Гнев Несущего бурю

Глава 3

Год 3 от основания храма. Месяц пятый, Гермаос, богу, покровителю скота и торговцев посвященный. Энгоми.

Замковый камень в арку акведука египтянин Анхер клал сам, не доверив эту честь никому. Это я знаю точно. А вот команду разрушить земляную перемычку между рекой и будущим водохранилищем дал верховный жрец Посейдона, который приехал сюда специально для этой цели. Гелен, одетый в длинный белый хитон и золотой венок, пропел какой-то гимн и взмахнул рукой. Рабочие ударили мотыгами, и под восторженный рев толпы поток воды лениво потек в нужную сторону, размывая хлипкую дамбу. Они же потом перегородили старое русло корзинами с камнями и глиной, навсегда повернув реку в рукотворную ложбину.

Вода заполняла котловину водохранилища несколько дней, а население Энгоми и приезжие купцы густо облепили его берега. Люди смотрели на происходящее молча, не мигая и, кажется, даже не дыша. Они и подумать не могли, что такое возможно. На этом водохранилище две плотины, а рядом с последней стоит акведук высотой метров шесть. Его наполняет колесо, движимое силой течения. К лопастям жестко приделаны десятки ведер, которые опрокидываются в желоб, создавая веселый ручеек, который приходит в город и разносится по глиняным трубам в цистерны, обмазанные смесью извести и пуццолана. Цистерны по кругу соединены переливными трубами, которые отправляют избыток воды в сторону царских огородов, разбитых в окрестностях города.

— Люди тут даже ночью стояли, государь, — шепнул Акамант. — Смотрели на воду. Все говорят, что вы истинный сын Морского бога, раз реку смогли укротить. А теперь в это даже заезжие сидонцы уверовали, я сам разговоры слышал. Великое дело сделано.

— Погоди, — ворчливо сказал я. — Вот как во дворец воду проведем, тогда узнаешь, что такое укротить реку. Ты даже не представляешь, как надоело из тазика мыться!

— Так у нас там колодцы, а дворец на горе стоит, — непонимающе посмотрел на меня мой премьер-министр. — Как туда воду поднять можно?

— С помощью двух колес и одного осла, — загадочно произнес я, и Акамант погрузился в озадаченное молчание.

Позади меня сгрудилась целая толпа знатных дам. Они выглядывают из окон своих носилок, и на лицах многих из них написан суеверный страх. Страх написан даже на лице моей жены. Креуса обнимает детей и шепчет какие-то молитвы, отгоняющие злых духов. Кассандра, напротив, весела и пышет задором, а вот Феано задумчива. Она уже знает свою судьбу и отложила в своей хорошенькой головке еще одно новое знание. А вдруг пригодится. Поразительная женщина, наделенная неимоверно цепкой памятью. Она знает чудовищное количество песен, сказок и веселых историй, запоминая накрепко все, что слышала хотя бы раз. Она читает и пишет на языке египтян и аккадском, не говоря уже о том койне, на котором болтаем мы. Какой-то общий язык рождается в этой части моря, в нем каждый народ может найти знакомые слова.

Энгоми разрастается. Новые улицы размечают севернее, там, где должен был бы встать город Саламин. То, что порт моей столицы скоро занесет илом, видно уже сейчас. Лагуна, куда впадает Педиеос, мелкая, а ее берега топкие, как у колхозного пруда. Это место скоро превратится в соленое болото, надо его бросать. Новый порт строят севернее. Каменные причалы, выдающиеся в море, молы, отсекающие волну, и множество складов. Такие у меня планы на это место. От дворца до порта проложат широченную дорогу, которую застелют каменными плитами, а вдоль нее построят одинаковые дома с портиками, укрывающими прохожих от солнца. Уже размечены новые площади, места под рынки и водяные цистерны. Ни один дом не построят без моего разрешения, а те, что уже стоят, снесут безо всякой жалости. Здесь будет моя столица. Не хуже ведь я какого-то Рамзеса. Не хуже и совершенно точно богаче. По крайней мере, в недалеком будущем. Дайте только реализовать все планы, потому что сейчас я живу от одного привоза серебра с Сифноса до другого.

— Почта пришла, царственный, — аккуратно напомнил мне Акамант, и я, вздохнув, повернул коня в сторону дворца. Я тоже люблю смотреть на текущую воду и горящий огонь, но работа не ждет.

В последний раз такое удовольствие я получал, когда, еще будучи подростком, бросил дрожжи в уличный сортир соседа по деревне. Мы с мальчишками полезли в колхозный сад за яблоками, а он одному из нас в зад солью выстрелил. Ох, и дурак я тогда был… Аж вспомнить приятно.

