Группа «Янки»

Глава 9 Глубокая атака

После двух дней в группе «Янки», Эвери понял, что холодный прием, который он получил, не был направлен лично на него. То есть, он был не единственным, кого встретили подобным образом. Все вновь назначенные получили такое «лечение». Сначала он возмущался этим фактом. Он рассматривал это как некую обязательную «инициацию» и считал, что он и остальные заслуживают лучшего.

Когда он рассказал об этом своему другу Джерри Гаргеру, тот посмотрел на него, подумал и сказал, что понятия не имеет, о чем тот говорит. Он сказал, что насколько он может судить, к каждому в группе относятся одинаково хорошо. Затем он добавил, что Эвери слишком чувствителен и ему следует заниматься своими делами. Затем он развернулся и пошел по своим делам.

Эвери начал осознавать, что между вновь назначенными и старыми офицерами группы «Янки» есть разница, когда командир группы разрешил командирам танков рисовать «кольца» на стволах танковых орудий. Старый немец, владелец гастхауса, предложил группе делать так, как делали немецкие танкисты во время Второй Мировой войны: рисовать кольцо на стволе орудия за каждый танк, уничтоженный экипажем. Идея оказалась популярна и допускалась на нескольких условиях.

Уничтожение должно было быть подтверждено. Только старшина роты, который сам не был танкистом, мог санкционировать нанесение кольца, если, на его взгляд, было достаточное подтверждение. «Кольца» представляли собой черное кольцо шириной полдюйма, одно за каждый подбитый танк, и наносились на орудие только вперед от маски к дульному срезу.

Как только кольца начали рисоваться, командиры и наводчики танков сразу заинтересовались, кто из них был лучшим. К удивлению Эвери, это оказался Гаргер. Его «31-й» имел одиннадцать колец. Танк командира — «66-й» — семь. Хеброк сказал Эвери, что командир мог претендовать еще на шесть колец, но заработал их, будучи командиром «55-го». Из десяти танков группы «Янки» только один танк — «21-й» Эвери имел чистый ствол.

Его вдруг осенило, что с момента его прибытия в роту, никто не говорил о своих действиях вовремя боя. Каждый раз, когда он задавал вопрос о боях, которые вела группа в разговоре с Гаргером, его товарищ сразу менял тему. Когда командир, старпом или Полгар рассказывали об уроках, преподнесенных войной, они говорили в очень отстраненной и академической манере. Периодически казалось, что они говорят о другом подразделении. Было такое ощущение, что существовало некое тайное общество, к которому могли принадлежать только те, кто уже участвовал в боях. Хвастаться своими делами при посторонних было словно неуместно и как-то неправильно.

Но «кольца» дали экипажам возможность показать, что за их поведением стоит не пустое самодовольство. Эвери вдруг очень захотелось пойти в бой. Это потрясло его, потому что причиной этого было отнюдь не желание защищать свободу или выполнять долг перед своей страной. Причиной было желание действительно принадлежать к группе, стать для них равным. Эвери тоже хотел «кольца».

* * *

В батальоне, казалось, специально учились портить людям завтрак. На утро четвертого дня в районе сбора и восьмого дня войны, к группе прибыл курьер из батальона, сообщивший, что оперативный план поступит из штаба батальона в течение часа. Командиры взводов, старпом, старшина роты и новый командир группы огневой поддержки, второй лейтенант Плессет в это время завтракали вместе с Бэнноном. Покончив с когда-то теплой позеленевшей яичницей, полосками бекона, которые были столь же хрустящими, как мокрая лапша и тостами, покрывшимися в два слоя плесенью, они собирались заняться графиком учебных занятий, когда пришло сообщение. Бэннон быстро отменил все намеченные мероприятия, за исключением тех, что были связаны с техническим обслуживанием и подготовкой.

Вместо этого командирам взводов предстояло провести предбоевые проверки и отправить большую часть экипажей выспаться. Он понятия не имел, когда им предстояло выдвигаться, но была вероятность, что в темное время, вероятно, этим вечером.

