Город тысячи богов

XV

Второй прыжок дался легче. Желудок скрутило, в рот рванула кислая отрыжка, но Гор сдержался. Отряхнулся, повертел головой, осваиваясь. Их забросило в самый центр Храмовой площади, но едва ли кто-то обратил на это внимание. Разве что парочка китайских туристов украдкой сфотографировали Гора на телефон. Беззубый уже бодро скакал по булыжной мостовой, жестами предлагая ускориться.

Храмовая площадь переливалась россыпью светодиодных самоцветов. Желтыми столпами били в небо прожекторы, утопленные в тротуарную плитку, мягко стелилась подсветка, призывно мигали указатели. Темноте не оставили ни единого шанса, отправив работать второй скрипкой – оттенять чужое величие и красоту. Казалось, все волшебство вечернего Бограда сосредоточилась в одном месте.

Культовые постройки первого круга подавляли помпезной роскошью, старались перещеголять друг друга в извечной борьбе за людские умы и души. Ночью жизнь Храмового квартала не только не затихала, но напротив, выходила на новый виток. Моления и службы, проповеди и ритуалы, а дальше, глубже, на дальних кругах – кровавые жертвоприношения, оргии, кощунственные черные мессы. Люди, что пришли сюда, в массе своей были трезвы и опрятны. Их мозги затуманивал наркотик куда мощнее – вера. Не слепая отныне. С появлением Бограда любой мог найти своего бога, а при желании даже увидеть воочию и лично передать подношение. Как ни странно, решались немногие.

Пропахший благовониями, как стареющая проститутка, Храмовый квартал прятал морщинистое лицо под густым слоем косметики. Религию здесь продавали оптом, в розницу, на вынос, и с доставкой на дом. Над площадью переливалось густое возбуждение, сотканное из надежд, молитв и обещаний. Здесь нивелировалось само понятие чуда. Ежедневные исцеления, изменения, и даже воскрешения давно стали обыденностью. Гор скользил взглядом по храмам, минаретам, пагодам, и видел ярмарочный балаган. Не хватало только зазывал, но их функцию с успехом исполняли тихие проповедники с нездешними глазами и пачками брошюр в липких паучьих пальцах.

Уверенно лавируя между людьми, Беззубый вприпрыжку шагал к огромному православному храму, чьи купола сияли желтым пламенем, как перевернутые дюзы космического корабля. Возле литой чугунной ограды, изображающей библейские сцены, на них нахлынула волна попрошаек и калек, но при виде Беззубого прытко откатилась обратно. Табличка на распахнутых вратах блестела золотом.

СОБОР ВОЗНЕСЕНИЯ ГОСПОДНЯ

прочел Гор. Вспомнились проводы, и хмурый Крест со своим напутствием. Вот и привела дороженька, когда прижало, подумал Гор. Только поздно. Ему не требовалась помощь, и не нужна была поддержка. Внутри себя он ощущал пустоту, которая медленно наполнялась целью. Так, должно быть, ощущали себя гладиаторы или летчики-камикадзе. Или, имей вещи разум, - стрела, замершая на туго натянутой тетиве боевого лука. Или тролль, бредущий в предутренний час по проспекту Якова Брюса. Гор следовал за Беззубым на одном лишь интересе. По большому счету ему было без разницы, где совершит смертельный таран его самолет.

В притворе их перехватил длинноволосый служка в простой черной рясе, подпоясанной кушаком. Смерив Гора подозрительным взглядом, он кивнул Беззубому, как старому знакомому, и под локоток отвел его в сторону. Из-за тяжелых двустворчатых дверей протяжно гудел церковный бас, которому вторил нестройный рокот прихожан. Густой аромат ладана кружил голову, путал мысли, и Гор не сразу понял, что вновь идет за Беззубым, спускается по каменным ступеням, закрученным штопором уходящим под землю, а впереди хлопает крыльями черная ряса.

