Хейдер. Перечеркнутый герб Ланграссена

ГЛАВА 2

Блэссилла, первая неделя, фьорсгетты

775 год (3-й день 2-го месяца)

Мечущиеся огни масляных фонарей мазали желтыми отсветами мокрые от пота тела. Обнаженные по пояс бородатые гномы с яростью врубались в просевшую породу, выламывали, стоя по колено в воде, сочащиеся влагой камни и спешно крепили низкий свод штольни. Мимо вереницы тележек черной тенью промчался всклокоченный Салки Форфаден, похожий в измазанном землей кожаном сюртуке на отражение Сэттена: оживший каменный идол с бешеными глазами. Выдернув из толпы столламингера, Салки приподнял его перед собой и зарычал в перекошенное от страха лицо:

— И это твоя забота о моих близких?! Так ты беспокоишься о лучшем лозоходце, за которого я головой поручился?

Придушенный гном лишь беззвучно открывал рот, не в силах даже сипеть в ответ.

— Слушай меня, плесень Меркера! Если вы не откопаете парня живым и здоровым, я тебя лично сгною в самых дальних забоях! Переломаю все кости и заставлю так породу добывать! Зубами, зубами у меня будешь скалы грызть!.. Если надо, бери еще мастеровых, рабов, кого хочешь — но парня мне достань!

Отшвырнув провинившегося гнома, хозяин каменоломен в ярости ударил кулаком в стену и зашагал назад, гоня перед собой чернильную волну бешенства. Поднявшись по проходу чуть выше, Салки шагнул на освещенный пятачок и замер, столкнувшись взглядом с Бэвером Форфаденом. Высокий гном застыл рядом с ярко горящим фонарем, задевая макушкой закопченный потолок. Длинная белая борода извалялась в угольной и рудной пыли, превратившись в спутанный грязный ком волос. Сжатые на рукояти широкого ножа пальцы побелели от напряжения, но старик не замечал этого, вперив тяжелый взгляд в Мясника Фьерранлонда.

— Так ты держишь данное слово, Салки? Так ты бережешь моего сына?

— Никто не может перечить богам, — буркнул в ответ повелитель рабов. — Никто не может предсказать, где Меркер захочет повеселиться на наших костях.

— Ты думаешь, я приму это как слова извинения? — Бэвер судорожно выдохнул, отпустил рукоять ножа и медленно ткнул в грудь родственника заскорузлым пальцем: — Слушай меня, Салки. Хорошенько слушай… Ты дал мне слово, ты своей головой клялся, что Трэндефулт будет здесь надежно защищен… Поэтому лучше молись любым доступным богам и подземным духам… Потому что сына я тебе никогда не прощу. И лучше для тебя, если твои столламингеры и их помощники явят нам чудо…

Сгорбившийся гном промолчал, лишь сверкнул взбешенными глазами из-под кустистых бровей. Блеснула легкая кольчуга в свете фонарей, черными крыльями взметнулись полы сюртука, и Салки скрылся в глубине штольни, вернувшись к звону металла о камень, надсадному уханью рубящих скалу гномов и грохоту вагонеток. Гномы прогрызали себе дорогу вдоль завала, пытаясь достать бывшего любимца фортуны, лучшего толкователя подземных голосов. Молодого сына Бэвера Форфадена ждали домой. Живым или мертвым. Хотя к концу вторых суток после обвала Гудары возвращают лишь мертвых…

Похожий на ожившую головешку, перепачканный старый гном склонился в поклоне рядом с главой клана Форфаденов.

— Мы нашли сумку вашего сына, уважаемый.

— Тело нашли? — еле слышно отозвался старик, сгорбленно застывший на выходе из штольни.

— Пока нет. Ни вашего сына, ни раба, что был рядом с ним… Но мы работаем без перерыва, забойщики меняются каждые полчаса. Салки поставил сюда лучших и лучших…

— Салки надо было думать о шутках богов до того, как пустая порода пожрала мое будущее…

Рудокоп не нашелся, что ответить, и черной тенью исчез. Из мечущихся отсветов фонарей на опустевший пятачок шагнул закованный в сталь боец, с такой же седой бородой, как у хозяина.

— Бэвер… Я привел два десятка… Как ты и просил…

— Хорошо, Форвальтар… Когда тело Трэндефулта достанут, убьете Салки. Новая шахта и богатая руда пожрали его разум. Он заплатил за свои капиталы непомерную цену, похоронив в скалах мою душу…

— Мы сделаем это, Бэвер… Может, нужна еще какая помощь?

— Вряд ли… Скальные черви у Мясника лучшие. Если надо прорыть тоннель для королевского выезда, они справятся за сутки… Только мозгов это им так и не добавило…

И убитый горем старик снова замолк…

Свет. Свет и боль. Боль и надсадный хрип из забитых пылью легких… Холод, омывающий губы, и прохладная чистая вода, попавшая в растрескавшийся от жажды рот… Кашель и голоса, пробивающиеся сквозь ломоту в боку… Радостные крики, волной метнувшиеся вдоль узкого прохода, пробитого неутомимыми гномами в недрах горы.

К медленно поднявшемуся старому гному из прохода шагнул Салки, всклокоченный и заляпанный жидкой грязью с ног до головы:

— Мы нашли его, Бэвер. Живой и лишь чуть помятый… Разве что пара ребер сломана, но уже пришел в себя и даже пытается говорить…

— Где? — лишь отмахнулся от родственника глава клана. — Где мой сын?!

На выходе из штольни стало шумно и тесно. Гомонящие рудокопы уложили плотный квадрат материи на неровный пол, засуетились над пострадавшим. Двое лекарей быстро пробежались по конечностям, ощупали голову, туловище, ловко смешали терпкий травяной настой и заставили Трэндефулта выпить его. Гном мутным от боли взглядом посмотрел на склонившегося отца и пробормотал, кривясь на каждый вздох:

— Где бастард, отец?

— Ты о чем? — не понял сына взволнованный старик.

— Бастард. Сын лорда Дейста, отправленный нами на рудники… Это он спас мне жизнь… Он предупредил об обвале и выволок в безопасное место, когда Меркер пришел за нашими душами…

Поймав требовательный взгляд Бэвера, один из бородачей быстро ответил:

— Раба сейчас принесут. Мы нашли их вместе, в самом конце забоя, под завалом из крепежа.

Потеснившись, гномы уложили на освободившееся место худого молодого мужчину. Звякнули звенья цепи, пока лекари так же сноровисто осматривали кандальника. Старший из врачевателей повернулся к выпрямившемуся во весь рост главе клана:

— Твоему сыну зацепило только бок. Через две недели сможет ходить, через месяц вернется в кузню. Второму повезло больше, дать неделю отлежаться, и можно снова в забой.

Медленно выдохнув через сжатые зубы, старый усталый гном прошептал хвалу подземным богам и нашел ледяным взглядом криво улыбающегося родственника.

— Салки… Ты действительно умеешь договариваться с духами. Но это первый и последний раз, когда я доверился твоему слову… Паршивый раб сумел сделать для спасения моего сына больше, чем ты…

— Если бы не я… — открыл рот хозяин рудников, но седой старик резким жестом заставил его замолчать.