Бэннон хотел, чтобы группа пошла в бой готовой и отдохнувшей.

Улецки и командир группы огневой поддержки направились навстречу Бэннону. Они подошли за несколько минут до начала совещания, чтобы Бэннон мог поговорить с С3. Майор Джордан стоял в передней части школьного класса, служившего батальону залом совещаний, и разговаривал с подполковником Рейнольдсом. Они направились в переднюю часть класса, где были развешаны карты новой задачи, подготовленные для инструктажа. По спине Бэннона пробежал холодок, когда он увидел, что это было еще одно наступление. Он и Улецки переглянулись. Физически, группа уже оправилась от последней атаки.

А вот насчет морального состояния, у Бэннона были сомнения. Особенно, относительно собственного. Он не был уверен, сможет ли вынести еще одно такое же шоу ужасов. Образы мертвых и умирающих снова пронеслись у него в голове. Нет, он не был готов.

Это был амбициозный план, предполагающий нанесение всей бригадой удара глубоко в Восточную Германию, прямо в сердце врага. Стрелка, отмечающая предполагаемый маршрут наступления, проходила через позиции немецкого панцергренадерского батальона, который уже пересек внутригерманскую границу, как называлась граница между ГДР и ФРГ. Затем они должны были наступать по узкой долине через Тюрингский лес в направлении Лейпцига, к северу от леса и выйти на северогерманскую равнину. Затем стрелка проходила мимо города и указывала на север. Вероятно, батальонная карта была слишком мала, чтобы указать конечную цель. Но это было и не нужно.

Берлин, сердце Восточной Германии и центр вражеских коммуникаций был очевидной целью наступления. С3 смотрел на изучающего карту Бэннона. Когда тот закончил, он подождал мгновение и спросил:

— Ну и что вы думаете?

— Дайте угадаю, кто пойдет впереди роты «С».

— Шон, черт тебя побери, ты прекрасно знаешь, кто возглавит атаку, по крайней мере, на начальном этапе. Группа «Янки» является нашей лучшей ротой и в ней находится большая часть наших танков. Было бы глупо отправить вперед кого-то другого. — Бэннон мгновение смотрел на С3, пытаясь найти, что ответить.

— Сэр, вы пытаетесь сломить меня логикой или лестью?

— Думаю, и тем и другим.

Начштаба батальона открыл совещание, сказал всем садится. Подполковник Рейнольдс сказал Бэннону сесть рядом с ним. Его доброжелательное отношение и улыбка напомнили Бэннону кота, который восторгался прекрасным пением канарейки перед тем, как ее съесть. Когда все было готово, начштаба передал слово С2. Последние шесть дней никак не улучшили навыки офицера разведки в подготовке полезной информации. Он снова принялся рассказывать об общем ходе войны на сегодняшний день и успехах советов на севере. Эти успехи были действительно впечатляющими. Дания была блокирована. Несмотря на все усилия союзников по НАТО из Северной группы армий, советы почти достигли голландской границы. Большая часть побережья Германии находилась в советских руках. В центральной и южной Германии, немецкие, американские и французские силы по большей части сдерживали советов. Немецкая танковая дивизия обнаружила слабое место между двумя советскими армиями и вошла в Восточную Германию прежде, чем ее наступательный потенциал был исчерпан. Именно эта атака обеспечила плацдарм для наступления, которое собирался предпринять батальон. С3, как обычно, обеспечил основную часть совещания. В наступлении примет участи целая дивизия. Их бригада составит передовые силы, войдя в брешь, пробитую немцами, и двинется на север в тыл врага.

