Грозный змей

ГЛАВА ПЯТАЯ

Первый день в дороге Амиция провела, убеждая себя и сестер, что она не вводит их в искушение, не ведет на поругание и на смерть. Поездка вместе с Красным Рыцарем и его войском, которое состояло вовсе не из странствующих рыцарей, а из наемников, пугала ее спутниц.

Сестра Мария, высокая тихая девушка, отличалась блестящим умом, очень прямо держала спину и говорила красивым голосом, как в реальности, так и в эфире. Ей только исполнилось семнадцать – слишком юна, чтобы путешествовать, – и видно было, что изо дня в день она борется с мирскими соблазнами – иногда удивительными, а иногда жуткими. Хорошенькая, она страдала из-за того, что ей хотелось быть красивой. Это шло вразрез с ее тихой и искренней набожностью. Верхом она ездила плохо, потому что родилась в крестьянской семье, но отвергала помощь с юношеским негодованием. Солдатам очень нравились ее светлые прямые волосы и льдисто-голубые глаза.

Сестра Катерина, не столь холодная, славилась ехидством. Волосы у нее были рыжие и кудрявые. Ей уже исполнилось тридцать, она рожала и потеряла дитя. Происхождения она была благородного, и в монастыре долго пытались выбить из нее гордыню бесконечными епитимьями и не менее бесконечными стирками.

Получилось не слишком хорошо.

На самом деле, обеих монахинь приставили к сестре Амиции не только для поддержки, но и для перевоспитания. Сестра Катерина была высокомерна, а сестра Мария тщеславна.

Сестре Амиции казалось, что сестра Мирам ее испытывает.

Несмотря на это, они поладили. Лечить рыцарей, избавляться от боглинов и слушать исповеди было забавно. За первые недели они пережили вместе столько приключений, что подружились, чего никогда бы не случилось, если бы их связывали только сплетни и интриги замковой или монастырской жизни. Когда сестра Мария замирала у окна, глядя на свое отражение, Амиция ничего не говорила и никогда не упоминала четки сестры Катерины, изготовленные из золота и коралла.

Первый день пути был нелегок. Сестра Мария обычно ходила пешком или ездила на ослике, но отряд, направлявшийся на турнир, двигался слишком быстро, и ее посадили на одну из свободных лошадей, из-за чего она жестоко страдала. Как врач и герметист она располагала целым арсеналом лечебных средств, но как юная женщина она просто закусывала губу, терпела и мрачнела, пока сестра Амиция не остановила ее и не влила немного силы в ее бедра.

– Так заметно? – спросила сестра Мария.

– Да, – рассмеялась Амиция.

Сестра Катерина, напротив, была в своей стихии. Она красовалась на чудесной восточной кобылке и сидела в седле лучше многих солдат.

– Если позволишь, вечером я разрежу свою юбку и поеду по-мужски, – сказала сестра Катерина. – Могу и твою тоже. И Марии.

Сестра Амиция вздохнула. Катерина вечно ходила по грани допустимого и заглядывала за эту грань.

– Я не уверена, что мир готов к монахиням, которые ездят по-мужски.

– Пресвятая богородица, сестра! Ты служишь мессу, тебя обвиняют в ереси, но ты думаешь, что они не выдержат, если ты сядешь в седло по-мужски?

Красный Рыцарь в полном доспехе, алом шелковом сюрко, вышитом золотыми нитями, и золотых шпорах рысил вдоль колонны вместе с Тоби, своим оруженосцем, и Нелл, служанкой. Он внимательно изучал строй. Трех дам всячески оберегали.

Порой шел дождь.

– Если платье намокнет, ноги будут болеть еще сильнее, – сказала Катерина, – да и Марии будет проще. Нельзя ехать так. – Ей пришлось повысить голос. Они подъезжали к реке Альбин, которая громко ревела.

Прямо за тремя монахинями ехали фракейские рыцари во главе с сэром Кристосом. Когда Амиция оглядывалась, он широко улыбался. С черной с проседью бороды стекала вода. Он наклонил голову и выкрикнул что-то на архаике. Его рыцари и страдиоты подтянулись. Слуга принес льняных тряпиц, и рыцари начали вытирать доспехи друг друга.

Когда они повернули на восток, из-за туч вынырнуло бледное солнце. Отряд поднялся на низкий гребень, и вдруг перед ним раскинулся целый мир. Внизу лежал холмистый Брогат. К западу холмы становились выше, превращаясь в горы, сейчас скрытые пеленой дождя. В начале апреля холмы уже покрылись веселой зеленью, как будто приветствуя последние дни Великого поста.

А на востоке Великая река катила свои воды по глубокому ущелью, прежде чем вылиться на равнины Альбина. За многие тысячи лет весенние паводки, которые бывали и сильнее, чем в этом году, пробили глубокий канал в низких холмах центрального Брогата. Слева внизу текла река, мутная, буро-зеленая от холодной талой воды, старых листьев и жидкой глины. Мусор несся по течению со скоростью скачущей лошади. Река ревела так громко и рев этот так сильно отдавался от стен ущелья, что говорить рядом с ней было почти невозможно.

Водопад поражал. Вода рушилась вниз на две сотни футов, а вокруг серели мокрые скалы, белели березы, зеленели листья. Амиция поняла, что забывает дышать. Она отвернулась от водопада и увидела его.

Он радостно улыбался. Глубоко вздохнув, он посмотрел на ущелье и на реку, а потом ей в глаза. Улыбка не изменилась. Он взял ее левую руку, поцеловал и отпустил – она не успела его остановить.

Тропа вдоль ущелья была слишком узкой, чтобы Амиция сумела быстро повернуть лошадь. Она просто нарушила бы весь строй. Так что она поехала дальше, только обернулась. Он показывал своей служанке на седло сестры Марии. Девушка тут же спешилась и взяла лошадь под уздцы.

Амиция снова поймала его взгляд. Улыбка тут же вернулась. Он ткнул пальцем вперед и махнул рукой – один из сигналов отряда, который она помнила еще по осаде. Вперед. Она не нашла причины, чтобы не подчиниться, поэтому отвернулась, к облегчению своей лошади, и поехала вдоль одной из самых прекрасных долин, которые только видела в жизни.

Мокрые от дождя березовые листья под копытами стали буро-золотыми, противореча зеленым листьям над головой. Когда Амиция поднимала глаза от молитвенника, яркое солнце целовало ее, и она ехала вперед, от всей души славя Господа за ясный день и красоту вокруг.

Три чудесные мили они ехали вдоль ущелья, а потом тропа пересекла гребень справа от них, прошла чуть на запад и спустилась по склону. Рев воды остался позади, и люди снова смогли разговаривать.

У подножия холмов, где бежал к Великой реке чистый ручей, стоял обоз и горело два десятка больших костров. Там суетились двое страдиотов и почти все оруженосцы и слуги. Телеги уже расставили, лошадей выпрягли и поднимали капитанский шатер.

Только что минул полдень, но у Амиции побаливала спина, и она обрадовалась привалу. Увидев, что оруженосец капитана отдает распоряжения, она подъехала к нему.

– Да, сестра? – сказал он. – Капитан сказал, чтобы вам налили вина, пока ставят шатры.

Он указал на палатку, где Нелл разливала вино – кажется, планировалась серьезная пьянка. Два длинных стола накрывали на двадцать человек. Амиция хотела отказаться, но при взгляде на сестру Марию быстро передумала. Она сама решила путешествовать с ним, и она будет смотреть на него каждый день.

Отряд растянулся на все ущелье. Арьергард подошел только через час. Состоял он в основном из страдиотов сэра Кристоса.

Сестра Мария тут же уснула на складном стуле. Сестра Катерина ушла убедиться, что им предоставят отдельный шатер.

Амиция попробовала вино. Вскоре к ней подошел сэр Томас Лаклан, сел рядом.

– А где скот? – спросила она.

Сэр Томас рассмеялся:

– На западной дороге. Только Красный Рыцарь может повести свой отряд через чертово ущелье. – Он улыбнулся. – Тут есть отличная дорога, на западе, через одну долину.

– А почему мы пошли ущельем?

– Так из-за тебя, – расхохотался сэр Томас, – он же от тебя без ума. Амиция вспыхнула, хотя очень старалась остаться спокойной.

Он оскалился:

– Как по мне, ты не больно-то и против.

Амиция отхлебнула больше, чем намеревалась, и закашлялась.

– Сплетничаю, как старая кумушка, – сказал сэр Томас и устроился поудобнее, что при его росте в шесть футов четыре дюйма было не так просто. – Тебе понравилось ущелье?

– Оно великолепно. Рев воды… скалы… прекрасно.

Сэр Томас подвинулся, освобождая место для сэра Гэвина и сэра Майкла. Оба вошедших поклонились Амиции и заговорили шепотом. Рядом со спящей сестрой Марией шептали все, кроме сэра Томаса Лаклана, который просто не умел этого делать.

У выхода из шатра кто-то ехидно, с очень правильным выговором спросил:

– И что теперь поделывает наш лорд и господин? Ищет менестрелей, которые играли бы его возлюбленной?

Тоби что-то тихо ответил.

– Господи, – сказал голос.

Крис Фольяк, который так и не переоделся, вошел в шатер. Он был красен, как свекла, а увидев, как вспыхнула Амиция, покраснел еще сильнее.

Амиция встала:

– Наверное…

Сэр Томас тоже поднялся:

– Ты не уходи. Фольяк всегда так языком мелет. Да, Кит?

– Сестра, я прошу прощения за… – Даже Крис Фольяк не сразу нашелся, что сказать.

Но, к счастью для всех, сестра Мария проснулась именно в эту минуту.

– Амиция, – пробормотала она.

Амиция взяла ее за руку и увела в их шатер. В отряде было сто человек и пятнадцать телег, так что нужный шатер они нашли быстро. Перед ним молилась сестра Катерина вместе с дюжиной молодых людей и девиц. Она улыбнулась сестре Амиции.

Сестра Мария так устала в дороге, что едва смогла раздеться до рубашки. Амиция уложила ее, укрыла и смотрела, как девушка засыпает без всяких волшебных ухищрений.

Катерина поднялась с колен и отряхнула платье. В руке у нее были коралловые четки.

– Святая Дева, как же Мария будет ненавидеть лошадей завтра к утру. В войске же нет капеллана после смерти отца Арно?

Амиция подтвердила.

– Ну, сестра, это у тебя есть разрешение служить мессу. У меня нет. – Сестра Катерина улыбнулась. – Отец Арно служил мессу каждое утро. Тут не все такие безбожники, как капитан.

Амиция кивнула, не уверенная, хочет ли она защищать капитана или тоже напасть на него.

– Ты же знаешь, что я уезжаю именно потому, что меня объявили еретичкой. Какая уж тут месса.

Сестра Катерина указала на большой красный шатер.

– Я правильно понимаю, что там вино? – улыбнулась она. – Послушай, я влюблена в половину из этих людей. Я не стану грешить и падать на спину перед кем-то из них, но я бы с удовольствием провела неделю в седле, разговаривая о чем-то, кроме стирки.

Амиция должна была одернуть ее, но вместо этого рассмеялась:

– Давай присматривать друг за другом.

При появлении двух монахинь шатер затих.

– Par Dieu, господа, – сказал сэр Пьер. – Нам стоит следить за манерами и выражениями.

– Потренируемся перед турниром, где будут король и королева, – заметил сэр Майкл.

При этих словах вошел капитан. Амиция обратила внимание, что от него пахнет потом, человеческим и лошадиным, и металлом. Тут же появилась Нелл и сунула ему в руку кубок. Остальные встали, правда, не разом. Никто не поклонился, но видно было, что его уважают. Сели все, когда сел капитан.

Он улыбнулся Амиции:

– Гости, конечно, не должны мне никаких почестей.

Она улыбнулась в ответ:

– Излишняя вежливость еще никому не повредила.

Остальные вернулись к своим разговорам, и она полностью завладела его вниманием.

– Хотите, я отслужу в пути мессу для ваших людей?

– Да. Да, пожалуй. А если вы окажетесь еретичкой, мы все отправимся прямиком в ад?

– Нет, полагаю, этот грех падет на меня.

– Отлично. Если вы захотите еще как-то согрешить… нет, это было глупо.

– Да, – честно сказала она. – Давайте так. Я не услышу от вас ни одной двусмысленности, а вы от меня – ни одного осуждения вашего образа жизни.

– Договорились. Тем более что я не умею говорить двусмысленности.

Он огляделся:

– Господа!

Все затихли. Ее беспокоила легкость, с которой он пользовался своей властью. Он не стал ждать, пока люди закончат разговор, как сделала бы сестра Мирам, не стал присоединяться к чужой беседе и ждать свой очереди. Он просто прервал всех.

Он махнул Тоби, и все оруженосцы и пажи покинули шатер.

