Горящее небо Аорна

Глава 8

Скапотировать, то есть перевернуться через нос самолета при посадке, было легче легкого. Обе взлетные полосы авиабазы Союза напоминали лунную поверхность — сплошь в кратерах.

Максим на малой высоте прошел два раза вдоль аэродрома. Обратил внимание, что мало пострадала одна из рулежек, длинная — почти в половину ВПП, но более узкая.

Поскольку запасной бак давно сброшен, а керосина в остальных осталось минут на пять, решил рискнуть. Как вариант — катапультирование, но исправный самолет, переданный противнику на блюдечке, несколько подмажет начало тяжелого разговора. Хотелось бы надеяться.

Итак, разворот. Закрылки, шасси. Касание у самого начала дорожки. Яростное торможение.

Он все же сжег покрышки, стараясь не выкатиться на грунтовку. Зубодробительный скрежет голого металла ободов по бетону, и Рейнджер замер.

Максим откинул фонарь пилота, отсоединил провода от радиостанции и снял дыхательную маску. Выпростав ноги наружу, сел на борт кабины.

Самолет окружило человек тридцать. Некоторые наставили автоматы. И ни одному не взбрело в голову подтянуть лестницу.

— Я прилетел к вам добровольно! Я сдаюсь в плен!

Ремень с кобурой полетел на бетон. Максим ухватился руками за борт кабины, повис, а потом разжал пальцы.

Падение с такой высоты и удар ногами — чепуха для прыгавшего с парашютом. Тем более — по сравнению с дальнейшим.

Его били аккуратно и избирательно, стараясь, чтоб пленник не потерял сознание и не перестал чувствовать боль. Сапог врезался в почку. Когда Макс перевернулся на спину, подтянув колени к голове, и укрылся руками, прилетать стало отовсюду. Наконец, кто-то схватил за запястье и сильно дернул, открывая голову, и в лицо врезался винтовочный приклад.

Остальное смазалось. Вроде где-то далеко, словно в другой галактике, бухнул пистолетный выстрел и раздался хриплый бас: «Отставить, мрази гребаные, все назад!». Потом Максима понесли куда-то. Там не слишком нежно уложили на что-то твердое и на время оставили в покое.

Открывать глаза нисколько не хотелось. Как сквозь пелену долетал все тот же хриплый бас: «Считай, что ты под трибуналом, лейтенант, и твоя команда обормотов! Чем вы лучше гребанных уродов из Кашпирра?! Летчик сдался, боевой самолет пригнал… Что-о?! Молчать! Оружие отдать! Руки назад! Сейчас же — в карцер!»

А потом был запах — резкий и противный. Максим дернул головой, отчего она едва не раскололась от пронзившей ее боли, и закашлялся. Кто-то пальцами раздвинул ему веки.

— Зрачковая реакция нормальная. Жив. Возможно легкое сотрясение мозга. Нужно снять летный костюм, сделаю инъекцию.

— Лепи куда достанешь, да хоть в лоб, — распорядился бас.

Касание холодным, потом игла пронзила шею. Через тело пронеслась короткая болезненная судорога.

— Стимулятор начал действовать, господин майор.

— Хорошо, свободен.

Максим открыл глаз, второй запух и отказался видеть этот мир. Комната, топчан из досок, на котором он лежит. Максим присел и осмотрелся. Напротив, в кресле развалился… зубр. Нет, в самом деле, как будто зверя из Беловежской Пущи превратили в человека. Он был велик и грузен, смугл и волосат.

— С кем имею честь, господин…

— Месхус, — ответил «зубр». — Начальник службы безопасности авиабазы, майор.