Французские части, переброшенные из внутренней Франции, заменят подразделения их дивизии, все еще находящиеся в контакте с противником, а также другую дивизию. Если наступление бригады, а затем и дивизии окажется успешным, операция будет расширена до уровня корпуса. Бригаде предстояло наступать по двум направлениям, через две долины с юга на север. 1-й батальон 98-го механизированного начнет наступление по западной долине, а 1-й 78-го механизированного, а затем и 1-й 4-го бронетанкового двинется на север по Небальской долине. План действий батальона предполагал наступление двумя группами, «Янки» на правом фланге и «Браво» на левом. Две пехотные роты, «С» и «Д» будут двигаться следом, рота «С» за группой «Янки». В этот момент желание подпустить шпильку роте «С» оказалось столь сильно, что его оказалось невозможно подавать. Бэннон прервав майора Джордана:

— Простите, сэр, но я помню, во что это вылилось раньше. Я не уверен, что группа «Янки» сможет снова положиться на роту «С».

На мгновение воцарилось молчание. Все посмотрели на Бэннона, а затем на командира батальона, ожидая его реакции. Подполковник Рейнольдс переглянулся с С3, а затем улыбнулся:

— Шон, я уверен, но на этот раз не будет никакой такой херни. Я могу лично тебя заверить, что рота «С» окажется там, где ей положено быть. — Подполковник повернулся к капитану Крэйвену, командиру роты «С». — Не так ли, капитан Крэйвен?

Крэйвен, явно подавленный и расстроенный этим диалогом, просто слабым голосом ответил «Да». Майор Джордан подмигнул Бэннону, и затем продолжил инструктаж.

Батальон извлек хорошие уроки из последней атаки. Они будут двигаться под прикрытием темноты, затем временно разместятся в районе развертывания в тылу немецкой дивизии, прежде чем пройти через ее позиции. Там они смогут разобраться в любых последних изменениях, заправиться, согласовать с артиллерией время прохождения, а также провести последние приготовления. Затем они пройдут немецкие позиции при помощи офицера связи от немецкой дивизии. Для ускорения подготовки района развертывания, начштаба батальона направиться туда в полдень с представителями от каждой роты, разведывательным взводом батальона и заправщиками. Разведчики будут использовать те маршруты, которые сочтут необходимыми.

Когда С3 закончил, подполковник Рейнольдс поднялся и подчеркнул некоторые важные с его точки зрения моменты. Первым было то, что батальон направлялся к далекой цели — Лейпцигу. Любого противника, сопротивление которого они не смогут преодолеть с ходу, предстояло обходить. Вторым было то, что он хотел сохранить батальон в целостности, так как если они столкнуться с крупными силами, он мог пустить в ход весь батальон быстро и с максимальной мощью. Последним пунктом было то, что он не проявит никакого понимания к недоразумениям, как в последней операции. С этими словами он посмотрел прямо на Крэйвена.

Как обычно, пока докладывали С1 и С4 и остальные офицеры штаба, разум Бэннона обратился к новой задаче. Улецки мог выловить важную информацию, если он случайно выдадут ее. Бэннон изучил лежащую на коленях карту и провел пальцем вдоль направления наступления. В долине будет более чем достаточно места для маневров группы до самого ее конца. Было несколько узких мест, но это не имело никакого значения.

Наибольшей угрозой ему представлялись высоты на востоке. Он начал обводить красными «гусиными яйцами» места, которые ему представлялись идеальными для обороны или контратаки. Когда он закончил с этим, он подписал каждое из них и начал искать лучший способ движения для группы. Идеальным ему представлялся клин из двух танковых взводов и механизированного взвода позади.

Конец совещания оборвал ход его мыслей. Он встретился с Улецки и командиром группы огневой поддержки и дал указания поговорить с некоторыми из штабных офицеров, а сам направился к С3, чтобы пояснить некоторые пункты и внести некоторые рекомендации. Когда все вопросы были улажены, они направились обратно к группе, чтобы передать приказ и подготовить ее к выдвижению.

* * *

Группа встретила сообщение о новой задаче с теми же страхами, что и сам Бэннон.

В то время как они знали, что могут сделать сами, у них не было уверенности в остальной части батальона. Мысль о том, что им предстоит еще один такой же бой, как за высоту 214 не могла не радовать. Только Эвери, похоже, стремился в атаку. Бэннон решил, что это от неопытности. Без сомнения, из него выветриться весь энтузиазм, когда ему придется впервые подбирать солдатский жетон с одного из своих подчиненных. Если, конечно, он сам зайдет столь далеко.

