Горящее небо Аорна

Глава 19

К началу допроса свидетеля Макша юристы Союза притащили ящик, укрытый пятнистой маскировочной тканью. Адвокат Коалиции взвился как укушенный и потребовал показать содержимое немедленно. Консул Содружества отмахнулся: коль служба безопасности пропустила, то ладно. Пусть предъявляют, когда хотят.

— Свидетель Макш, ты подтверждаешь согласие на дачу показаний и выборочное сканирование памяти? — спросил консул.

— Так точно, твоя справедливость.

Киборг усадил Максима на самый обыкновенный металлический стул посреди зала, где велось заседание арбитража. Никаких проводов, датчиков, рамок и прочей мишуры — техника на далеких планетах не требовала подобных аксессуаров.

— Свидетель Макш! В исковом заявлении указано, что ты — с планеты с местным названием «Земля», не входящей в Содружество. Был летчиком первого класса, то есть высокой квалификации с налетом более 600 часов. Подтверждаешь?

— Так точно, твоя справедливость.

Хейша была бы довольна: ни слова мимо кассы. Предельно лаконично. Но она отсутствовала, как и во все дни подготовки. Не отвечала на переданные ей устные и письменные сообщения. Как будто вообще перестала существовать. Ее отца Максим тоже не видел — будто оба исчезли с Аорна.

— Поскольку сторона ответчика утверждает, что истец не располагает доказательствами твоего инопланетного происхождения, сосредоточься на воспоминаниях, свидетельствующих о боевом опыте в ВВС твоего мира.

Макс репетировал с помощниками президента. Но здесь, в контакте с невидимой аппаратурой, эти воспоминания вдруг стали настолько реальными, что показалось, будто провалился в прошлое на три-четыре года назад.

…Выезд с рулежки на ВПП. Команда на старт, и после нее щемящее, ни с чем не сравнимое ощущение власти над большой и очень мощной машиной, прекрасной в своем совершенстве, способной невероятно быстро, несмотря на громадную массу в десятки тонн, взмыть в стратосферу и в разы превысить скорость звука… Но без превосходства над ней, она — твой друг, твой партнер, частица тебя самого. Или ты сам — часть ее.

Это чувство называли «Нежность к ревущему зверю», даже сняли фильм с таким названием.

Пилотаж. Высший пилотаж. На пределе возможностей пилота и техники. Рвущийся из груди восторг — нам удалось! Легкая жалость, когда шасси коснулись бетонки, и ты, зная, что на сегодня все, утешаешь себя только одним: предстоят новые полеты, новые свидания с ревущим и могучим зверем.

Последний полет. Роковой. Понимание — машина гибнет. Не посадить. Он увел самолет в сторону, спас город, выпрыгнул сам и выжил, но ревущий друг превратился в груду горящего металла. Утрата его — почти как живого человека, да что там — близкого родственника…

Больница. Паралич. Инвалидность на всю оставшуюся жизнь. Или есть другой шанс?

«Агент Смит», сладкоголосый, словно сирена.

Максим понимал, что ушел далеко за пределы вопроса, но конвейер воспоминаний нес его, как бурный поток — лодку без весел.

Первая встреча с Рыцарем, даже более продвинутым, чем серийные истребители ВВС России и Беларуси, с обратной стреловидностью крыла и изменяемым вектором тяги, а также весьма современной электронной начинкой. Чакра Фролова, которая могла бы спасти жизнь пилоту Рыцаря. Вторая встреча — уже с реальным самолетом. Благодаря тому случаю доказал, что овладел в совершенстве самой опасной техникой Панкии.

Макс вдруг обратил внимание, что несколько минут или даже десятков минут просидел с закрытыми глазами. Он открыл их и возвратился из пилотской кабины, самого романтического места на любой из планет, в обычный зал заседаний.

Но зал изменился. По кругу, так, чтоб изображение было видно всем, наверно — и телезрителям Аорна, транслировались его воспоминания. Экраны висели в воздухе, ни на что не опираясь. Ниже картинки извивались синие, зеленые и черные линии непонятного назначения, периодически прыгающие вверх острыми зубцами как на электрокардиограмме.