– Когда я вошел, сэр Майкл говорил, что при дворе короля и королевы нам придется вести себя наилучшим образом. То, что я сейчас скажу, не должно выйти за пределы этого шатра. Это не предназначено для ушей пажей и оруженосцев, а также крестьян, которые продают нам еду.

Его внимательно слушали.

– Король взял королеву под стражу, обвинив в колдовстве. Ей вменяют убийство графа д’Э волшебством. – Он говорил спокойно, как будто обсуждал погоду.

Сэр Майкл позеленел:

– Христос распятый! Он не в себе?

Красный Рыцарь покачал головой:

– Друзья, я действовал слишком медленно. Мне стоило… неважно. Но я не знаю, что ждет нас впереди, война или мир, турнир или куда более мрачное состязание. Полагаю, многие из вас догадываются, где сейчас сэр Гельфред. Так что вы должны понимать, откуда новости.

Сэр Алкей улыбнулся. Плохиш Том пожал плечами.

Красный Рыцарь откинулся на спинку скамьи и отпил вина.

– Ближе к Харндону мы получим более точные сведения. Но если то, что я узнал сегодня, верно и то, что знал сэр Джон Крейфорд пару дней назад, тоже, принц Окситанский направляется на юг Альбы.

– И вдоль всех границ ходят патрули, – вставил Плохиш Том.

– Мастер Смит велел нам ехать на турнир, – продолжал Красный Рыцарь, – а чутье велит мне устроиться в Альбинкирке и поднимать армию, но может быть… если нам очень повезет… мы сумеем что-нибудь спасти. Так или иначе, мы должны быть осторожны. Считайте, что идет война.

Люди загомонили.

Сэр Майкл покачал головой:

– Мне это не нравится. Король… одержим?

Подобные предположения приравнивались к государственной измене, так что мгновенно настала тишина.

Сэр Габриэль посмотрел в свой кубок:

– Я думал, что знаю, что происходит… арест королевы…

Амиция заметила, что он еле притронулся к вину. Ей приходилось видеть, как он пьет по-настоящему. Сейчас он контролировал себя.

– Собираем войско, – предложил сэр Майкл повелительным тоном.

Сэр Томас наморщил нос.

Сэр Габриэль улыбнулся:

– Интересная мысль. Но если мы введем армию в Альбин, то это будет выглядеть так, как будто первые начали мы. Народ, купцы, йомены, фермеры – все будут думать, что мы вынудили короля к войне. Праведного короля. – Он посмотрел на сэра Кристоса и сэра Алкея. – У нас достаточно сил. Мы справимся с любым, кто на нас нападет. И у нас есть друзья.

– А где находится мастер Кронмир? – поинтересовался сэр Майкл.

– Там, где нужно, – сказал сэр Габриэль с прежним высокомерием.

Два дня дождей превратили дороги в раскисшую грязь, усыпанную листьями. Правда, на той дороге, что шла вдоль ущелья, под грязью был твердый камень, так что обоз продвигался вперед довольно быстро. Дважды Амиция проезжала по таким узким тропкам, что боялась посмотреть в сторону, а один раз им с сестрой Марией, которая немного пришла в себя, довелось спешиться и упереться спинами в телегу, чтобы погонщик и два мула не рухнули в ущелье. Они страшно измазались и взяли сухую одежду у пажей.

Сестра Катерина рассмеялась:

– Я могла бы каждый день носить шоссы и камзол. Только в них слишком сложно мочиться.

– Вы привыкнете, – рассмеялась Нелл.

Сестра Мария посмотрела на Амицию, которая убрала волосы под мужской худ, и на Катерину – та нахлобучила на голову подшлемник, из-под него выбивались рыжие кудри.

– Нас всех сожгут за ересь, – предрекла она.

Пробуждение в отряде наемников не имело ничего общего с пробуждением в спальне монахинь в Лиссен Карак. Тут были животные – отряд двигался верхом, и на сотню мужчин и женщин приходилось три сотни мулов, лошадей, две пары быков, дойная корова, стая собак во главе с двумя мастифами, принадлежащими Плохишу Тому, хотя они никогда к нему не подходили, несколько кошек, которые жили в обозе, соколы капитана и сэра Майкла и несколько испуганных куриц. Утро наступало резко и порой пугающе – как только вставало солнце, все звери немедленно начинали лаять, кричать, кусаться, пердеть и шуметь.

Сестре Катерине это не мешало. Сестра Мария жаловалась, что вовсе не спит.

– И на меня смотрят мужчины. Все время, – возмутилась она.

Сестра Амиция воздержалась от комментариев и села. В монастыре они, имея дело с больными, прилагали множество усилий для сохранения идеальной чистоты. Еще они очень тщательно одевались, закрывая как можно больше кожи. Орден часто имел дело со страстями и прекрасно представлял, что случается, когда множество молодых мужчин – или женщин – проводит вместе все время.

В военном лагере соблюдать подобные привычки оказалось невозможно. Мужчины и женщины переодевались прямо на улице, а если они задерживались слишком долго, гофмейстер лагеря мог приказать разобрать палатку вокруг них. В первый день это чуть не произошло с Марией. Никомед был морейцем. Высокий, очень худой книжник и, как быстро выяснила Амиция, слабенький герметист. Но он служил гофмейстером и следил, чтобы палатки ставили и сворачивали, костры разжигали и тушили, а пищу готовили вовремя. Вместе с мисс Сью, дочерью Мэг, он управлял всей жизнью лагеря. Если они когда и ссорились, Амиция этого не видела.

Сырым утром, грозившим дождем, Амиция заставила себя вылезти из-под теплого одеяла, туго скатала его, чтобы не промокло, и убрала в чехол из провощенного льна, который собиралась приторочить к седлу. Вышла под слабый дождь прямо в ночной рубашке, которая была также ее второй рубашкой и рисковала остаться единственной, если бы Амиция, например, порвала первую.

Тут монастырский опыт сослужил ей добрую службу. Сколько бы пажей и оруженосцев ни пялились на нее, она влезла в мужскую сорочку и шоссы, не показав никому своих коленей, не говоря уж о чем-нибудь другом. Мужская одежда ей не нравилась. Тесные шерстяные шоссы кололи ноги, тогда как просторное платье Ордена обеспечивало некоторую свободу движений. Но сидеть в седле в платье было неудобно. Они с Катериной оделись практически мгновенно и принялись складывать, прибирать и увязывать вещи в своем маленьком лагере. Катерина, которая куда лучше ездила верхом, отправилась проведать лошадей.

Довольно рано пришла Нелл со своим мальчиком. Он был симпатичный, большеглазый и крепкий, по-щенячьи злобный, как все молодые мужчины, но при этом относился к Нелл очень нежно. Амиции это понравилось. Он принес три деревянные миски с колбасой, яйцами и позавчерашним хлебом, поджаренным и намазанным маслом.

Амиция вернулась в палатку, где тщательно одевалась Мария.

– Поесть не забудь.

Эту ночь, четвертую, они провели в чудесном лагере на краю огромного утеса, нависавшего над великолепным зелено-золотым ковром плодородных альбинских нагорий. В нескольких шагах к западу Амиция увидела полянку и повела туда свой маленький отряд, жуя на ходу колбасу. Солнце вставало, окрашивая все вокруг в красно-золотые тона, собирался серьезный дождь, а Амиция отслужила мессу с помощью Марии. В ее распоряжении было простое деревянное блюдо и серебряный кубок капитана. На мессу пришел сэр Майкл, и сэр Кристос, и дюжина погонщиков приехала из своего западного лагеря, где скитались, как потерянные души, стада коров, а овцы блеяли, прерывая ее benedictus. Амиция смеялась. Все смеялись, потому что овцы звучали точь-в-точь как хор.

Она удивилась сэру Кристосу. Морейская церковь руководствовалась еще более строгими правилами, чем альбанская, особенно если речь шла о женщине. Но служба вышла хорошая, и Амиция искренне наслаждалась.

Пришел Маркус, оруженосец этрусского рыцаря, и Тоби, оруженосец капитана. Оба глубоко ей поклонились. Лучники помахали руками. Калли, их главный, Кадди, его приятель и собутыльник, Фларч, опасный человек и блудник, – все остановились поздороваться с ней.

– Что красотка вроде вас делает в таком месте, сестра? – спросил Фларч с плотоядной ухмылочкой.

– Служу Господу. Жаль, не все из нас Ему служат.

– Ясно, – прошипел Кадди, и лучники пошли к своим коням.

Сидя под деревом, трубач полировал свою трубу тряпкой. Все знали, что немедленно после этого он подаст сигнал. Николас Ганфрой был уже не так юн и неплохо научился играть. В войске теперь издевались над другими новобранцами.

Амиция вышла из рощицы и увидела, что Катерина держит оседланных лошадей. Амиция принесла ей кусок освященной гостии и благословила сестру. Катерина поклонилась, прожевала гостию и произнесла молитву.

Николас Ганфрой оглядел отряд и поднес трубу к губам. При первой же ноте пажи и конюхи взяли лошадей под уздцы и повели на места. Рыцари, пехотинцы, пажи, лучники – все спокойно двинулись вперед и встали возле лошадей.

Отряд только строился, но полдюжины разведчиков уже выехали. Микал, кузен Ставроса, ставший уже кем-то вроде унтер-офицера, повел две группы легких фракейских всадников по параллельным хребтам, держа в поле зрения разведчиков сэра Томаса.

Амиция любила, когда люди хорошо делают свое дело, и с удовольствием наблюдала.

Капитан вышел на поле. Никомед и дюжина слуг убирали его шатер, который всегда ставили первым и снимали последним. Красный Рыцарь прогулялся вдоль строя и остановился у копья сэра Майкла. Посмотрел на нового лучника, дружка Нелл. Мальчик зарделся и пробормотал что-то. Капитан рассмеялся, положил руку ему на плечо, а сэр Майкл отметил что-то на восковой табличке.

Потом капитан сквозь строй подошел к женщинам. Их было не так много, как обычно. Теперь их возглавляла Сью, дочь Мэг. Она приехала одна, накануне, и не собиралась объяснять, почему задержалась. Год или два назад Амиция предположила бы, что все женщины в лагере – шлюхи, и постаралась бы им помочь. Но за четыре дня она поняла, что женщины трудились. Они шили. С утра до ночи, если только они не стирали, не ухаживали за ранеными и не помогали пажам с лошадьми. А ведь у них были и свои шатры.

Женщины интересовали Амицию больше, чем мужчины, а в войске их было много, в том числе и воительниц.

Амиция думала, что капитан собирается поговорить со Сью, например, о дисциплине, но вместо этого, кивнув ей, он подошел к монахиням. Улыбнулся:

– Кажется, сестра, вы взяли мой кубок.

Она знала, что покраснела, но все равно улыбнулась:

– Это лучший кубок в лагере.

– Мне не жалко одолжить кубок Господу. Но пусть Он его вернет.

Сестра Мария задохнулась, а сестра Катерина хихикнула.

Амиция протянула ему кубок. Он поднял его, как будто произнося тост.

– Завтра просто отдайте его Тоби. – Он помолчал. – Я могу показать вам что-нибудь красивое? Поедете со мной?

Если бы Амиция готовилась к этому, она смогла бы отказаться. Она не хотела оставаться с ним наедине. Никогда больше.

Но он улыбался.

И она взяла поводья своей лошади из рук сестры Катерины – та криво улыбнулась – и вышла вперед, к капитану, Тоби и трубачу. Ганфрой снова поднял трубу. Раздался сигнал «по коням!». Капитан взлетел в седло, и люди радостно закричали.

Тоби поймал ее взгляд.

– Он любит выделываться, – сказал он довольно громко.

– Люблю, – засмеялся сэр Габриэль.

В сорока шагах Никомед залез на высокую телегу рядом со Сью, которая уже занесла бич.

Сэр Габриэль махнул сэру Майклу, и тот выехал вперед.

– Мы с сестрой немного покатаемся, – объяснил капитан.

Сэр Майкл кивнул Амиции:

– А у вас есть длинная ложка, сестра?

Она рассмеялась и удивилась, насколько дико прозвучал ее смех. Она собралась с мыслями.

Сэр Майкл взял жезл из руки сэра Габриэля, взмахнул им, и морейцы двинулись вперед, не дожидаясь сигнала трубы.

Труба наконец прозвучала еще раз, и с места сдвинулся весь отряд.

– Это больше похоже на монастырь, чем я думала, – заметила Амиция.

Каждая группа быстро заняла свое место, кроме копья сэра Майкла. Робин выехал вперед, но замечтался и отстал. Лошадь заметила, что он отвлекся, и прыгнула. Сью, сидевшей на козлах первой телеги, пришлось натянуть поводья, когда лошади рванули вперед.

– Ты, бессмысленный мешок дерьма! Тебе вчера вечером яйца узлом связали? Найти их не можешь? – Сью говорила довольно спокойно. В такую рань никто еще не мог скандалить по-настоящему.