Остаток дня пролетел быстро. Бэннон довел приказ до группы непосредственно после отбытия Улецки в полдень. Улецки направился вперед, чтобы разведать и подготовить все в районе сосредоточения, взяв с собой по одному человеку от каждого танкового взвода и отделение солдат для охраны. Ему надлежало продвинуться так далеко, как это только возможно. Бэннон хотел, чтобы он разведал маршрут через немецкие позиции и договорился с немцами об огневой поддержке при их прохождении. Он не сомневался, что советы увидят опасность, которую представлял собой прорыв немцев и направят туда силы, чтобы запечатать его или ликвидировать. Вопрос теперь состоял в том, кто придет первым.

Выслушав краткие отчеты командиров взводов, касающиеся поставленной задачи, и удовлетворившись их ответами, Бэннон решил немного поспать. Он направился в гастхаус и снял одну из комнат на несколько часов. После одиннадцати дней сна на земле, ощущения мягкой кровати и чистых простыней казались чуждыми. Но это было ощущение, к которому тело адаптировалась удивительно легко.

* * *

Расслабленная манера, с которой другие командиры взводов и Хеброк готовились к атаке, поразила Эвери. Все выполняли свои обязанности так, словно это были учебные занятия в Форт-Ноксе, а не подготовка к наступлению вглубь вражеской территории.

Как он не старался, он не мог успокоиться. Его мысли бешено мчались в попытке вспомнить все, чему его учили в Танковой Школе, подготовится отдавать приказы взводу.

Не то, чтобы ему было о чем волноваться. Хеброк всегда оказывался на шаг впереди, отдавая приказы и проверяя танки. Они шли по порядку, пункт за пунктом вычеркивая то, что было не нужно и добавляя то, что Эвери проглядел. Хеброк дипломатично «советовал» своему командиру взвода, что ему нужно делать и говорить. Даже отдавая приказы, Эвери зачастую оглядывался на Хеброка, ища одобрения.

Когда приказы были розданы, а командир группы удовлетворился его кратким отчетом, Хеброк посоветовал своему лейтенанту немного поспать. Только после того, как взводный сержант заверил его, что больше ничего было не нужно, Эвери попробовал сделать это. Но как оказалось, он смог только попытаться.

Его ум заполонили мысли, страхи и сомнения, реальные и воображаемые. Сможет ли он выполнить приказ? Что, если он заблудиться во время марша? Как он узнает, когда они пройдут через немецкие позиции? Сможет ли он вспомнить все команды для своего экипажа и своего взвода, когда они вступят в бой? Будет ли он в живых завтра? Голова так и не очистилась. Сон так и не пришел.

* * *

Группа начала выдвигаться в 18.00. Старый немец и его жена смотрели, как они уходили. Старшина роты Гаррет оставил им двухнедельный рацион, а также конверт с долларами и марками, которые собрал с личного состава, аптечку и две канистры бензина. Чтобы у них не возникло проблем с немецкими или американскими властями, им также оставили подписанную Бэнноном расписку на немецком и английском, где были перечислены эти предметы, оставленные старикам в качестве платы за постой. Старушка плакала, а старик отдал честь уходящим танкам. Бэннон отдал честь ему. Глядя на них из тронувшегося «66-го», он задумался о собственных родителях. Он благодарил бога, что им не пришлось страдать так, как этим людям.

* * *

Когда группа набрала скорость марша и техника заняла положенные интервалы, Гаргер откинулся в командирской башенке и расслабился. Он подумал о последних двенадцати днях и изменениях, которые претерпела группа за это время.