Беспечно насвистывая, Гор спускался вниз. Мелькнула мысль, а не завел ли его Беззубый в ловушку, но тут же пропала. Чтобы вызвать беспокойство, этой винтовой лестнице недоставало сырости, плесени и чадящих факелов. Сложенные из крупного булыжника стены сухо блестели отполированным камнем, через каждые три метра горел мощный светильник, а воздух пах стерильностью.

- Симпатично тут у вас, - развязно сказал Гор. – Чистенько, аккуратно, не скажешь, что катакомбы.

- Какие катакомбы? Это современная постройка, - служка пожал плечами. – Не для массового туриста, а для особенных клиентов.

Он так жирно подчеркнул слово «особенных», что Гор весело присвистнул.

- Ого! И кто из нас двоих особенный?!

Служка впервые обернулся через плечо, смерил Гора недоуменным взглядом, дескать, и как тебе такое в голову могло прийти? Гор начал опасаться, как бы парень не сковырнулся со ступенек, но в этот момент лестница кончилась, без перехода выводя в открытый зал с высоким сводчатым потолком.

Больше всего зал напоминал операционную или морг. Хром и металл, чистые простыни на высоких столах, нестерпимо яркий свет и сосредоточенные люди в белых ризах. Бесцветный воздух, казалось, не пах ничем, а любой звук будто заглушался подушкой. Где-то вдалеке, в самом конце зала, маячили высокие фигуры с крыльями, сложенными на широких спинах и повсюду, повсюду сверкали бронзовые, медные, серебряные щиты, отполированные до зеркального блеска. Ослепленный и даже слегка подавленный этим царством света и тишины, Гор не сразу заметил голого мужчину, неловко сидящего на одном из столов. Послушник указал на него рукой и отчетливо, словно умственно отсталому, пояснил:

- Он вот – особенный.

Мужчина поднял руку, приветствуя, но тут же принялся скрести чудовищный шрам, идущий через всю шею.

- Привет, Егор, - неловко сказал Влад.

***

Беззубый торопился, как мог, и все же опоздал. Влад так и не сбросил его Ариадну, не счел нужным, или просто забыл, но после взрыва в Администрации нить закрутило так мощно, что пришлось потратить немало времени, чтобы просто найти концы. За ворохом вонючей одежды, во внутреннем кармане, у самого сердца, Беззубый всегда носил Гермесову сандалию, но пользоваться ею не спешил, не был уверен, что ниточка, застывшая на пятом круге, не врет. А когда в голову постучалось будущее, было уже поздно.

Дорогую сандалию Беззубый не жалел. При желании мог сумками таскать их прямо из храма, а жрецы бы еще и предлагали помочь донести до дома. Имелся за богом торговли должок, и немалый, и его дурацкие сандалии с нелепыми крылышками, было самое малое, чем он мог откупиться. Но без нужды Беззубый не прыгал, берег и без того слабый рассудок. Одно дело, когда ты бессмертный бог, и совсем другое – немощный человек. Рано или поздно пространство возмутится, таким неуважительным отношением к себе, и после очередного прыжка ты найдешь себя в кирпичной стене, или дереве, или в другом человеке. Вселенная богата на шутки, но чувство юмора у нее своеобразное.

Так что, когда реальность возмутилась, и жизненная искра Влада исчезла с радаров Беззубого, он все понял, и решил не рисковать. Пешком, через весь Боград, останавливаясь, чтобы передохнуть или выклянчить монетку-другую, забывая о цели своего похода, он добрался до пятого круга лишь к позднему вечеру. Плетясь по единственной автомобильной дороге, он чувствовал путь, которым везли бесчувственного Влада. Беззубый беспокойно озирался по сторонам, и старался стать еще меньше.