Мальчик залился краской, проглотил оскорбление и двинул лошадь вперед. Ездил он плохо.

– Совсем как в монастыре, – сказал сэр Габриэль.

– Издеваетесь? – засмеялась Амиция. – Мирам усмирила бы их одним движением брови.

– Возможно, мне стоит отправить к ней всех своих офицеров. – Он больше не смотрел на нее, предпочитая изучать свой отряд.

Во время осады это ее очаровывало. У нее случались обожатели, которые все действовали примерно одинаково. У Габриэля были свои способы ухаживания, но он редко отрывался от дела. Ей как женщине больше нравилась его сосредоточенность на деле, а не щенячья преданность юношей помоложе.

Они ехали бок о бок. Погода исправилась. Если с утра было пасмурно, то теперь апрельское небо радовало глаз синевой и белизной.

– Мы сможем к пятнице достать рыбы? – спросила она. – Меня не мучает совесть, если я ем сухую колбасу в пост, но близится Страстная пятница. Многие из ваших людей не хотели бы есть мясо.

– Думаю, Никомед уже занялся этим вопросом. Рыбу найти непросто, разве что там, где Альбин вливается в море. Там ее много, но почти некому ее ловить… кроме крестьянских мальчишек, убегающих от работы.

Они ехали на восток, к реке, а колонна шла на запад.

– Может быть, в пятницу мы все будем поститься, – сказал он.

– Даже вы?

Река шумела все громче. Они поднимались наверх по каменистому хребту.

– Я определился со своими взглядами на Бога, – сказал он, – у меня появились новые доказательства.

– Собираетесь простить Господа? – Она сама удивилась, насколько кисло это прозвучало.

– Возможно.

Из-за рева воды они больше не могли беседовать.

Тропинка почти сразу свернула вправо и извивами пошла вниз.

Амиция очень быстро вспомнила, как важен звук для восприятия мира и для сохранения равновесия. Река заглушала почти все остальные звуки, и Амиция почувствовала себя почти слепой.

Через некоторое время Габриэль спешился и помог спешиться ей, без всякой рисовки. Потом повел своего коня вниз по тропе, которая становилось все уже и мокрее. Копыта и обувь оставляли на ней следы. Над деревьями повис туман.

Казалось, что они существуют в своем собственном мире. Они не пытались разговаривать, только один раз он вошел в ее Дворец воспоминаний и сказал: «Тут очень скользко, осторожнее». Она улыбнулась и поблагодарила его.

А потом они вышли из леса на широкую плоскую лужайку. На ней лежали целые древесные стволы, принесенные сюда весенним паводком. Трава казалась свежеумытой. Правда, идеальной эту лужайку никто не назвал бы – стаи уток и гусей обеспечили плодородность здешней почвы.

Шум стоял невыносимый.

Габриэль подошел к краю широкой запруды размером с небольшое озеро. Берега ее были зелены, а глубокая, как в океане, вода казалась ледяной. В середине запруды выскочила из воды форель, красная, золотая и серебряная, размером с большую кошку. Она осторожно схватила муху и снова ушла в холодную черную воду.

Но вовсе не запруда притягивала взгляд. Настоящим чудом были водопады. Они рушились вниз с трех сотен футов, с высоты над утесом, где стоял лагерь отряда. Сначала вода спадала единым гладким полотнищем, но высоко над их головами его разделял утес, который торчал, как башня небольшого собора.

Амиция не могла отвести взгляда от воды. Вода падала, падала, падала вниз, уходила в запруду и стекала дальше, в реку. Амиция опустилась на колени и стала молиться. Она молилась за себя, за него, за это место, просила Господа благословить всех земных тварей. Когда она встала, оказалось, что колени у нее промокли. Габриэль привязал лошадей и поманил ее за собой. Она пошла. Спокойная и счастливая.

Он подвел ее к краю водопада. Поток воды оказался на расстоянии вытянутой руки от его лица. Потом Габриэль вошел в воду. Амиция и раньше видела водопады, пусть и не такие огромные. Она тоже шагнула вперед. И даже не успела промокнуть – за водопадом оказалась пещера.

В ней тоже было шумно, но не так, как снаружи.

– Вы мне доверяете, – улыбнулся он.

– Я могла бы сказать, что я верю в Бога, а вас просто провоцирую. Но на самом деле я действительно вам доверяю, мой дорогой.

– Благодарю за доверие. Я очень хотел привести вас сюда. Я нашел эту пещеру много лет назад и всегда мечтал показать ее своей возлюбленной.

Она рассмеялась:

– К несчастью – возможно, для нас обоих, – я монахиня, а не ваша возлюбленная.

Он кивнул. В пещере было несколько табуретов, и он поставил один для нее.

– Разжечь костер? Вы обсохнете.

– Я все равно промокну, когда буду выходить. И вряд ли мне стоит перед вами раздеваться.

– Это особенное место, – на ее последние слова он внимания не обратил, – вы это чувствуете, старая могущественная сестра?

Она потянулась в эфир и тут же в изумлении отпрянула.

– Оно закрыто. Земля с одной стороны и текучая вода с другой, – сказал Габриэль. – Наверное, что-то очень могущественное могло бы сюда проникнуть или отсюда выйти, но эта пещерка будто запечатана в эфире, – он сел на табурет, – поэтому мы можем поговорить о чем угодно. Никто нас не услышит. Ни Гармодий, ни Шип, ни даже Эш.

Имя как будто вибрировало.

– Эш?

– После Лиссен Карак я заключил союз – я так полагаю – с могущественной древней силой, которую люди называют Змеем из Эрча. – Услышав это, она кивнула. – Я многому научился, говоря с ним. В частности, я узнал, что он противостоит другой силе, которую называет Эшем. – Габриэль улыбнулся, как мальчишка. – Я знаю, это глупо звучит, но, кажется, именно эта сила передвигает фигуры по доске, и в Лиссен Карак, и в Харндоне. А может быть, и везде.

Не к такой беседе она готовилась последний час, пока шла, ехала верхом и лезла вверх. Она глубоко вздохнула.

– Что вы охраняете под подземельями Лиссен Карак? – спросил он.

– Это не моя тайна.

– Но вы признаете, что тайна существует. Что вы сделали, чтобы меня не могли убить? Даже для вас это непростое колдовство.

Она устроилась на табурете поудобнее и прислонилась затылком к каменной стене. Посмотрела на белую пену потока, закрывавшего пещеру спереди.

– Вам не кажется, что примитивное обольщение было бы уместнее? – спросила она.

Он засмеялся так радостно и открыто, что она засмеялась тоже.

– Амиция, так ли велика ваша любовь к Господу, чтобы не оставить в сердце места для земной любви?

Она скривилась:

– Какого ответа вы ждете? Но вообще да, – она покачала головой, – мне кажется, что некоторое время назад… не так давно… я чуть не упала в ваши объятия, – она вспыхнула, – но что-то во мне изменилось. В молитве, когда ты поднимаешься к Господу, есть момент, когда нужно оградить себя от греха. А потом наступает момент, когда грех кажется глупым. Перестает соблазнять. Земная любовь бледна рядом с небесной.

Он храбро улыбался, но она видела, что задела его.

– Дорогой мой, я всего лишь хочу, чтобы все были счастливы.

– А что бы вы сказали, узнав, что я всего лишь желаю счастья вам?

Она снова поморщилась:

– Я бы сказала, что вам двадцать три или двадцать четыре года и через год-два вы будете думать совсем по-другому. – Она подняла руку. – Я бы сказала, что ваша одержимость войной не позволяет вам любить меня – или Господа – по-настоящему.

– Да. Я то же самое говорил оруженосцу насчет его новой девушки. – Габриэль скрестил ноги в высоких сапогах. – Черт с ней, с любовью. Что вы сделали?

Она посмотрела на него. Он был так близко. Он был собой. Сколь многое в нем она ненавидела. Сколь многое любила. Забыть про это совсем было не так просто, как она утверждала, даже сейчас, когда она ощущала реальность Господнего творения так же явно, как жесткий камень под ногами.

– Я… – Она помедлила. Ей было что терять. А кое в чем она отказывалась признаться даже самой себе. – Аббатиса погибла. Крепость почти пала. Я получила всю силу, которую отдал Шип. Я падала. Знали бы вы, Габриэль, как это было тяжело. Сила оказалась слишком велика для меня. Король и королева требовали исцеления, – она закрыла глаза, – а потом Господь протянул мне руку и укрепил меня. Потенциальная сила сразу превратилась в энергию. Я творила одно заклинание за другим. – Она смотрела на водопад, но видела перед собой сотни исцелений, сотни мужчин и женщин, пострадавших в битве и спасенных.

Габриэль ничего не сказал.

– Кто-то укрепил меня. Кто-то говорил со мной, – она вздохнула, – и тогда, и потом… но не сейчас… это тревожит Мирам. И меня. – Она поджала губы и нахмурилась. – Потом… ночью я собиралась… я могла… Нет, я не хочу, – сказала она, – простите, Габриэль. Я не хочу объяснять. Я приняла решение. Как и вы. Такое решение, как вы принимаете в бою. Безоговорочное и обязательное. Оно принято. Я никогда не скрывала, что чувствую к вам, – она посмотрела ему в глаза, – но я не поддамся этому. Никогда.

– Но…

Она встала.

– Не спрашивайте. Вы меня любите? Не спрашивайте. Если вы решите отправить Майкла на смерть, чтобы спасти свой отряд… вы же это сделаете?

Он поджал губы. На мгновение выражение его лица стало таким же, как у нее.

– С вами непросто. Да, я мог бы так поступить.

– Предположим, так и случилось. Майкл мертв, отряд спасен. Как часто вы будете обдумывать это решение?

Он тоже встал:

– Кажется… кажется, я понимаю, – он покачал головой, – ах, Амиция.

Неожиданно она положила руку ему на затылок и быстро поцеловала в губы. Так она могла бы поцеловать Катерину или отца Арно.

– Я стану учить ваших детей, – сказала она, – хотя не знаю, как я их вытерплю.

Мгновение он стоял, как громом пораженный. Потом упал перед ней на колени и поцеловал ей руку. Улыбнулся:

– Меня в самом деле нельзя убить?

Она скривила губы. Плечи у нее обвисли.

– Не испытывайте удачу.

После этого они проболтали примерно час, как добрые друзья. Он рассказывал ей о том, чему научился в Ливиаполисе и что узнал от Змея. Она молчала о тайнах Лиссен Карак, но фыркала в ответ на некоторые его теории.

– А что думал отец Арно о вашем Змее? – спросила она, когда настала пора уходить.

– Змей вернул ему дар целительства.

Вместо ответа она подошла к водопаду и сунула в него ладонь. Напилась воды – она была ледяной.

– Прежде чем мы вернемся к миру, скажите мне, почему вы примирились с Богом.

– Это исповедь? – поинтересовался он. – Благословите меня, матушка, поскольку я не исповедовался лет десять. Начинать с убийства нечисти?

– Вы так легко богохульствуете.

– Моя мать всегда считала себя равной Господу.

– Мне нравится ваша мать, – сказала Амиция. – По-моему, вам пора перестать прятаться от нее и за ней. У всех у нас есть матери. – Она взяла его руки в свои. – Так что насчет Бога?

– Наверное, я попал в ту же ловушку, что и все легковозбудимые юноши и девушки со времен Адама и Евы. Решил, что я проклят Господом.

– Гнилая теология.

– М-м-м… – Его несогласие почти потерялось в реве водопада. – Я не уверен. А потом вместо чудесного обращения, моя дорогая сестра, я оказался всего лишь усталым агностиком. Задавал все обычные вопросы: почему в мире так много страданий? почему миром управляет горстка могущественных зловредных сущностей, обладающих особыми силами? разве можем мы увидеть Божью любовь? – Он посмотрел на ее руки. – Честно говоря, когда вы держите меня за руки, я, кажется, способен поверить, что Господь любит меня.

– Существует ли лучшая лесть в какой-либо из сфер? – Она распахнула глаза. – Люби меня, и я приду к Богу.

Они по-доброму рассмеялись.

– Вы найдете другую, – сказала она.

– Никогда.

– Да, любовь моя. А теперь расслабьтесь. – Она потянулась к нему и уловила слабое дуновение силы. Она знала эту силу и улыбнулась – Гауз наложила на нее любовные чары. Амиция рассмеялась. – Рыбак рыбака…

– Что такое? – спросил Габриэль.

– Спасибо. Это было чудесно.

Габриэль поклонился:

– Нам пора возвращаться.

Два часа спустя они присоединились к колонне к югу от утесов и пересекли Шестой мост вместе с ней. Возможно, о них говорили, но поведение сестры Амиции не давало пищи для пересудов. Она ехала вместе с капитаном, и ее сестры тоже. Когда колонна остановилась поесть, все люди уже были так же беспечны, как и монахини.