— Если бы не ты, мой сын не попал бы под обвал! Поэтому лучше помолчи, пока я в гневе не совершил какую-нибудь глупость!..

Помолчав, уже чуть более спокойным голосом Бэвер Форфаден продолжил:

— Я забираю сына домой. Так же я забираю кандальника. Я его тебе дал, и боги потребовали вернуть его назад, под солнечный свет…

Набычившись, взъерошенный гном в заляпанном грязью сюртуке заговорил, с трудом не срываясь на крик:

— И это все? За все, что мы сделали для тебя? Это твоя благодарность?!

— Заткнись… — Бэвер положил руку на рукоять ножа, а за его спиной сгрудились закованные в сталь бойцы. — Завтра в моем доме я устрою пир в честь спасения наследника. Приглашаю каждого, кто постарался ради него… Целую неделю я буду поить и кормить любого, кто постучит ко мне в двери. Мало того, я лично выдам по десятку златов гэймли, пусть одарят лучших из лучших, кто не жалел сил ради моего сына… Но тебе, Салки, тебе лучше не появляться рядом с моим домом несколько месяцев. Потому что сейчас я не уверен, что впущу тебя на порог… Не попадайся мне на глаза, любимец подземных духов, пока я не остыну в должной мере…

Хозяин рудников скривился, разглядывая вооруженных противников, вслушался в тихий недовольный ропот за спиной и убрал руки с рукоятей острых мечей. Подняв ладони в примирительном жесте, Салки громко объявил:

— Хорошо, пусть будет так… И хоть мне обидно слышать столь резкие слова от близкого родственника, но это гнев говорит твоими устами… Я надеюсь, что к весне яркое солнце растопит твою обиду… Даю неделю отдыха всем, кто трудился ради спасения твоего сына!.. А этого доходягу — расковать!..

Отдав распоряжения, хмурый гном развернулся и стал проталкиваться сквозь радостно загомонившую толпу. Густые брови и слабый свет фонарей надежно прятали злые искры обиды в глазах Мясника Фьерранлонда. Крепкий телом и духом старик никому не прощал обид. Тем более публично нанесенных… Зря глава клана в открытую посмеялся над ним, ой, зря… И Салки скрипнул зубами, услышав, как за спиной звонко запел молоток, сбивая кандалы с бывшего раба…

Холодный ветер нес крупные мохнатые снежинки, играя тонкими струйками дыма над остроконечными черепичными крышами. Растеряв большую часть буйной силы на побережье, ветер уже не ревел рассерженным зверем над улицами заснеженного Трэссивалда, а лишь хлопал плохо закрепленными ставнями да пытался забраться в любой дом через малейшую щель, чтобы лизнуть холодным языком нерадивого хозяина.

Над путаницей узких улиц белым столбом застыл замок Гудомиллов, владык Фьорстассэна. Не зря хозяева кичливо назвали свой хегтигдем Первыми землями. Именно на его берега ступили первые поселенцы, переплывшие бурное море Бродяг. Благодаря щедрым дарам Алерандеваттен не поглотил в своей пучине многочисленные корабли, даровав измотанным долгим путешествием мореплавателям спокойную погоду, вынеся пологими волнами узконосые корабли на пропеченный солнцем песок. Больше семи сотен лет тому назад люди заселили местные долины. Больше семи сотен лет все новые и новые семьи перебирались на щедрые земли Каэлмаркена. Но даже сквозь мрак веков потомки Гудомиллов помнят, чьи знамена первыми развернули свои полотнища над неизведанными просторами. Стяги клана Гудомиллов и проклятых богами Ресанренов.

Древняя, как местные земли, вражда все годы кровавой чертой разделяла два могучих семейства. Междоусобные стычки, переходящие в кровавые сражения, терзали оба крошечных королевства. Пока хитрый Иннад, отец нынешнего короля, не придумал способ повергнуть врагов. Вместо очередного похода на восток на укрепленные крепости он повернул свои силы на юг и запад, подчиняя и объединяя под своей рукой другие города и свободные народы. Через тридцать лет сияющий флаг Иннада Сэммера взвился над всеми городами от Бесет-де-Ринга на севере до Брэндабергена на юге. Не имея возможности силой бороться с безмерно укрепившимся врагом, клан Гудомиллов вынужден был признать старшинство противника и вложил мечи в ножны. Вложил, чтобы ждать возможности вернуть себе украденную королевскую власть. Ждать и готовиться к возвращению на трон. На дарованное богами место первого и единственного вождя Каэлмаркена.

Замерший на краешке стула мужчина покосился на жарко пылающий очаг и перевел взгляд с кровавых отблесков огня на хозяйку. Плотный мужчина сорока лет прекрасно помнил, кто сохранил ему жизнь много лет тому назад. Преданный слуга главы клана Гудомиллов ждал, когда мать Мэра закончит читать мятое письмо и отдаст новый приказ своему верному псу.

Стройная невысокая женщина откинулась на спинку высокого кресла и небрежно бросила грязный листок в камин. Задумчиво разглядывая, как огонь жадно набросился на угощение, хозяйка Фьорстассэна тонкими пальцами теребила выбившуюся светло-русую густую прядь. Убедившись, что от письма остались лишь хлопья сажи, женщина поправила прическу и посмотрела на застывшего рядом слугу.

— Сэвинделлер. — Мать Мэра сплела тонкие пальцы в замок и чуть склонила голову набок. Эту привычку давно подметили враги и ехидно называли опасную противницу Вороной, что мало волновало женщину со стальной волей и холодным разумом гениального полководца. — Мой верный Сэвинделлер… Я вынуждена была прервать твою уединенную жизнь рядом с любимой семьей и позвала ради сложного и важного задания.

Крепыш позволил себе слабую улыбку:

— Госпожа, вы всегда можете рассчитывать на мою помощь в любом деле. Ради вас я готов оставить любые домашние заботы.

Глава клана Гудомиллов тонко улыбнулась, дав понять, что оценила шутку бывшего грабителя. Уже больше двадцати лет, как Сэвинделлер преданно служит ей лично, выполняя любые грязные дела, не болтая попусту и не сетуя на трудности. В пору лихой молодости личный помощник матери Мэры успел пролить немало крови на городских улицах, за что его после поимки сначала избили до полусмерти рассерженные фермеры, а потом попытались вздернуть на ближайшем дереве. Десяток наемников, патрулировавший пригороды, приволок полуживого мужчину в замок, где ему предложили выбирать между смертью в петле и верной службой хозяйке. Сэвинделлер выбрал жизнь, наполненную приключениями, о чем ничуть не пожалел.