— Достаточно, — прервал консул. — Воспоминания убедительны, эмоциональный фон реальный и, честно сказать, вызывающий зависть. Я сам бы хотел ощутить восторг полета, как это чувствует свидетель. У стороны ответчика есть вопросы и замечания к свидетелю?

— Конечно, твоя справедливость! — затарахтел адвокат. — У меня нет сомнений, что свидетель убежден: он говорит правду. Но вот одна деталь… Мы не можем проверить, действительно ли именно так выглядят самолеты на так называемой Земле. И насколько соответствуют действительности воспоминания о Рыцаре.

— Насчет Земли — отчего же? — ответил ему консул. — Пусть не столь подробная, но достаточно полная информация о Земле есть в информационной сети. Даже в части, доступной вам. Тем более — Геруму. Как бы иначе они искали там двойника? Вопрос представителю ответчика. Ты отрицаешь, что спроецированные на этот экран воспоминания о самолете Коалиции — достоверные?

— Нет комментариев, твоя справедливость.

— Не желает ли Панкия предоставить целый, боеспособный экземпляр Рыцаря?

— Конечно же — нет, — изобразил возмущение адвокат. — Речь идет об утверждениях со стороны истца. Пусть они сами ищут доказательства. Или распишутся в их отсутствии.

— Союз?

— Конечно, твоя справедливость, — с готовностью воскликнул юрист из офиса главного прокурора и, пригласив коллегу, вытащил на середину помещения тот самый ящик.

Об этом сюрпризе Макса не предупредили, и он чувствовал некоторую досаду. Что-то опять готовилось за его спиной.

Прокурорский откинул ткань, скрывающую содержимое ящика.

— Прошу повторить фрагмент за полторы минуты до конца… Да, стоп!

На экранах застыла картина преследования Рыцаря, управляемого Сакушем, как ее видел Макс из кабины истребителя. Четко выделялась приборная панель с включенными экранами радара и бортового компьютера.

Жестом фокусника в цирке юрист вытащил из ящика и поднял высоко над головой приборную панель самолета. Поврежденную, возможно — составленную из нескольких элементов. Но бесспорно идентичную красующейся на экранах.

— Союзу не доступна технология чтения памяти. Эта панель восстановлена из обломков Рыцарей, разбившихся на нашей земле. Твоя справедливость, позволь вопрос к стороне ответчика. Ты признаешь, что приборная панель Рыцаря в воспоминаниях свидетеля полностью соответствует оригинальной?

— Я не настолько разбираюсь в материальной части авиации… — замялся адвокат.

— Но-но! — пригрозил консул. — Если ты некомпетентный, удалим из зала арбитража и продолжим слушание в присутствии оставшегося со стороны ответчика.

— Нет комментариев, твоя справедливость, — поспешно ответил адвокат.

— Союз!

— То есть ты не можешь опровергнуть предъявленное доказательство пилотирования свидетелем Рыцаря, как и достоверность иных его показаний? — удовлетворенно заключил юрист. — Примем это как факт, и у меня пока больше нет вопросов и заявлений.

Ключевое правило состязательного процесса «если что-то утверждаешь, положи на стол доказательства своего утверждения» теперь сработало против Коалиции. Вздумай адвокат отрицать сказанное Максом, был бы вынужден искать доказательства своим словам.

— Свидетель Макш! — вновь заговорил консул. — Ты настаиваешь на всех своих показаниях, изложенных в иске?

— Да, твоя справедливость.

— С учетом проверки показаний путем сканирования воспоминаний, а также вещественного доказательства, представленного истцом, фактические данные, полученные от свидетеля Макша, признаются достоверными. Свидетель! Ты покидаешь заседание.

Максим вышел обескураженный. Во время предварительного слушания он произнес речь, многими позже названную исторической. Сейчас, во время слушания по существу, трижды сказал «да» или «так точно», и на этом — все, свободен… Хрен в ней разберешься, в этой гребаной инопланетной юриспруденции.