— Меня зовут Максим. Кратко — Макс. Я инопланетянин. Родился в ста девяносто световых годах отсюда. Летчик. Стал инвалидом в летном происшествии — полный паралич. Был завербован агентом федерации Герума для выполнения единственного задания — заменить погибшего Борюша из рода Аюшей, героя Панкии, кинозвезду. Я на него похож. За это обещали исцелить, что и сделали…

Он сделал паузу, «зубр» слушал молча. Похоже, что его ничуть не удивило признание Максима, что он с другой планеты. Ладно, продолжаем.

— Борюш летал на Гладиаторе, хотя пилотом был хреновым. Он погиб в автомобильной катастрофе. Пьяным сел за руль, сорвался в пропасть… Тогда нашли меня, доставили в Тангшер. Я пытался выглядеть Борюшем, но получалось так себе — из меня плохой артист. Панкам это не понравилось, и меня решили ликвидировать, обставив как героическую гибель на задании. В кабину самолета заложили бомбу, но я ее нашел и выбросил. Одновременно понял, что с ними мне не пути, и перелетел в Союз.

— Сколько боевых вылетов?

— Первый стал последним.

— Бомбил нас?

— Не прицельно выпустил ракеты на подходе к авиабазе. Вроде, в лес попал.

— Понятно.

Здоровяк встал и прогулялся к сейфу, из него извлек пачку фотографий. Швырнул их на колени Максу. Тот стал рассматривать. М-да… Горящий госпиталь, вокруг тела убитых, раненых — медперсонала в том числе. Оторванные руки, ноги, лужи крови на земле… В мире, где не получил распространение фотошоп, сомневаться в подлинности снимков не приходилось.

— Работа ваших Гладиаторов, — пояснил майор.

— Сегодняшние снимки?

— Из прошлого налета.

— Я в нем не участвовал.

— Проверим. Если не соврал, наказания не будет. В противном случае… С военными преступниками разговор у нас короткий. Трибунал, петлю на шею…

— Военные преступники? Пилоты?

— По госпиталю нанесли удар прицельно, — пояснил майор. — Погибло много раненых, врачи, медсестры. Это преступление. Лейтенант, которого сейчас отправил в карцер, потерял жену. Теперь понятно, почему он так обрадовался вашей встрече? А с ним — другие?

— Ладно бы — побили, — вздохнул Максим. — Но прикладом — по лицу? И в почку — сапогом.

— Поссышь неделю красным — и пройдет, — хмыкнул Месхус. — Не велика беда. Что мне с тобой делать? На хрена нам сдался?

— Я доказательство нарушения правил межпланетного Содружества. Наемник, завербованный Герумом. Инопланетный летчик.

— Сбежавший в первом вылете на старом Рейнджере? — «зубр» басовито гыкнул. — Ты им здорово помог. Прямо повод для галактической войны. Вот если бы пригнал к нам Гладиатор или Рыцарь, и мы бы предъявили консулу Содружества бортовой компьютер, другую авионику — поставки от Герума… Их захватить не удается: снабжены устройством самоликвидации. Даже в сбитом самолете сгорает все. А твой Рейнджер — металлолом…

— Вы можете использовать меня для пропаганды. Я изображал погибшего Борюша.

— У нас хватает фактов о более серьезных преступлениях врага. Взять тот же госпиталь, который разбомбили. А для жителей Панкии и Кашпирра лже-Борюш ничего не значит. Им предъявят другого двойника или скажут, что он погиб. Ты их ни в чем не убедишь, тем более, сейчас, когда прикладом съездили по роже.

— Еще один такой — и я утрачу сходство с человеком.

— Заказывай — устроим, — хмыкнул «зубр». — Поступим так. Пока что отдыхай. Я доложу начальству о необычном пленном, пусть оно решает. Сниму с тебя допрос попозже. Расскажешь все, что знаешь о Тангшере, вооружении сквадронов и бабе, которая командует пилотами.

— В этом вылете она погибла. Сам видел, как разбилась.

Безопасник лишь махнул рукой: туда ей и дорога.

— Сейчас тебя отправят в одиночку. Дам тебе газет. Узнаешь взгляд на то, что происходит, с нашей стороны.

