Грозный змей

ГЛАВА СЕМНАДЦАТАЯ

Прибытие королевы и юного короля должно было стать в Альбинкирке праздником, но угроза неминуемой войны с Дикими мешала. Напоминая о ней, из цитадели доносились душераздирающие крики. Горожане не смогли привыкнуть к ним за три недели, вопли раздавались внезапно, звучали нестройно и бессмысленно, и им не было причины, просто бесконечно кричали грешные души в аду – по крайней мере, именно так говорили друг другу люди, поглядывая на заплаканных детей и на испуганных кошек и собак, которые прижимали уши и шипели или лаяли.

Королева вступила в Альбинкирк во вторую среду после Пасхи. Она держала на коленях ребенка, и Красный Рыцарь ехал рядом с ней. Ее сопровождала дюжина дам, а за ними следовало больше двух сотен рыцарей: впереди – ближний отряд Красного Рыцаря и королевская гвардия, оба отряда в алом, а дальше виднелись многочисленные гербы лордов северного Брогата – лорд Уэйленд со своими оруженосцами и челядью, землевладелец из Снеллгуна и десяток лордов помельче. За ними в город вошли лучники войска, а потом лучники с севера и востока королевства, два десятка малых отрядов, которые Красный Рыцарь собрал по дороге, и те, кто уже разбил лагерь в полях вокруг часовни на Южной переправе.

На почетном последнем месте ехали две дюжины рыцарей из ордена Святого Фомы, ведомые приором. Они уже побывали на западе, в Лиссен Карак, и вернулись ночью, но то, что они рассказали королеве и ее капитану, оставалось мало кому известным. Многие отмечали, что они кажутся печальными.

Бланш Голд была в числе немногих посвященных. Она ехала рядом с королевой, готовая при необходимости забрать у нее ребенка, и везла с собой воду и чашку на случай, если они понадобятся королеве. Утром Тоби привел ей хорошенькую лошадку под новым седлом.

– Для въезда в город, – объяснил он с ухмылкой.

Перед лицом войны и опасности собственные горести Бланш отступили. Королева настаивала, чтобы с ней обращались не как со служанкой, а как со знатной дамой, и все с этим согласились. Война изменила многое. Королевский двор стал передвижным, и к тому моменту, как Бланш проехала в арку старых ворот Альбинкирка, она уже стала госпожой Бланш во всех отношениях. Ей это нравилось. Если не считать войны и Диких, она была вполне счастлива.

Город показался ей грязным и запущенным. Сложно было скрыть, что годом раньше его брали Дикие. Некоторые дома щеголяли новыми фасадами – этрусские купцы расписали стены фресками и отстроили портики, которые когда-то так украшали улицы. Но на каждый новый дом приходилось пять с пустыми провалами окон и сломанными дверями. За мостовой тоже никто не следил, и нечистоты текли прямо посередине главной улицы. Это показалось крайне провинциальным девушке из Харндона с его глубокими цистернами и почти всегда работавшей канализацией, где такая вонь встречалась только на бедной северной окраине Чипсайда.

Но Бланш во всем подражала королеве, которая сияла, улыбалась детям, хотя и украдкой, и показывала своего сына даже самой бедной и жалкой толпе.

Они проехали довольно далеко по главной улице, когда из цитадели донесся крик. Мужчины вздрогнули. Женщины вжали головы в плечи.

Королева дернулась, как будто ее ударили.

Красный Рыцарь скривился. Бланш поняла, что слишком часто на него смотрит, решила, что все это замечают, и выругала себя. Но зато она выучила все гримасы, которые он пускал в ход, когда думал, что никто не видит, – или когда ему было плевать. Короче говоря, это выражение лица она тоже знала. Оно означало, что ему известно, что это за шум. Или даже что он сам в нем виноват. Но он ничего не сказал, а крик больше не повторился.

На главной площади, обожженной, ободранной, истерзанной после прошлогодней битвы, королева остановилась перед воротами цитадели, где ее встретил духовный владыка города, епископ Альбинкиркский. Он провел ее на мессу в когда-то великолепный собор – теперь крыша закрывала только часть нефа. Рыцари Ордена пели вместе с дюжиной монахов и монахинь, которые последовали за королевой из Лорики.

Бланш понравилась месса – первая настоящая месса в настоящей церкви, на которой она оказалась после начала Неурядиц, как она про себя их называла. Месса была хорошая, с пением и ответствиями хора, и Бланш напомнила себе как можно скорее сходить на исповедь. А потом месса закончилась, и ближний круг королевы разбежался по закоулкам крепости, стоявшей на пороге войны, – крепости, которая никогда, даже в лучшие свои дни не могла рассчитывать на присутствие двора, пусть и самого маленького.

В цитадели имелись казармы на две сотни солдат, примерно такое же количество обслуги и – в лучшем случае – на сорок рыцарей и дворян, и то некоторым пришлось бы спать на одной кровати.

Слуги сбивались с ног. Сэр Джон, знаменитый капитан Альбинкирка, отсутствовал на месте, и это обернулось настоящей катастрофой. У него не оказалось ни дворецкого, ни жены, ни родича, который мог бы присмотреть за крепостью. Он сам был себе сенешалем.

В результате королева, всеми забытая, осталась в огромном зале, почти ничем не украшенном. Бланш видела, как она выходит из себя. Она начала понимать, что подземелье и день, когда Дезидерата ожидала костра, не прошли для нее даром. Ее беспечность куда-то пропала, возможно, что и навсегда. Она чувствовала пренебрежение там, где его не было и быть не могло, где прежде она ничего не заметила бы. Бланш налила ей вина из стеклянной фляги, припрятанной в корзинке. Для остальных дам вина не было.

Бланш выждала, сколько смогла. Прошло совсем немного времени, двести ударов сердца, но Красный Рыцарь уже сидел, читал отчеты и раздавал приказы. Казалось, и он забыл о королеве. Бланш понимала, что начинаются неприятности. Она попыталась действовать через слуг, но они не слушали чужих. Главная женщина – кухарка или прачка – стояла в конце зала и говорила мастеру Никомеду, что в цитадели просто нет комнат для королевы или для старших рыцарей.

Бланш поймала взгляд Никомеда и осмелела. Она подошла со спины к Красному Рыцарю, который сидел на складном стуле в окружении своих людей. Сэр Майкл быстро записывал за ним. У приора Уишарта нашлась красивая пятичастная табличка из слоновой кости, покрытая воском, – на ней-то сэр Майкл и делал заметки. Симпатичный юноша возраста Бланш ждал чего-то. Его поздравляли, и лицо его сияло от радости – кажется, его считали героем. На нем была кольчуга и сапоги выше колена, но из оружия только кинжал. За ним стоял еще один юноша, почти такой же красивый, но его Бланш не знала.

Сэр Майкл увидел его первым и тронул капитана за руку:

– Галаад д’Эйкон, – сказал он.

Красный Рыцарь перестал диктовать. Все замолкли.

– Ты справился, – сказал сэр Габриэль. Он встал, а д’Эйкон упал на одно колено.

Бланш собрала все свое мужество и прошипела:

– Королева.

Красный Рыцарь улыбнулся. Он увидел ее, улыбнулся – она запомнила его улыбку – и кивнул.

– Сэр Майкл, приведи сюда королеву, чтобы она послушала гонца, – велел он. И тут, поняв, где королева, быстро сказал что-то Тоби.

Тоби схватил Бланш за руку, и вместе с Нелл, лордом Робином и дюжиной оруженосцев они быстро вытащили из зала столы и стулья. Из-под носа у старших слуг увели огромное кресло – слуги твердили, что это кресло сэра Джона.

Королеву немедленно проводили к столу, усадили в кресло, почти достойное ее положения, забрали у нее плащ, Тоби поднес ей вина, преклонив колено.

– Вы, должно быть, скакали, как ветер, – сказала она.

Юный Галаад, стоявший на коленях, не ответил.

Бланш смотрела на сэра Габриэля. Он не проявлял нетерпения, но руки у него немного тряслись. Нога под столом дергалась, как будто он пытался протереть дыру в каменном полу.

Где-то высоко над ними снова закричала от боли проклятая душа.

– Черт, – сказал капитан.

Королева взглянула на него и подняла бровь.

Он кашлянул.

– Нам всем не терпится услышать ваши новости, – сказала королева. Галаад д’Эйкон заговорил:

– Ваша милость, я нашел сэра Джона, ныне графа Альбинкиркского, в добром здравии. Вместе с почти пятью сотнями копий он укрепился у Гилсоновой дыры.

Бланш заметила, как капитан стукнул кулаком по левой ладони. Они с сэром Майклом улыбнулись друг другу украдкой.

