Прибывший командир батальона приступил к расширению плацдарма. Силы группы «Янки», остававшиеся на южном берегу, были отправлены на северный, получив приказ двигаться вперед и занять оборонительные позиции на высотах в четырех километрах к северо-востоку от моста. Рота «Б» была направлена на позиции в четырех километрах к северу от моста. Разведывательный взвод был отправлен дальше, но имел ту же задачу. Группа «Чарли» осталась на южном берегу реки для защиты плацдарма от атаки все еще оставшихся там советских сил.
Единственное столкновение в этот день случилось, когда советская танковая рота проследовала по дороге с севера к мосту. Разведчики пропустили их, передав сообщение и позволив роте «Б» приготовиться к встрече. Было очевидно, что советы либо не знали о захвате моста, либо полагали, что позиции батальона находились южнее. Какова бы не была причина, рота «Б» расправилась с ними.
В 07.00 передовые силы 25-й бронетанковой дивизии пересекли реку. Со своих позиций солдаты группы «Янки» видели бесконечный поток солдат и техники, текущих на север. Когда силы дивизии прошли позиции роты «Б», группе «Янки» было приказано двигаться дальше на восток, расширяя плацдарм. Группа «Чарли» делала то же самое на южном берегу. К полудню весь батальон, кроме группы «Чарли» переправился через реку, воссоединился и получил приказ двигаться дальше на восток.
Именно во время этого последнего марша всем командирам пришел приказ собраться на КП батальона. Прибыв туда, Бэннон был встречен холодным молчанием офицеров, уже собравшихся там. Они стояли у кормы командно-штабной машины и слушали подполковника, ведущего разговор по рации. Бэннон остановился и подумал про себя: «Господи, какой-то тупой сукин сын задумал еще одну кошмарную операцию».
Подойдя ближе, он смог поймать обрывки разговора. Когда полковник закончил, он положил микрофон и на мгновение застыл. Повернувшись к С3, он просто сказал:
— Итак, я полагаю, война вступила в новую фазу.
Бэннон повернулся к Фрэнку Уилсону, командиру группы «Чарли»:
— Новую фазу? Что там сказал Старик? Кто-то прибегнул к ядерному оружию?
Фрэнк посмотрел на Бэннона и утвердительно кивнул. Они пересекли ядерный порог.
Полковник Холл выбрался из машины и вместе с майором Шеллом и остановился среди собравшихся офицеров.
— Как некоторые из вас уже слышали, советы начали ядерную войну. Сегодня утром они нанесли один ядерный удар по британскому городу, разрушив его и нанеся серьезный ущерб окружающей среде. Соединенные штаты и Великобритания совместно нанесли ответный удар несколькими ракетами и уничтожили один советский город[36]. Хотя дальнейшего обмена ядерными ударами не последовало, мы должны исходить из предположения, что советы продолжат использования ядерного оружия, в том числе тактического. — Он на мгновение остановился, дав всем переварить эту новость, а затем продолжил. Таким образом, батальону следует увеличить дистанцию между позициями рот. Группа «Янки» выводиться в резерв. С3 предоставит вам подробную информацию. Я ожидаю, что вы примите все необходимые меры для защиты ваших сил, не ставя под угрозу выполнение стоящих перед вами задач.
Майор Шелл вытащил планшет и указал позиции, которые следовало занять каждой роте и группе. Группа «Янки» должна была отойти на запасные позиции. Чтобы уменьшить уязвимость и представить батальон менее достойной целью, взводам следовало рассредоточиться по большой площади. Получив некоторые дополнительные инструкции, командиры и штабисты разошлись и приступили к корректировке в своих подразделениях в свете новой угрозы.