— А можно мне одежду, чтоб полегче? В противоперегрузочном костюме схвачу тепловой удар.

Он получил одежду и газеты. Высотный костюм с вышитым именем «Борюш» унес усатый младший чин. При этом заинтересованно ощупал ткань, прикидывая, как ее использовать, наверно. Взамен он выдал летчику оливкового цвета куртку с брюками, похоже, форму рядового. Не новую, но чистую, без погонов и петлиц. Все, Борюш кончился, остался неизвестно кто…

Максим попробовал читать газеты. Получалось плохо. Болела шея — местный медик всадил ему туда иголку грубо. Понять его, конечно, можно, но от этого не легче. Хорошо, удар по почке не имел последствий. В туалете, куда он попросился, струя мочи была обычной. Но зато жевать принесенный ужин, вполне пристойный, к слову, пришлось с трудом. Со стороны, куда попал приклад, шатались зубы и кровили десны. Щека надулась, будто за нее засунули кулак.

Ближе к полночи за ним пришли — Месхус вызвал пленника из камеры.

— Поговорим? — спросил, кивнув на стул. — Ночь — время подходящее. Никто не помешает получить твои признания.

Он осклабился.

— Угу, — Максим скривился — разбитый рот болел. — Я африканский слон.

— Чего? — Месхус изумился.

— На моей планете есть анекдот, как полицейский мучил муху, ма-аленькое насекомое. Заключил пари: она признается, что слон. Больше этого животного нет никого. В итоге муха заговорила человеческим голосом: я самый большой в мире африканский слон, только не бейте меня шлангом по яйцам.

— Глупый анекдот, — Мескус хмыкнул. — Но смысл понятен. Ты готов признать вину и подписать все сразу.

— Если не повесите на меня удар по госпиталю.

— Не ссы! — ответил контрразведчик. — На Рейнджере проверили фотоконтроль. Стрелял ты мимо базы, а в том налете этот самолет не засветился. Судить тебя не будут. А сейчас — ответы на вопросы.

Майор примерно час расспрашивал Максима об авиабазе, авионике Рыцаря и Гладиатора, их возможностях. Беседу записал на магнитофон.

— Отдыхай, — сказал, закончив. — До вылета транспортника есть время.

— Меня куда-то увезут?

— В центральный офис контрразведки ВВС, — пояснил майор. — Там решат, что делать с инопланетянином. А пока могу ответить на твои вопросы. Читал газеты?

— Само собой, — сказал Максим и попросил: — Если врач не спит, можно мне таблетку обезболивающего? Лицо болит.

— Дежурный фельдшер, думаю, вполне устроит, — Месхус отдал распоряжение по телефону и продолжил: — Ну?

— Там, из Тангшера, вы были для меня как одно единое — Союз. Оказывается, есть основное государство Гардар, воюющее с Кашпирром и Панкией, а остальные помогают — в меру сил и желания.

— Примерно так, — кивнул майор. — Половина из союзников — что есть, что нет.

— Расклад сил был бы в вашу пользу — Гардар куда богаче на ресурсы, чем государства Коалиции. Но одержать победу вам не удается, несмотря на все усилия.

— Это правда. Сам знаешь, лейтенант, причину. У Панкии с Кашпирром есть союзник. Герум… Он поставляет им в обход любых запретов инопланетную электронику для авиации. Наши самолеты лучше их по характеристикам, пилоты у нас — асы, но завоевать господство в воздухе не удается. Бодаемся, считай, на равных. В этом и проблема. На земле врага мы бьем успешно, но авиация противника не дает развить успех.

— И с космосом у вас завал, — продолжил Макс. — На моей Земле к появлению аналогов Дракона люди уже высадились спутник у планеты.

— И угрожали друг другу ядерными бомбами? — спросил громила.

— Вы это знаете?!