За эти годы он успел побывать во всех уголках Фарэстаттен, помогая своей госпоже плести паутину заговоров, тайно уничтожая неугодных и щедро делясь золотом с верными сторонниками. Мать Мэра по возможности прикрывала глаза, если молчаливый слуга «забывал» вернуть по возвращении пару-тройку златов из опустевших кошелей. Мало того, хозяйка даже пообещала, что, когда ее любимец станет слишком стар, чтобы пользоваться смертоносной удавкой, она подарит ему трактир на побережье, где в кругу семьи он сможет спокойно дожить отмеренное богами. Сэвинделлер предпочитал верить сказанному, тем более что ему позволили жениться и вызывали из крошечного поместья только в исключительно важных случаях, когда женщина с ледяным сердцем не могла доверить детали нового заговора даже родственникам. Тогда верный пес получал приказ и неслышной тенью появлялся в одном из залов замка. Там он ждал свою госпожу, чей тихий голос направлял его в новое странствие, во благо клана, во благо будущего истинного короля.

— Я еще раз проверила, кто из лордов поддержит нынешнего узурпатора и кто может встать на нашу сторону. К сожалению, хитрая болотная крыса Рэдда Каменный до сих пор не дал понять, на чьей он стороне. Худой паук сидит в своем отстроенном каменном гнезде посреди песка и нищих деревень, но не говорит ни да ни нет на мои предложения.

— Вы считаете, что он настолько важен для нас? — посмел задать вопрос Сэвинделлер.

Знание личного отношения хозяйки к будущей цели лучше позволяло выполнить ее невысказанные пожелания.

— Да. Сторагел окружен высокими стенами, и хозяин в любой момент может перекрыть дороги на юг и запад. Владыка водных крыс умудрился выжать из голодных оборванцев на своих землях все соки, но выстроил надежную крепость и теперь заставляет всех проплывающих мимо купцов платить твердую дань. Местные рыбаки за каждого чужого контрабандиста получают неплохую премию, а в припортовых тавернах собираются наемники со всего королевства. И, в отличие от чистюль из Химмелсталда, лорд Рэдда не гнушается пользоваться услугами отребья, решая свои проблемы. Он с каждым днем становится сильнее, и я предпочитаю иметь его или в союзниках, или среди тех, кто хотя бы не ударит мне в спину.

— Что я должен сделать?

— Через посредника прислали намек, что Рэдда готов принять мою помощь в разрешении одного скользкого вопроса. Я отправлю тебя в это паучье логово. Постарайся понять, что именно беспокоит хозяина болот и лягушек. И если у тебя получится оказать ему требуемую услугу, я заставлю изворотливый засушенный скелет встать под наши знамена.

— Я понял, госпожа. — Темно-коричневые глаза спокойно смотрели на мать Мэру. — Что-то такое, о чем господа лорды предпочитают не говорить в кругу семьи.

— Да. Скорее всего, что-то кровавое и неприятное. Вспоротое брюхо и вывалившиеся кишки не радуют наших лордов-белоручек. Но мир жесток, и править в нем приходится железной рукой. Другим здесь не место.

Женщина указала на маленький столик, на котором лежала тяжелая сумка:

— Это тебе на расходы. Думаю, раз сам сосед не смог решить эту проблему, задача потребует от тебя немалого старания. Я не поскупилась на золото. Но я хочу получить результат. Когда вернешься с победой, на сэкономленное можешь купить подарки семье. Но…

— Я помню, госпожа, — Сэвинделлер склонился в поклоне, — и выполню ваш приказ. Узнаю, что нужно хозяину Сторагела, выполню его просьбу и помогу вам обрести еще одного сторонника.

Подхватив сумку, убийца скрылся в лабиринте коридоров замка. Поправив непослушную прядь, мать Мэра стала размышлять о следующей проблеме. Хрупкая женщина считала, что до завершения дела ее жизни осталось совсем немного. Скоро желанный трон обретет нового хозяина. Еще немного, и любимый сын Слутсамма станет королем Фьорстассэна. Скоро…

Легкий рассвет тронул слабыми лучами глубокий снег, который спрятал под собой низину рядом с высокими стенами. Посмотрев, как солнце играет тысячами искр на белоснежном покрове, Бэвер Форфаден повернулся к сыну, с трудом вставшему с кровати.

— Лекарь не советовал тебе пока ходить.

— Я хочу проводить его, отец.

— Это так важно для тебя? — удивился старик.

— Да. Несмотря на то как мы поступили с ним, этот человек спас мне жизнь. Я привык платить добром за добро.

Седовласый гном задумчиво посмотрел на наследника, чуть покачал головой и вздохнул:

— Ты слишком добр, Трэндефулт, слишком… Боюсь, тебе будет очень тяжело, когда придет время возглавить клан. Ты излишне доверчив и веришь данному слову там, где лучше полагаться на сталь и преданную дружину… Хорошо, я позову парня сюда, чтобы тебе не пришлось лишний раз бередить больной бок, спускаясь по лестнице.

— И чтобы лишние глаза не видели, как мы отпускаем бывшего раба, — усмехнулся молодой широкоплечий гном, осторожно присаживаясь на лавку рядом с окном, затянутым морозным узором. Поймав удивленный взгляд отца, Трэндефулт прижал руку к ноющему боку и выдохнул: — Я учусь. Надеюсь, успею поумнеть до того, как ты соберешься на покой.

Хмыкнув, старик распахнул дверь и вышел в коридор, оставив сына греться в набирающих силу солнечных лучах.

Замерев посреди комнаты, Хейдер теребил вспотевшими руками кожаный пояс, надежно прихвативший ножны с широким коротким клинком и тонкий кошель с пятеркой пенгаров.

Молодой человек с замиранием сердца ждал, что скажет ему глава клана Форфаденов, переводя взгляд с хмурого гнома на его сына и назад. Наконец Бэвер прервал звенящую тишину:

— Я не могу оставить тебя здесь, в моем доме. Не было еще случая, чтобы клейменый раб получал свободу и жил среди нас. Не было и не будет… Но я обязан тебе жизнью моего сына, поэтому поступлю следующим образом… Наши сторожа слишком много и долго гуляли на празднике. И недосмотрели, как безродный бродяга забрался на конюшню и увел оттуда коня. Он нагрузил этого отличного выносливого коня двумя переметными сумами, полными припасов, и тихо уехал прочь от наших земель… Думаю, это хорошее завершение истории про бывшего кандальника, отданного нам за долги лордом Дейста… Твой отец решил подшутить надо мной, обрекая нелюбимого сына на смерть. А я верну шутку назад, подарив тебе свободу и возможность снова дышать свежим воздухом и смотреть, как солнце каждое утро возрождается из безбрежных вод Алерандеваттена.

Замолчав, старик внимательно смотрел, как медленно расслабляется застывший перед ним молодой мужчина. Хейдер перевел дух и тихо прошептал:

— Спасибо, господин Бэвер. Я никогда не забуду, что вы сделали для меня.

Мальчишка, молодой и глупый мальчишка, вздохнул про себя глава клана. Потом скосил глаза на сына и нахмурился. Может, старый гном стал слишком сентиментален, разглядев в чужаке черты любимого сына? Может, стоит все же отдать приказ и пара верных помощников ссадит стрелой «беглеца» чуть дальше в предгорьях?

Хейдер поклонился и повеселевшим голосом сказал, улыбаясь от переполняющих его чувств:

— Клянусь, скоро вы еще услышите обо мне. Я стану вашим соседом, вернув обещанную мне крепость Лэгпассу и земли вокруг нее. Я соберу новую армию и докажу отцу, что достоин править моим хегтигдемом!