В предбаннике, то есть в достаточно обширном зале вне особо охраняемых покоев консула, на него набросились репортеры. Макс скрестил руки:

— Стоп, господа. Я не хочу пропустить ни единого слова. Поговорим позже. Обещаю.

Его оставили в покое, но полуокружили, чтоб не сбежал, нарушив обещание.

В оцеплении топталась только публика из телевидения, радио и печатных СМИ. Никаких военных, никакой охраны. Похоже, все. Карта сыграна и ушла в отбой. Понадобится ли при следующей раздаче? Вряд ли.

Журналисты шептались о его авиационных воспоминаниях. Дальнейшие дрязги с обвинениями по остальным пунктам и контраргументами Коалиции уже не выглядели для масс-медиа столь зрелищными. Происходившее на экране и уходившее в прямой эфир напоминало какое-то торговое шоу, где каждая сторона не могла рассчитывать на чистую и безоговорочную победу, потому выбивала для себя какой-то возможный максимум ништяков.

С некоторым опозданием Максима взяли в оборот «гвардейцы кардинала», то есть президентская охрана. Растолкав репортеров, увели его и посадили в лимузин, укативший обратно в резиденцию первого лица. Макс остался ждать решения арбитра в своих апартаментах.

Больше от безделья, чем с надеждой, попытался вызвонить Хейшу. Дома — длинные гудки. В штабе ВВС ответили, что «на задании». Словно ее сбросили с парашютом в тылу врага, и, раньше, чем через двадцать лет, просим нас не беспокоить.

Оглашение решения арбитража он смотрел за ужином, в повторе, и едва не поперхнулся. Консул отказал в удовлетворении иска по всем пунктам. Чистая победа Панкии и Герума!

Кроме того, консул сопроводил решение оговоркой о необходимости заключения мирного соглашения между Союзом и Коалицией. Так как противиться Содружеству просто невозможно, это стало поражением Союза. Восточный блок в войне не достиг ни одной из поставленных целей.

Неужели «Лубянка» прав во всем? Да, Союз получит мир, но насильно и на худших условиях из возможных. Можно представить, как «отблагодарит» Максима президент. Скорее всего, вышвырнет на улицу на растерзание обозленным патриотам-консерваторам.

В голове мелькнула дикая мысль. Сейчас самое разумное — перекинуться еще раз. Герум и Панкия, использовав Максима втемную, добились большего, чем за годы войны и больших потерь. Их власти должны испытывать признательность. Вроде бы.

Вот только дважды предавший — кому он нужен? Что он может? В земной истории Константин Острожский раз предал Литву, присягнув Москве. Потом нарушил присягу, данную московитам, и снова принялся служить литовцам (литвинам), предкам современных белорусов, да еще разбил войско Русского государства у Орши. Зато провалил порученную ему компанию, потерпев поражение у Смоленска, полностью перечеркнувшее оршанский успех. Перевертыши — такие себе герои.

Здесь наверняка найдутся подобные примеры, и никто в Панкии и Кашпирре Макса с распростертыми объятиями не примет. Да и противно. Столько мерзкого узнал про Коалицию… Союз — отнюдь не белый и не пушистый, но уж лучше, чем на Западе.

Поскольку роль исполнена до конца, властителям мира сего он больше не нужен. Скорее — мешает. Остается вариант, о котором думал во время бегства из ссылки — перебраться в мелкое недоразвитое тропическое государство. Полулегальные пассажирские и грузовые авиаперевозки, где предыдущий послужной список до фонаря, как и разборки между великими державами. Военная авиация с ее экстримом уйдет в прошлое, уступив место будням гражданской.

Денег в кармане не слишком много, но на железнодорожный билет хватит. А также на покупку парика и театрального грима. Конечно, остается вопрос документов…

Здесь ход его мыслей прервался появлением Хейши. От неожиданности Макс остолбенел.