Голуби с Пелопоннеса летели каждые две недели, приводя меня в самое благодушное настроение. Нечего оказалось противопоставить тамошним басилеям моему ураганному чувству юмора. В плане торговли они зависели от меня на все сто сорок шесть процентов, а небрежное устранение афинского царька и раздел его земли между беднотой поселили в сердцах отважных воинов панический ужас. Они даже представить себе не могли, что так можно поступать с родовой знатью. В их понимании происходило нечто, сравнимое с извержением вулкана. Ни один царь не победит свой собственный народ. Это шкурой чует любой козопас. Люди, которые рубились под Троей в первых рядах, теряли мужество и отказывались верить в происходящее. Они уходили в запой, понимая, что на ту силу, которую им явили, ответить просто нечем. Впрочем, и отвечать особенно некому, война выбила лучших. И вдобавок к этому не осталось наиболее авторитетных и харизматичных вождей. Старик Нестор умер, Агамемнон умер, Диомед с горсткой верных людей уплыл в Италию, а Менелай сидит в Спарте и не отсвечивает. По слухам, он так и не простил свою жену, а та отвечала ему ледяной ненавистью. Собравшаяся было коалиция, которой объяснили, как пойдут дела в случае мятежа, быстро развалилась. Самый буйный и самый богатый из царей — Фрасимед Несторович Пилосский, оставшись в одиночестве, сделал вид, что ничего не было, и отправил в Энгоми очередной караван с шерстью и маслом. А такие цари, как Комет Аргосский и его отец Сфенел, даже слышать ни о каких восстаниях не хотели. У них же Навплион под боком, и аргосские корабли с керамикой, тканями и оливками во всех видах шли в Энгоми непрерывным потоком. А обратно в Арголиду шел поток серебра, золота, льна, железа, слоновой кости и прочей роскошной ерунды. Так что пробовали бузить только обедневшие аркадяне, не имевшие выхода к морю, да случайно уцелевшие царьки Элиды на крайнем западе, которым покоя не давали земли моего теменоса, где паслись бесчисленные в их понимании стада. Возить масло в мои порты было для них не слишком выгодно, за морской разбой казнили, а красивой жизни хотелось.

— Государь! — в кабинет сунул нос глашатай. — Купец Кулли нижайше просит принять.

— Ну, зови, раз нижайше, — бросил я, отодвигая в сторону гору папирусов, импорт которых для меня становился все более и более затратным. Бумагой заняться нужно. Там же несложно все.

— О великий! Я прах у твоих ног.

Кулли только что вернулся из Вавилона, но сегодня отнюдь не блистал. И вроде одет нарядно, и брошь в тюрбане богатая, а как будто потускнело все. Мой тамкар, курирующий восточное направление, выглядел бледным и понурым.

— Говори, — поторопил его я. — Нас ограбили, что ли?

— Почти, — загробным голосом произнес Кулли. — Я посмел э-э-э… Для пользы казны царственного, конечно… провести с собой купцов из Вавилона, государь… Со мной двенадцать самых уважаемых людей пошли. И повезли свои товары. А царь арамеев пошлину поднял. С двадцатой части до десятой. И чует мое сердце, это еще не конец, величайший. Наглеть пустынная крыса начала, и меня полнейшим дураком перед уважаемыми людьми выставила. Вразумить бы поганца, иначе по миру нас пустит…

— Я правильно понимаю, — настроение мое еще больше повысилось, — что ты решил немножко серебра заработать, а он в твой карман залез?

— Да как вы могли такое подумать, царственный! Собаки нет преданней меня. А эти люди — мои друзья, господин. Какие тут могут быть деньги!

Кулли на секунду отвел глаза в сторону, а потом посмотрел на меня с такой искренней обидой, что я немедленно убедился в своей правоте. Скроить хотел, сволочь тощая. Охрана моя, торговый путь тоже мой, а плата за провоз товара должна была пойти ему на карман. Отличная схема. Интересно, это он сам придумал или научил кто?

— Приведи-ка этих вавилонян ко мне, — сказал я.

— Конечно, господин, — испуганно проглотил слюну Кулли. — Но разве они достойны лицезреть царственного? Они ведь ничтожные купчишки. Они просто пыль перед величием трона…

— Эти почтенные торговцы — твои друзья, — непонимающе посмотрел я на него. — А значит, и мои друзья тоже. Ты что, не рад?