– Он сообщил, – Галаад понизил голос, – о поражении, которое в понедельник потерпел в Дормлингской гостинице император. Император мертв, его армия разбита. Сэр Джон собрал почти тысячу выживших у Гилсоновой дыры и собирается прикрыть их отступление.

На всех лицах появилось одинаковое выражение. На лицах всех мужчин и женщин, с которыми Бланш познакомилась по дороге. Они все служили императору. У них были друзья в его армии.

Она увидела, как разом посерел и постарел сэр Кристос, который всегда был с ней вежлив и мил, говорил с забавным акцентом и щеголял смешными манерами. Она увидела, как вздрогнул сэр Майкл. Но внимательнее всего она смотрела на сэра Габриэля. Он не изменился в лице, разве что сглотнул слюну. Но не зря она наблюдала за ним больше недели. Она понимала, что удар достиг цели – так же верно, как если бы ему саданули в челюсть.

Говорил он ровно:

– А сэр Милус?

Галаад знал, что принес дурные вести.

– Неизвестно, милорд. Но вашего отряда не было с императором.

Красный Рыцарь кивнул:

– Разумеется. Они остались без лошадей. Где тело императора?

Сэр Кристос посмотрел на него. Для морейцев этот вопрос был важен. Бланш тоже это поняла.

– В Гилсоновой дыре, под охраной выживших нордикацев. Сэр Джон хочет отправить их сюда, но только когда он решит, что на дороге безопасно.

Сэр Кристос вскочил на ноги.

– Я готов пойти за ним, – твердо сказал он.

Все морейцы в зале уже стояли. Сэр Габриэль посмотрел на них, потом на королеву. Она ничего не понимала.

– Идите за императором, – сказал он, – возьмите пятьдесят рыцарей. Крис, больше не могу. Я хотел бы дать больше…

Сэр Кристос поклонился. Он плакал. На мгновение он опустился на колено перед королевой, и сэр Алкей стоял за ним.

– Ваша милость, прошла почти тысяча лет с тех пор, как император погибал в бою, – сказал он.

Дезидерата опомнилась быстро.

– Прошу вас, господа, – она встала, – помогите им. Утрата мужа едва не сломала меня… мне сложно представить, что будет с людьми, утратившими императора.

Сэр Габриэль пошел к дверям вместе с сэром Кристосом и сэром Алкеем, что-то тихо им втолковывая. Бланш расслышала только: «Не позволяйте нордиканцам покончить с собой».

Морейцы ушли, и вместе с ними – почти все рыцари отряда, которые когда-то – так давно – отправились на турнир.

Второй гонец явился из Лиссен Карак. Это был один из добровольцев Ордена.

– Диккон Прутик, ваша милость, – представился он с поклоном. – Я принес весть о том, что Сказочный Рыцарь стоит под крепостью вместе с армией Диких.

Никто не успел сказать ни слова – королева вскинула руку. Бланш никогда не видела у нее таких резких жестов.

– Он ищет союза с вами, – продолжил Диккон. – Если ваша милость позволит, он явится сюда вместе со своими капитанами на мирные переговоры, если вы гарантируете им безопасность.

– Передай ему мое слово, – торжественно сказала королева, – и кольцо с печатью. Пусть он знает, что мы говорим правду.

Диккон поклонился.

– Второе мое сообщение – личное, – сказал он и огляделся, – здесь ли сэр Майкл, сын графа Тоубрея?

Сэр Майкл выдвинулся вперед.

– Милорд, ваша жена разродилась девочкой, которую на рассвете окрестили Марией. Ваши жена и ребенок здоровы. – Диккон снова поклонился.

Сэр Майкл обнял его и расцеловал в обе щеки, к явному затруднению юноши.

– Пошлите за ней, чтобы наши дети смогли играть вместе, – предложила королева.

В башне снова закричали, и королева, встав – встали все, – покачала головой.

– Что это? – спросила она нежным, но властным голосом.

Красный Рыцарь вспыхнул.

– Прошу прощения, ваша милость, но это, кажется, мой грифон. Ему нужна компания и еда. Не хотите на него взглянуть? А еще нам следует найти еду и приют для всех этих дам и господ.

Бланш кивнула ему.

Удача – и маленький толчок – дали ей мгновение на лестнице.

– Ей очень одиноко. Вы ей нужны, – прошептала она, и сэр Майкл даже не успел заметить, кто влез в разговор.

– Понял, – резко сказал сэр Габриэль и полез дальше.

Майкл подтолкнул. Бланш сзади, и она тоже полезла наверх.

В обеих башнях нашлись комнаты. Бланш заглянула в парочку – там было пусто, не считая больших сундуков – скорее всего, с гобеленами. Ну что ж, уже кое-что.

Она остановилась на площадке, пропустила вперед сэра Майкла и подождала Никомеда.

– Мы можем найти Сью и поставить ее командовать в замке? – спросила она.

Никомед покачал темной благородной головой:

– Она заправляет большим лагерем.

Говорил он грустно, и Бланш вдруг сообразила, что он тоже мореец.

– А если я начну распределять комнаты?

– Я буду благодарен, – сказал Никомед.

– Мне понадобится табличка.

Приор Уишарт, проходивший мимо, остановился:

– Зачем, дочь моя?

– Отец, мне нужно распределить комнаты между людьми. Дать всем возможность переодеться с дороги. Обеспечить едой и вином.

Приор протянул ей свою табличку из слоновой кости.

– Всем моим рыцарям будет довольно одной комнаты. Они могут даже спать с солдатами в казарме.

Она поймала его на слове. Придворные еще не успели добраться до верха – в этот день она так и не увидела чудовища, хотя и сгорала от любопытства, – а она уже спустилась по другой лестнице. Нашла старшую служанку, миловидную женщину в добротном синем шерстяном платье с двумя дюжинами серебряных пуговиц.

– Я госпожа Бланш Голд, и я отвечаю за размещение королевы. – Она коротко, скупо улыбнулась.

Служанка покачала головой.

– Это невозможно, миледи. Мы просто не справимся. Все мужчины ушли с ополчением, и тут остались только кухарки да прачки.

Бланш вздохнула.

– Мы не боимся работы, – сказала она. – Идет война. Я собираюсь разместить людей в тех комнатах. Вам придется только найти постельные принадлежности, за остальным мы присмотрим сами. В городе есть пустые дома? Как по мне, должны быть. Как тебя зовут?

– Элизабет Джеллинг. А это Кухарка, мы все ее так зовем.

Кухарка изобразила реверанс:

– Ваша светлость.

Бланш чуть не сказала, что она сама всего лишь служанка. Но нет. Мгновение откровенности – и она бы проиграла. Леди могут раздавать приказы, а прачки нет.

– Могу ли я попросить выделить мне двух служанок?

Двух девушек, которым по возрасту стоило бы еще на помочах ходить, немедленно вытолкнули вперед.

Бланш не стала оглядываться.

– За мной, – сказала она и быстро вернулась в большой зал.

Как она и надеялась, там обнаружились Тоби и Робин, которые накрывали ужин для отряда.

– Вы мне нужны, – сказала она, посмотрела по-особенному и улыбнулась, как только она умела.

В четырех предложениях она изложила им свой план.

– Кухарка должна знать, кого она кормит. Я имею в виду, что всех, кто по положению ниже графа, необходимо разместить в городе.

– Неплохо, но не сработает. Я напишу список. – Тоби взял у нее табличку и начал список с сэра Ранальда: – Он наверняка здесь. Мой хозяин… хозяин Робина… приор. Все гонцы – они могли быть жить в бараках, но тогда… – Он яростно царапал стилом по воску.

Бланш обратилась к Робину:

– Как я понимаю, весь гарнизон в поле. Пожалуйста, пересчитайте спальные места в казармах и узнайте, сколько людей можно накормить.

Робин – лорд Робин – был как кукла в ее руках. Как любой подмастерье в Харндоне.

– Нелл? Найди мне еще двух пажей.

Нелл могла бы настоять на своем, но она была разумной девицей и понимала, что такое хорошая работа.

– У нас две сотни мокрых голодных лошадей, Бланш. Я в твоем распоряжении на час.

В сопровождении двух юных служаночек Бланш и Нелл прошлись по комнатам наверху цитадели, как армия. Бланш распределяла комнаты среди людей из списка Тоби, прямо в том порядке, в каком он их записал. Потом она остановилась и, опершись о дверь, перечислила всех дам и слуг королевы, насколько она их помнила.

– Нелл, найди мне Бекку Альмспенд.

Нелл убежала.

Послышались голоса и смех. Красивого юношу – может быть, самого красивого из всех, кого она знала, – звали Галаад д’Эйкон. Она помнила его как одного из оруженосцев королевы еще при старом дворе. Зазнобу каждой дворцовой прачки.