- Куда! Куда тебя несет, ты, смельчак этакий?! – шепотом ругался он под нос. – Нужно тихо, нужно мышкой, жить-поживать, жить-поживать, а ты куда?! Ты ему сказал?! Сказал. А он что? Что он?! Дурак он! Полез на рожон, смелый такой весь, и пацана за собой… и ты туда же! Ольга, Ольга, ведьма ты проклятая, как же проглядел тебя, а?! Как не увидел?!

Он сокрушенно мотал косматой головой, порывался вернуться, но каждый раз останавливался ненадолго, и упрямо шел вперед. Темнеющий лес сдвинул мохнатые еловые брови, навис над маленьким трусливым человечком. В чаще скрипели ветви, и кора с шорохом осыпалась на хвойный наст, когда ее задевала чья-то широкая спина. Перекликались ночные твари, хохотали и ухали, и плакали, как малые дети, зазывая в глушь, за деревья.

Далеко в горах громогласным эхом прокатился клекот птицы Рух, возвещая наступление ночи. Темнота заслонила небо исполинским крылом, в крошечных блошках пока еще редких звезд. Ариадна стелилась в пыли, мягко светясь зеленоватым болотным огнем. Из оврагов, заваленных буреломом, потянуло сыростью и туманом. Рваные клочья жались к дороге, ощупывали ее, но не наползали, и Беззубый, трясясь от страха, шел все быстрее.

Когда из темноты выплыл пологий горб холма Беззубый встал, как вкопанный. Зеленоватая Ариадна заползала в раскрытый рот пещеры, да там и терялась. Глядя в ее бездонный зев, Беззубый мелко затрясся. Сандалия сама собой оказалась в руке, бумажные крылья затрепетали, готовые исполнить волю хозяина.

- Ох-хо-хо, Влад! – заканючил Беззубый. – Ну куда ж тебя занесло, смельчак ты этакий?! Не хочу! Не хочу! Ох, Влад, Влад… чтоб тебя черти драли!

Он выругался в голос, высказав все, что думает о Владе, его родне, о пацане и об Ольге. Брань придала смелости, и Беззубый тяжело потопал к пещере. На входе замер, чуть не плача, но все же ступил во владения Седого Незрячего.

Измочаленный конец Ариадны валялся неподалеку от входа. Настройки зрения сбились сразу. Человеческий глаз оказался неприспособлен к той первозданной тьме, что властвовала под сводами древних тоннелей. Шаг, другой, третий, и мрак навалился, заставив Беззубого придушено пискнуть. Перепуганный разум истошно завопил, заметался, но руки оказались умнее. Чиркнуло колесо зажигалки, на ладони заплясал огонек. Крохотный, нервный, он заставил громадину тьмы неохотно подвинуться. Огонь был лишь чуточку младше, и авторитетов не признавал.

- Вот так… вот так… - шептал Беззубый, заклиная пламя не гаснуть. – Гори-гори ясно… гори-гори ясно…

Держа зажигалку на вытянутой руке, Беззубый неуверенно прошел вперед. Наконец догадался присесть, обследовать пол. Под ногами, прекрасно видимый на камнях, подсыхал кровавый след. Борясь с желанием развернуться и дать отсюда деру, Беззубый углубился в пещеру.

Через сотню шагов, а может и через две, или даже через тысячу, - Беззубый не умел сосредотачиваться на чем-то дольше пары минут, - пол впереди замаячил голубоватым светом. Издыхающие эльмы ковром покрывали холодный камень, подъедая остатки крови. Беззубый спрятал зажигалку и, собрав остатки паразитов, размазал их по волосам, рукам и лицу.

- Вот так… - рефреном твердил он, не понимая, почему все еще не умер от страха. – Вооот таааак…

Тоннели казались необитаемыми. Беззубый никогда не бывал здесь, но чувствовал, что в обычное время под этими мрачными сводами извивается, ползает, ищет и пожирает саму себя иная, непривычная ему жизнь. Сейчас же лишь эхо шагов скакало, отталкиваясь от стен, да изредка проносился встречный теплый воздух. Обитатели подземного царства пропали, не оставив после себя даже следов. Одни эльмы продолжали неистово размножаться, но и они должны были исчезнуть через час-полтора.