Да-а… Он точно не рад, что серебро перетекает из его карманов в мои. А ведь мысль отличная. Мы будем продавать места в караванах, но дальше Угарита вавилонских купцов не пустим. Там они будут оставлять свои товары, а уже оттуда те поедут с моей наценкой во все концы Великого моря, и в Египет особенно. Но вот как сохранить эту монополию?

— Скоро с арамеями договорятся цари Сидона, Тира, Бейрута, и прочая сволочь, — Кулли словно услышал мои мысли. — И тогда вавилоняне будут обходить наш Угарит и поведут караваны прямо через пустыню. Они пройдут через Тадмор[4] и Дамаск, и попадут сразу в Библ и Шикмону[5], во владения Египта. Так и короче, и быстрее, господин. На ослах этот путь очень тяжел, но долго ли развести верблюдов? Эта скотина на редкость неприхотлива.

— Дамаск, — скривился я. — Опять этот Дамаск!

Нет у меня планов забирать этот город. Уж слишком далеко, сложно и опасно им владеть. Ханаан и Сирия бурлят как котел. С моря идут «живущие на кораблях», хоть и в куда меньшем количестве, чем раньше. Из пустыни выплескивает толпы арамеев. В городах побережья набирают мощь финикийцы, а в Иерихоне окопались евреи, новая сила, молодая и злая. А еще множество племен ханаанеев мертвой хваткой вцепились в свои клочки земли и режутся за них насмерть. Вон, иевусеи так и не отдали пришельцам свой Урушалимум, крошечный пыльный городишко, стоящий в стороне от всех торговых путей[6]. Так что удержать настолько отдаленный оазис, как Дамаск я пока не смогу. У меня просто не хватит на это сил.

Там, на Ближнем Востоке, пересекаются несколько торговых путей. Древнейшая из них — Via Maris, она же египетская Хорова дорога, она же Приморский путь из Ветхого Завета. Дорога эта идет от современного мне Суэца вдоль побережья Средиземного моря до самого Каркемиша и Хаттусы. Газа, будущие Хайфа и Тель-Авив, Тир, Сидон, Бейрут, Хама и Идлиб лишь звенья этой огромной цепи, бесперебойно работавшей столетия, со времен Тутмоса III.

Существовала еще и Via Regia, или Царская дорога. Она-то и ведет в Вавилонию через Пальмиру и Дамаск. Царская дорога пока не функционирует, потому как эти пути перерезаны арамеями, плотно окопавшимися в тех местах, но именно за ней будущее. Нет короче пути из Египта в Вавилон. А это значит, что тот, кто владеет Дамаском, владеет ключом от сейфа, где деньги лежат. По какой-то непонятной мне причине Рамзес считает, что Дамаск принадлежит ему, хотя там египетских солдат нет уже очень давно. И поэтому забирать его самому мне не с руки. Это вызовет дикий скандал и разрушит мои отношения с основным торговым партнером. Вот так-то.

Через пару столетий расцветет Дорога благовоний, а потом и Дорога специй, которые обогатят Йемен, Иерусалим, Мекку и Ясриб, будущую Медину. Впрочем, если наладить постоянное морское сообщение между Египтом и Йеменом, то Аравия не поднимется уже никогда. Ее торговые города не возникнут ввиду абсолютной ненадобности. Там останутся лишь земледельческие оазисы и племена бедуинов, безостановочно воюющие за каждый колодец. Аравия на тысячелетия останется нищей, совершенно беспросветной дырой на окраине мира, и это изменит картину будущего до неузнаваемости.

— Морское сообщение с Красным морем нужно, — пробурчал я. — Ох уж мне этот Египет! Думают, доплыли пару раз до Сомали, привезли жирафа и трех обезьян, и теперь великие мореплаватели. Так это когда было-то? При царице Хатшептсут это было. Вы хотели сюрпризов? Их есть у меня, в виде незамужней как бы родственницы. Только кое-какие дела закончить нужно. А то сюрприз не получится.

Я позвонил в колокольчик, отчего в кабинет вновь просунулась масляная физиономия моего глашатая. Человек нашел себя. Я даже представить раньше не мог, что носиться по дворцу с моими поручениями — это такое необыкновенное счастье. Вот что значит, дворцовый вельможа в пятом поколении. У них не все как у людей. Они обитают под каменными сводами и, по-моему, даже боятся солнца. По крайней мере, этот всегда здесь, и покидает дворец только вместе со мной. И где бы я ни был, он крутится рядом, стремясь погреться в лучах моего внимания.

— Тимофея позови, — бросил я, и тот испарился, словно рассветная дымка. Быстро и без следа.