– Северная башня, синяя комната, второй этаж, – сказала она, – вместе с Дикконом Прутиком и другими гонцами. Скажите служанкам, что вам надо, а то у них голова кругом идет. Будьте добрее, мессир д’Эйкон.

Примерно посередине своей речи она поняла, что он может обратиться к ней как к прачке и это все испортит, но он только ухмыльнулся.

– Да, госпожа Бланш. – Он поклонился и крикнул: – Диккон! У нас есть комната!

Когда остальные придворные спустились, она рассказала каждому обо всех трудностях и предоставила комнату.

К тому моменту, как дело дошло до приора Уишарта, Кухарка получила указания насчет ужина, лорд Грегарио Уэйленд предложил свой городской дом, где могла разместиться дюжина человек, и даже отправил в цитадель простыни и перины. Бланш все приняла. Главный конюший Шон Ле Флер, человек безупречной вежливости, мгновенно все понимал, если к нему обращалась Бланш, и был осторожен и уклончив, если королева спрашивала, в чем дело. Пажи уже нашли ему пустой дом и сейчас отмывали его.

Люди ей помогали. Это было прекрасно. Главный конюший попытался с ней заигрывать. Бланш улыбнулась и решительно перешла к следующему по списку делу.

– Бланш, – сказала леди Альмспенд, – ты меня искала?

Бланш понимала, что только что потребовала к себе лучшую подругу королевы, но зато леди Альмспенд была очень практична.

– Миледи, – начала она.

– Бекка, – возразила эта самая леди. – Нас всех наверняка сожрут боглины. Можно уже обращаться друг к другу по имени.

– Бекка, я распределяю комнаты, но я не знаю новых дам. – Бланш показала ей список.

Бекка прижала ладонь ко рту, но смех все равно вырвался.

– Ну мне надо же было их как-то назвать, – слабо оправдывалась Бланш.

Бекка взяла список и с серьезным лицом затерла надписи на воске:

– Леди Модница – Наталия Уэйленд, жена лорда Грегарио. Она умеет шить, Бланш, это не просто бесполезная красавица. Болтушка – леди Эмма. Орясина – леди Брайар, и вряд ли она скажет тебе спасибо за такое прозвище. Белый Платочек – это ее дочь. Хорошенькая, правда?

– Да, – согласилась Бланш.

– Элла или Хелла, одна из двух. Этих всех можно в одну комнату. Наталия будет жить вместе с лордом Грегарио. А кормилицу поселим с королевой.

– А вы, миледи? – спросила Бланш невозмутимо. В пути леди Бекка ночевала вместе со своим Ранальдом, но у дороги свои правила.

Бекка улыбнулась:

– А мне отведи самый маленький чуланчик. Буду делать вид, что живу там, – с удовольствием сказала она. – А ты сама где живешь?

Бланш застыла. О себе она совсем забыла.

– Ладно, будем жить вместе. Северная башня, верхний этаж. Там только сэр Габриэль и королева, для нас обеих это подойдет.

Бланш подумала, нет ли в ее голосе намека, но решила, что нет.

– Будет только хуже, Бланш. Граф Приграничья в трех днях пути отсюда, а с ним идут джарсейские дворяне, которые раньше бунтовали, а сейчас верны короне, и Гэвин, брат Габриэля, а он теперь, как я понимаю, стал графом Западной стены. – Она стащила с носа очки. – Я помогу тебе завтра. Довольно для каждого дня своей заботы. И я чую запах еды. Ты великолепна, Бланш.

Бланш присела.

– Перестань, – велела Бекка. – Ужинать будешь вместе с господами, не то слуги набросятся на тебя, как пиявки. Пойдем. – Она потащила Бланш вниз.

Бланш ожидала увидеть похлебку, наскоро сваренную на сотню человек, но вместо этого на первое был бульон с желтком, розовой водой и засахаренными апельсиновыми корочками, достаточно хорошо приготовленный для ее хозяйки, вкусный и красиво поданный двумя десятками оруженосцев под предводительством лорда Робина.

– А где Тоби? – прошептала она.

– Следит, чтобы пажей тоже покормили, – улыбнулся Робин. – Иди поешь.

Потом подали пироги со свининой, и Бланш поняла, что Кухарка опустошает кладовые, отдавая заранее приготовленные блюда. Она поела с удовольствием.

Индюшка с малиной была хороша. Королева улыбалась и даже выпила за своих рыцарей. Придворные ели жадно, как любые люди, которые несколько дней провели в седле, и пили так же.

– Кухарка хочет переговорить с вами, – прошептал кто-то Бланш на ухо и исчез.

Она улыбнулась своему соседу, главному конюшему, который вел себя настолько вежливо, что это опять походило на заигрывания, встала и ускользнула из-за стола, сделав реверанс королеве.

Рука королевы лежала на руке Красного Рыцаря.

Бланш показалось, что у нее заледенел позвоночник. Она выругалась. Красный Рыцарь повернулся и посмотрел на нее через стол. За спиной у него горели свечи, и свет казался нимбом, совсем неуместным. Габриэль улыбнулся ей и вернулся к разговору с королевой.

Ну и черт с ним.

Никомед перехватил Бланш у лестницы:

– Пойдем вместе.

Она улыбнулась, и они пошли по широкой лестнице, по которой носили еду, – почти такой же, как во дворце в Харндоне. Спустившись на один пролет, они повернули в кухню размером с половину большого зала. Там горели два огромных очага и было очень жарко – впрочем, поздней весной это даже приятно.

Кухарка вышла им навстречу, вытирая руки.

– Мы подали все, что было, – сказала она. – Что делать дальше?

– Купить еще? – терпеливо предложил мастер Никомед.

Кухарка смерила его подозрительным взглядом:

– А ты кто такой?

– Он королевский дворецкий, – пояснила Бланш. – И капитанский.

– Что за капитан?

– Герцог Фракейский, – сказал мастер Никомед.

– Ой, – отозвалась Кухарка.

– К рассвету составь и отдай мне или любому из моих людей список, и к заутрене провизия будет у тебя, – сказал Никомед. – У меня есть свои запасы.

– Шафран? Сахар? – спросила Кухарка. – У меня все вышло.

Бланш решила держаться своей роли и не думать о руке королевы, лежавшей на руке рыцаря.

– Раз все устроилось, я вернусь за стол.

Никомед учтиво поклонился:

– Миледи.

Убежать оказалось не так просто. Госпожа Элизабет поджидала ее на лестнице.

– У меня кончились простыни, соломенные тюфяки, перины, полотенца и все прочее, – воинственно сказала она, как будто отсутствие простыней оправдывало такое поведение.

Вовсе не ложные аристократические замашки заставили Бланш обозлиться. Это была профессиональная гордость. В дворцовой прачечной в Харндоне никогда ничего не кончалось.

– Ну так найди еще! – велела она.

– И где? – вопросила женщина, которая, наверное, была прачкой.

Бланш щелкнула пальцами:

– В городе должны быть господа и дамы, которые почтут за честь выделить королеве простыню-другую. Или посади своих женщин за шитье.

– У нас нет полотна на простыни. Мы бедные, госпожа. Это же не дворец.

Она униженно склонила голову, и Бланш стало стыдно.

– Прости меня. Давай я спрошу оруженосцев. Многие из этих господ идут воевать очень хорошо снаряженными. – Она погладила прачку по руке и с ужасом услышала всхлип.

Бланш поймала Тоби и отправила всех оруженосцев за бельем – за любой невостребованной тканью. В большой зал она забежала на мгновение, которого едва хватило, чтобы ей в руки всунули стакан вина и кусок яблочного пирога. Она выпила вино, съела пирог и наткнулась на одну из девушек Сью, которая держала огромный сверток полотна. Ярдов сорок, не меньше.

– Мисс Сью шлет свои наилучшие пожелания и надеется, что это поможет. – Девушка была одета не для дворца, а для трактира, и оруженосцы немедленно побросали всю работу.

Бланш улыбнулась, взяла полотно и сказала:

– Возвращайся прямиком к ней и передай, что я у нее в долгу. Пусть запишет на счет королевы. Ты умеешь шить?

Девушка – возраста Бланш или даже моложе – покачала головой и улыбнулась:

– Могу сшить рубашку, если ее кто другой раскроит.

Бланш засмеялась:

– Скажи Сью, чтобы прислала сюда всех свободных женщин, которые умеют шить.

Когда Бланш в следующий раз попала в большой зал, ей передали приказ королевы.

Королева была в своих покоях. Там все устроили как полагается: постель, занавеси, два хороших тюфяка и перина, стеганое покрывало и два одеяла.