Потеря взводного сержанта стала большой неудачей. Пирсон многому его научил и был с ним очень терпелив. Гаргер знал, что тот бы не вынес, если бы его отстранили от командования. Мысль о таком позоре пугала его больше, чем перспектива идти в бой. Но Гаргер не только выжил, но и открыл в себе талант командира танка. Паники, напряженности, ощущения боли в животе и заикания, которые он испытывал в Форт-Ноксе и во время первой недели в роте, больше не было. Когда началась стрельба, все словно стало на свои места. Не было ни паники, ни страха. Его ум был ясен, как никогда. Ему еще многому предстояло научиться, и командир и старпом во многом помогли ему, пока группа стояла в районе сбора.

В конце концов, он освоит командование ротой и все тонкости штабной работы, потому что он понял, что может и будет овладевать выбранной специальностью.

* * *

Дорожный марш к линии фронта оказался тяжелым и изматывающим для Эвери. Его опасения и нервозность усиливалось неспособностью спать днем. Гаргер сказал ему накануне отбытия, что когда русские впервые начнут по нему стрелять, у него может случиться шок или нервный срыв. Для его друга это был простой, но хороший совет. Эвери попытался расслабиться, но заметил, что теперь беспокоиться по поводу возможного нервного срыва. Это была бы катастрофа. По крайней мере, после ранения он смог бы выжить. Но эвакуация из-за нервного срыва после первого же боя была слишком ужасным позором, чтобы даже думать о ней. Только внезапное осознание того, что он не знал, где они находятся, заставило Эвери забыть о стразе нервного срыва и ввергло его в пучину страха неспособности сориентироваться по карте.

* * *

Вскоре после 22.00 группа прибыла в район сосредоточения. Марш и занятие указанных позиций прошли как по маслу. На учениях мирного времени, группа никогда не совершала столь гладкого марша и столько гладкого занятия позиций. Бэннон, выбравшись из «66-го» поприветствовали Улецки:

— Ну, Боб, вы все сделали отлично. Действительно отлично. Вы скоординировали наши действия с немцами, через позиции которых мы будем проходить?

— Так точно, сэр. Я был на передовой во второй половине дня и несколько раз проверил маршрут. Все пройдет, как по маслу.

— Что насчет русских? Кто нам противостоит и есть ли какая-либо информация о них?

— Ну, во-первых, это не русские. Это поляки. Они атаковали немцев сразу после того, как я прибыл туда. Оказалось, русские не сказали полякам о немцах и те просто двигались вперед в походных колоннах, пока не столкнулись с ними. Немецкий командир роты успел занять позиции перед атакой. Поляки никогда особо не блистали. Их порвали на куски. Командир роты погиб, но его старший офицер принял командование и пока держится. Начштаба нашего батальона передал, что командир немецкого батальона ожидает еще одной атаки примерно этим вечером.

— Что ты думаешь о противнике?

— Танки старые, Т-55. Действительно второй сорт.

— Эй, с этим-то все нормально. За старые танки мне платят столько же, сколько за те, которые не хотят подбиваться. Скажи лучше, у тебя нет каких-то сомнений по поводу того, что тебе придется воевать против своих же?

— Сэр, они мне не свои. Они такие же красные, как и русские. Я бы предпочел убивать русских коммунистов, но если есть только польские коммунисты, я буду это делать.

От холодного и бесчувственного заявления Улецки у Бэннона по позвоночнику пробежал холодок. Темная сторона Улецки снова вырвалась наружу, и это его напрягало. Бэннона беспокоило, не скажется ли ненависть на трезвости мышления Улецки. Он надеялся, что нет. Ради него и его экипажа он надеялся, что нет.

— Боб, убедись что все, кого ты привел, вернуться туда, где им положено быть. Затем собери командный состав, и ждите меня здесь.

С3 батальона прибыл в роту одновременно с тем, как Улецки собрал совещание. Майор Джордан подождал, пока старпом не закончит доклад, а затем сообщил новую информацию. Батальон был на месте и готов. 1-й 4-го бронетанкового и артиллерийский батальон также были на месте. Пока что все шло хорошо. Насколько можно было судить, польская дивизия не знала о присутствии здесь их батальона. Все шло по плану.