После обеда вернулся Плохиш Том. Стада отставали уже почти на день пути. Но он ехал с сэром Габриэлем, монахинями, Крисом Фольяком и Фрэнсисом Эткортом, громко переговаривался с сэром Данведом и махал руками, пытался – безуспешно – задирать сэра Бертрана. Около часа рыцари охотились с соколами и добыли несколько куропаток к ужину, встретились с сэром Гэвином, который ездил вперед на разведку.

Пока два брата разговаривали, над ними появилась птица. Все практикующие герметическое искусство как один уставились в небо.

Сэр Алкей, державшийся позади вместе с морейцами, проскакал вдоль колонны к капитану, поймавшему огромную птицу – имперского посланника. Сэр Алкей перехватил птицу, пригладил перья, успокоил ее, осторожно отцепил две трубочки с письмами.

– Зашифровано. – Он передал их капитану.

– До лагеря далеко? – спросил сэр Габриэль у брата.

Сэр Гэвин, сильно изменившийся после встречи с невестой в Лиссен Карак, ответил:

– Две лиги. Сразу за следующим хребтом.

Капитан сунул оба письма под одежду и сказал сэру Алкею:

– Если я остановлюсь их прочитать, мы останемся без ужина.

Алкей поморщился:

– На дворе Великий пост. Ужин – слишком громкое слово.

Крис Фольяк наклонился к нему:

– За моим столом никакого поста не бывает, – сказал он, но, увидев взгляд Амиции, отвел глаза.

Письмо от императора положило конец радостному весеннему дню. Они поехали вперед быстрее, чтобы скорее добраться до цели. Так быстро, что Амиция отстала вместе с другими монахинями, опасаясь, что сестра Мария может свалиться с седла. Прибытие капитана она упустила. Въехав в лагерь – почти все шатры и палатки уже стояли, а позже нее добрались только морейцы, – она увидела, что Нелл раскладывает постели для монахинь.

– Спасибо тебе, Нелл.

День был ясный, и одеяла высохли, даже притороченные к седлу. Амиция мечтала поспать в тепле.

– Капитан просит вас прийти, когда вам будет удобно, – сказала Нелл, – а это значит как можно быстрее, сестра.

Она вошла в алый шатер. Там было тихо. Сэр Гэвин, сэр Майкл, сэр Томас, сэр Кристос и сэр Алкей стояли рядом с капитаном, который писал на восковой табличке. Калли сидел, скрестив ноги, и пил вино.

Все были предельно серьезны. Когда Амиция вошла, все взгляды обратились к ней, и ее сердце на мгновение замерло. Они смотрели так, как будто кто-то умер.

– Что случилось?

Габриэль – мысленно она не могла называть его капитаном – встал и подошел к ней.

– Король, – тихо сказал он, – король распустил ваш орден с согласия архиепископа. Он уничтожил орден Святого Фомы.

Она вздохнула:

– Не только король, но даже патриарх не может отменить того, что создано Господом.

Сэр Майк обратился к ней:

– От имени войска, сестра, хочу заявить, что вы, приор, отец Арно – все вы служили для нас примером.

Сэр Габриэль согласился:

– Это так. Что вы будете делать теперь?

– Выпью вина. – Амиция села. Она не могла заставить себя засмеяться. – Мне нужно подумать.

– Вы почетная гостья на нашем совете, сестра, – сказал сэр Майкл, напомнив, что она вторглась на военный совет. На столе лежали две карты, все рыцари держали в руках восковые таблички.

– Очевидно, это не единственные новости, – заметила Амиция.

Сэр Алкей, кажется, хотел возразить, но сэр Габриэль улыбнулся ей. Мгновение она купалась в тепле его улыбки. Запретное удовольствие.

– Нет. Судебный поединок за честь королевы назначен на вторник следующей недели. В день турнира. Многие лишены прав и имущества и обвинены в измене.

– Моего отца должны казнить, – с ледяной невозмутимостью заявил сэр Майкл.

– Половину дворянства должны казнить, – заметил сэр Габриэль, – вероятно, это сделает вторая половина. И горстка галлейцев.

– Какая уж горстка, – вмешался сэр Томас, – три сотни копий и это чудовище дю Корс.

– Редко встречаются настолько же уместные имена, – засмеялся сэр Майкл.

– В Харндоне идет война, – сказал Габриэль, – простолюдины против дворян. По крайней мере, так кажется. Король умудрился арестовать даже сэра Джеральда Рэндома.

– Самого богатого и самого лояльного человека в королевстве, – пробормотал сэр Гэвин.

– Люди бегут из города, король собирается ввести военное положение, и, судя по всему, стоит за этим архиепископ Лорики. – Габриэль кинул на стол крошечный, почти прозрачный листок пергамента.

– Видимо, он хочет гражданской войны, – нахмурился сэр Майкл.

– Кто-то хочет гражданской войны. И этот кто-то умен, – кивнул Габриэль.

– Надо собирать наше войско, – сказал Майкл.

Габриэль покачал головой:

– Зачем? На нас не нападают. Послушайте, друзья мои. Мы имеем право проехать на турнир вооруженными. Мы направляемся на турнир, и мы держимся в рамках закона.

Амиция вдруг поняла:

– Вы хотите сразиться за королеву!

Сэр Майкл дернулся. Сэр Гэвин тоже.

Габриэль, похоже, ощутил невыносимо гордое удовольствие, как всегда, когда очередная его схема работала как полагается. Он поджал губы, втянул щеки и стал походить на кота, который поймал мышь.

– Хочу, – подтвердил он.

– Может, мы все и живем только для того, чтобы ты оказался там, – сказал сэр Майкл, – ублюдок. Я хочу сразиться за королеву!

– Тебе нужно спасать отца, – возразил Габриэль, – и других людей. Плохиш Том потер заросший подбородок.

– Нам придется прорубать себе путь туда и назад? – спросил он с явным удовольствием.

– Нет, Том, – ответил Красный Рыцарь. – Мы постараемся вести себя разумно и ответственно, мы не хотим публичных проявлений жестокости в городе, который уже стоит на грани гражданской войны.

Плохиш Том оскалился:

– Это ты так говоришь. Придется тренироваться каждый день.

– Да, – кивнул сэр Габриэль, – но я не хочу, чтобы меня ранили. Его брат невесело рассмеялся:

– Хочешь присвоить всю славу? Если тебя ранят, один из нас сможет занять твое место.

Еще кто-то вымученно рассмеялся.

Плохиш Том ухмылялся от уха до уха:

– Это будет чертов де Вральи?

– Это точно не будет сам король, – сказал сэр Габриэль. – Де Вральи – его первый воин.

– Он мой, – заявил сэр Гэвин. – Господь мне свидетель. Я убью его.

Рыцари переглядывались.

– Я лучший боец, – продолжал сэр Гэвин.

– Да, – медленно проговорил сэр Габриэль и улыбнулся, – иногда. Королева просила меня прошлой осенью. Не думаю, что она знала, что будет стоять на кону…

– На кону! – Том Лаклан шлепнул себя по колену и расхохотался. – Неплохо.

Следующие два дня, проведенные в пути, совсем не походили на первую неделю. Отряд ехал куда быстрее, дороги в северном Альбине были недурны, но при каждом повороте огромной реки приходилось пересекать мосты и на каждом мосту платить подати местному лорду. Королевские офицеры охраняли мосты и дороги, местные жители собирали подати и переправляли их в Харндон. Королевский тракт был одним из основных источников дохода на севере.

– Почему Королевский тракт не проложили прямо до Альбинкирка? – спросила сестра Катерина как-то вечером.

Сэр Гэвин, который только что пел вечерню вместе с монахинями, поморщился.

– В основном из-за моего отца, – сказал он. – В темные времена до Че- вина Дикие уничтожали любую дорогу. Они пытались отрезать Альбинкирк от Харндона, а великие лорды севера охраняли только свои дороги. Мой отец не видел смысла в коротком пути к Харндону и не хотел платить налоги.

– То есть… – Амиция как будто увидела перед собой карту. В принципе, эта карта хранилась в ее Дворце воспоминаний. – К северу от Шестого моста…

– К северу от Шестого моста вьется сеть грязных проселков вместо одного ухоженного тракта. Даже при старом короле выстроить дорогу среди ущелий и нагорий было сложно. – Сэр Гэвин смотрел вдаль. – Если бы у нас были хороший король, время и мир, мы выстроили бы дорогу, и это подстегнуло бы торговлю и связало бы север с югом.

– Сэр Джеральд доказал, что можно пройти по воде. До самой Лорики. – Сестра Амиция не удержалась и полюбовалась сэром Томасом и сэром Габриэлем, которые выехали на равнину справа от нее. Доспехи сверкали в сумерках, от топота копыт тряслась земля.

Сэр Гэвин кивнул:

– Мне нужно к ним, я и так задержался. Лодки Рэндома ходили в Лорику и пойдут в этом году. Требуется четыре дня, чтобы обогнуть водопады, а сырой весной, когда река разливается, приходится грести над водопадами в ущелье, а это непросто. Но если королевство объединится, путешествовать можно будет и по реке, и по дороге.

К югу от Пятого моста на дорогах стало людно. Отряду встретился патруль, двигавшийся на север, – о событиях в Харндоне патруль знал еще меньше них. До Лорики оставалось три дня пути.

– Мы будем в Лорике в Страстную пятницу, – сказала Амиция сестре Марии, – увидим базилику.

Она весело болтала с монахинями и пыталась не обращать внимания на знаки вокруг, но с каждым шагом солдаты становились все мрачнее и мрачнее. На дорогах стали попадаться беженцы. Поначалу в основном зажиточные люди на телегах. Но в дне пути от Лорики шли уже сотни людей, бежали целые семьи, кого-то уже ограбили. Они все походили на нищих, были грязны, несли с собой мешки со своими пожитками, запасной одеждой и утварью.

Ни монахини, ни солдаты не могли не обращать на них внимания. Люди просили хлеба. Многие рассказывали душераздирающие истории.

На десятый день пути сэр Габриэль сказал Амиции:

– Я не еду в Лорику.

– Я видела, что вы отправили Микала на восток.

– Вы зоркая. Дороги теперь узкие по обеим сторонам реки. Мы повернем на восток, поедем в горы и постараемся обогнать беженцев.

– Вы не все мне рассказываете.

Впервые в его глазах вспыхнул гнев. Он нетерпеливо ответил:

– Я не лгу. Я могу рассказать вам все, что предполагаю, но я почти ничего не знаю твердо. Я хочу, чтобы вы оказались подальше отсюда. Слишком откровенно? Им нужны вы. Все в… десятки раз хуже, чем я предполагал. Я чувствую себя дураком. Я готовился к турниру, когда все королевство разваливается… как кукла под тележным колесом.

Он смотрел в сторону, как будто раздражал сам себя.

– Вам не нравится, что все решаете не вы, – сказала она.

– Вы делаете поспешные выводы. На войне никто ничего не решает. Тут творится безумие. Король раздирает на части свое собственное королевство и свой брак.

– Выходит, я должна пропустить Пасху в базилике Лорики. – Амиция вздохнула. – Но я не так глупа, чтобы ехать одна.

– Хорошо, – кивнул он.

Никакого флирта и никаких споров больше не было.

– Мне кажется, что мы стали частью войска, – сказала Амиция Катерине, и та невесело рассмеялась.

– Один из пажей заявил, что хочет на мне жениться, если ему разрешит рыцарь, – сообщила Катерина. – Кажется, я гожусь ему в матери.

Сестра Мария вспыхнула.

Они ехали на восток, прочь от заходящего солнца.

Ночь была долгой.

Капитан не упомянул, что они не будут останавливаться на ночевку. Свернув на восток, они еще прибавили скорость. Опытные оруженосцы вели отряд то рысью, то шагом. Даже Катерина начала страдать. К восходу луны Амиция уже кусала нижнюю губу от боли. Сестра Мария плакала.

Колонна встала. В небе светила почти полная луна. Узкая плотно утоптанная дорога вилась между темных полей.

– Спешивайтесь, – передали по колонне.

Сэр Кристос спрыгнул с коня и по-рыцарски помог спешиться сестре Марии.

Сестра Катерина соскользнула с седла, усталая, но несломленная.

– Не говорите мне, что это ничто по сравнению со Страстями Христовыми, я и сама знаю. Но это вполне достаточное наказание за все, что бы я ни думала о Мирам.

Пажи пошли вдоль колонны, тенями скользя в странных, неверных сумерках. В руках у них были мешки с овсом. Пажи помогли монахиням надеть мешки на лошадиные головы.

Рядом с Амицией появилась Нелл.

– Капитан сказал, что у вас около получаса. Вы в порядке? – Она заметно подражала его выговору.