Наемник явился нескоро. Его притащили с полигона, где он осваивал нелегкую науку войны в пехотном строю. Он и его ватага, которую набрали в Афинах из безземельных ребят, таких же голодных отморозков, как и он сам.

— Государь, — Тимофей по-военному склонил голову и приложил руку к сердцу.

— Твои парни готовы? — спросил я его.

— Уже лучше, — невозмутимо ответил он. — Но пару недель еще нужно. Я и сам много нового узнал, хоть и воюю уже который год. Забавно тут у вас.

— У вас месяц будет точно, — ответил я. — Пойдете в охране с моим тамкаром Кулли. В Эмаре познакомишься с царем арамеев Бар-Набашем. Осмотрись там.

— Понял, — кивнул Тимофей. — Я уже учу их язык и обычаи. Тут есть раб-арамей.

— Для начала пойми, что происходит в этом племени, — продолжил я. — Сколько у Бар-Набаша сыновей, дружны ли они. Есть ли среди них тот, кому не суждено стать царем, но сердце которого жаждет власти.

— У царей пустыни обычно много сыновей, — внимательно посмотрел на меня Тимофей. — Нужно выбрать самого сильного?

— Лучше выбери самого трусливого, слабого и подлого, — усмехнулся я. — Того, кто не удержит власть без моей поддержки. А когда найдешь такого, помоги ему убить отца.

— Хитро, — почесал затылок Тимофей. — Слабого, значит… А его не сожрут? Там народец злой. Волки одни.

— Будем помогать, — развел я руками. — А если сожрут, то и невелика потеря. Это всего лишь время и деньги. Мы все равно договоримся, но сильный царь попросит больше.

— А потом что? — спросил Тимофей.

— А потом тебе нужно пройти вот этим путем, — я поманил его к карте, лежавшей на столе. Ну, как к карте… К рисунку по мотивам моих воспоминаний. Только к этим воспоминаниям добавилось множество того, чего в будущем не было. В Египте главный порт — не Александрия, а Пер-Амон. В мое время это была пыльная деревушка, стоящая в нескольких километрах от моря. На месте Тель-Авива сейчас небольшой городок Яффо, а у Нила не два рукава, а целых семь. И огромная куча проток.

— Ого, — присвистнул Тимофей. — Сколько городов еще можно ограбить! Я и не знал, что мир так велик.

— Это всего лишь его малая часть, поверь, — успокоил я его. — Тут только Восточная половина Великого моря, Ханаан и Вавилония. Ты пойдешь из Эмара назад, а потом повернешь на юг. Алеппо, Идлиб, Хомс, Хама, Дамаск, Иерихон. Люди, которые живут там, могут называть их немного по-другому. Я их знаю под этими именами. Вся дорога от Эмара до Иерихона — месяц пути. Но за сколько пройдешь ее ты, одним богам известно.

— Сложно будет, — нахмурился Тимофей. — Там сейчас горячо.

— Зато и награду получишь такую, что тебе и во сне не снилась, — уверил его я. — У господина диойкета возьмешь подорожную. Точнее, две. Одну на глиняной табличке, вторую на папирусе. Упаси боги тебе их потерять. Без них вам придется тем же путем возвращаться. А с ними ты доберешься до Газы или Библа и оттуда дойдешь на корабле прямо сюда.

— Возвращаться тем же путем не хотелось бы, — хмыкнул Тимофей. — Нам там будут не рады. Если то, что я знаю про Ханаан, правда, то идти придется прямо по трупам.

— Вот и не теряй, — протянул я ему кожаный тубус. — В Иерихоне найдешь человека по имени Иисус Навин. Это имя неверно. Скорее всего, оно звучит как-то вроде Иешуа бин-Нун или похоже. Если он вообще существует, то сейчас именно он главный у племени иври. Передашь ему мое послание, подарки, и останешься с ним на год.

— Что нужно сделать? — внимательно посмотрел на меня Тимофей.

— Нужно немного подпалить хвост царю Египта, — усмехнулся я. — А то он что-то важничает сильно. Ты собьешь с него спесь, а племя иври тебе в этом деле подсобит. Они на редкость злопамятные ребята, и египтян терпеть не могут. Они в свое время оттуда с боем уходили. Иври пасли скот в тех местах, а египтяне их на землю посадили и заставили кирпичи для новой столицы делать. Ну сам представь, какой кочевник такое терпеть будет? Кстати! Не вздумай помереть раньше времени, Тимофей! Ты даже не представить себе не можешь, во сколько мне уже обошелся твой будущий поход.