Новости о применении ядерного оружия наложили темный отпечаток на всю деятельность и разговоры. До сих пор, война была для них чем-то личным. Группа оказывалась в тяжелых ситуациях, но вышли из них в относительно хорошем состоянии. Солдаты встретились с русскими лицом к лицу и убедились, что их можно победить. У них была уверенность в себе, своем оружии и своих командирах. Они были уверены в победе. Начало ядерной войны, однако, подкосило их. Не только потому, что группа не могла сделать ничего, чтобы остановить ее, но и потому, что ядерная война угрожала Соединенным Штатам. Их семьи и друзья, оставшиеся в четырех тысячах миль от них, были в такой же опасности, как и они сами.
Именно этот страх перед неизвестностью и чувство безнадежного отчаяния, стали наибольшей проблемой для самого Бэнноном. Как только группа прибыла на новые позиции, он обошел каждый взвод, собирая солдат и излагая им то, что происходило и что это значило для них.
Он объяснял им возможные события и то, что они должны были делать. Однако по большей части, он старался быть оптимистичным и отмечал, что они не были полностью беспомощны.
У группы по-прежнему была своя задача, и она могла повлиять на исход войны.
К вечеру он не знал, дали ли его объяснения какой-то эффект. Все вели себя тихо, пребывая в подавленном настроении, и разговаривали друг с другом только при необходимости. В основном, каждый провел эту ночь наедине с собственными мыслями и страхами.
Бэннон тоже боролся с одолевающим его отчаянием и страхом. Он был военным, и его задачей было знать о ядерном оружии. Он знал государственную политику и размеры ядерных арсеналов каждой из сторон. Впервые за много дней в голову пришли мысли о семье. Кошмарные картины вкрались в сознание и разрушили его способность трезво мыслить. Стресс последних нескольких дней, истощение, а теперь еще и страх, вызванный мыслями о полномасштабной ядерной войне, доконали его. Будучи не в состоянии поговорить с кем-нибудь и поделиться своими чувствами, он нашел выход во сне. Как ребенок, столкнувшийся с независящей от него ситуацией, он ушел от ужасов реального мира и погрузился в беспокойный сон.
Подъем на следующее утро напомнил Бэннону подъем в первый день войны. Группа словно описала полный круг и пошла на новый заход. В некотором смысле так и было. Только далекий гул случайных артиллерийских снарядов нарушал утреннюю тишину. На всех действиях лежала печать неуверенности и страха. Лейтенанты смотрели на Бэннона, ища уверенности или воодушевления. И не находили ничего. Он видел это и испытывал разочарование от того, что не мог дать им то, что им было нужно. Даже первый за много дней горячий завтрак сделал мало, чтобы поднять дух. Нужно было что-то делать, иначе он опасался, что все вокруг сойдут с ума.
Когда с завтраком было покончено, он собрал командиров взводов. Бэннону решил, что нет никакого смысла строить из себя группу поддержки. Вместо этого, он решил прибегнуть к деловому подходу. Когда все собрались, он начал обсуждение списка мер, которые должны были быть приняты. Все, включая танкистов, должны были рыть окопы, выключит все, кроме одной рации на взвод, закрыть всю неиспользуемую оптику, принять меры для маскировки и многое другое. Кроме того, он напомнил о необходимости технического обслуживания и соблюдении личной гигиены.
Командиры взводов сначала посмотрели на него с недоумением. С начала войны они приобрели некоторую свободу, а он хотел, чтобы они подтянулись. Он просто ответил, на их взгляды и сказал, чтобы каждый взвод сообщил ему, когда они, по собственному мнению, будут готовы к проверке. В завершение совещания он передал командование старпому и отправился в батальон, чтобы узнать, есть ли новости из штаба 25-й бронетанковой дивизии или обновленные разведывательные сводки.
* * *
Новости, полученные в батальоне, были хорошими. Во-первых, за первым ядерным ударом не последовало ничего. Оказалось, советы решили попытаться запугать европейцев, уничтожив один из их городов ядерным ударом. Для этого акта устрашения был выбран Бирмингем в Англии. Быстрое возмездие со стороны Великобритании и США, закончившееся уничтожением Минска оказалось достаточным, чтобы продемонстрировать решимость и единство НАТО.