Группа «Янки» двинулась вперед в 03.30. В 03.50 два американских и один немецкий артиллерийских батальона начали десятиминутную подготовку по польским позициям, одновременно определяя и подавляя их. В 04.00 передовые силы группы «Янки» -3-й взвод — прошли через немецкие позиции и начал атаку. Если все пойдет хорошо, в первой половине дня батальон будет на Зале, ожидая 1-го батальона 4-й бронетанковой, чтобы переправиться и направиться к Лейпцигу. Это, конечно, если не принимать во внимание любые попытки советов среагировать. Советы, несомненно, будут из кожи вон лезть, чтобы разбить бригаду где-то на этом направлении. Но всегда была возможность, просто возможность, что на этот раз план сработает.

После того, как все последние детали были обсуждены и на все вопросы были получены ответы, совещание закончилось. Командиры взводов разошлись, чтобы передать информацию и ответить на вопросы своих командиров танков. Когда все разошлись, Бэннон забрался на «66-й» и сказал Фолку заступать на вахту. Шутя, он добавил, что, так как Фолк дрых весь марш, ему и стоять первую смену. Бэннон будет стоять вторую.

Не мудрствуя лукаво, Бэнноном раскатал на крыше башни спальный мешок и лег спать.

После того, как Эвери и Хеброк закончили совещание с остальными командирами танков, Хеброк сказал командиру взвода забыть о делах, которые предстояло сделать перед наступлением и идти спать. Эвери был слишком измотан, чтобы спорить. Сейчас он мог беспокоиться только о собственной смерти. Ему приходилось прилагать все усилия, чтобы держать глаза открытыми. Он оперся на борт «21-го», а Тессман бросил Хеброку спальный мешок. Тот раскатал его рядом с гусеницей танка. Эвери даже не потрудился разуться. Он просто плюхнулся наземь, накрылся краем спального мешка и отключился от истощения. Он оставался без движения, пока его не разбудили в 03.10.

Группа «Янки» пропустила возможность лобовой атаки — атака поляков ожидалась через пятнадцать минут.

Военное счастье снова улыбнулось группе. Вместо того чтобы идти вперед и атаковать окопавшиеся польские танки и пехоту, поляки сами двинулись вперед и попали под огонь немецких войск и артиллерии, открывшей огонь по заранее просчитанным позициям. На войне удача была иногда не более чем вопросом времени: оказаться в нужное время в нужном месте. Если бы командир или офицер штаба бригады назначил бы атаку на 03.30, уже поляки бы имели преимущество. Но группа «Янки» получила двойное преимущество: мало того, что поляки начали разбиваться о немецкую оборону и избавили группу от необходимости прорывать собственную, они дали группе лишние полчаса сна.

Грохот боя впереди, жуткий свет осветительных снарядов, медленно плывущих по небу и вспышки разрывов, сделали момент пересечения границы Восточной Германии чем-то нереальным. Это было похоже на сцену из дешевого фантастического фильма. В такие моменты, когда человек еще не вступает в бой, но оказывается достаточно близко, чтобы видеть и слышать, страх достигает своего пика. Страх перед неудачей. Страх быть разорванным на части артиллерией. Страх смерти. Когда солдат идет в бой, все эти страхи переполняют его. После вступления в бой верх берут тренировки и инстинкты. Страх оттесняется необходимостью сражаться или умереть. Но раньше, когда еще есть возможность отступить, рациональный ум умоляет найти причину, чтобы остановиться и не идти дальше. Группа, однако, продолжала идти вперед, игнорируя рациональный ум. Они вступят в бой, несмотря на разум и здравый смысл.

Когда бронетранспортер сержанта Полгара аккуратно взошел на рампу, пересекая противотанковый ров на границе Восточной Германии, настроение сержанта было приподнятым. Впервые за шестнадцать лет в армии то, что он делал, имело смысл. Он вспоминал, себя рядовым во Вьетнаме, когда он и его товарищи ощущали разочарование и считали себя преданными, когда оказывались вынуждены прекращать преследование северовьетнацев, когда те уходили за вьетнамскую границу. Им никогда не позволяли пройти до конца и покончить с врагом и войной. Он вспомнил, как в 1977 году северокорейские солдаты зарубили топорами двух американских офицеров средь бела дня, и не было предпринято никаких ответных мер. Он вспомнил 444 дня позора, когда третьесортный Иран захватил в заложники американцев, и армия была не в состоянии их освободить. Как и для других военных, полумеры и ограничения, налагавшиеся на американских военных, для него не имели смысла.