Амиция устало махнула рукой:

– Еще никто не умер от долгой езды в седле. Надеюсь.

Очень скоро они тронулись дальше. На ходу колонна тихо позвякивала упряжью, кольчугами и броней, скрипела кожей. Они проехали сквозь небольшое селение. Собаки лаяли, но никто не вышел.

Потом они неожиданно повернули на юг, и Амиция поняла, что едет вдоль гребня высокого, плавно поднимающегося холма и что она видит мигающие огоньки дюжины деревень. Странно – было уже очень поздно.

Юг. Она достаточно хорошо знала звезды, чтобы понять, что они повернули на юг, к Харндону, и что дым на горизонте, на западе – это трубы Лорики, второго по величине города в королевстве.

Они не останавливались и не разбивали лагерь.

К полудню Амиция заснула прямо в седле. Она продремала не меньше часа и резко очнулась, когда колонна остановилась посреди леса. Сэр Кристос опять помог сестре Марии спешиться – а точнее, поймал ее, падающую с седла.

Появились пажи, забрали лошадей. Лошадь Амиции дико косила глазом, а бока ее сплошь покрывала пена.

Она не знала пажа, который ее забрал, но мальчик улыбнулся:

– Не беспокойтесь, сестра, приведем вашу лошадку в порядок к вечеру.

– Мы сможем поспать? – спросила она. Она слишком устала, чтобы жаловаться или злиться.

– Мне ничего не сказали. Но если уж мы кормим и чистим лошадей, значит, мы пока никуда не идем. – Мальчик подмигнул.

Сестра Амиция вместе с двумя монахинями нашла огромный дуб и устроилась в его тени. Сестра Мария рухнула на землю. Они заснули.

Амиция очнулась с ощущением, что корень дуба сейчас проделает ей дыру в боку. Поняла, что пропустила Страсти Христовы. Немедленно встала на колени. Когда большая часть отряда проснулась, она прочитала для них покаянные молитвы.

Слуга принес ей миску овсяной каши.

– Овсянка? – удивилась она.

– Никомед говорит, что нынче Страстная пятница, – ответил Боберт, самый молоденький из слуг, – ни мяса, ни рыбы.

Подъехал сэр Габриэль, и Амиция вдруг обрадовалась, увидев, что его красный кафтан помят, а на лбу прорезалась морщина. Он улыбнулся.

– Это вы так представляете Страстную пятницу? – спросила она.

– Пост и муки? Вроде того. О, а вот и Том.

Сэр Томас появился в сопровождении дюжины тяжело вооруженных горцев.

– Кеннет Ду займется стадом, пока мы не закончим. Ну а мы повеселимся.

– Как следует повеселимся мы только на будущей неделе, – сказал сэр Габриэль.

Запрыгнув в седла, они сразу выехали из леса. Это была вовсе не чащоба, как показалось Амиции, а небольшая ухоженная дубовая роща в богатом поместье. Солнце садилось, и Амиция огляделась вокруг. Она увидела поля и, на востоке, горы – от заснеженных вершин отражались солнечные лучи.

– Волчья Голова, Кроличьи Уши, Белое Лицо и Твердое Брюхо. – Нелл назвала все горы по очереди. – Моя семья оттуда. До Мореи еще примерно сотня лиг в ту сторону.

Сэр Кристос улыбнулся:

– Не до моих родных краев, девочка. Это теплый юг, где мужчины вырастают не воинами, а… оливковыми деревьями.

– Кто хочет растить воинов? – Нелл поморщилась у него за спиной.

Отряд ехал, пока небо не потемнело и над головой не заблестели звезды. Тогда все спешились и выпили по стакану вина, не выпуская поводьев из рук. Потом почти все пересели на других лошадей, монахиням тоже дали незнакомых кобыл, и следующие несколько миль пролетели незаметно – сестры пытались справиться с крупными злыми животными. Но никого не выбросили из седла, и на перекрестке отряд снова остановился. Дорогу перегородили три большие телеги, которые полностью закрыли движение – с обеих сторон высились непроходимые кусты.

Сэр Кристос фыркнул.

– Что это? – спросила у него Амиция.

– Еда, наверное, – довольно ответил сэр Кристос. – Он купил еды.

Капитан возник из тьмы, как нечистый дух.

– Здесь еду добыть несложно, – заметил он, – подождите, пока мы не окажемся на севере. Там будет интереснее. – Но он улыбался, а значит, был более уверен в происходящем, чем вчера.

Утро застало их в очередном лесу, довольно большом, на восточном склоне высокого холма. Амиции показалось, что она заметила, как милях в двадцати течет к морю Альбин. Значит, они были к востоку от Харндона.

Наступила Великая суббота.

Разбили маленький лагерь. Женщины занялись стряпней, что в отряде случалось нечасто, и сварили мясной суп с клецками и молодой зеленью. Раньше Амиция не стала бы есть такое в пост, но теперь монахини безропотно поели.

Сэр Гэвин и другие рыцари пришли на утреннюю молитву. Пока они пели, сестра Амиция увидела, как огромная императорская птица делает круг и садится на запястье капитана. Прихожан в ее маленькой церкви вдруг сделалось гораздо меньше – но капитан, судя по всему, их прогнал, потому что многие рыцари вернулись обратно.

Отряд повернул на запад. По ряду причин сердце Амиции забилось быстрее. Больше часа они передвигались рысью, а потом свернули на юг, к реке, заехали в маленький замок, слезли с седел и попадали спать.

Когда Амиция проснулась, было почти темно и вокруг снова седлались.

Сэр Габриэль взял ее за локоть:

– Мы заедем в монастырь в Боти, – сказал он, – если я не обсчитался, вы сможете сходить на Пасхальную заутреню и восславить воскресшего Спасителя.

– А вы? – спросила она.

– Избавлю вас от подробностей. – Он не улыбался. Выглядел он ужасно: одежда была вся в соломе, а под глазами залегли круги.

– Не делайте из себя мученика, – сказала она, – чтобы сражаться, вам надо отдохнуть. А Пасхальная служба может вам помочь во многом.

– Возможно. – Он наконец улыбнулся.

Они ехали до позднего вечера. В теплом воздухе пахло весной – а десять дней назад в Альбинкирке под деревьями еще лежал снег. Здесь уже наступало лето и вдоль дороги расцветали яркие и ароматные цветы, поля охраняли зеленые изгороди, за которыми вставали злаки.

Стемнело. Перед колонной несколько раз ухнула сова. Ей ответила другая, справа – видимо, с севера.

Лошади перешли с шага на рысь.

Сестра Мария даже не застонала. С каждым днем она держалась в седле все лучше, и она не жаловалась. Она не плакала с того дня, когда они заснули под деревом. Сестра Катерина тоже молчала о радостях верховой езды.

На самом деле, молчали все. Скрипели седла, звенела упряжь, и отряд летел вдоль Харндонского тракта, как тени из прошлого.

Луна карабкалась по небу.

Амиция задремала, но проснулась, снова услышав уханье совы впереди, а потом справа. Колонна остановилась.

Амиция поехала дальше. Она сказала себе, что хочет успеть на мессу, но на самом деле собиралась просто узнать, что происходит. Она чувствовала запах дыма и вкус гари на языке. Она видела, как морейцы мечами отгоняют от отряда беженцев.

В голове колонны стояла на дороге дюжина человек. Светились два магических огонька.

Одного из вновь прибывших она сразу вспомнила – они встречались во время осады. Взяла его за руку:

– Сэр Гельфред!

Он опустился на колени, она благословила его, и у нее и сестер тут же появилась работа. Сэр Гельфред и его капрал Дэниел Фейвор были ранены. Из длинных порезов вытекло много крови, но опасности они не представляли, если не считать возможного заражения. Три монахини запели, исцеляя раны.

– Сэр Ранальд во дворце с дюжиной парней, – сказал Гельфред, – больше я ничего не знаю. Вы велели нам действовать по отдельности.

Сэр Габриэль невесело усмехнулся:

– Не стоит слушать все, что я говорю. Вы представляете, что собирается сделать Ранальд?

– Немного, – сказал Гельфред и улыбнулся: – Сестра, впервые за четыре дня мне не больно. Господь вас любит.

Она тоже улыбнулась.

Сэр Гельфред вернулся к делу:

– Кое-что я знаю, капитан. Мы увезли леди Альмспенд около недели назад, а вчера Ранальд переправил к нам сэра Джеральда и одну из советниц, да еще язычника. Нет, вру, его привели рыцари.

– Рыцари? – уточнил Плохиш Том.

– Архиепископ распустил Орден и конфисковал все их земли и деньги. Он попытался схватить всех рыцарей. Но у них слишком много друзей. Ради всего святого, даже галлейцы любят Орден! Скорее всего, их предупредили до того, как король подписал приказ. Приор Уишарт собрал всех своих людей и ушел, – Гельфред наморщил нос, – недалеко. Полагаю, он ждет вас. – Он указал пальцем себе за спину.

– Распустил Орден, – повторила сестра Мария.

– А я тебе говорила, сестра, – прошептала Амиция.

– Это другое, – испугалась Мария. – Распустил? А как же наши обеты?

– Наши обеты непреложны, как, впрочем, и Орден, – заявила Амиция куда увереннее, чем думала.

– А дым? – спросил сэр Гэвин.

– Большая часть южного Харндона вчера сгорела, – объяснил Гель- фред, – простолюдины подожгли дворец архиепископа. Кто-то забрал из собора все реликвии и сокровища.

Сэр Габриэль был невозмутим.

– Харндон горит? – уточнил он.

Гефльред кивнул.

– Кто-то смеется над этим, – робко сказал он, – и не только. Принц Окситанский стоит к югу от города. Он поставил лагерь… не укрепленный, а открытый, будто бы для турнира, – Гельфред кашлянул в ладонь, – я, гм, взял на себя смелость сказать, что у нас есть причины полагать, что король нападет на него. Кажется, он мне не поверил.

– Сколько у него людей? – спросил практичный Плохиш Том.

– Примерно столько же, сколько у вас. Сотня копий или чуть больше. У галлейцев триста свежих копий, вся королевская гвардия и все наемники юга, – он не засмеялся, но все-таки позволил себе довольно улыбнуться, – включая моих парней и парней Рэнальда.

– Приор в монастыре? – поинтересовался сэр Габриэль.

Гельфред кивнул.

– Тогда всем пора на Пасхальную заутреню, – решил Габриэль. – По коням.

Часом позже весь отряд проехал между знаменитых высоких башен южного аббатства, аббатства Боти. Долгое время это было любимое аббатство королей Альбы и графов Тоубрей. Оно хранило следы богатства и королевской благосклонности: золотые и серебряные сосуды, великолепные фрески, древние резные хоры, иконостас с двумя рыцарями в старинных доспехах, сражающимися с драконом.

Богатство не растлило монахов. Братья Ордена возделывали землю, а сестры из «женского дома» сеяли зерно и ткали лучший в Новой земле тонкий лен.

Молчаливые монахи в черных и коричневых одеяниях провели отряд в неосвещенную часовню. Даже капитан притих. Стоявшие на воротах монахи носили под своим облачением доспехи. Две монахини со строгими лицами приняли Амицию и сестер. Часовня размерами сравнилась бы с любой городской церковью, потолок возносился футов на шестьдесят. Пол был выложен разноцветными мраморными шестиугольниками. В часовне было так темно, что Амиция не видела вытянутой руки – она попыталась. Ее отвели в правую часть, где тихо стояли монахини и послушники двух орденов.

Колокола не звонили.

Шли последние минуты Великого поста.

В темноте что-то зашелестело, и загорелась единственная свеча. Священник из ордена Святого Фомы начал молиться.

Свеча осветила великолепную часовню аббатства Боти. Пятьдесят лет назад один из самых талантливых художников, родившихся в Харндоне, за лето расписал всю часовню в этрусской манере. Фрески, изображавшие жизнь и Страсти Христовы, шли от пола до потолка. Поблескивало в свете свечи сусальное золото, блестел начищенный металл, и росписи казались живыми. Принимал мученичество святой Иаков, Иисус исцелял слепого от рождения, и прозревший укорял воина за неверие. Бронзово-золотые доспехи сияли на желто-золотом фоне.

Монахи и монахини запели, и рыцари Ордена запели тоже, и братья, и сестры. На хорах стояли двадцать рыцарей в рясах и дюжина сестер из двух монастырей южного Харндона. Амиция и ее сестры почувствовали себя дома. Восторг мешался с грустью. Месса была незабываема, чудесно пел хор в роскошной и строгой часовне, и вокруг стоял ее Орден и солдаты отряда, с которым она разделила дорогу. Когда минул первый час и хор запел поминание святых и мучеников, в церкви стало ощущаться нетерпение. Колокол снаружи прозвонил конец ночи и рождение нового дня. Амиция зажгла свою свечу от факела, протянутого рыцарем Ордена, и церковь осветилась, и многие братья и сестры достали колокольчики из-под своих одеяний и радостно зазвонили, и этот звук как будто изгнал тьму, и на ее место пришел торжествующий золотой колокольный звон и свет нового дня.