Советская уверенность, что США побоятся навлечь на себя ядерный удар ради спасения Европы, оказалась напрасной. Так же, как НАТО поняло цель советского удара, советы поняли: НАТО будет отвечать ударом на удар.
На севере, 25-я бронетанковая дивизия добилась значительных успехов. Советы оказались неспособны остановить ее наступление. Кроме того, были признаки, что Варшавский договор начал распадаться. Кен Дамато дал Бэннону копию разведывательной сводки дивизии. Они обсудили начало вооруженного восстания в Польше и Восточной Германии, к которому, несомненно, приложила руку группа «А» сил Специального Назначения США[37]. Польские силы прекратили наступление. Несколько советских частей в северной Германии массово капитулировали. Остальные были на грани этого. Глубокие удары ВВС затрудняли снабжение и перемещение войск. Короче говоря, ход войны был благоприятен для НАТО.
Также в сводке приводился анализ последствий удара по Минску. В то время как удар по Бирмингему был крупной катастрофой, он не мог повлиять на военные силы НАТО. Разрушение Минска, однако, нанесло советам ущерб, разрушив крупный транспортный и коммуникационный центр. Холодный, аналитический обзор последствий обмена ядерными ударами казался черствыми, но не мог не приветствоваться.
Ободренный полученными в батальоне новостями, Бэннон занялся текущими делами с удвоенной энергией. Быть может, все было не так плохо, как казалось. Обходя взвод за взводом, он собирал солдат и передавал им полученные новости и информацию из внешнего мира. По большей части, на группу они подействовали так же, как и на него. Кроме того, возвращение к несколько рутинной работе помогало держать солдат занятыми и ориентированными на то, что они могли сделать.
* * *
В начале вечера батальону было приказано двигаться дальше на восток и установить контакт с советскими войсками. Приказ был отдан и доведен до сведения командиров групп в 21.00. Группа «Янки» оставалась в резерве, тогда как остальная часть батальона двинулась вперед. Кен Дамато ожидал установления контакта примерно в десяти-пятнадцати километрах к востоку от их нынешних позиций. Двинулись в 03.00. Известие о новой задаче приветствовали почти все в группе. Отдых был нужен для реорганизации и технического обслуживания. Но все хотели двинуться вперед. Они знали, что чем раньше они двинуться, тем раньше все это кончиться. Группа, как и все американцы, всегда хотели избежать войны, но если они были вынуждены в нее вступить, они хотели закончить ее поскорее.
Передовые силы батальона двинулись вперед без артиллерийской подготовки. Неуклонное продвижение вперед замедляли только советские разведывательные части, действовавшие по тактике «стреляй и беги». Рассвет тринадцатого дня войны застал батальон еще дальше на востоке. После того, как они прошли пятнадцать километров, им было приказано остановиться. Хотя они не вступили в контакт с полноценными советскими силами, дивизия все же не решалась заходить слишком далеко вперед. Ее основные силы по-прежнему предназначались для наступления на Берлин. Для защиты флангов требовались силы, и не было никакой необходимости слишком растягивать их.
Батальон снова рассредоточился настолько, насколько это было возможно, чтобы уменьшись уязвимость в случае ядерного удара. Группа «Янки» оставалась в резерве. Прибыв на новые позиции, они расположились и начали готовиться к новому дню. Были вырыты окопы, поставлены маскировочные сети, открытые и скрытые позиции, подготовлены планы огня, а также многие другие мероприятия. К полудню позиции были готовы и наполовину укомплектованы личным составом.
Как только Бэннон убедился, что все было готово, он устроился в БТР первого сержанта и заснул.
В 17.00 его разбудил первый сержант Гаррет и сказал, что ему надлежит немедленно явиться на КП батальона. Бэннон, спросонья осматриваясь вокруг, спросил в первого сержанта, в чем дело. Тот ответил, что не знает. Все сообщит С3.
Единственное, что ему сказали, это что Бэннону следовало явиться на КП как можно скорее.
