Гнев Несущего бурю

Глава 19

Год 3 от основания храма. Месяц девятый, Дивонисион, богу виноделия посвященный. Самое его начало.

Славный город Энгоми как будто накрыла злая туча. Люди, лишившиеся защитника, притихли и ходили по улицам, словно тени. Не слышно стало веселого смеха, на рынке торговались вяло, без привычного азарта, а палки тех, кто имел право бить палкой других, заходили по спинам виновных с удвоенной силой. Господа начальники работ, те, кто надзирал за погрузкой в порту, и десятники в легионном лагере срывали зло на подчиненных, не давая безделью и дурным мыслям проникнуть в их головы. Воины и вовсе не вылезали с полигона, до кровавых мух в глазах отрабатывая перестроения и стрельбу. Они только ели, упражнялись и спали. То есть делали ровно то, чем тысячелетняя мудрость предписывает заниматься низшим в моменты неустройства. Нельзя позволить воинам думать. Нельзя! А потому, когда первые биремы, набитые лучниками, оттолкнулись от причала, парни чуть не плакали от счастья. Хоть какое-то дело вместо тоскливого ожидания и свирепых воплей начальства.

Кноссо вышел в море, взяв с собой пятерку кораблей, а остальные остались прикрывать столицу. Ни у кого ни малейших сомнений не оставалось, что случится потом. Именно поэтому купеческие корабли поплыли на Сифнос и в Пафос, чтобы не попасть в ловушку в порту Эноми, а товары начали перевозить наверх, под защиту каменных стен акрополя. Городские укрепления будут возводить еще не один год, а война — вот она! На пороге уже.

Абарис, который готовил город к обороне, даже с лица спал от забот. Он метался по нему, как голодная собака, и даже царевна Лисианасса, которая попробовала что-то сказать невовремя, едва не лишилась сна, взглянув в бешеные глаза собственного мужа.

— Прости, господин мой, у меня еще полотно не готово. Пойду я, — испуганно пискнула она и спешно прикрыла за собой дверь, привалившись к ней спиной. И вовремя, потому что, ударившись о резное кедровое полотно, мелкими брызгами разлетелась расписная чаша из Микен. Серебряной посуды в этом доме больше не осталось. Царевна с тех пор так и сидела в своих покоях, выдавая нагора немыслимые объемы тканей. А легат, которого к вечеру уже ноги не держали, стоял на башне и до боли в глазах всматривался в морскую гладь, словно не доверяя своему же воину, поставленному для наблюдения.

— Паруса вижу, господин, — почтительно сказал воин из молодых и зорких, и Абарис в расстройстве прикусил губу. Он пока ничего не видел.

— Похоже, наши, — сказал воин, но Абарис и сам уже углядел полощущиеся флаги на мачтах. Таких ни у кого не было.

— Три корабля сидонских ведут, — уверенно сказал воин, и Абарис призадумался.

— Корабль если продать — талант серебра… — загнул он пальцы. — Итого три таланта, а если в египетских ценах, то талант золота и двенадцать мин. Груз — зерно, скорее всего. Кораблики небольшие. Значит, везут мешков двести с небольшим, три с половиной тысячи хекатов… Полтора дебена меди за хекат. Пять тысяч двести пятьдесят дебенов меди… Дебен золота на двести пятьдесят дебенов меди… Двадцать один хекат золота. Это без малого четыре мины. Значит всего талант и шестнадцать мин, если корабли продать. А кому их сейчас продашь?

Абарис вдруг застыл на месте, а потом спросил сам у себя.

— Убей меня молния! Это что же, я сейчас сам все это посчитал? Надо наставнику рассказать. Он помрет от радости. Ведь три года со мной мучился. Великие боги! Вот что математика с людьми делает!

И он спустился со стены вниз, перепрыгивая через две ступени, словно мальчишка. Дворцовая стража, глядя на скачущую тушу господина легата, изумлялась неимоверно, но вида не показывала, подумав, что будет, о чем сегодня в трактире рассказать.