Когда освятили гостию, весь отряд уже стоял на коленях на каменном полу, даже капитан.

А после мессы, когда они праздновали Воскресение Господне и пили вино на мощеном дворе аббатства, в воздухе витало ощущение праздника, которое многие сочли бы не подобающим для монахов, живущих жизнью добродетели, не подвергающейся искушению. Монахи в коричневых одеждах лежали на траве под звездами в центральном дворе и обсуждали теологию, а монахини сидели среди колонн, пили красное вино и смеялись. Почти все рыцари Ордена были без доспехов и оружия, но некоторые стояли с мечами, совсем не подходившими к их черным монашеским рясам и квадратным шапочкам. Монахини Ордена, в большей степени остающиеся в миру, занятые медициной, а не духовным созерцанием, смеялись громче и пили охотнее. На час или даже дольше угроза гражданской войны была забыта. Все славили Воскресение Господа.

Амиция оживленно болтала о теологических ошибках патриарха Румского и архиепископа Лорикского. Среди миноритов, которым принадлежал монастырь, было несколько герметистов – мужчины и одна женщина. Они умели зажигать небольшие костры и свечи и делать другие мелочи. Резкое изменение курса церкви обидело их и разозлило. Раньше они считали себя благословенными, а теперь должны были думать, что прокляты. Многие рыцари тоже обладали определенными талантами, а поскольку их Орден уже предали анафеме, они не имели ни малейшего желания обсуждать интеллектуальные перспективы и ошибки схоластов в Лукрете.

Амицию, монахиню из Лиссен Карак, приняли радушно, но удивились ей – сестры с севера редко покидали свою крепость. За несколько минут Амиция узнала, что она известна как могущественный маг и как женщина, имеющая право служить.

Сэр Тристан, пожилой окситанский рыцарь из Ордена, нахмурился и признался, что ему не нравится, когда женщины служат мессу.

– Но вы одна из нас. И к черту архиепископа.

Сестра Амиция не сразу решила, обрадоваться или оскорбиться. Она знала, хоть и понаслышке, что в церкви есть разные течения и фракции, но, столкнувшись с ними, почувствовала себя крайне наивной. Даже во время праздника кто-то считал ее героиней, а кто-то старался держаться подальше. Ей снова и снова напоминали о долге и о месте, которое она занимала. Это унижение она терпела с гордостью.

После двух кубков доброго вина, и часа беседы, похвал и порицаний, и сотни новых знакомств Амиция поняла, что вымотана до предела. Пожалуй, теперь она не смогла бы даже уснуть от усталости. Пока рыцари, знакомые с ней со времен осады, переводили ее от одной группы к другой как ценный трофей и представляли монахам, рыцарям и монахиням обоих орденов, Катерина и Мария вместе с женщинами из Ордена ушли в один из женских домов. Амиция уже хотела попросить сэра Майкла о помощи, она с трудом держала глаза открытыми, но тут появилась маленькая девочка, присела и сказала, что Амицию зовет приор Уишарт.

Она нашла его во внешнем дворе. Рядом с ним стояли двое незнакомых – светских – рыцарей, и она скромно спрятала руки в рукава. Она боялась, что может заснуть стоя. Приор взглянул на нее и улыбнулся, намекая, что она должна подождать. Она позволила себе закрыть глаза и в следующие несколько мгновений испытала прилив незнакомого прежде страха.

Творилось злое.

Она открыла глаза и огляделась, но вокруг праздновали Пасху. Во дворе тихо разговаривали, в городе внизу и в монастыре веселились.

Приор тронул ее руку:

– Я вас долго не задержу.

Казалось, он устал не меньше нее.

– Расскажите мне все, что знаете, – попросил он.

– О сэре Габриэле? – Она все понимала слишком хорошо.

– Сестра Амиция, мы балансируем на грани гражданской войны… или уже заступили за эту грань. – Приор Уишарт взял ее за руку и повел к стене аббатства. Они вместе поднялись наверх. Вдалеке, на краю темного горизонта, светилось зарево. Ладан больше не мог перебить запах дыма.

– Что теперь велит мне долг? – спросил приор.

Амиции не показалось, что это был вопрос.

– Могу ли я ему доверять?

Она прижала руки ко рту и чуть не засмеялась – от усталости.

– О да.

Приор Уишарт смотрел на нее из темноты.

– Вы с ним… состоите в неких отношениях.

– Я с ним не спала, – поспешно ответила она.

– Сестра, я очень долго был солдатом и священником, – он посмотрел в темноту, – если бы я думал, что спали, я бы не проклял вас, но не стал бы спрашивать вашего совета. Некоторые люди… с каждым днем их становится все больше… – Он сделал паузу. – Многим кажется, что тот, кого называют Красным Рыцарем… является королевским бастардом. Я часто это слышал. И мне сообщали, что его мать, герцогиня, считает, что северу нужен собственный король.

Амиция оперлась на зубец крепостной стены.

– Разве наш Орден не должен быть выше этого?

– Нет. Ни одна организация, ни один орден и ни одна группа не может возвыситься над чужими действиями. Если мы сильны, мы можем изменить расстановку сил. Если слабы, то станем чьим-то инструментом… инструментом, который не принимает собственных решений. Я раздумываю над тем, чтобы перевезти Орден за море или хотя бы в Морею. Или же отправиться на север. В Лиссен Карак. И ожидать там.

Амиция слишком устала для всего этого.

– Все, что мне известно: он полагает, что может спасти королеву.

Приор наклонился и поцеловал Амицию в лоб.

– Именно это я и хотел услышать. – Он положил руку ей на голову. – Будет ли он сражаться за королеву?

Ответив на вопрос, Амиция предала бы доверившегося, поэтому она только пожала плечами.

– Я полагаю, что сэр Габриэль рассматривает себя как воина королевы. Я думаю, что она просила его об этом – но до того, как эта роль стала важна по-настоящему.

– Он будет сражаться против короля? – быстро спросил приор.

Амиция поджала губы:

– Я никогда не слышала, чтобы он говорил нечто, направленное против короля или королевы. Он не испытывает любви к галлейцам. – Она нахмурилась. – Я бывала на нескольких собраниях войска. Они открыто высмеивают слабость короля. Но, – она взглянула прямо на приора, – я с ними солидарна.

– Ба, – сказал приор Уишарт, – считать, что король безумен или околдован, – не измена. Идите спать. Я полагаю, что завтра будет тяжелый день.

Она присела.

– Я ощущаю… зло.

Приор Уишарт помолчал.

– Вы куда сильнее меня, – сказал он, – но все же и я чувствую некую… неправильность. Где же? В горящем Харндоне?

Она сделала глубокий вдох, сосредоточилась и осмотрела эфир вокруг себя.

– В небе, – тихо сказала она.

Уишарт посмотрел наверх. Он не опускал взгляда так долго, что у нее сами собой закрылись глаза.

– Счастливой вам Пасхи, сестра, – сказал он, – я буду надеяться, что это порождение нашей усталости и горя. Я не верю, что сегодня, в эту ночь, на нас нападут. Идите спать.

Она кивнула, не в силах говорить, и спустилась со стены. Шел второй или третий час пополуночи, почти все аббатство уже спало, если не считать стражи на стенах, голоса притихли. Факелы погасли, и Амиция немного заплутала во внутреннем дворе.

Кроме спящих на траве монахов, тут никого больше не было – разве что несколько слуг, допивавших вино. Она нашла низкий, украшенный резьбой туннель, который вел из внутреннего двора во внешний, и двинулась сквозь темноту на звук голосов.

На середине пути ее снова охватило предчувствие. Она подумала, что дело в усталости, как и сказал приор, но потом закрыла глаза и…

…вошла в свой Дворец, где сотворила очень простое заклинание – сплела сеть, которая ловила бы заклинания других. Она научилась этому у Габриэля.

Она отпустила сеть и устроилась в ней, как паук в паутине, чтобы видеть, что происходит в эфире.

Потом покинула свой Дворец…

…и пошла вперед. Тревога уменьшилась, как будто часть ее осталась во Дворце.

Прямо у выхода из туннеля сидели в увитой виноградом беседке четыре человека.

Габриэль – его голос она узнала бы везде. И, конечно, сэр Томас – он был крупнее любого человека, кого ей доводилось встречать.

– Габриэль, – резко сказала она.

Он встал.

– Здесь что-то есть. – Она протянула ему руку.

Он коснулся ее – в реальности.

Остальные двое его собеседников были почти такие же высокие, как сэр Томас. Огромный рыжеволосый рыцарь из ее же Ордена, известный своей порядочностью и длиннейшим носом. Сэр Рикар Ирксбейн. И чернокожий человек размером с башню – по крайней мере, Амиции так показалось. Оба встали и поклонились ей – чернокожий очень изящно сложил руки и согнулся в поясе.

– Сестра Амиция из ордена Святого Фомы, – сказал Габриэль и повторил то же самое на приличном этрусском.

Улыбался он устало, но ей все равно стало теплее. Она подумала, что должна как-то позаботиться о нем.

– Этот блистательный господин – сэр Павало Аль-Вальд Мухаммед Пайам. – Сэр Габриэль произнес имя чуть ли не по складам – этого языка он не знал. Но, услышав его слова, темнокожий улыбнулся и снова поклонился.

– Вы были на мессе, – сказала Амиция, – я вас видела.

Она заставила себя улыбнуться, а потом сжала руку Габриэля и попыталась затащить его в свой Дворец воспоминаний.

– Он просит вашего благословения, – сказал Габриэль. – А я и раньше бывал у мессы, и меня ни разу не поразила молния, и мои адские легионы тоже никому не причинили вреда.

– Он подошел к причастию, – сказал Том Лаклан, – я думал, часовня рухнет.

Пока Том говорил, Габриэль оказался рядом с ней.

– Тут что-то есть. Вон там. – Она указала на свою магическую сеть в эфире, разорванную в клочья в одном месте. В эфире расстояние и направление отличались от реальных.

Габриэль посмотрел на сеть, которую она раскинула.

В реальности Амиция положила руку на руку чернокожего и произнесла короткую молитву.

– Я пытался привести неверного на мессу, – оскалился Том, – если уж там был капитан, разве еще одна пропащая душа испортила бы дело?

Амиция вдруг поняла, что с нее хватит:

– Не смейтесь над тем, что не способны понять!

Тома редко перебивали. Но, как и все опасные люди, дураком он не был. Он склонил голову.

– Сестра? – тихо произнес он.

– Что-то не так, – объяснил сэр Габриэль. Он вернулся в реальность. Посмотрел на север. – Тоби, копье.

Тоби отлепился от стены и побежал к конюшне.

– Амиция, держитесь за нами, – велел Габриэль.

Он все еще держал ее за руку. Он мгновенно поверил ей, подчинился и отреагировал, и…

Она хотела заговорить с ним. Открыла рот, чтобы сказать что-то, чего они оба никогда бы не забыли. Усталость, религия, любовь, опасность – эта густая смесь лишила ее здравого смысла и обычной предосторожности, все ограничения куда-то пропали. Все вокруг заполнила какая-то неправильность. Это – чем бы оно ни было – нацелилось на него, а не на нее. Она набросила на него защиту, зеркало, которое отразило бы любой удар, она взяла его ауру и надела ее на себя.

Одним движением руки с кольцом на пальце Амиция подняла сияющий золотой щит.

Что-то черное бросилось ей в лицо, пробило щит.

Когда оно коснулось ее, она закричала.

Красный Рыцарь заметил, как изменилось ее лицо. Он бросил первое заклинание из своего арсенала. Fiat Lux[9].

На высоте пятидесяти футов засиял золотой огонь.

Он осветил прекрасное и ужасное зрелище – шесть великолепных, мерцающих черных мотыльков, каждый – размером с орла. По атласным черным крыльям пробегали сине-черные сполохи, пульсирующие от вложенной в них силы. Бархатно-черные тела украшали изысканная филигрань и кружево, вперед тянулись усики, длинные, как кинжалы, бархатно-твердые, увенчанные адамантами, сверкающими, как вороненая сталь. От их вида мурашки шли по коже.

Один мотылек бросился на Амицию, несмотря на разливающийся в небесах свет. Хоботок дрожал, насыщенный силой. Амиция закричала.

Длинный, изогнутый клинок ифрикуанца выскочил из ножен и сверкнул, как ртуть, в серебряно-золотом свете – частично лунном, а частично рукотворном. Сэр Павало стоял в шаге позади Амиции, и удар получился под углом. Клинок задел огромное трепещущее крыло и срубил хоботок до основания, вернулся и пошел на второй замах. Срезал прядь волос Амиции – от яда у нее подогнулись колени – и разделил бархатистое тело надвое. Плеснули черная едкая кровь и сила.