Бланш, леди Альмспенд и леди Брайар раздели королеву, перепеленали ребенка и помогли королеве принять ванну. Бланш, не думая, свернула всю одежду королевы, перетянула ее поясом и…

Бекка Альмспенд вырвала сверток у нее из рук.

– Так и служанке работы не останется, – рассмеялась она.

Леди Брайар – хоть и старше Бланш, но при дворе раньше не бывала – улыбнулась:

– Вам нужно научить меня. Это сбережет время. – Рот у нее был большой, но красивый, а зубы крупные. – Папа говорил, что нам придется прислуживать, но я и не знала, что вы так хорошо это умеете. Чувствую себя пятым колесом в телеге.

– У нас большой опыт, но мы рады, что вы здесь, Брайар, – сказала Бекка.

Бланш смогла только отнести сверток вниз. Но не успела она добраться до большого зала – в третий раз, – как наткнулась на двух прачек. Они присели, и она ощутила себя обманщицей.

Все командиры собрались в большом зале. Горел огонь в одном очаге, и рядом с ним сидели все швеи, двадцать женщин и один лучник, и все они шили, не покладая рук.

Бланш удивилась и обрадовались, когда тут же появились леди Брайар с дочерью, взяли у оруженосцев табуреты и достали швейные принадлежности. Леди Наталия уже сидела рядом, и игла в ее руках сновала быстро, как у настоящей швеи.

– Не хватает простыней? – спросила дочь. – Ну, дома так тоже бывало. Она захихикала. Девушка была младше Бланш примерно на год.

Бланш раскрыла свой кожаный чехольчик с иглами и другими приспособлениями, пристроила его на коленях и начала шить.

– Пресвятая Дева, быстро-то как! – ахнула Элла. – Никогда не видела, чтобы леди так шила. Мама, посмотри только на стежки!

Брайар, которая вспоминала историю из своей молодости, не так давно и миновавшей, прервалась, пожала плечами и продолжила рассказ.

Леди Наталия склонилась над работой Бланш:

– Вы неожиданно хорошо шьете.

– Вы тоже, леди, – заметила Бланш. И в самом деле, она никогда еще не видела благородной дамы, которая бы так хорошо шила.

Новые простыни выходили из-под иглы одна за другой.

На другом конце зала суетились. Была почти полночь. Епископ Альбинкиркский и приор Уишарт сидели за одним столом и писали что-то.

В зал вошел Тоби. Для середины ночи он на удивление хорошо выглядел в добротной гербовой накидке.

– Он скоро будет здесь, – сказал Тоби, – прямо сейчас.

В зале стало тихо, как будто случилось какое-то священное событие. Как в то мгновение, когда на мессе поднимают гостию.

Словно услышав мысли Бланш, Габриэль повернулся и увидел ее. Она встала, как служанка, и подошла к нему.

Он поднялся:

– Тебе лучше позвать королеву. Мы ждем принца.

– Ее брата? – спросила Бланш, хотя знала, что тот сейчас прикрывает северные подступы к городу вместе со своими рыцарями и небольшим отрядом пехоты.

Бланш помчалась наверх. Дело было срочное, и она бежала все три длинных пролета винтовой лестницы.

Бекка расчесывала великолепные волосы королевы, а леди Наталия изучала ее одежду.

– Миледи, – заговорила Бланш, – герцог Фракейский прислал сказать, что нам предстоит принять иноземного принца, и просит вас спуститься, если вам угодно.

– Платье, – бросила королева, – коричневое. Хорошо. Вы обе застегивайте, а я уберу волосы.

Через две минуты они спустились в зал. Королева вышла босой. В Харндоне такое было немыслимо, а здесь просто практично. Леди Наталия и леди Альмспенд вернулись к огню и шитью.

В зале по-прежнему было тихо. Женщины отряда сидели у огня и шили детскую одежду. Красный Рыцарь стоял между приором и епископом. Остальная знать уже разошлась.

Тоби вернулся в зал и поклонился королеве. Лорд Робин и лорд Уимарк устроили ее на кресле, которое могло бы сойти за трон, и поставили напротив еще одно такое же.

– Кто это? – спросила королева.

Красный Рыцарь встал рядом с ней.

– Сказочный Рыцарь, – сказал он, – и Гармодий.

Тапио появился в сопровождении Гармодия. Чуть поодаль шли еще два ирка, высокий Страж в плаще из перьев, чернокожий человек из Ифрикуа, который спас Бланш в Харндоне, еще один чернокожий, в краске и перьях, как принято у пришедших из-за Стены. За ним высились два гигантских медведя и – Бланш стало тяжело дышать – худая фигура, похожая на огромного богомола в белом доспехе.

Справившись со страхом, она подбежала к Павало и сжала его руку. Он сложил ладони и поклонился, глядя на Гармодия. Она не заметила этого обмена взглядами. Сказочный Рыцарь выступил вперед, звеня крошечными золотыми колокольчиками. Взметнулся эльфийский плащ. Рыцарь опустился на колени, склонил голову, поцеловал королеве руку и улыбнулся, продемонстрировав зубы. Их было довольно много.

– Человечес-ская дочь, твоя крас-сота с-с-столь же велика, как о ней рас-с-сказывают.

Дезидерата вспыхнула.

– Я видела тебя при Польском дворе, – она помедлила, а потом наклонилась и поцеловала его в обе щеки, – ты тоже хорош собой, сын земель Диких.

– Попался, который кусался, – пробормотал Гармодий.

– Я не узнала бы тебя, старый друг, – сказала королева.

Он вышел вперед, встал на колени и поцеловал ей руку.

– Я выбрал себе другое тело, – заявил он без прелюдий.

Епископ Альбинкиркский дернулся.

– Сейчас мне довольно того, что ты жив и рядом со мной. – Дезидерата встала и обняла новое тело магистра. Тот залился краской. – Я так по тебе скучала! – сказала королева.

– Ваша милость. – Гармодий вдруг понял, что гладит ее по голове, и убрал руку.

– Ты вернулся, чтобы стать моим министром? Или только в гости?

Гармодий встревожился:

– Я только… многое нужно рассказать, и простых ответов у меня нет. Сегодня мы пришли, чтобы заключить союз. Но основой этого союза будут суровые истины. После того как мы огласим их, нельзя будет их забыть.

Дезидерата прижала руку к горлу, хотя у нее никогда не было такой привычки, и опустила глаза:

– Я тоже узнала несколько суровых истин.

Сказочный Рыцарь и Красный Рыцарь смотрели друг на друга, как мальчишки, оценивающие противника перед дракой. Бланш очаровало их сходство, куда более заметное, чем различие. Пусть у Сказочного Рыцаря были раскосые глаза, золотые волосы и длинные зубы, а у Красного Рыцаря – глаза самые обычные, а волосы черные, что-то все же говорило, что они родня друг другу.

Сэр Габриэль поклонился собравшимся:

– Ваша милость, милорды, я предлагаю сесть и поговорить. Давайте решим все вопросы. Я верю, что вместе мы выиграем эту войну, а возможно, и вовсе покончим с войной надолго.

Гармодий вздохнул:

– Нет, мой мальчик. Сейчас не получится, – он посмотрел Красному Рыцарю в глаза, – но это красивая мечта, помни о ней.

Сэр Габриэль вздрогнул.

– Тогда… я полагал, что говорю за всех… расскажи нам.

Он посмотрел на Стража, огромного, как боевой конь, и велел Тоби принести скамью попрочнее.

Королева подозвала леди Брайар:

– Принесите моего сына.

– Прежде всего, друзья мои, позвольте представить вам Сказочного Рыцаря, владыку Н’Гары, что на западе, Моган, герцогиню Западных Озер, одну из самых могущественных правителей Диких и нашу верную союзницу, Нита Квана, вождя сэссагов, Кревака, господина многих вод, моего собрата по магии.

– Ты слишком добр, – заявил только что поименованный ирк на безупречной архаике.

– Кремня из клана Кривого дерева, которого Дикие прославляют как старейшего и мудрого, – Гармодий нахмурился, – Экреча, урожденного лорда четвертого улья Великой реки.

Люди заахали, поняв, что рыцарь в белой броне – это гигантский боглин, упырь.

Королева встала:

– Это мой капитан, Красный Рыцарь, Габриэль Мурьен.

Услышав имя «Мурьен», Моган рыкнула, а Кревак улыбнулся, показав зубы.

– Лорд Грегарио Уэйленд и приор Уишарт из ордена Святого Фомы.

Если имя Мурьенов произвело слабое впечатление, то, заслышав о Святом Фоме, медведи заревели, а белая тварь дернулась.

– Мы легко можем стать врагами, – Гармодий оглядел всех, – но от этого наш истинный враг только выиграет.

Моган, великий Страж, фыркнула:

– Это ты так говоришь.