— Здравствуй, создатель проблем! — поприветствовала его девушка.

Очнувшись, Макс попробовал обнять ее, но она отстранилась.

— Ты это… почему? — обиделся он. — Я тебя столько дней не видел!

— За это время многое произошло… — она скинула гражданский плащ с меховой опушкой на кресло и уселась на соседнее, закинув ногу на ногу в черных облегающих брюках. На черных сапогах таяли снежинки. Облик дополнял свитер под горло, тоже черного цвета. Ниндзя, а не женщина. — Вокруг тебя столько копий сломано!

— Хорошо, что не о мою голову, — он сел на край кровати.

— Некоторые сильно об этом жалеют. А теперь слушай главное. Переговоры о мире начнутся в ближайшие два дня, здесь — в Союзе. Прилетят вице-премьер Панкии и вице-президент Кашпирра.

— Что же не самые высокосидящие?

— Ну так война не прекращена, перемирия-то нет. Уроды давят на юге, наши обороняются и отбили один городок на северо-западном направлении. Как водится — место, где был город. Поэтому первые лица в логово врага не полетят, а устраивать переговоры где-то еще консул не желает.

— Хейша, а ему зачем сдался этот мир? Политика невмешательства…

— Трактуется так, как им угодно. У них своя логика. Хотя с арбитражем все понятно. Тебя переместили на Аорн, чтобы играть роль комедианта, а не суперлетчика. Профессиональный актер справился бы лучше. Твои пилотажные навыки никто в Коалиции не использовал и не собирался. Далее, про контрабанду электроники для Рыцарей и Гладиаторов. Консул отметил, что превосходства в воздухе Коалиция не получила. Ограничился замечанием о недопустимости ввоза запрещенных военных технологий. Что еще… Про использование идентификации по ДНК и установлении местоположения. Тут просто. Тогда, когда погиб мой супруг, они разрушили самые важные командные пункты. Как раз на них и находились участники переговоров. Адвокат из Панкии сказал: наши доблестные ВВС бомбили наиболее значимые объекты, принимая любую информацию, включая от агентуры и авиаразведки. Что же касается бомбежки двух городов у нейтралов, это вообще не компетенция консула: у Коалиции нет с ними военного конфликта. Что бы не использовали, это не подпадает под запрет экспорта-импорта вооружений, способных изменить ход войны.

— А ведь мы рассчитывали только на победу…

— Отчего же? Возможность проигрыша рассматривалась. Но надеялись на лучшее. А рассчитывать можно лишь на самих себя, а не на некую межзвездную справедливость. Брауша сваришь? Устала зверски, сплю по пять-шесть часов…

Макс отправился к буфету, где находился чайник, сходный с земным кофейником.

— Может, ужин заказать? На президентской кухне всегда есть горячее.

— Кусок в горло не лезет. Ты перебил меня и не услышал самого главного. Консул настаивает, чтобы модератором переговоров выступил свидетель Макш.

От неожиданности он плеснул воды мимо чайника.

— Я?!

— Ты чем-то угодил ему. Полагаю, прямотой, сторонним опытом, простодушием и честностью. Ничего из сказанного тобой не опровергнуто — ни сканированием памяти, ни другими данными. Заявив, что твоя позиция отличается от официальной нашей — «борьба до достижения всех задач войны», ты поставил себя над сторонами. Что выгодно консулу.

Наступила пауза. Максим, напряженно обдумывая услышанное, налил две чашки брауша, одну протянул Хейше. Та, обжигаясь, сделала большой глоток. Макс едва пригубил. Снова опустился в кресло.

— У меня зреет желание послать межзвездную бюрократию в гудок. Может быть, хватит использовать меня втемную, впутывать с хитроумные подлые комбинации и делать козлом отпущения. На Земле козел отпущения это…

— Догадываюсь. А теперь — слушай! — Хейша порывисто встала и села на подлокотник — так, что ее теплое бедро прикоснулось к его кисти. — В первый раз за все время на Аорне ты получишь шанс сыграть свою игру.