Амиция рухнула безжизненной грудой.

Красный Рыцарь ударил другого монстра, нацелившегося на него самого. Мотылек парил над ним, и яд капал с хоботка. Меч врубился в него – и отскочил.

Искры подсказали Габриэлю, что мотыльки могли пребывать в эфире. Он покатился по земле, а мягкое, как будто кожаное крыло коснулось его бедра, и что-то отвратительно бархатистое тронуло его за руку. Он панически отмахнулся мечом. Но потом немного пришел в себя и ткнул мечом перед собой – конец клинка попал в брюхо твари, и она отлетела в сторону, потому что не имела никакой опоры. Но все же острие меча, не уступавшее остротой иглам Мэг, не проткнуло мотылька. От удара он отлетел на пятнадцать футов и врезался в одного из своих собратьев.

Сэр Габриэль понял, что они все пришли за ним, но все же не мог не следить за Амицией.

– Они заколдованы! – крикнул он. – Оружие смертных не поможет!

Он закатился под стол, за которым рыцари только что сидели. Один из мотыльков ускользнул от сэра Павало и неуклюже рухнул на столешницу, кубки полетели во все стороны.

Капитан увидел Плохиша Тома, вооруженного драконьим мечом. Он разрубил очередного мотылька пополам, и две половины мгновение, за которое сердце испуганного человека стукнуло бы один раз, еще жили, крылья трепетали, черный ихор брызгал в разные стороны. Сэр Павало отшатнулся от черных капель, ударил мотылька снизу вверх, а потом повернулся и ударил еще раз – как будто у него глаза на затылке.

У Гэвина волшебного меча не было. Он бросился на мотылька, лежавшего на столе. Мотылек двигался медленно и, кажется, не мог ужалить или ударить кого-то, кто подошел бы к нему со спины. Гэвин обхватил его руками под крылья, как человека под мышки, и оттолкнул от себя с отвращением. Крылья затрещали.

Стало очень тихо.

Габриэль увидел двух черных тварей. Одна пыталась улететь с поля боя, вторая кружила над умирающей монахиней.

– Амиция! – крикнул он и бросился к ней. В эфире он залил ее мостик светом. Он импровизировал, мгновение за мгновением, пытался направить силу обратно по связи между ними, пропустить ее через кольцо, потом через странное заклинание у себя на ноге.

Он отказывался думать, что бледный труп на мостике принадлежит ей.

Он вливал свою силу в связь между ними…

Один из мотыльков достал его. Габриэль упал на живот, прямо на ее тело, и мотылек устроился сверху на нем. Весил он как крупная собака.

Когда хоботок твари коснулся его спины, он собрал всю свою ненависть и ужас и протолкнул их в тело мотылька.

Тот взорвался.

Яд…

…был смертелен, но действовал медленнее герметического искусства. Габриэль поставил блок и очистил рану огнем, продолжая тянуться к ней…

И нашел ее.

– Все, что угодно! – крикнул он в пустоту. – Я отдам все, что угодно.

Отчаяние взяло верх над мастерством, и он оторвал ее эфирное тело от моста и бросил в поток свежей зеленой силы, текущей под ним.

Сила, сырая сила, которую она так часто использовала, омыла запекшиеся ожоги и создала на их месте свежую новую кожу. Зеленое платье исчезло, Амиция осталась обнаженной.

Он знал все мифы. Подержав ее в потоке нужное время, он потащил ее назад, перевернув поудобнее.

Он обхватил ее под мышками, руки его сомкнулись под ее грудью, и тут она открыла глаза.

И сделала вдох.

И еще один.

Он втащил ее на мост спиной вперед.

В реальности она была полностью одета. Но глаза у нее открылись.

– Я думала, я умерла, – громко сказала она.

Последний мотылек, получивший два удара Разящим клинком, попытался дотянуться до цели еще раз и наткнулся на копье в руках Тоби. Тоби оттащил труп подальше от капитана и монахини.

– Вы живы, – сказал Габриэль странным голосом. Он все еще обнимал ее, как будто не хотел отпускать, и на руках отнес ее подальше от трупов.

Приор Уишарт в сопровождении половины монахов аббатства влетел во двор. Воздух наполнился звоном мечей. Где-то громко закричали.

Габриэль не отпускал ее. Он понимал, что только что заключил договор с… чем-то… получив взамен ее жизнь. Он чувствовал это.

Красный Рыцарь слышал крики. Он усадил Амицию в кресло и наконец разжал руки. Погладил ее по волосам. Это было глупо. По-дурацки. Но он так давно ее не касался…

Он сосредоточился и…

…шагнул в собственный Дворец.

– Их будет больше, – сказала Пруденция.

Он кивнул.

Уничтожив одного при непосредственном контакте, он теперь чувствовал их и знал, как их убитъ. Его гнев…

– Успокойся, – сказала Пруденция, – ты сильно ранен.

Но он не последовал ее совету, а потянулся в темноту и увидел их. Их оказалось всего трое, и они не излучали той ярости, которая почти уничтожила его.

Один был в городе. Он убил двух женщин, ребенка и кошку.

Один – в монастыре, охотился на монахов.

Один парил высоко в небе и наблюдал. Следил.

– Дав такое обещание, ты открыл кое-чему дверь в свою душу, – заметила Пруденция.

Габриэль использовал то же заклинание, что и в гостинице в Дормлинге. Он добавил к нему простое заклятье узнавания, опираясь на образ мотылька, который прикоснулся к нему.

Вспыхнув золотым пламенем, один из домов в городе взорвался.

Мотылек в монастыре вдруг загорелся алым светом и рассыпался пеплом над розовым садом.

Самый большой мотылек, паривший высоко над головой, повернул к дому.

Но Габриэль бывал очень нетерпеливым охотником, и его мысль последовала за мотыльком по небу.

Раненое тело капитана корчилось на камнях.

Он еще никогда не пробовал такой способ перемещения в эфире, и это было неприятно – как оказаться при дворе голышом. Он лишился множества сил, превратившись в ветер и вымысел.

Но гнев нес его вперед. Гнев избавил его от рациональных мыслей и помогал сосредоточиться. Он преследовал летучую тварь, летевшую на север, к хозяину.

Она пролетела не больше трех миль. Габриэль настиг ее в воздухе, и поглотил, и схватил все до единой нити, которые связывали тварь с ее далеким хозяином, и сжал в кулаке.

А потом ему пришлось искать дорогу обратно в свое тело.

Увидев себя, он поразился…

…синякам по всему телу и ожогу размером с ладонь на спине. В центре ожога чернело сгоревшее до угольков пятно, из которого сочилась вонючая жижа.

Он прикоснулся к мокрому пятну на своей спине и ослеп.

Габриэль очнулся в лазарете аббатства. Открыв глаза, он увидел приора.

– Я достал всех, – угрюмо сообщил он. – Она жива?

Приор Уишарт устало улыбнулся:

– Она жива. Но ваши офицеры решили, что сегодня вы уже никуда не поедете. Случились новые события, и пришли новые известия… мир движется вперед без вашего участия. – Он присел на край кровати. – Я не жесток. Она жива и здорова. На рассвете она выжгла яд из вашей раны. Полагаю, теперь она спит.

Приор мешал сэру Габриэлю встать. Рыцарь задергался, пытаясь добраться до одежды.

– Уделите мне еще мгновение, герцог, – сказал приор и протянул ему чашку теплого вина.

– Маковое молочко? – поинтересовался сэр Габриэль.

– Всего-навсего мед. Сегодня ваш ум должен оставаться острым.

Через час, почти в полдень, все собрались за длинным столом аббата. Сэр Габриэль сидел рядом с приором, сэр Майкл и сэр Алкей устроились около двух огромных птиц, посланцев императора, напротив сидели Амиция – лицо у нее распухло – и сэр Томас. Еще присутствовали сэр Гэвин, сэр Рикар из Ордена, неверный, сэр Павало, и сэр Кристос. И еще два рыцаря Ордена и два рыцаря, не приносивших обета. В Ордене состояло много рыцарей, не бывших монахами. Обычно они защищали караваны или паломников.

Рядом с сэром Гельфредом, во главе стола, сидел молодой человек в сине-желтом клетчатом наряде. Открытое приятное лицо, обрамленное кудрявой бородкой, искажал гнев.

Справившись с собой, он поднялся и поклонился всем присутствующим.

Сэр Гельфред тоже встал:

– Дамы и господа, принц Танкред Окситанский.

– Брат королевы, – тихо сказала Амиция сестре Катерине, которая сидела прямо за ней.

Принц улыбнулся. Улыбка его осветила зал, как солнце. Амиция была в достаточной степени женщиной, чтобы оценить это. Не говоря уж о том, что румянец на щеках, твердый взгляд, загорелая кожа, рыжеватые волосы и прямой нос делали его одним из самых красивых мужчин, которых она видела в жизни. Сразу после сэра Габриэля, бледного и темноволосого…

Ростом и фигурой они тоже походили друг на друга.

Принц продолжал ей улыбаться.

– Вы, sans doute[10], самая красивая монахиня, которую мне приходилось видеть, – сказал он с поклоном.

Сэр Габриэль смешно дернулся. И тоже поклонился ей:

– Я рад видеть вас в добром здравии.

Она почувствовала, что краснеет.

Остальные рыцари – сэр Пайам, сэр Томас, сэр Рикар, – обожженные каплями ихора, встали поприветствовать ее.

– Благодарите Бога, друзья мои, а не меня, – возразила она, хотя похвала таких людей была ей приятна.

Сэр Павало поклонился ей снова и заговорил на языке, напоминающем архаику.

– Он говорит, что восхищается вашей силой. Что это дар Божий, – перевел Габриэль. – Кажется, он благодарит вас за исцеление, но я вынужден признать, что мой этрусский не так хорош, как его, – возможно, я понимаю неверно. Возможно, он тоже говорит, что никогда не видел таких красивых монахинь.

Амиция покосилась на Габриэля, и он весело улыбнулся. Приор Уишарт кашлянул. Габриэлю хватило ума смутиться. Он поклонился принцу:

– Ваша светлость, мы счастливы вас видеть.

Приор Уишарт повторил его слова на хорошем окситанском. На альбанский слух, больше всего этот язык походил на смесь галлейского с этрусским.

Принц кивнул и нахмурился. Произнес длинную речь, сел и скрестил руки на груди.

– Принц говорит, что его кузен Рохири погиб нынче утром, прикрывая его отступление, что он чувствует себя трусом и что он последовал за этим человеком – Гельфредом – сюда, чтобы спасти сестру и свою честь. Остальное, – приор нахмурился, – я отказываюсь переводить. – Он резко выговорил принцу по-окситански.

Принц Танкред дернулся, посмотрел на приора, сверкнул глазами в сторону Амиции и залился краской:

– Прошу прощения, я не в себе.

– Она так на всех влияет, – пояснил сэр Габриэль.

– Нет, только на тебя, – заметил сэр Майкл, – ну и на принца.

Амиция спокойно смотрела на них, высоко держа голову. И сказала с интонацией своей бывшей аббатисы:

– Господа, если вы закончили, я полагаю, мы можем перейти к спасению королевы.

Гельфред взял у Красного Рыцаря пергаментную карту Альбы, разложил ее на столе. Все рыцари вытащили кинжалы и рондели, прижали края карты.

Гельфред указал на Харндон.

– Король и де Вральи держат Харндон. У них пять или шесть сотен копий и много пехоты.

– А гильдии? – спросил приор. – Моим новостям уже три дня.

Сэр Алкей встал:

– Гильдии разбежались. Многие из видных людей города изгнаны и удалились в деревню. Сэр Гельфред говорил с сэром Джеральдом…

– На самом деле, он будет в Лорике в течение часа, – вставил Гельфред.

– Но большая часть оружейников, кузнецов и торговцев рыбой тоже бежала из столицы, – сообщил сэр Алкей, подглядывая в восковую табличку.

– Значит, город принадлежит де Вральи, – заключил приор.

– Да, – сказал сэр Габриэль. – Пан или пропал. Сэр Рикар и мастер Пиэл велели ремесленникам убегать, пока дело не дошло до побоища.

Сэр Рикар кивнул.

– Утром, – продолжил сэр Алкей, – де Вральи вывел королевскую армию из ворот и напал на лагерь принца Окситанского.

– Я предупреждал его, – заметил Гельфред.

– И он здесь, – сказал сэр Габриэль.

– Де Вральи и дю Корс со своими лучшими солдатами расправились с окситанцами за несколько часов, – довольно грубо сказал сэр Алкей. Принц заерзал в кресле. Он достаточно хорошо знал альбанский, чтобы понять оскорбление. – Мой источник утверждает, что члены некоторых гильдий служат в королевской армии и что городские арбалетчики застрелили последних рыцарей принца.

