Вилка Даджи выскользнула из внезапно похолодевших пальцев, задребезжав о тарелку.

Фростпайн вздохнул:

— Есть подозреваемые?

— Только по меньшей мере по трое на каждого слугу и по десять на каждого из гостей, ‑ ответила маг магистрата. ‑ Всегда есть много людей, питающих недобрые чувства к кому-то, и их всех нужно допросить. Выслеживание поджигателя по следам было пустой тратой времени, ‑ проворчала она. ‑ Кто бы это ни сделал, сжёг все использованные инструменты, поэтому всё, что мы нашли, было очищено огнём. И что бесит больше всего? Никто не видел его, но он должен был устроить пожар, пока гости прибывали на вечеринки. Смотрите.

Очистив место на скатерти, Хэлуда начертила первый этаж дома кончиком пальца, её магия превращала следы её пальца в подобные чернилам мазки.

— Передняя часть дома, которая лицом к обрыву? Зимой она закрыта — туда ветер с Сиф задувает в первую очередь. Слуги хранят там целые туши — свиные, коровьи, овечьи, — настолько там холодно. Летом, конечно, там замечательно. Наш поджигатель проник внутрь именно там. Он забрался вверх по идущей на скалу дороге, которую никто не использует по той же причине, по которой закрыта передняя часть дома — с тем же успехом он мог быть невидимым.

— Ты можешь выследить его на скальной дороге? ‑ поинтересовался Фростпайн.

— У него было две пары сапог, ‑ сказала Хэлуда. ‑ Наши следопыты проследовали за одной парой к костру, который кучера арендованных саней использовали, чтобы греться у кадасепского края Алакута. Конечно, никто из них не видел, как кто-то бросал сапоги в костёр. Оттуда он ушёл в чистых сапогах. ‑ Она поморщилась и провела ладонью по чертежу. Тот исчез. ‑ Будь он проклят, чтоб его зубы сгнили, чтоб он провалился на тонком льду, ‑ прорычала она. ‑ Он проложил фитиль крупного пожара, поджёг его, и ушёл. К тому времени, как кто-то что-то понял, передняя часть дома уже горела, и тушить его было поздно. Ветер только подлил масла в огонь. ‑ Она посмотрела на Даджу: ‑ Если у вас с Раввотом Ладрадуном есть какие-нибудь мысли по поводу этого нализа, дайте мне знать. Как только мы сцапаем нашего фальшивомонетчика, поджигатель — мой.

— Не знаю, какие у меня могут быть идеи, ‑ сказала Даджа. ‑ А вот Бэн всё это изучал.

— Но ты — маг, и вы с ним общаетесь. Ты…

Кто-то постучал в дверь, и открыл её, не дожидаясь ответа. Это была служанка; за её спиной стоял человек, носивший цвета магистрата.

Вимэйси Солт, у нас есть зацепка, ‑ выдохнул он. ‑ Купил двадцать листов латуни. Мы его выследили.

Фростпайн поднялся со своего стула, когда Хэлуда встала. Она хмуро глянула на него:

— Ты готов? ‑ потребовала она. ‑ Ты выглядишь полумёртвым.

— Маги магистрата такие пессимисты, ‑ ответил Фростпайн, направляясь к двери. ‑ Я предпочитаю думать, что я полужив. А ещё я знаю следы его силы. Я вам нужен. ‑ Посмотрев на Даджу он сказал: ‑ Отдыхай.

Даджа кивнула:

— Оденься потеплее, ‑ ответила она, думая, что как, который мухлевал с деньгами, скоро выяснит, что Фростпайн ему не по зубам.

Она напялила на себя халат, взяла чистую одежду, и поплелась по служебной лестнице в парилку. Помывшись и заново заплетя свои многочисленные косички, она снова легла спать. Она проснулась, когда часы пробили полночь, и встала, чувствуя себя сильнее. Кто-то убрал со стола у камина остатки её ужина. Внизу она совершила набег на кухню. Желание выйти наружу напало на неё, когда она намазывала хлеб клубничным вареньем. Не переставая жевать, она пошла в сени, и натянула зимнюю одежду. После чего взяла факел и коньки, и вышла наружу.

Факел ей не потребовался: несколько факелов уже горели вокруг водоёма, хотя гореть им оставалось недолго. Даджа нацепила коньки, и начала упрямо упражняться. Она одним глазом смотрела на лёд, на случай если её усталые мышцы дадут слабину. Вместо этого катание, похоже, помогло как её мышцам, так и её духу. Она ускорилась, скользя туда-сюда по водоёму. Морозный ночной воздух был спокойным, в нём не было леденящего душу дыхания Сиф. Он был чистым, незамутнённым сажей, пеплом, дымом или запахами. Он обтекал её лицо как благословение — очень холодное, но всё же благословение.

Загрузка...