— Да-а, — удивленно протянул гном, отгоняя образ мертвеца со стрелами в спине. — Наглости тебе не занимать… Хотя Гудары любят смелых. Может, ты сможешь сторговаться и с богами Слаттера. Ступай, бастард, и постарайся выжить назло всем…

С трудом поднявшийся со скамьи Трэндефулт протянул мужчине крепкую ладонь и улыбнулся:

— Удачи, вольный человек. Ты напомнил мне, что горы не любят зазнаек и требуют к себе уважения каждый миг. А я лишь хочу пожелать тебе столь же внимательно смотреть по сторонам в своих странствиях. Слушай людей, лови их взгляды и шепот за спиной. Пусть твоя осторожность спасет тебе жизнь, как ты спас мою. Удачи тебе…

Похожий на коротколапого медведя гном в сияющей чешуей кольчуге медленно отворил ворота и прищурился на яркое солнце, которое упорно карабкалось в зенит. Прислонившись к дубовой створке, бородач спрятал улыбку между мохнатых усов и стал сосредоточенно набивать трубку, добывая душистый табак из вышитого бисером кисета. Пропустив мимо одинокого всадника, гном покосился на мужчину, отвесившего вежливый поклон, и окутался клубами дыма. Проводив взглядом чужака, медленно спускающегося по дороге в сторону леса, дремлющего под снежными шапками, страж хмыкнул себе под нос и вернулся во двор. Бесшумно затворились широкие створки, и Фьерр-гренс погрузился в дремоту, нежась в лучах на редкость теплого для зимы солнца.

Рядом с узким окном, закрытым цветными слюдяными пластинами, застыл высокий худой мужчина. Прислушавшись к всхлипам ветра на улице, хозяин Сторагела побарабанил кривыми пальцами по покрытым инеем пластинкам и повернулся к гостю.

— Не ожидал, что моя старая знакомая так быстро откликнется на крошечную просьбу.

Седой, коротко стриженный убийца молчал, внимательно разглядывая владыку Индерфлератты. Дорога через метель и заносы далась нелегко, но скорость, с какой верный слуга матери Мэры примчался на зов, явно произвела впечатление на сумрачного хозяина каменного города на болотах.

Не дождавшись ответа, лорд Рэдда отошел от окна, прислонился спиной к выложенному белоснежной плиткой боку горячей печи и начал тихо говорить, наблюдая через прикрытые глаза за гостем:

— Среди верных сынов короля, опоры и надежды трона, есть одна заблудшая овца, кусающая кормящую руку. Эта продажная собака принимает щедрые подношения от расплодившихся без меры родственников, закрывая глаза на беззакония, чинимые на их землях. Дело дошло до того, что уже не король и даже не лорд вершат так называемое правосудие. Уже сами хозяева богатых наделов притесняют бедных крестьян, смеют пороть когда-то свободных жителей государства. Я даже слышал, что часть разорившихся босяков заковали в кандалы и отправили на рудники. А пару возвысивших голос вздернули на ближайшей осине.

— Вершить суд — право лишь лорда, верного проводника воли его величества, — подал голос Сторагел.

— Совершенно верно. Но любимчики моего соседа, этого бочонка пива Лэксефа, творят беззакония, смеясь над правом каждого жителя нашего благословенного королевства на защиту и справедливый суд. Поговаривают, что среди крестьян зреет бунт, уже не один и не два готовы взяться за оружие и вспомнить, какой стороной вилы втыкаются в чужое брюхо.

— Бунтовщиков легко перебьют солдаты лорда, — все так же тихо и невозмутимо подал реплику убийца.

Рэдда Каменный усмехнулся, грея спину у раскаленной печи:

— Да. Голодранцев легко разгонит конная полусотня одуревших от безделья солдат. Но если с бунтовщиками будет несколько десятков наемников, знающих, с какой стороны взяться за меч… И если эти смелые люди пройдут карающей дланью по всем южным границам Спрэкедетты, то королю придется вмешаться. Светлые одежды нашего любимого соседа будут изрядно испачканы, корона наведет порядок, церковь, как обычно, расскажет про смирение и любовь к ближнему. Если на то будет воля Гудернара, я даже успею поучаствовать в примирении, послав на помощь королю отряд дружинников.

Сторагел задумался на несколько таппов, потом внимательно посмотрел на хозяина:

— Знает ли уважаемый господин, какие именно семьи чинят беззакония? И где именно я смогу найти свободолюбивых граждан с вилами в руках?

— Тот человек, что провел тебя ко мне, будет ждать сегодня вечером в таверне «Пять русалок», на краю старых пирсов. Он расскажет, где найти обездоленных крестьян, готовых взбунтоваться. И какие именно богатые семьи столь отличились в притеснении ближних. Думаю, им стоило думать раньше, когда они громили лавки моих купцов на весенней ярмарке в Вэрделэде.

— Весенняя ярмарка? Это было почти год тому назад, — удивился убийца.

Лорд Рэдда отлепился от стены и сел в кресло рядом с гостем. Неподвижно застывшие глаза в глубоких впавших глазницах тяжело уставились на замершего Сторагела. Наемник неожиданно понял, что кажущийся изможденным и нескладным хозяин в действительности очень силен и опасен, искусно скрывая свою истинную суть за сутулостью и медленными движениями.

— Хоть год, хоть два. Я не люблю, когда моих людей обижают… Ты узнаешь фамилии и адреса. Я не буду возражать, если ты наберешь из местных отбросов отряд головорезов. Единственное, я не хочу, чтобы мое имя каким-либо образом связали с тем, что будет происходить на землях любимого соседа. Это твоя личная инициатива. И твоя личная ответственность. К сожалению, казна моего хегтигдема пуста, и городская стража не успевает наводить порядок и гонять лихих людей, заполонивших пригороды.

— Разумеется, ваша милость. — Гость спрятал взгляд, стараясь ничем не выдать охвативший его страх. — Крестьяне постоянно бунтуют, обиженные поборами и непосильными налогами. И никто не мешает крестьянам нанять лихих людей, чтобы те помогли несчастным отбиться от латников лорда. Такое столкновение прогремит на всю округу, его не получится замолчать. Когда станет известно, что один из верных сынов его величества не чтит законы, королю придется вмешаться и уделить больше внимания своим подданным.

— Может быть, — откинулся в кресле хозяин замка. Отблески огня заплясали кровавыми пятнами на темно-коричневых коротких волосах, изрезанных глубокими залысинами. — Но я не собираюсь вмешиваться в королевские дела, это не мои проблемы. Зато я буду рад оказать ответную услугу твоей госпоже, если ты сумеешь выполнить мою просьбу. Услуга за услугу…

Громко стукнула об исцарапанную столешницу бездонная кружка, и пьяный голос прорезал дымный спертый воздух:

— Красавица, пива сюда еще, благословенного богами пива!