— Свою? Или твою?

— Нашу! Потому что я с тобой.

Она наклонилась к его лицу, явно злоупотребляя женским обаянием.

— В чем со мной?

— Только в том, чего ты пожелаешь. Телевизионщикам, а и потом президентской своре ты втирал, что Гардару нужна изоляция Аорна. А, избавившись от влияния Герума, Гардар подомнет под себя Кашпирр. То есть если учредить паритетное мировое правительство, регулирующее экспорт минералов, то Союз, присоединив Кашпирр, получит большинство.

— Не обязательно Кашпирр, — сказал, подумав, Макс. — Если у Союза появятся авансовые платежи за ископаемые, а с ними — и ресурс влияния, проще перетащить на свою сторону страну помельче — ту, где люди не так обозлены войной. С Кашпирром разберетесь позже. Но одновременно следует следить, чтобы Панкия не провернула аналогичный фокус с вашими союзниками.

Она положила руки ему на плечи.

— Спрошу один-единственный раз. Если удастся превратить поражение в победу, отец убедит консерваторов согласиться с мирным договором. Война закончится. Выбирай: ты поддерживаешь такой исход? Или предпочтешь остаться в стороне? Ну! Твое решение?

Макс наклонил голову, прижавшись щекой к ее пальцам.

— У меня нет возражений, но не потому, что ты со мной. Без тебя я сделал бы тот же выбор. Пусть и дальше на Аорне государства и блоки борются за зоны влияния. Только — сами, без инопланетных советчиков. И, главное, без единого выстрела.

— Зря папа в тебе сомневался!

Она соскользнула с подлокотника, переместив упругие ягодицы на бедра Максима, ничуть не протестовавшие из-за дополнительного и такого приятного веса. Губы встретились с губами.

Но буквально через пять секунд Хейша отстранилась и бросилась к телефону. Набрала на диске номер.

— Он согласился. Сам! Без уговоров, — проговорила в микрофон. — Папа, работай с президентом, я обзвоню министров и командующего гарнизоном. С премьером — как договорились, — она положила трубку на рычаг и, обернувшись, заявила: — Поздравляю, Макш, ты начал революцию. Она б случилась все равно, но позже и с меньшей вероятностью успеха.

— На моей Родине есть поговорка: революция убивает тех, кто ее делает, — горько усмехнулся Макс. — Почему? Потому что те свергают власть, следуя наивным идеалам. А на смену им приходят хладнокровные политики, которым эти идеалы мешают грабить. Так что мы, скорей всего, пойдем под нож.

Хейша покачала головой.

— Революция еще не победила. Временно ты в безопасности. Специальный батальон контрразведки ВВС в настоящее время окружает резиденцию. Он усилит президентскую охрану. До переговоров ты останешься в апартаментах. А еще сейчас идут аресты тех, кто против мира.

— Я смотрю: вы подготовились.

— Ну, а чем я занималась эти дни? Не одна, конечно, а в команде. Действовали очень осторожно. Если бы конструкция не сложилась, президент бы открестился, объявив нас заговорщиками. Ну, а с ними разговор короткий — время-то военное. Ладно, не скучай!

Чмокнув его в щечку, Хейша убежала. «Вот и вся любовь…» — подумал Макс.

Остаток дня он провел у телевизора. В новостях мелькали странные сюжеты. БТР на улицах столицы, окружившие правительственные здания войска. Растерянные журналисты что-то мямлили о мятеже сторонников войны, о спецназе ВВС, выступившем в защиту президента. Хаос и бардак…

Его никто не беспокоил, а наутро в резиденцию заглянула Хейша. Объявила, что она отныне советник президента, и ее задача присутствовать на переговорах вместе с Макшем. В тот же день они и начались. Проходили трудно. Союз готов был на уступки, но политики изоляционизма держался твердо. Герум добывает минеральные ресурсы только на Аорне, на других планетах, астероидах системы даже не пытается. Потому что, будь иначе, Федерацию не проконтролировать. Трудное условие: разработка минералов на астероидах дешевле на порядок. А еще Герум прекращает свое влияние на жителей Аорна, контакты только деловые. Если хочет, пусть вывозит семьи олигархов Панкии, обеспечившей добычу хоть каких-то ископаемых. Доступ к галактическим ресурсам информации ограничивается, и на сто ближайших лет всепланетное правительство решает, как их использовать.