Бланш подумала, что у нее очень красивый голос.

Тут выступил вперед один из медведей:

– Мы не судим людей. Мы пришли говорить не об обидах, которые причинили нам люди. Пусть только Госпожа скажет, что после драки рассудит справедливо, и мы смягчим свои сердца.

Бланш налила королеве воды и поняла, что под Госпожой имелась в виду королева. Кормилица как раз принесла младенца.

Королева обратилась к медведю, поседевшему от старости:

– Ты будешь сидеть рядом со мной и вершить справедливость?

– Это будет честно, – согласился медведь.

Даже Моган кивнула.

Гармодий прокашлялся.

– Великолепное единодушие, хоть и несколько запоздавшее. Но мы все знаем, что должны держаться вместе.

– Расскажи свою историю, старик, – попросил сэр Габриэль. Он улыбался, но Бланш чувствовала напряжение.

Гармодий склонил голову.

– Во-первых, нам нужно сделать то, что мы сделали в Лиссен Карак – все, кто умеет пользоваться силой.

Они с Габриэлем уставились друг на друга.

– Ты много просишь, старик, – сказал сэр Габриэль, – но мой дом открыт для тебя.

Королева улыбнулась:

– Я буду рада.

А потом они все, один за другим, затихли. Бланш видела, как менялись их лица, делаясь сосредоточенными, как во время молитвы. Гармодий, сэр Габриэль, Сказочный Рыцарь, королева, приор, епископ, Моган, младший медведь, лорд Кревак – все они оцепенели.

Зал как будто наполнил золотистый туман. Он покрыл пол, а потом медленно поднялся к стропилам, как вода в котле. Бланш немного с ним поиграла.

Сэр Павало шумно осушил стакан воды и сел.

Лорд Грегарио, знаменитый мечник, сказал высокому воину из Ифрикуа:

– Великолепный меч, сэр рыцарь.

– Я показать? – спросил сэр Павало.

Прямо во время совета, на котором решались судьбы народов, оруженосец и рыцарь принялись толковать о мечах.

«Мужчины», – подумала Бланш.

Старый медведь посмотрел на нее таким взглядом, как будто полностью разделял ее мысли.

Они собрались во Дворце Гармодия.

– Я скажу то, что должен сказать. Я не буду говорить, что враг нас не слышит, – но если слышит после всего, что я предпринял, у нас нет шанса, – объявил Гармодий.

Габриэль понял, что сидит в уютном кресле рядом со стариком. Он улыбнулся Гармодию, который в эфире все еще выглядел молодым собой, а не Аэскепилесом.

Остальные тоже расселись – Моган заняла трон из слоновой кости, который каким-то образом не затмевал стул Дезидераты, сделанный из позолоченного дерева.

Дезидерата тряхнула волосами:

– Раз уж мы встретились, давайте веселиться.

Тапио сидел, скрестив ноги, а белый страж, кажется, вовсе не умел сидеть.

Дезидерата повысила голос. Она пела старую праздничную песню:

– Для веселья нам даны молодые годы! Жизнь пройдет, иссякнут силы…

Все присоединились к ней – даже Моган, даже Экреч, и, хотя они пели на разных языках, песня неслась ввысь, в эфир. Золотисто-зеленое сияние наполнило Дворец Гармодия, и огромный щит встал на место.

– Мощное заклинание, – заметила Моган.

Гармодий улыбнулся:

– Лучше, чем я мог надеяться. Ваша милость, вы многого добились.

– Мне через многое пришлось пройти. – Дезидерата пожала плечами и улыбнулась уголком рта. Улыбка вышла озорная и напомнила о прежней королеве. – И все же. Даже здесь нас подгоняет время. Расскажи свою историю, старик.

Гармодий сел поудобнее.

– Хорошо. Что-то вы знаете все, что-то знают немногие, на что-то вы мельком посмотрели сквозь мутное стекло. Даже сейчас я не уверен, что некоторые мои слова не окажутся фальшивкой, или оправданием, или попыткой приукрасить правду. Все мы работаем с силой, и все мы знаем, что вера может стать бытием, что изменение рождается в силе. Вспоминать становится почти невозможно, история теряет смысл.

Габриэль понял, что кивает.

– Хорошо. Мы все живем в некой сфере, в огромном пузыре… – Гармодий рассмеялся. – Реальности, скажем так, существования… Некоторые мудрые говорят, что пузырь один, другие считают, что сфер семь, восемь или даже девять и одна вложена в другую.

– А снаружи находятся Господни небеса, – вставила Дезидерата.

– Нет, ваша милость. Простите меня, но снаружи царят хаос и пустота. Похожие на наш эфир. Но об этом в другой раз. Сейчас нам важно, что за этим хаосом лежат другие сферы, такие же, как наша.

Моган кивнула. Дезидерата прижала руку к шее. Габриэль потер бороду и задумался.

– Об этих сферах нам почти ничего не известно. Все наши сведения противоречивы, мучительны и неразумны, – Гармодий покачал головой, – но я отвлекся. Наша сфера отличается от других тем – я боюсь говорить об этом, – тем, что она представляет собой связующее звено между всеми прочими сферами или некоторыми из них. Возможно, многими. В этом наша суть и наша судьба. Мы – перекрестки.

Габриэль ощутил, что Гармодий смотрит на него.

– Ты не удивлен.

– Мы делили одну голову на двоих, когда ты проводил исследования в Ливиаполисе.

Моган заерзала.

– Для кветнетогов это не новость, – она покивала, и ее гребень, раздувшийся от напряжения, опал и стал походить на модный берет, – мы пришли сюда за другим знанием. А это известно каждому младенцу.

Гармодий продолжил:

– Моя история состоит из двух частей. Во-первых, мы все – перекрестки. Во-вторых, мы – пешки в шахматной игре, – он взмахнул рукой, – и эти два факта объясняют все, что происходит вокруг нас. Шесть десятков народов конкурируют за ресурсы. Мы знаем о людях, стертых с лица земли, мы видим руины их творений, а в Ливиаполисе сохранились даже их научные записи.

– Одайн, – сказала Моган.

Гармодий вздохнул:

– Одайн – только одни из них, сосчитать всех мне не дано. Но это самый очевидный случай. Позвольте, я подытожу. Могучие Силы стремятся захватить и удерживать наши перекрестки и для этого сводят народы в схватке. Удерживают позиции, как сказал бы Габриэль.

– Зачем? – спросил Габриэль. – За что они сражаются? За новых рабов?

– Да, – медленно произнесла Моган. Она не отвечала Габриэлю, а просто вставила реплику. – Да, это невероятно просто. Конечно.

– Один из членов моего ордена, великий ученый, далеко в Дар-ас-Саламе, читал древнейшие человеческие записи. Куда больше, чем я, – Гармодий огляделся, – и еще более старые записи, оставленные до людей. Это дело всей его жизни.

Гармодий создал в эфире обрывок пергамента.

– Пять имен. Пять из примерно семнадцати созданий, равных силой богам. Маленьким, жалким, ненужным богам. – Он протянул всем свой список.

Габриэль прочел его сразу весь, как всегда в эфире:

«Тара.

Эш.

Лот.

Оук.

Рот».

– Это не настоящие имена, – сказала Дезидерата. Список ее потряс – это было ясно написано на ее лице.

Гармодий покачал головой:

– Думаю, мы всех их знаем.

Габриэль вздохнул.

– Они делятся на добрых и злых? – ехидно спросил он.

Сказочный Рыцарь рассмеялся и хлопнул себя по колену:

– Они все одинаково манипулируют и принуждают других. Выводы делайте сами.

Габриэль подумал о мастере Смите.

«Я хотел бы заметить, что моя сторона меньше числом и старается сократить разрушительные последствия».

– Один из них честнее других, – сказал Габриэль.

– Мой орден сделал свой выбор, – заметил Гармодий. – Мы сражаемся с ними всеми.

Габриэль прищурился:

– Как ты себе это представляешь? Похоже на типичную непрактичную задачу прямиком из классной комнаты. Благородное и бессмысленное решение. Я признаю, что они могущественны. Но если они противостоят друг другу, вероятно, классическое решение – это использовать силу одних против других?

Сказочный Рыцарь вытянул нечеловечески длинные ноги и сказал:

– Это либо очень умно, либо совершенно безумно. Сэр Габриэль, почему вы считаете, что этими великими сущностями, подобными богам, можно манипулировать?

Габриэль посмотрел не на Гармодия, а на королеву:

– Это все великие драконы, да? Четверо или семнадцать?

– Мы полагаем, что они все драконы, – ответил Гармодий.