Эта атака, однако, имела смысл. Впервые за свою военную службу он собирался перенести войну на территорию противника. Он и его солдаты получили шанс нанести удар в самое сердце врага. Больше не будет забегов к воображаемой линии, установленной политиками из расчета на лучшие показатели в следующем опросе общественного мнения, противнику больше не позволят сбежать в безопасное место, зализать раны и атаковать снова, там, где он сам захочет, как это было во Вьетнаме. Армия собиралась вырвать у врага сердце и напиться его кровью. Для Полгара только это имело смысл. Это был единственный способ покончить с войной.

* * *

На мгновение подполковник Рейнольдс решил задержать атаку, чтобы позволить немцам разобраться с поляками до того, как батальон выдвинется вперед. Он вызвал Бэннона и приказал ему подготовиться к остановке. Бэннон немедленно ответил, что группа идет в атаку.

Поляки начали отходить. Это был идеальный момент для атаки — пока они были в замешательстве.

Враг, очевидно, не знал о приближении батальона: в противном случае они бы не атаковали. У них были только Т-55 со старыми прицелами. У группы «Янки» были тепловизоры. Настало время ускориться, а не останавливаться. Подполковник согласился и приказал действовать. Бэннон переключился на частоту группы и приказал Гаргеру увеличить скорость и двигаться вперед и уничтожать все, что движется. Ответом из 3-го взвода было простое «Я понял».

3-й взвод прошел немецкие позиции, развернулся в клин и ударил по полякам. Их удивление было полным. Некоторые польские танки попытались открыть ответный огонь. Они должны были останавливаться, чтобы выстрелить и этим сообщали в своих намерениях. Танки Гаргера быстро определяли и уничтожали их. Другие польские танки увеличили скорость и просто выходили из боя. Это им также не удалось. Американские танки были быстрее и лучше. 3-й взвод методично преследовал польские танки и отстреливал их по одному. Поскольку они приблизились к сектору обстрела, Бэннон приказал FIST перенести огонь артиллерии на фланги наступающей группы и вести огонь дымовыми так же плотно, как и осколочными. Это удержат на своих позициях польскую пехоту, успевшую войти в соприкосновение с немцами до того, как группа «Янки» прорвала их ряды. Когда группа окажется у них в тылу, полякам, которые по-прежнему атаковали немцев, останется только отступить или сдаться.

Скорость атаки 3-го взвода словно призывала группу поддержать его.

Бэннон находился позади и справа 3-го взвода, и ему было трудно наверстать упущенное. 2-й взвод находился за «66-м», но все еще оставался в походной колонне. Бэннон был уверен, что БТР механизированного взвода отстали. С неохотой он приказал 3-му взводу замедлиться, чтобы позволить оставшейся части группа развернуться в боевые порядки. Он не хотел идти вперед только с половиной группы, как случилось на высоте 214. Он сомневался, что им может так же повезти во второй раз. Когда танки впереди «66-го» начали замедляться, Бэннон скомандовал механику-водителю занять позицию слева от них и приказал 2-му взводу набирать скорость и разворачиваться слева от «66-го».

* * *

Сцена впереди была просто невероятной. Дантовский ад не мог выглядеть ужаснее. В самых смелых фантазиях Эвери не мог представить себе такой хаос и столпотворение. Беспорядочно рвались артиллерийские снаряды. Продолжался обмен огнем между передовыми танками и поляками. Над головой начали проноситься разноцветные сполохи. Повсюду горели танки. Минометные и артиллерийские осветительные снаряды заливали это все мертвенным светом. Трясясь и дергаясь, «21-й» на всех оборотах двигался вперед, чтобы догнать танк командира, норовя выбросить Эвери из командирской башенки. Затем, посреди всего этого командир приказал по рации развернуться слева от него. Эвери понятия не имел, где он был и имел еще меньше представления, где находился танк командира. Лучшее, что он мог придумать, это просто ответить «Вас понял» и продолжать смотреть в ту сторону, где в последний раз видел танк командира.