Панкия, конечно, возражала — за ее спиной стоял Герум, но Союз был непреклонен. Переговоры шли в присутствии консула Содружества. Макс поддерживал позицию Союза, объясняя: лучше так, чем продолжать войну. Ведь Герум добился доступа к ресурсам. Пусть пока не в полной мере, но тут главное начать. Если стороны останутся довольными завязавшимися отношениями, то сотрудничество могут и расширить.

К удивлению сторон, консул встал на сторону Максима. Откровенно надавил на Панкию: хватит возражений, подпишите. Надоели своим словоблудием, и землянин дело говорит. Перемирие заключили. Но спокойствия Союзу это не добавило. Митинги в Гельбе продолжались.

У Максима выдался тяжелый день. Президент напомнил о его идее продать мир как победу, попросив содействия.

Пусть к крупнейшему концертному залу Гельба плотно осаждался демонстрантами. Среди них имелись те, кто за и против мира с Коалицией. И последние преобладали. В лобовое стекло лимузина летели овощи, комки грязи, пакетики с краской и, возможно, что с дерьмом. Помешать этому полиция не успевала. Или же не захотела. Были и цветы, но слишком мало.

Растолстевший летчик, он же президент, катил за ними.

— Если таким образом жители столицы выражают мне свою любовь, я взаимности не обещаю, — криво усмехнулся Макс Хейше. Она кивнула.

К входу в зал они шли внутри живого коридора, состоявшего из тысяч человек. Военные и полиция стояли в несколько слоев. Наружные сдерживали сторонников и противников, рвущихся к президенту и невольному виновнику перемен. Ближайшие несли бронещиты, укрывая прибывших от пуль.

Макс, как и президент, был одет в добротный шерстяной костюм. Хейше подобрали голубое платье с пояском из цепочки титана — в стиле авиации. Если б не полиция с военными, то ковровая дорожка в Каннах… Макс невольно ощутил себя опять Борюшом. Только роль его теперь была своей и настоящей.

Речь ему отшлифовали. Но он сможет говорить, чего захочет. В зале — небывалое количество кино- и телекамер, микрофонов, журналистов с пухлыми блокнотами. Трансляции идут и за рубеж — в столицы Коалиции, в записи увидят граждане нейтральных государств.

Выступление его прервать никто не сможет. Только каждое двусмысленное выражение может обернуться неприятностями. Революция прошла пока бескровно, но качнуть народ на беспорядки у противников получится, если инопланетянин даст им повод. Лидеры найдутся. Президент парламент распустил, что избранникам, конечно, не понравилось. Смещены с постов многие министры. В руководстве Патриотической партии продолжается борьба…

Митинг открыл президент — совсем короткой речью, потому что ждали не его.

Максим знал, что трибуна изнутри проложена листом брони. Пуля не пробьет. Только голова и горло открыты. В старом фильме про телохранителя ликвидатор, притворившись оператором ТВ, выстрелил в певицу из винтовки, вмонтированной в камеру. Здесь их море, аппаратура громоздкая, и сомнительно, что камеры проверили.

Мер безопасности, принятых на Земле, здесь не существует. Нет ни техник, ни методик. Ощущение, что кто-то и, возможно, не один, смотрит на тебя в прицел, не прибавляло ощущения комфорта. Сказать: «Привет, желаю мира, всем пока» и убежать со сцены? Нет уж. Сам встал на этот путь.

Макс сдвинул в сторону листы с готовой речью. Отшлифованные референтами слова показались вдруг сухими и неискренними. Ими не пронять.