– Я согласен, что это поразительные новости из области герметической философии, но, когда мы сражаемся, – Габриэль посмотрел вокруг, – мы сражаемся с Эшем. С Эшем, который пытается воплотиться в нашей сфере и владеть вратами – вероятно, наиболее важные из них расположены под Лиссен Карак. – Он нахмурился. – Этот Эш – дракон?

– Лиссен Карак был домом и священным местом моего народа, – заметила Моган.

– А до того – одайн, еще раньше – крааль и так далее. – Гармодий поднял руку. – Если мы ничего не сделаем, это колесо будет вращаться вечно.

– Очаровательно, – согласился Габриэль, – но все же на мои планы это напрямую не влияет, – он поморщился, – не считая того, что он собирается дать нам бой при Альбинкирке. Он, или Шип, или кто там управляет этим стадом. А раз он хочет сражаться здесь, мне хочется сражаться где-то еще. – Габриэль наклонился вперед. – Твой ифрикуанец знает другие врата? Мне нужно изучить географию этого эфирного поля боя. Если я вообще способен ее понять.

Гармодий призвал второй листок пергамента:

– Лиссен Карак, как мы все знаем или хотя бы догадываемся. Цитадель Арле в Арелате.

Габриэль вздрогнул, как будто его укусили:

– Конечно же. Я там был. Король Галле пытался захватить Арле обманом… долгая история. Я там был. Я чувствовал, что там какая-то… пустота.

– Пустота? – переспросила королева. – Я тоже знаю такое место.

– Полагаю, это утраченные врата под Харндонским дворцом. – Гармодий обменялся с королевой долгим взглядом.

Королева откинулась на спинку стула и выдохнула.

– Там что-то есть. Пустота…

Гармодий кивнул:

– Предположим, Харндон. Несомненно, одни врата находятся в Дар-ас- Саламе, я их сам чувствовал. С них и начались исследования Аль-Рашиди без малого сто лет назад. А если понять суть игры и ее стороны, то Умбротские войны обретают смысл. Немертвые были всего лишь чьим-то инструментом для захвата врат.

Габриэль начал раскачиваться на стуле, как ребенок.

– Арле. В Арелате. Где галлейского короля только что разбили Дикие. Так говорят этруски. – Габриэль сел ровно.

Лицо приора Уишарта стало спокойным, хотя даже в эфире был заметен его страх.

Королева переводила взгляд с одного собеседника на другого.

– Умбротские войны, господа?

– Почти сто лет немертвые и некто, кого мы зовем Некромантом, нападали на народ Дар-ас-Салама, обители мира, – пояснил Гармодий. – До начала войны там были зеленые поля. А теперь осталась лишь пустыня. Раши- ди говорит, что в этой сфере семь врат. Точнее, он утверждает, что их не меньше семи. И следует добавить, что нынешняя земля не похожа на ту, на которой ставили врата. Этой войне столько лет, что некоторые врата могут прятаться под ледниками, в вулканах или на дне морском.

Приор Уишарт глубоко вздохнул:

– Когда были выстроены врата?

Гармодий ответил не сразу. Он посмотрел на одного, на другого, на третьего. Никто не вздрогнул. Сказочный Рыцарь оскалился, демонстрируя клыки:

– Тебе надо было с-с-статъ с-с-скоморохом. Прос-сто с-с-скажи.

– Не меньше тридцати тысяч лет назад, – ответил Гармодий.

– В писании говорится, что земле от шести до семи тысяч лет, – сказал епископ.

– Оно просто ошибается, – заметил Гармодий.

Епископ кивнул, соглашаясь.

– Должно быть, там говорится о каком-то другом месте, – предположил Габриэль. – Мы не отсюда. Не больше, чем герцогиня Моган.

– Тридцать тысяч лет – большой срок, – сказал епископ.

– Это слишком долго даже для моего народа, – вмешался лорд Кревак. – Слишком долго, чтобы рассуждать всерьез.

Дезидерата взглянула на своего капитана и обратилась к Гармодию:

– Я понимаю, как это может навечно изменить все. Но не вижу, как бы оно изменило ближайшие несколько дней. Существует ли оружие? Способ предотвратить воплощение?

– Нет, – заговорила Моган, – воплощение – это сила и слабость.

– Если Эш здесь, его больше нигде нет. А если он здесь целиком… – Гармодий сделал паузу. – Полагаю, его можно уничтожить. Они бессмертны, только когда разделяют себя по нескольким мирам. Но тогда они слабее.

– Ну, уже не так скучно, – заметил Габриэль. – Ты хочешь убить бога.

– Будет очень трудно, – сказал Гармодий.

Габриэль вздрогнул.

– Нам придется тяжело даже в простой битве, когда мы будем защищать свои поля от превосходящего числом и магической силой противника.

– Это я оставлю тебе, – сказал Гармодий, – а наша битва пройдет здесь, в эфире, и главным в ней будет ввести врага в заблуждение.

– В моей тоже. Кажется, мне нужно кое о чем вам напомнить.

– Говори, человек, – велел Сказочный Рыцарь.

Габриэль обвел зал взглядом.

– Я рыцарь, и моя первейшая обязанность – защищать слабых. Ты можешь быть прав, старик, но прошу тебя не забывать об этом. Мой долг – защищать крестьян, торговцев, женщин, которые носят детей. Я согласен, что игру богов пора остановить. Она мне не нравится. Но в нее играют люди, Стражи, драконы, виверны и медведи. Это ничуть не проще, чем убить бога. Поэтому, ваша милость, миледи, господа, – давайте сосредоточимся на том, что нам нужно победить Шипа.

– Возможно, мы не на той стороне, – сказал Сказочный Рыцарь. – Может быть, мы слишком малы, чтобы хотя бы разглядеть стороны.

Габриэль возразил:

– Я способен определить хорошее войско, единожды проехав по его лагерю. Увидев одну шлюху и одного слугу, я буду знать все об их капитане. Я не стану вести теологических дебатов, милорды. Но я знаю Эша по его делам. Я знаю двоих из этих созданий. Что бы они ни задумали… – Он пожал плечами.

– У них лучшие войска? – предположил Сказочный Рыцарь.

– Вроде того, – согласился Красный Рыцарь и коротко улыбнулся. – Вот я о чем, Гармодий. Ты хочешь уничтожить расу богов и освободить нас. Как по мне – да и хрен бы с ними. Я служу королеве и императору, а еще своим собственным интересам. Каждый человек кому-то служит. Пусть наши владыки будут справедливыми и щедрыми, и мы все будем процветать.

– Это слова аристократа, никогда не пробовавшего плети! – возмутился Гармодий.

– Ты лжешь, – выплюнул Габриэль.

– Ты – ты хочешь сказать, что готов отказаться от свободы? По-моему, лжешь ты.

– Я хочу сказать, что нужно выигрывать битвы по очереди и не отказываться ни от какой помощи. – Габриэль прижал руку ко лбу. Вернулась знакомая головная боль.

– А я говорю, что те, кто предлагает эту помощь, хотят поработить нас навеки и победа в этой битве – твой вклад в будущее. – Гармодий был непреклонен. – Они все враги нам в равной степени.

Дезидерата погрузилась в размышления. Габриэль догадывался, что ее задело. Остальные тоже о чем-то думали, каждый о своем.

Габриэль вдохнул эфира. Бессмысленная имитация дыхания. Привычка при разговоре.

– Должны быть и другие силы, – сказал он.

– Некромант, например, – предложил Гармодий. – Создание, которое Рашиди называет Ротом. Я подозреваю, что он привел армию в Галле. Или стоит за ней.

– Драконы? – спросил Кревак.

– Не все силы – драконы, – возразил Экреч.

– Шип хочет войти в их число. – Габриэль приподнял бровь.

– И сестра Амиция стоит на этой грани, – отозвался Гармодий.

– Она станет драконом? – удивился Габриэль.

– Не знаю, – признался Гармодий. – Аль-Рашиди это тоже неведомо. Дезидерата подняла голову.

– Для меня это все слишком туманно, – сказала она и посмотрела на епископа Альбинкирка.

Тот улыбнулся и заговорил:

– Меня не удивляет, что Господня воля и Господня любовь существуют во всех уголках космоса. Но кроме этого мне сказать нечего. Разве что… лишить жизни существо, сколь угодно могущественное, но не причинившее вам вреда, – это все равно убийство, хотя вы можете видеть в том выгоду для будущих поколений. Но я священник, и я боюсь, что насилие даже с целью защиты слабых – все равно грех. Убийство.

Сказочный Рыцарь удивленно посмотрел на него:

– А среди детей рода человеческого есть другие, которые думали бы как ты?

– Нас немного. Мы зовемся христианами.

Сказочный Рыцарь расхохотался. Габриэль тоже.

Гармодий дернул головой, как будто проснулся.