Худой сутулый молодой мужчина покосился на пьяного тиорена[20] и чуть сдвинул тарелку с остатками каши, отгородившись от мутного пахучего ручья, нащупывающего себе дорогу к краю стола. И вздумалось же Кэрлэкссефу так неудачно подшутить сегодня вечером! Поманил легкими одеждами проказницы-удачи, позвенел перед носом будущим золотом, а потом превратил сияющий замок в припортовую забегаловку, забитую задубевшими на ветру солдатами.

Обезопасив одежду от пивного водопада, Хиарлосса Дейста покрутил в руках остатки куриной лапы и с сожалением отправил огрызок к недоеденной каше. Как бы хорошо ни готовили в трактире с многообещающей вывеской «Дары Феты», пропавший после обеда аппетит не желал возвращаться.

Еще утром младший из хозяев Ланграссена успел отметиться в королевской приемной. Продемонстрировал образцы присланной отцом пушнины, позвенел монетами перед бумажными крысами и выслушал последние сплетни. Даже успел переброситься парой слов с пробегавшей мимо Иннэте, любимой дочерью Кайлока Могучего. Проследив за разгрузкой обоза, спрятал в суму бумаги с отметками хитроглазых писарей и пошел перекусить. После обеда Хиарлосса отправился по другому адресу, решать уже личные проблемы. И тут верховные любители поиграть человеческими судьбами начали метать переточенные кости. Позволяли молодому хитрецу сделать свой ход, после чего с легкостью сгребали с доски ставку, выбрасывая сплошные дубли. Что бы ни пытался сделать начинающий комбинатор с западного заснеженного хегтигдема, судьба-злодейка лишь посмеивалась над его жалкими потугами.

Попытка пообщаться и познакомиться с монахами из Храмового ордена разбилась о ледяное равнодушие одетых в серые рясы послушников. Крепких телом и духом мужчин больше интересовали упражнения с мечом и щитом, чем осторожные вопросы неизвестного, путающегося под ногами. Лишь зря потратив время, Хиарлосса перебрался поближе к храму Воуртэна и Фэты. Рядом с украшенным зеленой плиткой зданием толпилась куча крошечных лачуг, собравших под своими крышами многочисленных чиновников церкви Слаттера. Казалось, что в этом муравейнике получится блеснуть красноречием и договориться пропустить кружку-другую с полезным человеком. Но круглорожие писари и счетоводы в грубых сутанах сгребали подношения как должное и лишь пренебрежительно усмехались в лицо гостю. Что им дружба с сыном заштатного лорда, когда их чернильными руками творится история церкви, а к старшим братьям само королевское семейство выстраивается в очередь за благословением.

Убив на бесполезные шатания весь день, уставший и продрогший мужчина заглянул в ближайшую забегаловку рядом с центральной площадью, ярко манящую освещенными окнами. Закончив ужин, Хиарлосса скривил тонкие губы и пробурчал себе под нос:

— Как же, рады они видеть «уважаемого господина», крысы церковные! Деньги берут, будто одолжение делают, а сами сидят на скамьях из эсстедского дуба, веревки поменяли на кожаные пояса поголовно, и сутаны у половины с теплым подбоем… На мое двадцатилетие такого еще не было. Всего шесть лет прошло, а как церковники разжирели! Даже у нас в следующем году третью церковь по хегтигдему хотят заложить. Здесь же, в Денгулленвалде, от них скоро будет не протолкнуться… С каждым днем у них все больше денег и власти, влияния на короля и крестьян, захапали все единолично и не хотят делиться!.. Чтоб их Лигг пожрал, как же туда прибиться? Чтобы в монастыре за молитвами не сдохнуть и дубиной в Храмовом ордене не махать во благо очередного «серого листореза»![21] Мне бы себе во благо дорожку туда протропить, от полноводной денежной реки ручеек прокопать… Эх…

Тяжелый вздох выдал тайную мечту умного и беспринципного сына лорда Дейста. До момента, когда спятивший бастард украл у отца деньги и сбежал покупать армию наемников, сутулый молодой мужчина жил в ленивой полудреме. Родные земли наследовал Болард, за здоровье которого можно было не беспокоиться: старший братец легко мог ударом кулака свалить быка, а вышедшей навстречу медведь лишился бы шкуры еще живым. Сам благородный папочка не забывал на старости лет заглянуть под ближайшую юбку и больше жаловался на навалившиеся хворобы, чем действительно болел и готовился навестить предков. За этой злобной и упрямой парочкой можно было дожить до старости в качестве мальчика на побегушках, так и не попробовав вкус реальной власти.

Но когда бастарда, посмевшего заявить о своих правах, отправили подыхать в каменоломни, Хиарлосса открыл широко глаза и внимательно посмотрел на устоявшиеся годами правила свежим взглядом. Потрогав скошенный набок нос, перебитый в детстве все тем же безродным ублюдком, младший наследник Ланграссена серьезно задумался. Его главный враг исчез под землей, чтобы никогда больше не беспокоить своим присутствием ожесточившихся сердцами родственников. Старшие члены семьи нашли свое место в жизни и уверенно двигались дорогой, предопределенной кровью: править личным наделом так, как это положено лордам и владыкам унаследованных земель. Но чем заниматься хитрому и умному молодому человеку из благородной семьи, чтобы не перейти дорогу любимому отцу и любимому старшему брату, чтобы им жилось также долго и счастливо?

Лорд Дейста не сильно баловал сыновей и выделял на развлечения намного меньше, чем хотелось Хиарлоссе. Если запускать тайно руку в казну или участвовать в сборах податей, забывая отдавать часть скагтов,[22] — это идти верной дорогой следом за бастардом. В истории благородного семейства уже был прецедент, когда проворовавшегося сынишку вздернули перед клановым замком вместе со всеми домочадцами. Никто не смеет обирать родственников. Никто и никогда. Если уж совсем не хватает денег, то бери в руки оружие и иди щипать соседей. По крайней мере, так поступали благородные господа до объединения разномастной вольницы под жесткой рукой деда нынешнего короля.

Не найдя дома возможности пополнить личный худой кошелек, Хиарлосса не поленился и потратил пару месяцев на поездки по родным землям, заглянув во все крупные городки от горных кряжей Фьерранлонда до болот рядом с Дистерскими холмами. Вернувшись в замок, передал удивленному отцу груду писем и прошений от асталдов[23] и пару дней тянул в одиночестве вино, забросив любимые шатания по округе, с вечными придирками к попавшейся на глаза челяди. Умный, не обремененный предрассудками мужчина увидел то, о чем пока еще даже не говорили вслух, о чем даже не думали самые хитрые и мудрые в богатом королевстве. Хиарлосса увидел, кто может дать ему деньги и власть, не перебегая при этом дорогу ни королю с его престолонаследными интригами, ни родственникам, мертвой хваткой вцепившимся в лесные наделы.

Церковь Слаттера. Сотни церквей и храмов, опутавших все королевство. Люди в серых рясах, вездесущими тараканами пробравшиеся в любое крохотное поселение, чтобы напоминать жителям о силе и коварстве богов, о любви к ближнему истинных защитников веры, о возможности выкупить за звонкую монету благорасположение высших сил. И если двести или даже сто лет тому назад основу церкви составляли истинные подвижники, помогающие каждому нищему, то сейчас огромная организация превратилась в отлично отлаженный механизм по зарабатыванию звонкого золота. И делала это эффективно и без лишней шумихи.