Достигнув вершины холма в поисках «66-го» или 3-го взвода, «21-й» едва не столкнулся с другим танком, возникшим слева от него. Только быстрый приказ механику-водителю позволил избежать столкновения. Командир другого танка также заметил угрозу и в последнюю минуту отклонил танк влево. Затем два танка поравнялись и двинулись вперед на расстоянии двадцати метров друг от друга. Эвери успокоился. Он нашел танк командира. Он уже собирался приказать своему взводу начать развертывание, как его осенило, что появление другого танка слева не имело смысла. Если бы это был танк командира, он должен был бы появиться справа, а не слева. Он наклонился, чтобы получше рассмотреть танк.

Т-55! Это был проклятый Т-55! От внезапного осознания того, что он идет борт о борт с польским танком он онемел. От ощущения стекающей по ноге мочи Эвери словно наэлектризовало от желания действовать. Он начал разворачивать башню и отдавать приказ на открытие огня.

— Наводчик, танк!

Цель была так близко и так сильно засвечивала зеленое изображение в тепловизоре, что Тессман не мог рассмотреть танк.

— Не вижу его!

Недружественное действие «21-го» заставило командира польского танка получше присмотреться. Он тоже понял свою ошибку и начал наводить на «21-й» орудие. Тессман снова крикнул:

— Не вижу его!

— Сейчас!

— Пошел!

Эвери выстрелил из орудия, не потрудившись посмотреть в прицел. Грохот выстрела и грохот попавшего в цель снаряда слились в один. Т-55 отвернул влево, остановился и загорелся. Мгновение Эвери просто стоял и смотрел на Т-55. «21-й» продолжал катиться вперед. Крик заряжающего «готов!» вывел его из забытья.

— Прекратить огонь!

Отступление поляков потеряло всякое подобие организованности. Они были повсюду. Большинство танков были уничтожены или рассеяны. Теперь Гаргер и его взвод видели в основном танки и бронетранспортеры. Поднявшись на небольшой холм, они столкнулись лицом к лицу с минометной батареей. Танки даже не замедлились. Они просто продолжили катиться вперед, стреляя по бегущим минометчикам из пулеметов и давя гусеницами минометы. Джерри Гаргер с нетерпение ждал приказа снова выйти на полную боевую скорость.

Весь польский тыл пришел в движение. Он хотел покончить с ними прежде, чем они успеют реорганизоваться. Командир вызвал его и приказал3-му взводу перестроиться в строй уступом вправо. Гаргер отдал соответствующий приказ и начал смотреть, как танки его выполняют. Они отошли назад и заняли соответствующее положение, прикрывая правый фланг группы. Начало светать. Гаргер высунулся из командирской башенки и увидел подходящий слева «66-й». За ним он едва мог различить быстро приближающиеся танки 2-го взвода. Как только они подошли, группа двинулась дальше.

Если не случиться ничего страшного, они с легкостью достигнут реки Зале во второй половине дня.

* * *

«66-й», наконец, оказался в поле его зрения. Он не отстал от группы. Эвери испытал облегчение. Затем, впервые с момента прибытия в Германию ему пришел в голову юмор: второй раз за это утро он испытал облегчение. Он подумал о случае с Т-55 и своей реакции. Стрельба навскидку из танкового орудия не была предусмотрена наставлениями, никакими наставлениями. Но это, черт подери, сработало. «21-й» подбил польский танк и сам остался цел. Взвод догнал его и начал разворачиваться слева от танка командира. За исключением мокрых штанов, все было хорошо. Эвери подумал, что может быть, его, наконец, признают в качестве командира взвода. Он стал ветераном, а «21-й» получил свое первое кольцо.