– Ваша милость, я понимаю, что это будет болезненно. Но судя по тому, что я слышал, и по вашему облику здесь… я полагаю, что вы уже сталкивались с нашим врагом напрямую. В эфире.

Дезидерата выглядела так же, как всегда в эфире, – красивая молодая женщина в золотом платье, босая, с венком из маргариток в волосах и такой же гирляндой на талии. В эфире она казалась одновременно чувственной и по- матерински степенной. Воплощение женской силы.

Но теперь Габриэль, который лечил ее и знал ее и в эфире, и в реальности, посмотрел и увидел, как повлияли на нее харндонские испытания. В эфире ее тело оставалось таким, каким было год назад в реальности, но после родов и пыток в уголках глаз появились морщинки, цвет лица изменился. Она стала серьезнее и основательнее, чем год назад. Но он бы не заметил разницы, если бы не увидел золотую деву в эфире.

Она не улыбнулась. Но и не дрогнула и не замялась.

– Я встречалась с Эшем, – тихо сказала она.

Эфир замер.

– Это не было обычным состязанием в силе, его я бы проиграла немедленно. Мне кажется… если я могу упредить магистра Гармодия… что он живет в эфире и наша реальность тяжела для него. Ради битвы воли… воли, использующей силу как оружие, если говорить в ваших терминах… я создала это.

Вспоминать что-либо в эфире непросто. Дворец воспоминаний живет только в разуме своего хозяина, и слабость, свойственная памяти, может привести к любым изменениям. Живые воспоминания – воспоминания о событиях – бесконечно искажаются и истлевают, как известно каждому герметисту. Победы и поражения лгут, воля отказывает, изображения тускнеют.

Но для большинства заклинателей воспоминания о манипуляциях герметической силой предстают зримыми и прочными. И память королевы о нападении Эша была живой, сложной и настолько напоенной эмоциями, что Моган заревела, а Габриэль вдруг заплакал.

Когда она отозвала воспоминание, каждый из них создал под ее руководством по золотому кирпичу. Кирпич Моган был великолепного болотно-зеленого цвета.

– Я не пыталась задеть его. Я только хотела защитить своего нерожденного ребенка. – Она улыбнулась. – Теперь мне интересно, чем был Эш и чем была Гауз.

Гармодий увидел в ее воспоминании еще одну тень.

– И чем была Тара.

– Дева защитила меня, – быстро сказала королева.

Гармодий нахмурился.

– Для них мы солдаты и рабы. – Он пристально взглянул на Габриэля.

Тот покачал головой:

– Гармодий, я тебе не враг. Но мне нужен союзник, чтобы выиграть в этой битве. Особенно если воплотится твой темный дракон. Я не представляю, каково сражаться с драконом. Я не уверен, что это в принципе возможно с точки зрения искусства войны. Основываясь на двух случаях наблюдения за моим союзником в драконьем обличье… – Он помолчал. – Я не уверен, что могу разработать план на подобный случай.

Гармодий набрал воздуха, как будто готовясь к страстному монологу, но промолчал. Потом сказал только:

– Мы должны победить.

– Мы знаем, – согласилась Дезидерата.

– Прекрасно, – сказал Гармодий. – Я сосредоточусь на Эше.

Габриэль спросил у Сказочного Рыцаря:

– Ты согласен, что командовать буду я?

– Нет. Я согласен, что мы можем помочь друг другу. Командовать – слишком надменное слово. Будем друзьями, а остальное приложится.

– А я‑то думал, как сказал бы мой лучник. – Габриэль протянул руку. – Я собираюсь сражаться в лесу, у Гилсоновой дыры.

– В лесу? – Дезидерата удивилась так, что эфир слегка замутился.

– Армия выступит сегодня и пойдет под покровом ночи. Большая ее часть. Не рыцари. Мы собрали множество фермеров и крестьян, которые будут рыть окопы и валить лес. У нас есть то, чего нет у врага, – организация. Я попытаюсь выиграть с ее помощью.

Сказочный Рыцарь прижал руку ко лбу – был ли это шутливый или искренний жест, никто не понял.

– Я потрясен. Возможно, он будет удивлен.

– Посмотрим, – сказал капитан.

Один за другим они покидали Дворец старика.

Габриэль решил быть дурным гостем и задержаться. Оставшись наедине с Гармодием, он сказал:

– Правда, странно, что я в твоей голове, а не ты в моей?

– Мы не договорились? – поинтересовался Гармодий с улыбкой.

– Пожалуйста, не выступай против мастера Смита.

– Ты имеешь в виду Лота? Даю тебе слово. Пока что.

Гармодий посмотрел на что-то, чего Габриэль не видел. Но он бывал в комнатах старика в своей собственной голове и знал, что это зеркало.

– Я лишился защиты.

– Да? – спросил Гармодий. – Гм…

– Как воплотится Эш? И как ты ударишь?

– Я полагаю, нужна смерть. Любая смерть – потрясение в эфире, – начал старый магистр.

– Я не знал, – заметил Габриэль.

– Не слышу сарказма в твоем тоне.

– А я в твоем.

Они переглянулись и засмеялись.

– Я думаю, что он питает свою сущность смертью. Но я ничего не знаю точно. Это все догадки. Я не стану говорить, что я сделаю.

– А как же Амиция? Лиссен Карак? – Пульс Габриэля участился даже в эфире.

– Они под защитой. Амиция хочет пойти с армией. Я думаю, что лучше этого не делать… но нам нужны все, способные к магии.

Гармодий сжал зубы.

Габриэль сказал:

– Я капитан, а ты магистр. Я верю, что могу разбить живую армию Шипа. Пожалуй, я даже могу победить ее с минимальными потерями.

– А ты научился смирению, – сухо заметил Гармодий. – Но вот что я скажу. Если ты умрешь, я умру, Эш воплотится, Шип восторжествует, но Лиссен Карак не падет – даже тогда наша война не будет проиграна.

– Я лишился Тикондаги и своих людей из-за гордыни. Но за несколько лет на войне я выучил, что цепляться за ошибки – значит делать новые. Я боюсь настолько непредсказуемой битвы. Но я сделаю все, что смогу.

– Скажу только, что тебе не стоит винить себя, – проговорил Гармодий.

– Что случится, если мы победим в бою, но проиграем здесь? – спросил Габриэль.

– Мы все умрем, – ответил Гармодий.

– И обратное тоже верно. Ты позволил бы мне умереть, чтобы несметные полчища тварей, которых я раньше никогда не видел, остались бы за вратами и не попались бы Эшу. Я не настолько благороден. Давай просто убьем его, – он выдавил улыбку, – и выживем, чтобы рассказать об этом.

– Наши потери будут огромны в любом случае, – печально произнес Гармодий.

– Попробую обойтись без этого, – вздохнул Габриэль, но уверенности в его голосе не было.

В реальность Габриэль вернулся последним, если не считать Гармодия. Он огляделся, чувствуя себя отдохнувшим. Хотел допить вино, но оказалось, что он уже допил его раньше. Огонь догорал, большинство свечей погасло.

Гармодий закряхтел:

– Я слишком стар для всего этого. Спокойной ночи.

– Где ты спишь?

– Здесь, в кресле, – Гармодий потянулся, – но даже для этого тела оно не слишком удобное.

– Можешь спать в моей комнате, – решил Габриэль. – Пошли, старик. Три лестничных пролета – и тебя ждет перина.

– Веди.

Поднимаясь по лестнице, старик почти не стонал. Габриэль уступил ему свою походную кровать – постелей в замке не было, или они достались другим гостям.

Тоби не проснулся, когда они затопали рядом. Он выглядел совсем измученным, и Габриэль не стал его будить. Нашел кожаный чехол, где хранилось вино, и обнаружил, что обе бутылки пусты.

– Черт.

Гармодий, самый могущественный магистр Новой Земли, уже храпел.

Габриэль посмотрел на него. Ставни были открыты, и лунный свет падал на вытянутую руку. Ночь была прохладная. Габриэль вытащил из кучи одежды, сваленной на стуле, свой красный плащ и прикрыл им старика. От плаща пахло дымом. Запах этот навевал воспоминания.

Габриэль улыбнулся. Вышел из спальни – в соседней комнатке спала Нелл, ее обнимал какой-то парень. Габриэль задумчиво покивал, нашел флягу и вынул из нее пробку. Во фляге оказалась вода. Он ее выпил.

Хотелось ему другого, и он вышел в коридор с кубком в руке.

Открылась дверь в покои королевы. Появилась Бланш со свечой.

Тысячи мыслей пронеслись в голове у Габриэля. Когда она повернулась, оба вздрогнули.

– Прошу прощения, – сказал он, не представляя, за что извиняется.