Принц грохнул кулаком по столу.

Красный Рыцарь положил руку на плечо сэру Алкею.

– Хватит, – сказал он, – не стоит напоминать принцу о его жертве. Сколько копий он сберег?

– Шестьдесят, – ответил сам принц, – по шестьдесят рыцарей и оруженосцев, – и сказал что-то приору.

– Копьеносцы, – перевел приор Уишарт.

– Mais oui. Bien sur[11]. Мы не брали с собой пажей, лучников и… копьеносцев, потому что полагали, что направляемся на турнир, а не на войну.

Сэр Майкл чуть наклонился вперед. Посмотрел на капитана, и тот кивнул, подбадривая.

– Войны еще нет.

Плохиш Том хихикнул:

– Помешанный король арестовал собственную жену и твоего отца – и это не война?

Сэр Майкл заставил себя улыбнуться:

– Нет, Том, бога ради, нет. Мой отец не платил налоги, и его верность короне… – Он пожал плечами, и наплечники сверкнули на солнце. – Не настолько велика, как следовало бы. Арест графа не станет причиной гражданской войны. А вот арест королевы…

За столом закивали. Приор погладил себя по бороде. Принц оглядывался, поджимая губы.

– А убийство королевы, – тихо сказал сэр Габриэль, – снимет с нас последние обязательства по отношению к королю. Кто-то думает по-другому? – Он обвел зал взглядом. – Дамы и господа, я наемник. Я сражаюсь за деньги, война – моя работа. И смешно, что именно я вынужден напоминать вам, насколько смертоносной станет война для этого королевства. Гражданская война.

– Это не гражданская война, сэр Габриэль! – вмешался один из светских рыцарей Ордена. – Это полноценная война альбанцев против галлейцев.

Но приор Уишарт покачал головой, как и Гельфред. Последний медленно оглядел собрание:

– Среди тех, кто сражался против окситанцев, альбанцев – и рыцарей, и копейщиков – было больше, чем галлейцев. У де Вральи и де Рохана много сторонников. Среди них есть и те, кто сражается за деньги, безусловно. Но есть и простые альбанцы, которые служат своему королю.

– Милорды, наша задача – спасти королеву, – заговорил сэр Габриэль. – Думаю, все здесь знают, что я маг. И многие подозревают, как велика сила сестры Амиции. – На солнце за окном ненадолго набежало облачко, а потом ушло, и солнце вспыхнуло по-летнему ярко. Светлый понедельник был хорош. – Я считаю, что король околдован.

Амиция кивнула.

– Король всегда был склонен прислушиваться к словам своих ближних, – продолжал Габриэль, – по крайней мере, так говорила моя матушка, его сестра. Такого человека легко подчинить магией. Я не знаю, околдован он или одурманен, но мы должны спасти королеву. Лучше сделать это, не нарушая закон. Пусть один из нас – и это буду я, если вы меня не переубедите, – сразится за нее завтра.

Принц Окситанский, кажется, испугался. Он заговорил с приором Уишартом, произнес две или три фразы и замолчал.

– Принц Танкред спрашивает, верите ли вы, что галлейцы допустят вас завтра сражаться на турнире? Или что они хотя бы проведут этот турнир? Они арестовали или лишили прав состояния большинство участников.

Красный Рыцарь откинулся на спинку кресла. Амиции показалось, что он доволен – он всегда так выглядел, когда считал, что ему удалось обойти остальных.

– Меня они не арестовали. И Майкла. И Гэвина. И Тома. Никто за этим столом не лишен прав состояния, кроме рыцарей Ордена и принца, которому король объявил войну. Остальные могут на законных основаниях участвовать в турнире. Принц Танкред, любая тирания руководствуется правилами. Де Вральи придется делать вид, что он подчиняется закону. Он не может просто убить королеву.

Том фыркнул:

– Разумеется, может. Я тебя люблю, как брата, но что им помешает схватить нас и поубивать всех до единого? И рассказать простолюдинам историю, которая их устроит.

– Я не такой дурак, Том, – сказал Красный Рыцарь. – У нас припрятано несколько меченых карт.

Том чистил ногти дирком, размером не уступавшим большинству мечей.

– М-да? И каких же? – Он оскалился и помахал дирком. – Я‑то с тобой пойду, какой бы безумный план ты ни выдумал, но хорошо бы знать, что у нас есть.

– Я не собираюсь выкладывать свои планы, – нахмурился Красный Рыцарь.

Сидевшие за столом вздохнули.

– Мне кажется, Габриэль, – вмешалась Амиция, – в этот раз вам придется ими поделиться. Мы все рискуем жизнью. Это не одна из ваших проделок.

По лицу Красного Рыцаря пробежал гнев. Но потом Габриэль посмотрел ей в глаза и улыбнулся:

– Ладно. Хорошо. Если среди нас затесался предатель, дело мы просрем.

Члены Ордена поморщились при его словах. Амиция подумала, что порой он ведет себя как ребенок.

– Во-первых, по всей стране есть люди Гельфреда, – медленно проговорил он. – Благодаря им и сети гонцов мы собрали всех людей Ордена, людей мастера Пиэла и окситанцев, которые сбежали из лагеря. Две сотни копий и довольно много пехоты. Я согласен, что этого не хватит, чтобы сражаться против королевской армии на поле боя, если до того дойдет. Но тем не менее это серьезная угроза, и они все соберутся в Лорике завтра утром. Если вы, милорд, – он улыбнулся приору, – и принц Танкред согласны.

– Неплохо, но как они помогут на турнире? – Том ковырял черные пятна на руках, где въелась кровь мотыльков. Под струпьями виднелась чистая кожа.

– Они не помогут, а твой кузен Ранальд – да.

За столом загомонили, обсуждая эти слова.

– Ранальд знает дворец и гвардию, как собственную ладонь. У него было четыре недели, чтобы все устроить. С ним половина Красного отряда.

– А неплохо, – ухмыльнулся Том, – ей-ей.

Сэр Габриэль заулыбался, как школьник, которому досталась награда.

– Благодарю, сэр Томас. Еще я планирую несколько диверсий.

«Он нам ничего не рассказал», – подумала Амиция. Рискнула снова вмешаться:

– Если у вас есть план, говорите.

– У меня есть план. Нашим главным союзником станет внезапность. Вместе со своими рыцарями я появлюсь на турнире. Я покажу им награду королевы и вызову де Вральи на бой. Мы заставим их вступить в битву. Полагаю, что обвинение де Вральи в трусости сработает быстро и советники не успеют остановить его. Я побью его, и мы выиграем. Полагаю, что галлейцы сдадутся, как только де Вральи рухнет задницей в грязь. Если с королевы будут сняты обвинения…

Приор Уишарт покачал головой:

– Вы все упрощаете, сын мой… Архиепископ… я знаю его и таких, как он. Он ни перед чем не остановится, лишь бы сдержать вас. Он будет жульничать.

Красный Рыцарь угрюмо улыбнулся:

– А де Вральи не будет. Он не из таких.

– Я бы хотела воздействовать на короля, – подала голос Амиция.

Все замолчали.

– Я, вероятно, лучший лекарь среди собравшихся. Если король болен…

– Или проклят, или очарован, – поддержал ее сэр Габриэль и кивнул, как заговорщик заговорщику.

– Сестру Амицию могут арестовать в любой момент, – заметил приор Уишарт, – и сжечь сразу.

Амиция поежилась, но все же расправила плечи:

– Я оденусь служанкой. Вплету в волосы цветы. Вряд ли кто-то догадается, что я монахиня, – она посмотрела на сэра Габриэля, – не надо ложной галантности, господа.

– Я не знаю, как близко вы сможете подобраться к королю, – сказал сэр Габриэль.

Все замолчали, а потом заговорил приор Уишарт:

– Стража никогда не подпустит ее близко.

Он повернулся к Красному Рыцарю и вдруг заметил, что сестра Амиция встала. Точнее, она стояла у него за спиной.

– Вы этому у меня научились, – сказал сэр Габриэль.

– Да, – согласилась Амиция.

Все засмеялись.

Красный Рыцарь продолжил выкладывать свой план во всех деталях. Ни рыцари Ордена, ни окситанцы не хотели оставаться в тылу. Но сэр Габриэль был тверд, как скала:

– Если вы появитесь на турнире открыто, мы нарушим закон.

Плохиш Том оскалился:

– Да мы все и так вне закона, дружище. Мы же не овечки. Что если они просто нас прикончат? Сотня арбалетов – и с нас довольно, никакая броня не спасет.

Сэр Габриэль нахмурился, скривил губы – как всегда, когда ему возражали.

– Мы что-нибудь придумаем. Я согласен с сестрой Амицией и приором. Скорее всего, у галлейцев больше герметистов, чем они показывают. Но хватит ли их сил, чтобы выйти против меня и Амиции?

Он улыбнулся ей, но она нахмурилась:

– Если они попытаются арестовать вас, это и будет разжиганием гражданской войны.

– Мы прорубим себе дорогу. И захватим королеву.

– Но, насколько я понимаю, гражданской войны галлейцы и хотят, – продолжила Амиция. – Почему бы им тогда не уничтожить вас всех, как только вы покажетесь?

– А тут она тебя подловила, – заметил Том.

Сэр Габриэль прищурился:

– Де Вральи не позволит.

– А если он всего лишь марионетка? – предположил приор.

– В этом случае у него нет соответствующего приказа, – отрезал сэр Габриэль. – Я считаю, что если мы будем действовать быстро, то вызовем их на поединок.

Все согласились. Плохиш Том сел, со щелчком загнал дирк в ножны и вытянул ноги. Сложил ладони домиком.

– А ты справишься с де Вральи? – просто спросил он.

– Да, – ответил сэр Габриэль.

– Ты не уверен.

– В битве нельзя быть уверенным, – согласился сэр Габриэль.

– Ты с ума сошел. Ты считаешь, что мы должны въехать за тобой прямо льву в пасть и глядеть, как ты побеждаешь или проигрываешь. Если ты победишь, нам нужно будет хватать королеву, пока король не передумал, и скакать в Лорику. Если ты проиграешь, или нас обманут, или тебя арестуют, нас всех схватят и вздернут на дыбу или разорвут лошадьми заживо. Я правильно понял твой план? – Он сделал оскорбительный горский жест. – Это не лучшее, что ты придумывал.

– У тебя есть план получше? – Габриэль ненавидел, когда с ним не соглашались. – Сможешь провести нас в город и обратно?

– А когда я смогу продать свой скот?

– В Лорике.

– Будешь меня прикрывать три дня, пока я буду торговать?

– Если понадобится – буду.

Сэр Габриэль и Том долго смотрели друг на друга.

– Это даже для меня слишком, – сказал Том.

Сэр Габриэль оглядел собрание.

– Согласен. Это негодный план. Другого у меня нет, да и этот придуман кое-как. Потому что на самом деле нам следует отступить в Альбинкирк, дать галлейцам убить королеву и собрать армию. Но это сыграет на руку галлейцам и моей драгоценной матушке. Если мы попробуем поступить по-моему, мы можем спасти от войны целое поколение. А это, господа, наш долг как рыцарей.

– Так себе оправдание для наемника, – заметил Плохиш Том. – Я велю Дональду Ду начинать торговлю прямо сейчас. Выиграем день-другой.

– Ты в деле? – спросил сэр Габриэль.

– А, конечно. Я за тобой куда угодно пойду. Хотя бы чтобы посмотреть, куда ты еще залезешь.

Рыцари начали вставать. Брат Габриэля положил руку на стол.

– Я лучший боец, – заявил он.

Все замолкли.

– Я бил тебя с самого детства и побил на Рождество, – сказал сэр Гэвин.

Сэр Габриэль улыбнулся:

– Да, брат.

– Я поклялся убить его, – продолжил сэр Гэвин.

– Королева просила меня о защите.

Гэвин покраснел, потом побелел.

– То есть мне ты отказываешь, – прошипел он.

– Гэвин, нам очень повезет, если мы вообще выйдем на бой. Все, что повышает шанс сражаться, нам на руку. У меня есть грамота от королевы и ее награда. Им придется допустить меня к турниру. Меня. Не тебя.

– Я могу надеть твои цвета и не открывать забрало. Не жадничай, брат. Почему всегда ты? Пусти меня. Ни одна сила на земле не удержит меня от боя с де Вральи.

– Ни одна сила на земле меня не пугает, – сказал сэр Габриэль, – я должен это сделать.

Гэвин ударил кулаком по столу, схватил серебряный кубок Габриэля, смял его и швырнул в стену. Потом вышел, звеня саботонами по каменному полу.

Плохиш Том посмотрел ему вслед и обнял Красного Рыцаря за металлическое плечо.

– Он лучше тебя.

Лицо сэра Габриэля окаменело.