Чувство страха развеялось, как только он зашел в сельский дом, где был расположен КП. Собравшиеся в комнате пожимали и трясли друг другу руки, словно на встрече выпускников. Бэннон подошел к Фрэнку Уилсону и спросил, что случилось.
— Тебе никто не сказал? Советы объявили о прекращении огня, начиная с полуночи. Они выбросили белый флаг. Все закончилось. — Бэннон застыл на мгновение. Все просто, война закончилась. Это было слишком хорошо, чтобы быть правдой. Что-то было не так. — То есть они сдаются? Хотя мы еще не вступили на территорию Советского Союза?
— Что-то вроде того. Мы все еще не знаем всех деталей, но советское руководство сменилось и заявило о желании немедленно прекратить войну[38].
Полковник пошел в комнату следом за С3 и старшим офицером батальона. Старший офицер объявил совещание открытым. Полковник Хилл изложил те сведения, которые он имел, а также свои мысли на их счет. Он старался быть осторожным и не увлекаться, отметив, что соглашение о прекращении огня еще не вступило в силу и все еще может измениться. Но он, как и все собравшиеся командиры и штабисты, были преисполнены оптимизма и были вне себя от радостной перспективы мира. За ним выступил Кен Дамато, С2, который дал краткую сводку о текущем положении противника и указал на некоторые опасности, против которых они должны принять меры, чтобы соглашение о прекращении огня соответствовало реальности. Самая большая из них заключалась в предотвращении диверсий и шпионажа со стороны лиц, пересекающих линию фронта и местного населения. Он напомнил, что они находились в коммунистической Восточной Германии. Следом выступил майор Шелл, изловив правила взаимодействия, которые должны были вступить в силу после официального прекращения огня. Силам Варшавского Договора запрещалось приближаться к позициям НАТО более чем на 1 000 метров. Если они продолжат приближаться, они должны были быть обстреляны. Все солдаты НАТО имели право защищать себя и открывать ответный огонь, будучи обстрелянными. Начиная с полуночи, силам НАТО запрещалось продвигаться дальше текущих позиций. Контакт с любыми силами Варшавского договора запрещался без специального разрешения. С3 закончил выступление, сообщив, что копии правил применения силы, предназначенные для командиров взводов, вскоре будут готовы. Полковник закончил совещание, напомнив всем не впадать в лишний оптимизм и особенно не допускать развала позиций. Они все еще были в состоянии войны, и прекращение огня могло быть отменено в любой момент.
Когда Бэннон двинулся обратно к группе, Солнце уже закатывалось на запад. Небо за его спиной сверкало красным и пурпурным. Красота открывшегося перед ним пышно зеленого немецкого пейзажа в сочетании со зрелищем заходящего солнца и тихим вечерним воздухом приподняли дух Бэннона на высоту, невиданную уже несколько месяцев. Водитель тихо вел машину, позволяя ему наслаждаться радостью момента. Все закончилось.
Худший ночной кошмар остался позади. Он выжил. Скоро наступит завтра, и он встретит его. В его сознании не осталось более весомых мыслей, он расслабился и наслаждался красотой сельского пейзажа, которой еще не видел прежде.
Командный состав группы «Янки» ждал его у КП группы. Они привыкли, что он возвращался из батальона с мрачными новостями или с новой задачей. Они стали учиться сохранять спокойствие, пока командир излагал, как группе предстоит рисковать своими жизнями ради выполнения новой задачи. На этот раз, как и прежде, они не ожидали чего-то иного.
Они оказались застигнуты врасплох, увидев Бэннона, идущего к ним с улыбкой на лице. Боб Улецки, ощущая, что сейчас будет нечто, повернулся к первому сержанту:
— Ну что же, либо, наконец, будет хорошая новость, либо у Старика от напряжения совсем крыша поехала.
Как он не старался, ему, как и полковнику, не удалось унять радость. После всего, что им пришлось пережить, он не мог сдерживаться:
— Итак, если мы не получим новой информации до полуночи, по всему фронту вступает в силу соглашение о прекращении огня. Если ничего такого не случиться, война окончена.