— Закономерности развития цивилизаций, — удивил майор. — Нам они известны от консулов Содружества. Но Аорн — особая планета. Здесь нет легкодоступных залежей урана. А без ядерных зарядов делать мощные ракеты не имеет смысла.

— А ваши спутники?

— На орбиту их вывели экспериментальные зенитные ракеты с дополнительным разгонным блоком. Так везде: сначала разумные существа ваяют средства убийства. А потом ломают голову или что у них вместо головы — как это приспособить в мирных целях.

«Хм! Да он философ, — удивился летчик. — Не ожидал от контрразведчика».

— Объясни мне главное, — спросил. — В газетах сплошь проклятия по адресу уродов из Панкии, Кашпирра. Но у вас, считай, один язык, похожая культура. Почему мир так разделился? И что мешает вам договориться?

Глаза у Месхуса налились грустью.

— Жадность, Макс. В Панкии политику определяют олигархи. Герум пообещал им райские условия. Их переселят на цветущую планету, заплатят столько, что жить будут припеваючи — они и их потомки. Аорн же превратят в помойку, где станут добывать имеющиеся на планете минералы по грязным технологиям. Со временем здесь люди вымрут, но олигархам Панкии на это наплевать.

— А ваши олигархи — доброта и щедрость?

— Хапуги, но с другим менталитетом. Корни всех родов — имперские, мышление такое же, системное. Патриоты. Не представляют свое будущее вне Аорна, потому и против предложения Герума. В Гардаре почти все считают, что наши ископаемые понадобятся людям и через двести, и через триста лет. Их будем сами добывать и продавать.

— Все равно, не понимаю, — вздохнул Максим, критически относившийся к услышанному от «зубра». — По сути, между вами хозяйственный спор. Зачем война?

— Панкийцы и их кукловоды из Герума, не получив от нас согласия, ее и начали — примерно тридцать лет назад. Сначала исподволь. Навязывали свои взгляды соседним странам, внушая им, что мы враги. Кашпирр был нашей территорией, но, когда империя распалась, стал независимой страной. Ну, хрен бы с ним, но подключились панки. Кашпирцам стали говорить, что они народ великий, с многовековой историей. А Гардар — дикая провинция, где люди пребывают в нищете и темноте. Мол, у гардарцев нету даже унитазов. Ты ссать ходил?

Максим кивнул.

— Унитазы видел?

— Да.

— Как понимаешь, не для тебя лично поставили. А в Шардаше трущобы.

— Я помню — попросил их показать. Ужасно.

— При империи иначе было. Да, жили не богато, но чтоб такая нищета… Довели страну, уроды! У них каждое правительство первым делом начинает воровать. Так все растащили, продали, что смогли. А народу поют песню, что они гордые кашпиррцы, не чета какому-то Гардару. Тут панкийцы постарались, промыли им мозги. Накачали их оружием, построили там базы. А затем начались провокации — обстреливали наши территории. Нам это надоело, и мы двинули войска. Остальное знаешь. У вас такое было?

— Много лет назад. Один диктатор напал на мою страну с воплями: «Они не соблюдают обязательства!», «Они готовятся на нас напасть!» и так далее. Объявил, что несет свет цивилизации отсталым дикарям. На деле — кровь и смерть. В моей стране погибли миллионы человек, и большинство их — не военные. Войска диктатора сжигали города, убивали женщин и детей.

— Чем кончилось?

— Мы их разгромили. А диктатор принял яд и застрелился, когда шел бой за их столицу.

— У вас сражались национальные армии, отстаивая территорию страны? — спросил майор.

— Да.

— У нас иначе. Мы воюем с инопланетными захватчиками. Кашпирр — форпост Герума. Он вцепился за Аорн когтями. Займем Кашпирр — один отрубим, а там и Панкию — второй и главный коготь. Напрямую Герум вмешаться не посмеет. Иначе нас давно б утюжили не атмосферные, а орбитальные штурмовики. Стреляли бы не ракетами, а антивеществом.