Чем дальше вглубь, тем яростнее сияли синеватые пятна эльмовских колоний. Кровь на камнях густела, чернела, заваленная мертвыми точками. Наконец из темноты выплыло нечто, напоминающее могильный холм, и Беззубый поспешил, хотя прекрасно знал, что уже поздно. Расплодившиеся эльмы покрывали тело Влада с ног до…

головы не было. Всхлипнув, Беззубый упал на колени, взял ледяную руку мертвеца. На мгновение мелькнула надежда, что это не Влад, а кто-то другой, но остаточные эманации не дали обмануться. Это он. Мертвый. Без головы. И значит, ничего уже не поправить.

- Погань! Погань какая! Ай-яй-яй… ай-яй-яй, Влад, как же так, а?! Как?!

От злости он ударил безответное тело в грудь, и кулак его с чавканьем провалился в глубокую рану. Беззубый отшатнулся, стряхнул с кисти холодную липкую кровь, вперемешку с дохлыми эльмами. Только сейчас он заметил, как чудовищно изуродован труп, - правая нога вывернута под неестественным углом, одна рука сломана, вторая от плеча оголена почти до кости, у горла, пробив кожу выпирает острый осколок ключицы. На пережеванном, измятом, поломанном теле не осталось живого места. Крупные слезы покатились из гноящихся глаз, по щекам, пропадая в путаной бороде.

- Эт-тхо ищх-хеешшь?! - прошелестела тьма.

Беззубый с криком подпрыгнул и схватился за горло, удерживая грозящее выпрыгнуть сердце. Тьма молчала. Вытянув перед собой ладонь, Беззубый с опаской пошел к стене, откуда, как ему показалось, звучал пробирающий до мурашек шепот.

У стены, обтесанной не человеческими руками, на крупном валуне сидел Крыса, белоглазый карлик, почти похожий на человека. Обожженный звездообразный нарост на рыле нервно подергивал щупальцами. В ладонях-лапах, зажатая черными когтями, лежала оторванная голова Влада. Беззубый нервно сглотнул, но все же вежливо поклонился Крысе.

- Почтение, Арха…

- Этх-ххо ищх-хеешшь?! – вместо приветствия повторил карлик и перекатил свой страшный трофей из лапы в лапу.

- Ищу, ищу, как же! Как же не искать, Арха?! – затараторил Беззубый. – Хожу тут у вас, как смельчак какой-то, и ищу. А ты же знаешь, какой я, знаешь? Я же, как мышка, я же тихий! Я же ни-ни, и в жисть бы сюда не ступил! Я Седо…

- Тиш-шшхееее! – злобно зашипел Арха, и щупальца на его морде агрессивно задрожали. – Накх-ликх-хаешшшь…

Беззубый энергично закивал, замахал руками. Наконец унялся, прижал палец к губам. Весь его вид изображал понимание. Он подошел ближе, с опаской поглядывая в темноту, где могли прятаться сородичи Архи. Под землей чудь редко ходила в одиночку.

- Мой гххосхх-подх-хин рххх-хооет… Новх-хая нххх-хора… Большх-хааая… Гххосхх-подх-хин ид-ххет в миххр…

- А и идет, мне-то что?! - Беззубый заморгал, часто-часто. – Пусть идет, пусть! Ходит куда хочет, господин твой. Я бы тоже ушел, слышишь, Арха?! Господин твой идет, да и я бы ушел отсюда, хорошо?