– Я могу чем-то помочь? – спросила она после паузы. – Младенец спит. Ее милость тоже.

Габриэль помахал кубком. «Черт возьми, я же капитан. Что мне мешает бродить по коридорам посреди ночи?» Но она, кажется, укоряла его за то, что он оказался здесь в такое время.

– Искал вино.

Гармодий особенно громко всхрапнул, и этот звук отдался эхом в каменных стенах.

– По-моему, он сейчас задохнется, – хихикнула она.

Они смотрели друг другу в глаза. Это продолжалось слишком долго.

– Я… – начал он, чувствуя, что выглядит как дурак.

– У меня есть вино, – хрипло сказала она, – в комнате.

Она не отводила глаз.

Он протянул руку. Она приняла ее.

– Я хочу посмотреть на вашего грифона, – прошептала она.

Он засмеялся. Она не поняла, в чем дело. Но он подвел ее к двери и достал ключ из мягкой стали.

– Он будет кричать? – Она вдруг испугалась. Она предложила ему вина и напросилась смотреть на чудовище.

– Вряд ли. Разве что когда мы уйдем. Я пойду первым.

Он отпер дверь, и она с удивлением поняла, что красивый когда-то зал нынче лишен крыши и открыт ночному ветру. Над головой сияли звезды. В зале стояли два кресла, по полу тянулась тяжелая железная цепь, и…

Она увидела чудовище.

Габриэль двинулся вперед, что-то бормоча. Монстр был огромен. Казалось, он заполнял весь зал – а размерами зал мог сравниться с домом, в котором Бланш выросла и жила с матерью. Грифон положил голову на пол.

И перекатился на спину, как огромная кошка.

– Иди сюда, – сказал сэр Габриэль.

Она наконец-то выдохнула и сделала шаг. А потом, почти не думая, подошла прямо к твари. Вытянула руку, дотронулась.

– Он еще сильно вырастет?

– Еще раза в два, да, малыш? Через месяц-другой на нем уже можно будет ездить.

На голове у грифона росли перья, огромный хищный клюв загибался вниз, как скимитар или рог. Клюв был острый, а черные глаза казались бездонными. Перья на крыльях тянулись ровными бесконечными рядами: зеленые, черные, белые, золотые – по-настоящему золотые, как будто все ювелиры в мире объединились, чтобы их создать. Но сразу за мощными мышцами, приводившими крылья в движение, виднелась линия, где маленькие, искривленные перья переходили в шерсть. За этой линией шкура грифона напоминала лошадиную или коровью, но вот когти были совсем не коровьи.

Тварь не казалась нескладной и уродливой, но почему-то была странно красива. Как покрытый шрамами кот или любимые старые туфли. Бланш почесала живот там, где сходились шерсть и перья, и грифон издал звук, напоминающий то ли мурлыканье, то ли скрип.

– Ты ему понравилась, – заметил Габриэль.

Но грифон не только мурлыкал. Бланш редко сталкивалась с воздействием эфира. Точнее, никогда. И сейчас она впервые почувствовала что-то незримое.

Сэр Габриэль шлепнул тварь по клюву.

– Не надо, – сказал он.

И тут Бланш внезапно ощутила ужасающую, чудесную волну любви.

У нее в голове голос Габриэля произнес:

– Хватит.

Одно мгновение она видела его, в красном дублете и шоссах, на паркетном полу какого-то собора в окружении статуй и чисел. На пьедестале за ним стояла красивая женщина, одетая как статуи в церкви.

– Я сам умею ухаживать, – сказал голос в ее голове, – хватит, Ариосто!

Огромная тварь подняла голову и посмотрела прямо в глаза Бланш. Шершавый язык прошелся по ее лицу. Она засмеялась, хотя ее трясло, и вдруг представила себе сэра Габриэля в самом непристойном виде и по-' краснела.

Она попыталась отвернуться и коснулась Габриэля плечом. Он накрыл ее губы своими. Ей казалось, что ее телом управляет кто-то другой, но она прижалась к Габриэлю. Она никогда не делала так с парнями. Она чувствовала себя распутницей, но ей это нравилось.

Грифон смотрел на них, не мигая. Габриэль оторвался от нее, поцеловал в шею, а потом рука его напряглась, и он осторожно потянул Бланш к дверям. Грифон издал звук, очень похожий на вздох.

Бланш обернулась, а Габриэль осторожно, но твердо удержал ее.

Закрыл за ними дверь. Отвернулся, запер.

– Если ты меня целуешь, – хрипло сказал он, – я хотел бы, чтобы ты делала это по своей воле. Ариосто – создание Диких.

Бланш поняла, что тяжело дышит, что вся горит, а руки трясутся. Она слишком хорошо сознавала, что дверь покоев королевы совсем рядом. Что они, по сути, на публике.

Она повернулась к своей двери, ясно понимая, чего на самом деле хочет.

И не умея этого показать.

– Он красивый, – заметила она.

Габриэль последовал за ней, держась на шаг позади.

– Пойдем, – просто сказала она. Она не могла представить слов, которые выразили бы ее мысли и чувства. Поэтому она открыла дверь.

Они прошли в низкую, окованную железом дубовую дверь, и Бланш тщательно ее закрыла. Поставила маленькую свечу, которую держала в руке, в походный подсвечник на низком шкафчике. Время текло очень медленно. Каждое ее движение казалось очень важным. Очень изящным. Очень красивым. Она поднялась на цыпочки, потянулась за чем-то.

«Надо было идти спать», – подумал он. Потом пришла еще тысяча мыслей.

Бланш вынула у него из руки мятый серебряный кубок и налила вина. Положила что-то себе в рот. Посмотрела на Габриэля и отпила глоток. Очень большой глоток. Очень смело. А потом отдала ему кубок и обхватила его руку своими.

– Если… – Голос у нее дрожал. – Если ты сделаешь мне ребенка, поклянись, что примешь его как своего.

– Бланш…

– Поклянись. Или бери свое вино и уходи. – Ее всю трясло.

– Бланш…

– Не смей со мной играть.

Он взял вино и сделал глоток, не отрывая от нее глаз. Нахмурился. Поцеловал ее. Это было легко – они как будто слились и стали одним. Надолго. Он почти пролил остаток вина.

А потом она твердо уперлась рукой ему в грудь. Она была сильная.

– Поклянись. Можешь не делать вид, что на мне женишься. Только пообещай, что ты не поступишь со мной так, как какой-то благородный ублюдок поступил с моей матерью.

Габриэль сел на сундук. В его разуме бродили тысячи мыслей. Половина их была об Амиции. А вторая половина разума была очарована.

– Я не то чтобы не стану клясться, – сказал он, – но если я поклянусь, то не смогу смотреть на себя в зеркало.

У Бланш перехватило дыхание.

– Я знаю, что ты женишься на королеве, – вдруг сказала она, – я знаю, кто я и кто ты.

Габриэль не удержался. Расхохотался.

– Нет, – сказал он. – Я могу представить себе много исходов, но этой цифры просто нет на костях. – Он улыбнулся ей. – Я, кстати, такой же бастард, как и ты.

Она наклонилась, как будто хотела внимательнее рассмотреть его.

– Правда?

Он встал. Он сдался ей. Ощущению ее тела, ее запаху, ее грязным волосам, вкусу ее губ и гвоздики, которую она только что жевала, – и тому, о чем говорил этот поступок.

– Государственный секрет, – прошептал он.

Она облизала губы:

– Я знаю, кто твои родители.

Он застыл. Она почувствовала, как напряглось его тело. Он сделал шаг к двери, но мир вокруг как будто стал эфиром. Он собирался сделать шаг, а вместо этого обнял Бланш. Он чувствовал ее тепло. Не думая, он стащил покрывало с ее волос, положил ладонь на затылок. Платье ее шнуровалось сбоку и сидело туго, как перчатка, но он все же нащупал голую кожу там, где шея переходит в плечо.

– Поклянись, черт возьми, – она оттолкнула его так сильно, что он упал на сундук, – или уходи.

– Больно, – сообщил он, и ему действительно было больно. – Клянусь на своем мече, что любой ребенок, которого мы сделаем, будет воспитан как мой. – У него перехватило дыхание. – И больше не делай мне больно.

Она рассмеялась.

Свеча погасла. В последнее мгновение она осветила Бланш, которая смеялась над его болью, а затем наступила темнота. Луна висела по другую сторону башни, а окно было закрыто ставнями. Что-то зашуршало.

– Кажется, я должен кое-что тебе сказать… – произнес он в темноту.

– Заткнись, – ответила она совсем близко.

Он нашел губами ее губы.

Потом она сказала:

– Сбоку. Я уже развязала шнуровку.

Он наконец-то дотронулся до ее голого тела.