— Здравствуйте. Скажу о главном. В западных районах Гардара разворачиваются госпитали, переданные нам Содружеством. Они укомплектованы новейшей медицинской техникой галактики. Раненые не будут больше умирать. Увечные восстановят полностью здоровье — вплоть до регенерации ампутированных конечностей.

Президент оставил этот козырь Макшу. По сценарию, тот должен был подвести к нему психологически отточенным вступлением. Но вышло так — без предварительных прелюдий.

Зал охнул. Собравшиеся здесь люди застучали по подлокотникам кресел, заглушая немногочисленных улюлюкающих в знак несогласия.

— Какой ценой нам дался этот мир? Довольно дорогой. Не знаю точных цифр, но потери одного Гардара составляют сотни тысяч человек. Но они погибли не зазря, подарив нам будущее! Которое пытались у людей отнять. Несколько десятилетий хищнической добычи полезных ископаемых, и мы бы остались на планете с разрушенной экологией. Павшие герои спасли не только население Союза. Как ни парадоксально — и жителей воевавших с нами государств! Рано или поздно граждане Кашпирра поймут, кому обязаны единственным разумным выходом из ситуации, прорывом к миру между нами. Воинам Гардара, а не «друзьям» из Панкии и кукловодам из Герума!

По залу прокатился ропот, но, скорей, от удивления. Последние слова Максима показались неожиданными и… справедливыми.

Максим почувствовал, что «держит» публику. Но не развлекательными КВНовскими хохмочками, а говоря о том, что для людей важней всего.

Он сообщил, что без войны не получилось бы избавиться от назойливой опеки инопланетян, ведущей к подчинению и, в конечном итоге, разорению. Что Гардар и Союз сегодня остаются ведущей силой на планете. В то же время мирный договор и устройство планетарного правительства не ущемляют бывших их врагов. Последнее адресовалось аудитории за пределами Союза.

Он уложился в четверть часа.

— Наконец, хочу ответить на вопрос, наверняка возникший у присутствующих. Как вам известно, я не гражданин ни одного из государств Аорна и прилетел сюда с другой планеты. Почему же говорю вам «мы»? Потому что чувствую себя не только частью народа Гардара, но и всего Аорна. Тест мой крови, сделанный Содружеством, установил, что я, а, значит, люди на моей планете — идентичны жителям Аорна. Мы — огромное, охватывающее часть галактики человечество. А оно должно жить в мире.

Макс не затронул множество моментов, прописанных в докладе, рассчитанном как минимум на час. Он чувствовал, что хватит. Нужен был посыл: мы победили, а дальше будет хорошо. Детали пусть приводит президент, за это ему платят деньги.

Когда сходил с трибуны и двинулся к кулисам, зал заревел восторженно. Выстрелов не прозвучало.

Обратно ехали спокойно — демонстранты рассосались. Выступления Максима передавали через внешние динамики на здании, его транслировало радио. Благодарный президент чуть ли не втащил Максима с Хейшей в свой длинный «членовоз». Он лучился от восторга. Рассыпался в комплиментах, говоря, что речь, произнесенная экспромтом, оказалась посильнее заготовленной. Очевидно, он более не сомневался в утверждении своей персоны на пост главы страны на очередном партсъезде.

— Я помню то, что обещал тебе, — сказал, закончив с комплиментами. — Все выполню. Или есть другие пожелания?

— Да, — сообщил Максим. — Прошу ходатайствовать перед консулом Содружества о возвращении меня на Землю.

В салоне лимузина воцарилась тишина.

— Ты нужен здесь! — наконец-то буркнул президент, но как-то неуверенно.

— Ты нужен мне, — шепнула Хейша.

— Нет, — покачал Макс головой. — На Аорне мне удалось остановить войну, но на Земле они не прекращались. Возможно, у меня получится. Звучит самонадеянно, но кто предполагал, что человек с Земли, прибывший на Аорн, чтоб заменить погибшего актера, изменит ход военных действий на планете? Я хочу попробовать…