— То есть вы хорошие со всех сторон? — спросил Максим с иронией.

Майор гыгыкнул.

— Замечательная шутка перебежчика, сдавшегося на нашу милость. Ладно, я скажу. Война, конечно, зло. Любая. Мы хреначим по военным, но задеваем и гражданских. Панкийцы ставят батареи ПВО среди жилых кварталов! А после снимут ролик с разрушениями и жертвами, обвиняют нас. Отступая, кашпирцы буквально сносят города с земли. Свои, замечу, города. Кто в этом виноват? Конечно же, Союз! Мы разрушаем экономику Кашпирра, но людей не трогаем. На освобожденных территориях оказываем им помощь продуктами, лекарствами и одеждой. Они же в прошлом подданные империи Гардара. Встречаем понимание, но об этом в своих газетах противник не напишет. Им выгодно, чтоб мы предстали дикарями.

— В своих газетах вы не хвалите их тоже.

— Мы пишем о конкретных фактах, — возразил майор. — Фотографии ты видел. Как можно называть людей, обстрелявших госпиталь? Уроды — это даже мягко. Борьбу мы не оставим, и закончим, пока инопланетяне не уберутся с Аорна!

— Я в том числе.

— Твою судьбу решит начальство. Не часто попадается инопланетный пленник — целый и здоровый.

— Не совсем — после приклада.

— Надоел своим нытьем. Не умрешь, — он глянул на наручные часы. — Вылет через три часа. Поспи. Начальство не обрадуется, если прибудешь никакой.

Фельдшер принес две таблетки, красную и синюю, как в «Матрице». Красная чуть притупила боль. Синяя вырубила, и в камере Макс повалился как оглушенный.

В самолет его затащили под руки. Свернувшись на каком-то мягком тюке, Максим проспал полет и очнулся при посадке. На аэродроме встретил холодный резкий ветер — пробрало до костей. Сомнительное удовольствие от такой погоды усилил моросящий дождь. Едва вступил на полосу, как подошел конвой — три мордоворота с кобурами на поясах.

— Дайте куртку потеплее! — взмолился пленник, но на него надели лишь наручники.

Фургон для арестованных с решеткой на окошке был ледяным от сквозняков. Когда он, наконец, завершил поездку, Максим продрог насквозь. Зато успокоительное перестало действовать и больше не бросало в сон.

Машина привезла его во дворик большого здания. Конвой повел во внутрь. Часовой на входе в здание, пост с турникетом, коридоры… Портреты неких деятелей на стенах, непременно в летной форме.

Максима заперли в какой-то комнате. Стол, две табуретки, вешалка. Не камера — и то спасибо. Охранник из его конвоя принес поднос с едой — надо полагать, что завтрак. Тарелка с кашей, чашка с браушем. Поставив все на стол, демонстративно харкнул в чашку. В кашу он не плюнул. Наверное, на кухне повара отметились.

Макс не притронулся к такому «угощению».

Через полчаса за ним пришли. Подталкивая в спину, провели по лестницам и коридорам и завели в огромный кабинет, как видно, летного начальника. Все помещение заставлено авиационными деталями, причем, что интересно, деформированными и оплавленными. Понятно, что собрали на местах аварий.

Максима подвели к начальнику. По нашивкам на рукаве, идентичным тем, что были у «зубра», он догадался: хозяин кабинета, хоть носит форму ВВС, к летному составу отношения не имеет. Максим вспомнил веселый хит из репертуара российской певицы Анки:

Конвоир снял браслеты и подпихнул Максима в спину в направлении рабочего стола. Тот был рассчитан на владельца и максимум двух-трех визитеров. Видно, местный генерал не практиковал большие совещания. Он походил на уроженца Панкии, только с глубокой залысиной, заокеанские щёголи давно освоили пересадку волос.