Спросите любого прохожего: чем занимаются монахи, подобно трудолюбивым муравьям облепившие городское церковное подворье? Посмотрит удивленно человек на глупца, спрашивающего об очевидном, покрутит пальцем у виска и ответит: «Заботятся монахи о хлебе насущном, днем собирают просьбы крестьян и горожан, вечером читают молитвы на наше благо». Ответит прохожий, усмехнется и пойдет себе дальше. Проходя мимо правды, присыпанной ворохом пустопорожних слов. Потому что уже какой год церковь Слаттера не только читает молитвы, не только служит интересам широко расселившихся подданных Кайлока Мудрого. Какой год подряд обладатели серых ряс медленно, но верно влезают в отношения между людьми и богами. Встраивают себя в устоявшиеся годами привычки, обряды и обычаи, превращаясь в единственно верного посредника между человеком и удачей, распределяемой на небесах.

Раньше любой мог сходить на капище, пролить жертвенную кровь и помолить богов об удаче. Раньше любой мог открыть сердце холодным звездам в вышине, мечтая о поддержке богов. И винил только себя, если вместо помощи получал равнодушие небес или злой удар судьбы. Раньше, но не сейчас. В наши дни только глупец пойдет холодным вечером в лес или на окраину села, будет искать, где стоят сгнившие от старости деревянные истуканы, забывшие вкус крови. Зачем?.. Зачем сбивать ноги, мерзнуть под дождем и вызывать насмешки соседей? Достаточно заглянуть днем в храм, шепнуть пару-другую слов для очищения кармы и вложить монетку в подставленную ладонь. А если хорошенько поторговаться, то за горшок меда или кусок копченого сала с лесным чесноком можно не только рассчитывать на молитву во здравие близких, но и получить защиту от темных духов или амулет от сглаза. И быть уверенным, что отлично обученные монахи смогут достучаться до нужного бога с твоей просьбой, разжалобить его сердце сладкими голосами и напомнить о человеке, восхваляющем их мудрость и силу.

Везде, где побывал Хиарлосса, его острый взгляд замечал главное: богатство храмов, крепкие церковные подворья и привычку жителей ловить удачу за хвост при помощи улыбающихся монахов, торгующих счастьем за умеренную цену. И не факт, что их старания всегда приводят к успеху. Но стоит тебе оступиться, как со всех сторон ты слышишь хор голосов: «А тебя предупреждали, не скупись на молитву, не жалей денег на обереги и покровительство родной церкви, тебе говорили!» И еще вчера настоятель был готов просто по доброте душевной замолвить за тебя слово перед небесами. А сегодня он уже просит выйти в стенгетты[24] и помочь послушникам поправить забор, или перекрыть крышу сарая, или собрать щедрый урожай с церковных грядок. Во благо церкви и на благо своей семье, которую прославят на вечерней службе и одарят приторно-сладкой выпечкой, освященной самой Фэтой.

И так было в каждом городке, в каждой деревне среди полей и лесов Ланграссена. И как понимал Хиарлосса, это же происходило в остальных хегтигдемах, по всему королевству. В любом храме, церкви и крошечной церквушке меняли удачу и заступничество богов на минты и пенгары. Которые превращались в эделлы и златы, собирались в крошечные ручейки, ручьи, полноводные реки и текли в тайные подвалы церкви Слаттера рядом с напыщенными замками лордов, а затем и в сам Денгулленвалд, поближе к королевской семье, которая не получала от собранного золота ни гроша…

Именно на это золото нацелился младший из владык Ланграссена. На золото и власть, дарованную богами их верным служителям. Власть, с лихвой перекрывающую глупые игры в крошечного повелителя мира, способного лишь приказать выпороть конюха, не успевшего убрать за любимой кобылой. Истинную власть, обладателю которой не надо даже выпячивать свое могущество напоказ, а тихо и незаметно править всем миром.

Отставив опустевшую кружку, Хиарлосса прогнал с лица кривую ухмылку и перехватил покрепче тесьмой длинный хвост серых секущихся волос. После перенесенной в детстве «лихоманки» черный с отливом цвет так и не вернулся, оставив после себя лишь мутно-пепельные оттенки. И неизвестно, что теперь больше отпугивает веселых девушек от сильного и ловкого мужчины: его неприятный внешний вид или холод в сердце и безмерный эгоизм, проявляющийся с первых минут беседы. Обладатель ледяных темно-серых глаз привык покупать любовь и ласки за звонкую монету, не веря в истинную дружбу и смеясь над горячими чувствами. Похоже, это ощущали женщины любого возраста, подсознательно сторонясь богато одетого незнакомца. Но ему было плевать на других. Как считал Хиарлосса, за золото он сможет купить всех и все. Осталось лишь найти это самое золото, не растеряв по пути к достатку здоровье и лучшие годы жизни. Чтобы стать своим и вознестись к высотам церковной иерархии, надо было иметь за душой что-то большее, чем жалкие гроши в пустой кубышке и фамилию одного из лордов королевства. Тайным повелителям душ требовалось больше, и молодых карьеристов с улицы не брали. Следовало придумать что-то другое…

Рука достала из кошеля оплату за ужин, потянулась к столешнице и замерла на полдороге. В гомоне и шуме трактира мужчина услышал грубое окончание фразы, потонувшей в хохоте. Не разобрав шутку, над которой смеялись в углу, Хиарлосса зато узнал его обладателя. Узнал и удивился: он никак не ожидал встретить этого человека здесь, среди пьяных городских стражников, королевских дружинников и простых мастеровых со всей округи. Убрав деньги назад, молодой человек решительно встал и направился к шумной компании. Похоже, Кэрлэкссеф с любимой супругой Скойокой вдоволь посмеялись над упрямцем. Убедившись в его целеустремленности, они сделали щедрый подарок, дав последний шанс закончить хорошо день, который так удачно начинался.

— А потом я понял, что пришло время покаяться! Еще минута-другая, и любимый папаша приказал бы меня загнать на хлеб и воду до конца месяца! — закончил рассказ глава собутыльников, оккупировавших безразмерный стол под лестницей на второй этаж.

Отсмеявшись своей шутке, рыжеволосый крепыш почесал свесившееся над ремнем брюхо и настороженно посмотрел на гостя, застывшего за спинами солдат.

— Да хранит Фэта своих почитателей! — улыбнулся Хиарлосса и жестом подозвал служанку. — Я все не мог поверить своим ушам. Чтобы здесь, вне замковых стен, встретить человека, ссадившего меня метлой с коня!

— Когда это? — Рябые глаза внимательно разглядывали незнакомца.

Халефген Ресанрен, один из сыновей короля, никак не мог вспомнить чужака. Учитывая количество просителей, пытающихся достучаться до верховного правителя, минуя череду чиновников, было неудивительно, что здоровяк не испытывал радости при виде новых лиц.