Карлик молчал. Он сидел неподвижно, точно каменное изваяние, и невозможно было сказать, спит он, или бодрствует, и жив ли вообще. Мертвая голова в его лапах сверкала белками закатившихся глаз, нижняя челюсть отвисла, борода слиплась от крови и зубы будто вытянулись. Беззубому казалось, что голова смотрит укоряющее, дескать, как же так, почему не пришел раньше, не помог другу? Это было странно, потому что друзьями они не были, и о помощи не договаривались.

Беззубый протянул руки, трепетно касаясь восковой холодной кожи. Внутри него все застыло, когда он вынимал голову из лап карлика. Чудно, но голова без тела весила, как хороший тяжелый арбуз, и почему-то это немного успокаивало. Арха не шевелился, сверлил попрошайку немигающим взглядом пустых глаз. Придерживая голову за волосы, Беззубый вытащил-таки ее, и тут же на его запястье капканом сомкнулись черные когти.

Твердая и жесткая, словно крабья клешня, лапа Архи вцепилась крепко, больно защемив кожу. Завизжав испуганным зайцем, Беззубый рванулся, но тщетно. Оторванная голова покатилась по каменному полу, как дьявольский шар для боулинга. В разум Беззубого потекли чужие мысли, о том что

ажу тяжело говорить расскажу друг был друг хотели сожрать терлись вокруг отогнал хотел сожрать сам сдержался под рекой седой незрячий роет роет роет новый тоннель без устали роет под рекой теперь можно печати пали печати умерли друг мертв мертв пахнет кровью голова в лапах хочется обглодать лицо до кости но нельзя друг был друг нельзя держись зубы стисни седой незрячий идет в мир держись держись как же сладко пахнет мя

отшатнулся, упал на пол, загремев костями. Так и лежал, испуганно прижимая кулаки к груди, обшаривая взглядом опустевший камень. Арха пропал, оставив Беззубого наедине с мертвым Владом.

- Больш-шхе не Пхе-чхатьхх… - прошелестел исчезающий шепот. – Не нужх-хен…

- Не нужен… не нужен… Так и хорошо, что не нужен! Я тогда возьму?! Хорошо? Я возьму? Раз не нужен, так я возьму…

Беззубый суетливо подобрал голову Влада, прижал к животу, как величайшую драгоценность, и вдруг, озлившись, заорал.

- Смелый ты, да?! Смелый?! С головой в самое пекло прыгаешь, смельчак! Вот и нету головы теперь! Хреново-то без головы, а, Влад?! Хреново?! – крикнул он в мертвое ухо.

Вновь полились слезы. Всхлипывая и шмыгая носом, Беззубый уложил мертвую голову на грудь Владу. Туда же пристроил сандалию, вынутую из-за пазухи. Кряхтя поднял тело на руки, кое-как ухватился за бумажные крылья и рванул их в разные стороны.

***

После невыносимо светлого зала, в рекреации царил почти что полумрак. Комната небольшая, обычно воскресшие не задерживаются здесь надолго. Ряд металлических шкафов, как в раздевалке, широкий кожаный диван, пара кресел, стол темного дерева, за которым сидели Егор и Беззубый, вот и все убранство. А нет, еще зеркала! Обычные, не металлические, они были везде. Пока я одевался, в них отражалось мое изрытое свежими шрамами тело. Ткань зарубцевалась, но все еще была красноватой, в полосах, вмятинах и зигзагах. Жаль, что душевные травмы нельзя залатать так же быстро.

- Как ты выжил? – спросил Егор.

Я смотрел в его чистые наивные глаза и рассеянно думал, как объяснить ему, что я не выжил? Что на самом деле меня растерзало Извечное божество, я умер, и не до конца уверен, что все это не бред моего угасающего разума.

Убить ома первого порядка непросто. Убить его насовсем – непросто вдвойне. Я знал это в теории, многое видел, но в этот раз теория взяла меня за шкирку, и вывернула наизнанку, показав практику. Умерев и воскреснув, я не остался прежним. Никто не может остаться прежним после такого.

- Он помог, - кивнул я на Беззубого, чтобы уйти от расспросов.