Не здороваясь и не представляясь, хозяин кабинета подошел к нему вплотную. Взяв пленника за подбородок, бесцеремонно дернул вправо-влево, рассмотрев лицо его со всех сторон. После взял со стола и протянул Максиму вырезанные из газеты фотографии, наклеенные на плотную бумагу.

— Здесь ты?

— Не на всех, — сказал Максим, перебрав их. — Вот этот, с пышной гривой и завитками на щеках — настоящий Борюш из рода Аюшей. На двух последних — я. Сначала — где сбриваю завитки со щек. Это фото с пресс-конференции после «воскрешения» Борюша. Вторая — с позавчерашней встречи с репортерами, где я позирую на фоне Гладиатора. При том, что мне доверили лишь Рейнджер.

— Не похож, — сказал хозяин кабинета.

— Мне съездили по физиономии прикладом, — поспешил Максим. — После такого мама не узнает.

Хозяин кабинета хмыкнул.

— Вчера около полудня телевидение Кашпирра сообщило, что в бою погибли лучшие пилоты Гладиаторов — корпус-коммандер Вишева и лейтенант Борюш. А у нас садится жалкий Рейнджер, его пилот сдается и утверждает, что он с другой планеты и доставлен на Аорн для роли двойника Борюша. Не сходится.

— А генетический анализ? — спросил Максим. — Он покажет, что я не местный.

Генерал (хозяин кабинета явно носил высокий чин) впервые улыбнулся. Криво и невесело, но все же.

— Твоя планета больше развита, чем наша? Ведь так, наемник? Скажи, тест на отцовство у вас научились делать?

— Без проблем. Любой, кто этого захочет, может заказать. Берут недорого.

— У нас пока одни эксперименты. Конечно, наши дипломаты вправе обратиться к консулу Содружества, сообщив ему о нарушении их правил. Но консулу настолько наплевать на это… Наша звездная система — протекторат Герума, и менять его статус Содружество не заинтересовано. Нужен из ряда вон выходящий случай, твой не катит.

— И все же я б попробовал. Капля камень точит… Стоит проявить настойчивость. Пусть агент Содружества проведет анализ — им это ничего не стоит.

— Ну ты нахал! — изумился хозяин кабинета, которого задержанный про себя назвал «Лубянка». — Объясняю снова. Какая Содружеству разница? Подумаешь, немного нарушены правила. Закинули неумеху-сосунка, заместившего такого же неумеху Борюша. В первом же вылете стрельнул в молоко и приземлился у противника. Тоже мне повод для межпланетного скандала!

— Нет, не так! — набычился Максим. — На своей планете я имел квалификацию летчика первого класса. Выше только летчик-снайпер, но для нее необходим большой налет. На Аорне я подтвердил ее, сбив на Рейнджере Дракона. А в учебном бою победил лучшего аса Тангшера. На симуляторе повторил последний бой Атруэша против Драконов, выйдя победителем за счет пилотажной фигуры, на Аорне неизвестной. Если бы не почувствовал, что со мной ведут нечестную игру, авиаторам Союза от меня б досталось на орехи. Но вовремя понял, что занял не ту сторону, потому и перелетел.

«Лубянку» зацепило признание про бой с их истребителем.

— Сбил на Рейнджере Дракона? Из рогатки, что ли?

— Можете проверить, — Максим назвал время и место падения самолета. — Мое положение не улучшится от признания, что я уничтожил ваш борт и убил пилота. Но тогда воевал на той стороне, а Драконы нас атаковали. Надеюсь, ты понимаешь разницу между противником и военным преступником?

— Лучше, чем ты думаешь, наемник. Сейчас проверим… — «Лубянка» надавил массивную кнопку коммутатора. — Старший майор! Мне нужна информация о потерях Драконов при налетах на Тангшер за последний месяц. Срочно. Жду. Так… Так… Та-ак! Причина катастрофы? Ясно, — он отпустил клавишу. — В названный тобой день и время Дракон упал у линии фронта, летчик не успел выйти на связь. Причиной стала техническая неисправность — так записано в документах. Хочешь приписать себе случайно погибший самолет?