— На день рождения твоего брата, Гудернара-воителя. Я тогда впервые перебрал пива на радостях и подбил тебя устроить рыцарский поединок. Сначала ты показал мне, что пьяному лучше не садиться в седло, а потом отходил черенком от метлы, разбив мечты сравниться во славе с мечниками Химмелсталда. Я Хиарлосса Дейста, верный вассал с западных границ.

Поправив бороду, похожую на взъерошенную рыжую метелку, Халефген тяжело поднялся и протянул руку гостю. Сын лорда — это не проныра-купец или жулик из городской голытьбы. Сын лорда — это воспитание, родственная кровь и самомнение, лишь самую малость уступающее напыщенности хозяев трона. Можно сказать, на огонек заглянул близкий знакомый, которому, чего греха таить, в прошлый раз в самом деле неплохо досталось на утоптанном ратном поле. Игры молодых не всегда бывают добрыми…

Ответив на рукопожатие, Хиарлосса окинул взглядом притихшую компанию и побренчал деньгами в кошеле:

— Купить место виночерпия в замке у меня денег не хватит, но по кружке хорошего пива каждому я вполне смогу подарить… Или лучше грог? Горячий грог в такую погоду лучше всего, как мне кажется!

Компания радостно заревела, приветствуя неожиданно щедрый дар незнакомца… Хотя какой же это незнакомец, если сам известный кутила и мот Халефген с радостью усадил молодого мужчину рядом с собой, подвинув прилично поднабравшегося собутыльника из городской стражи. И что с того, что парень с пепельными волосами оказался сыном благородного лорда? Это он у себя в замке может кичиться цветами родового герба, а здесь и сейчас пьет наравне со всеми, посмеивается над шутками в свой адрес и, не скупясь, возвращает соленые слова, более привычные для припортовых проституток. Свой человек, щедрый человек, уже любимый друг и старый знакомый.

— Эй, красавица, грогу нам еще, грогу! Во славу Фэты, чтоб ее Воуртэн любил и миловал, как и мы!..

Скрипнула широкая дверь, и огонек свечи заплясал на сквозняке. Бросив короткий взгляд на замершую в дверном проеме женщину, бритый налысо мужчина продолжил быстро писать, макая остроклювое перо в крошечную переносную чернильницу. Услышав сердитое покашливание, Нидс Ресанрен недовольно скривился, но все же закончил начатую фразу и повернулся к сестре:

— Что-то стряслось, что ты решила побеспокоить меня ближе к долле?[25]

Женщина сложила руки на груди и нахмурила брови, всем своим видом демонстрируя неодобрение. Обычно подвижная, как колобок, старшая дочь короля Иннэте шутила и балагурила без передышки. Улыбка покидала ее лицо реже, чем холодные осенние шторма добираются до семейного замка. Но сейчас она хмурила брови и сердилась на любимца отца, на Нидса, опору трона, будущего венценосного владыку Фарэстаттен. Рано заменив собой умершую мать, Иннэте искренне считала себя душой большого семейства и зачастую позволяла себе то, что не прощали никому. Например, критиковать отца и братьев в любое время дня и ночи.

— Халефген вернулся домой еле живой. Его приволок сын Дейсты… Не могу никак вспомнить его имя…

— Да, ты можешь себе это позволить, — не удержался от колкости будущий король. — Это лишь нам с отцом приходится помнить наизусть имена всех лордов, их многочисленных родственников и бастардов.

— Я не о том! — Женщина всерьез рассердилась, решительно прошла к столу и уселась в кресло с высокой спинкой, которое обычно занимал только отец. — Ты опять отмахиваешься от меня, как от назойливого комара. А я говорю совершенно серьезно! Как только вы с отцом начинаете копаться в бумагах, Халефген удирает в город к своим приятелям из гвардии и уходит в запой. Чудо еще, что сегодня он пировал с наследником Дейсты, а не с привычными оборванцами из городской стражи!

— Ты знаешь брата, — примирительно выставил перед собой руки Нидс. Уставший от ежедневного решения государственных проблем, мужчина предпочитал не обострять отношений с близкими родственниками, поэтому решил сейчас уделить пару минут сестре, чем потом гасить вспыхнувший скандал. — Он любит отдохнуть в компании знакомых, с кем занимался фехтованием в молодости и гонял на лошадях за оленями в лесах. По мне, с гвардейцами он будет целее, чем хлебнув вина на званом ужине у Гудомиллов.

— И это все, что ты хочешь мне сказать? — Иннэте притворно удивилась, вновь воинственно сложив руки на груди. — А обещание отправить нашего любимца в гости к восточным соседям? Или вы с отцом решили отказаться от планов подобрать для него приличную партию? Породниться с матерью Мэрой и притушить огонь вражды, что до сих пор тлеет в ее сердце? Да и остепенившись, мой брат меньше времени будет проводить за бутылкой и больше станет уделять семье.

— Может быть, — пробормотал мужчина с некоторым сомнением в голосе.

Потянувшись, он выбрался из глубокого кресла и направился к столу, заставленному кувшинами. Свое истинное мнение о беспутном брате Нидс предпочел не озвучивать. Сестру всегда расстраивало, когда родственники ссорились между собой. Она совершенно серьезно считала, что разные по духу люди, объединенные кровью, должны ладить друг с другом и делать своим уступки там, где чужаки обычно хватаются за меч.

— Ты так и не ответил. — Женщина с копной рыжих волос не отводила взгляда.

Если ей было надо, она могла переупрямить кого угодно и добиться ответа на любые заданные вопросы.

— Спроси у отца. — Брат сделал еще одну попытку избежать неприятной темы.

— Я бы с радостью, но он не ночует сегодня у себя. Из замка он не выезжал, и я так и не смогла найти, в какую нору он в этот раз забился.

— Да, тяжелые времена настали. Его величеству приходится забиваться в норы, — усмехнулся будущий король, звеня посудой. — Тебе грога или любимого вишневого вина?

— От вина на ночь у меня изжога, а от грога пучит. Давно бы уже запомнил, — ехидно усмехнулась ночная гостья и вновь нахмурила брови. — Итак?

Вернувшись на свое место, Нидс погладил блестящий череп и вздохнул. На работе можно будет поставить крест, если не дать четкий ответ на поставленный вопрос. Но не стоит забывать, что каждое его слово имеет силу закона. Его устами говорит королевская воля. И неважно, что пока отец не надел ему на голову корону. Именно ему, второму сыну, нести это бремя. Старшему предстоит управлять Храмовым орденом и руководить боевой мощью церкви Слаттера. А Нидсу править королевством, опираясь на помощь семьи и активно выстраиваемый чиновничий аппарат.

— Мы разговаривали с отцом на эту тему. К сожалению, ты сама прекрасно знаешь, что наш милый брат мечтает отдыхать, держась как можно дальше от любой ответственности. От обязательств перед семьей, перед верностью будущей жене, перед короной и родственниками, как старыми, так и новыми.

— Может быть, он немного и ветренен, но он наш брат! — встрепенулась Иннэте, готовая грудью встать на защиту любого члена семьи. — И я считаю, что вы слишком рано махнули на него рукой. У Гудомиллов не забалуешь, и, если мы все же сумеем найти ему пару, он вынужден будет остепениться.