Но моя маленькая хитрость не прошла. Беззубый, возмущенный до глубины души, хлопнул ладонью по столу. На черном дереве остался лежать желтоватый, изъеденный кариесом зуб, в пятнышках крови возле корня. Один из немногих, что у него еще оставались. Я отвел глаза, мне было хорошо известно, что это означает для Беззубого.

- Тебе помог? Тебе?! – прошептал он, выпучив глаза в сетке красных прожилок. – Ты дурак, Влад, и после смерти не поумнел ничуть. Дурак-дураком.

- После смерти? – нахмурился Егор.

- Ты мне не нравишься Влад, и никогда особо не нравился, - не обращая на него внимания, продолжал Беззубый. – Да ты хоть знаешь, что эти святоши крылатые потребовали, чтобы тебя вернуть?! Не знаешь, нет, не знаешь… Никто не узнает! Потому что такие вещи нельзя знать! Тронуться можно. Тронуться. Понимаешь, самовлюбленный ты…

Он замялся, подыскивая слово похлеще, и наконец остановился на своем любимом ругательстве:

-… смельчак! Всегда был выскочкой. Всегда только ты, один ты, кроме тебя никого нет! Стал бы я на тебя зуб тратить? Да пропади ты совсем! Никогда не нравился ты… никогда… Я Город люблю. Я за Город, понял, ты? Мы ведь тогда не поняли, какое чудо создали, Влад. Никто-никто не понял. Даже Учитель не понял. Если Город расползется, не будет чуда… нет, нет, не будет. Всему миру Боград будет, вот что! Полный Боград, Влад!

- А вы ведь из первых. Из той группы, что открыла Боград, - Егор смотрел на Беззубого по новому, с каким-то неясным узнаванием. – Вы Кирилл!

Беззубый широко растянул черный рот, в глубине которого угадывались последние, то ли два, то ли три зуба. Кирилл, да, я и сам иногда забывал, что его так зовут. Звали. Он как будто обрадовался, что Егор узнал его, хотя что-то не давало мне покоя.

- Вот это да, пацан! Вот это да! Ну и ну! – закудахтал он, тряся бородой. – А ты там был? Был там? Когда с моих ребят на ходу мясо сошло, был ты там тогда? Что видел, где был?!

До меня дошло то, что сразу понял полоумный Беззубый. Егор не мог знать его имени. Значит…

- Мать тебе показала? – больше было некому, но я решил уточнить. – Показала, с чего все началось, да, Егор.

- Ты даже не представляешь, сколько, - хмуро кивнул он.

- Значит, ты знаешь? Про Дениса…

- Про отца, про вместилища, про все, - перебил меня Егор. – Что видели вы, чем делились с моей матерью, и что видела она, это теперь во мне.

- С детьми всегда так, - попытался пошутить я. – Не скажешь сам, узнает на улице.

Мне было не по себе. Хотя, кому я лгу?! Мне захотелось провалиться сквозь землю, вновь оказаться в кошмарном лабиринте Седого Незрячего, что угодно, лишь бы не здесь. Егор смотрел на меня очень серьезно, и я вновь увидел в нем Дениса. Того, каким он стал, когда сделал из себя вместилище.

- Я не осуждаю вас. Я понимаю, почему вы так поступили. Но вы не видите картины целиком, вы не знаете, что было дальше, после того…

В голосе Егора звучала мудрость столетнего старца, но все же он дрожал от подростковой обиды. Беззубый вдруг подался вперед, едва не касаясь парня угреватым носом. Он как будто пытался заглянуть ему под кожу. Я уже увидел это, и бессильно привалился к металлическому шкафу. Как я мог быть таким слепым? Почему не распознал сразу? Егор грустно улыбался, ожидая нашего прозрения.

- Боги Извечные! – протянул Беззубый. – Пацан, да ведь ты – Печать!