— Никак нет, господин генерал. Я зашел снизу, с задней полусферы, отключив радарный прицел и автоответчик свой-чужой. Меня не могли обнаружить. Обломки лежат на территории Союза. Поручите их проверить и узнаете, что причиной падения стали дырки от пушек Рейнджера.

— И это проверим! — тон «Лубянки» не предвещал ничего хорошего.

— Меня будут судить, если подтвердится? — спросил Максим.

— Стоило бы, — хмыкнул «Лубянка». — Но мы не казним, если нет факта военного преступления. За твои художества полагается срок, а не расстрел. Ведь ты наемник. Но проще не тратить время на судебную волокиту, а отправить тебя в лагерь для военнопленных. Может, обменяем на кого-то из наших, уроды обрадуются заполучить летчика, угнавшего их самолет к противнику.

— Там меня убьют… Господин генерал, нет ли иного варианта? Скажем, служба в гражданской авиации?

— Может, сразу пост министра? — «Лубянка», похоже, еще не решил, как относиться к перебежчику — считать его неожиданным козырем в играх с противником или мелким недоразумением. — Допустим, что ты не лжешь. Я вправе передать тебя в распоряжение учебного центра. Расскажешь нашим пилотам, как бить Рыцарей.

«Очень, очень щедрое предложение!» — взволновался Максим. Летная работа. По крайней мере, связанная с небом. Как в том анекдоте: уборщик туалетов аэровокзала не увольняется потому, что не хочет расстаться с авиацией. Но детали следует уточнить.

— И каков будет мой статус? Перебежчик? И мне будут плевать в брауш, как сегодня сделал конвоир?

— Конвоира накажу, — пообещал Лубянка. — Не за ненависть в тебе — тут он прав, а за отношение к военнопленному. Мы — не Коалиция, и стремимся соблюдать законы войны. Сколько ты налетал на своей планете?

— Около шестисот часов. Кроме того, занимался на симуляторах, дающих представление о самолетах других типов. У нас они не чета вашим — имитируют полет почти как в реальности.

— Это уже что-то… Давай так, Макш. Делаем тебе легенду, что ты — высококлассный специалист по иностранной, в том числе инопланетной авиации. Происхождение, гражданство, военная биография строго засекречены. Срок работы месяц, потом все равно в лагерь. Но, если постараешься, получишь ссыльнопоселенца, то есть право жить не под конвоем. В лагере военнопленных ты не выживешь. Когда узнают, что к нам перелетел, а они узнают обязательно, то придушат потихоньку. Там кашпиррцы с промытыми мозгами верховодят.

— Ты не оставил мне выбора.

— Выбор есть всегда, — не согласился генерал. — Мы даем тебе возможность компенсировать нанесенный вред. Здесь не только смерть нашего пилота. Ты помог панкийцам заменить погибшего Борюша. Его смерть в бою славят в СМИ. В Панкии объявлен сбор средств в помощь авиации, создан фонд его имени. Полагаю, что немало соберут и тем самым причинят немало трудностей Союзу. Так что постарайся, Макш с Земли.

— Хорошо! — сказал Максим.

— Договорились. А еще скажи спасибо аэродромным обормотам — тем, которые тебя отделали. Ты получишь отпуск, чтобы рожа поджила. Роскоши не обещаю, но условия, как у офицера. Ну, а дальше будет видно…

Конвой отвел его в ту же комнату. Сев на табурет, Максим осторожно тронул щеку. Обезболивающее давно утратило свое действие. Заплывший глаз по-прежнему болел и практически ничего не видел.

Но в щелочку между разбухшими веками начал просачиваться свет. Вместе с ним — и надежда на перемены к лучшему.