— С его-то славой бабника и гуляки? — Мужчина задумчиво пригубил вино и поставил чашу рядом с бумагами. — Боюсь, соседи вряд ли найдут ему что-нибудь подходящее. Ты сама знаешь, на востоке от нас живут люди куда более строгих нравов.

— Но это его шанс! И наш шанс! Пусть даже не наладить отношения с проклятой Вороной, но хотя бы помочь обрести счастье близкому нам человеку.

— Весной мы сможем вернуться к этому вопросу. Нам нужно будет встретиться с соседями, и это будет отличный повод отправить туда Халефгена.

— Весной? Через месяц?

— Нет, ближе к Фэриндрэлле.[26] Но это будет серьезная поездка с возможной помолвкой. Если ты за оставшееся время сможешь вложить пару здравых мыслей в затуманенный грогом мозг братца, я буду тебе признателен.

Женщина помолчала, глядя на тонкий огонек свечи, и улыбнулась:

— Я же говорила, что мы всегда можем найти общий язык! Всегда!.. Я обязательно наведаюсь в гости к Халефгену, постараюсь объяснить ему, что пора браться за ум.

— Только дай ему проспаться сначала, — усмехнулся Нидс, придирчиво разглядывая кончик пера. — Мне бы не хотелось, чтобы он вновь кидался в тебя подушками, как в прошлый раз. Поверь, мужчине с перепоя лучше всего дать поспать, а не беспокоить его предстоящей женитьбой.

Уже почти покинув темную комнату, Иннэте замерла в дверях и погрозила пальцем шутнику:

— Я сама разберусь, кого и когда утром звать на чай. И кому нацедить холодного рассола в погребах, а кому дать рыбную подливку к пирогу… Кстати, когда ты привезешь из холодного поместья семью? Они там страдают в одиночестве. И я их так давно не видела!

— У дочери есть мать, Иннэте. — Мужчина нахмурился и осторожно положил перо на стол. — И моей супруге не нравится, что ты слишком много внимания уделяешь нашему ребенку, а не кому-либо еще.

— Но я люблю заботиться о родственниках! — всплеснула пухлыми руками женщина.

Не давая ей продолжить, брат выставил перед собой ладонь и резко закончил разговор:

— Но не каждую минуту днем и ночью! Если ты не знаешь, на кого растратить свою любовь, то подожди приезда Айнерса. Он тоже будет к концу весны. Можешь его тиранить своими пирогами, бесконечными разговорами и жалобами на жестокосердечие старших братьев. Заодно узнаешь, не обзавелся ли он очередным отпрыском от любовницы. И не сменил ли ее, часом.

— Вот из-за таких слов он и не появляется годами в замке! — Пухлый пальчик обличительно уставился на мужчину. — После любой беседы с отцом Айнерсу больше нравится искать глупые механические безделушки на окраинах королевства, чем навещать родственников!

— Это его право — тратить на диковины личные деньги. Но положение обязывает его хотя бы жениться, а не позорить семью отношениями с бывшей рабыней… Все, я надеюсь, что на сегодня закончил с тобой беседовать о родственниках. Извини, я вынужден попрощаться с тобой. Мечтаю дописать пару писем до того, как солнце расскажет о начале нового дня.

Подойдя к двери, Нидс чмокнул сердито сопящую сестру в лоб и закрыл дверь, не забыв задвинуть тяжелый засов. Послушав, как удаляются семенящие шаги по коридору, он развернулся и пошел в спальню, устало растирая лицо.

Остановившись рядом с покрытым ледяными узорами окном, любимец короля задумчиво посмотрел на усыпанное звездами небо и вздохнул:

— Жаль, северного сияния в этом месяце почти не было. В детстве я был готов смотреть на него часами…

Огромный старик, вольготно раскинувшийся на застеленной медвежьими шкурами кровати, лишь коротко хохотнул, поправив подушку:

— Да, несколько раз Иннэте сбила ноги, разыскивая тебя по крепостным башням…

— Зато я теперь знаю, почему ты начал прятаться у меня. Если моя любимая сестра даже глубокой ночью готова разбудить отца ради здоровья близких, могу тебе лишь посочувствовать.

— Ничего. Когда ты примешь корону, я с легким сердцем смогу показывать на тебя пальцем и говорить, что от меня уже ничего больше не зависит.

Кайлок Могучий повозился, устраиваясь поудобнее, и спросил сонным голосом, прикрыв глаза:

— Что там стряслось на этот раз? Халефген снова проигрался в кости?

— На этот раз нет. После выволочки, что ты устроил ему, брат старается не тратить чужие деньги так безрассудно. Твое обещание нарезать из его спины ремней действует.

— Тогда я могу лишь опасаться за его здоровье. Еще пять — десять лет, и он растратит дарованную богами силу на выпивку… Одна надежда, что не поймает нож в очередной забегаловке. Мне будет обидно, что один из сыновей закончил жизнь так бездарно… Где он сегодня веселился?

— Соглядатай передал, что они кутили с городской стражей и гвардейцами в любимом месте, у кабачника Джурхаллары. Домой его доволок Хиарлосса Дейста.

— Черноволосый медведь, жестокий без меры?

— Это старший, Болард. Младший похож на покрытую пеплом головешку. Еще молод, чтобы занять место отца и брата, но уже пытается постигать азы управления хегтигдемом.

— В его годы я уже с дружиной сшибался борт о борт с врагами на Нижнем Дьюппэфлоде.

— По мне, пусть лучше сосет пиво в трактире, чем водит ладью с отребьем и грабит купцов.

Выходя из спальни, Нидс повернулся к засыпающему отцу:

— Я закончу бумаги к утру, просмотришь потом. И надо будет что-то решать с женитьбой Халефгена. Я пообещал сестре, да и в самом деле он слишком расслабился в последнее время.

— И напомнить Йорену, чтобы не забыл прибрать к рукам дуболомов из Храмового ордена… Армия — опора короля. Нельзя позволять церкви владеть собственной армией… — пробормотал король.

— Разумеется, отец. Спокойного сна…

Вернувшись за стол, будущий хозяин Фарэстаттен быстро закончил письмо и занялся другими бумагами. До момента, когда солнце вновь выкатится на небосвод, оставалось еще чуть меньше трех хинков. Десятки срочных дел ждали своего решения. Подчинение королю церкви, ставшей излишне самостоятельной. Упорные попытки лордов добиться большей независимости. Растущие расходы государства и ропот недовольных крестьян, на которых богатые правящие кланы упорно распределяют свои бесконечные траты. И множество других забот, которые вместе составляли перченое варево под названием «политика». Способное в один миг рвануть кровавыми ошметками, залив раскаленной лавой все вокруг, стоит лишь на миг ослабить внимание и пустить дела на самотек.

Поэтому горит свеча на столе и стремительно летает над бумагами остро отточенное перо. Поэтому день и ночь король и его сыновья управляют широко раскинувшимся государством, пытаясь сохранить хрупкий баланс интересов простых граждан и закованных в железо лордов, впитавших с молоком матери презрение к другим людям. Равновесие во благо короны. Во благо владык Фарэстаттена, избранного богами королевства.