— Колесницу мне! — рыкнул Абарис и, когда ее подали, свистнул разбойничьи и помчал в порт. Биремы уже спустили паруса и шли к причалу на веслах.

— Кноссо! — заорал он, увидев тощего, загорелого до черноты критянина, одетого без обычной пышности.

Наварх выглядел довольным, но тень озабоченности залегла на его челе. С борта финикийских корабликов погнали купцов и команду. Один из них, одетый богаче всех, сиял на весь порт подбитым глазом, а правой рукой зажимал кровоточащую культю левого указательного пальца.

— Сиятельный Абарис, — поклонился наварх. — Я тут по-быстрому пленных допросил. Поговорить бы с царственными. Вести нехорошие есть.

— В колесницу садись, — показал ему легат на стоявшую рядом упряжку.

Кассандра сидела в тронном зале, занимая свое законное место верховной жрицы. Малыш Ил восседал на отцовском месте, сохраняя привычную торжественность, а диойкет Акамант почтительно стоял рядом, возвещая царскую волю сидонским купцам, которых нерадостная весть застала в этот момент в порту Энгоми. Десяток бледных мужей переминались с ноги на ногу, в растерянности опустив головы. Они не ждали ничего хорошего от то, что им сейчас скажут. А слепящая роскошь мегарона и вовсе подавила их полностью. Все они тут были впервые.

— Как вы знаете, почтенные, — зычным голосом произнес Акамант. — Ваш царь презрел наше доброе соседство и допустил нападение на корабли уважаемых торговцев из Энгоми и Пилоса. Люди захвачены в плен, за них требуют выкуп, а товар расхищен. Наше законное требование отпустить купцов и их слуг, вернуть товар, выплатить компенсацию и наказать виновных было отвергнуто. А раз так, то согласно всем законам божеским и человеческим наследник Ил, что правит в отсутствие своего отца, объявляет войну Сидону, его землям и его купцам. Пока не будут удовлетворены наши требования, люди Сидона — враги народу Моря. И спаси бессмертные боги ваши жизни и достояние, почтенные.

Купцы стояли насупившись, но диойкет смог их удивить.

— Однако, учитывая, что все вы уважаемые торговцы, не запятнанные никакими преступлениями, наследник Ил дарует вам милость свою. Все вы покинете гавань Энгоми с рассветом. Вы получите охранную грамоту, которая убережет вас на пути в Сидон. На вас нет вины, и государи наши не считают возможным карать невинных за чужое преступление. Однако, если ваши корабли после этого встретятся в море царским биремам, пощады не ждите.

— Спасибо, добрый господин! — радостно загомонили купцы, не ожидавшие такого исхода. — А может нам из порта Сидона корабли стоит подальше убрать?

— Возможно, — милостиво кивнул Акамант. — Мы не можем обещать, что Сидон будет в безопасности. Но обещаем, что не станем нападать на тех государей, что соблюдают законы добрососедства.

— Спасибо, добрый господин, — безостановочно кланялись купцы. — Всех богов за вас молить будем. И за государей Энея и Ила тоже. Пусть Баал-Хадад укрепит руку их.

Купцы вышли, а Кассандра встала со своего места и вышла из зала. Стоявшие в углу Абарис и Кноссо отчаянно подавали ей знаки, что нужно бы переговорить. И, судя по их лицам, они принесли не те вести, которыми можно похвалиться. Она показала им в сторону покоев, где собирался обычно Царский совет.

— Что у вас? — спросила Креуса у наварха, который, хоть и достиг высших чинов, оставался горяч, как мальчишка. А уж долго сидеть на одном месте он и вовсе не мог, все время порываясь куда-то бежать.

— Царь Эшмуназар флот собирает, — хмуро ответил Кноссо.

— И что? — подняла бровь Кассандра. — Он и должен его собирать. Кораблей у него примерно столько же. Ты сказал, что они тебе на один зуб.

— Его корабли — да, госпожа, — склонил голову Кноссо. — Но он призвал на помощь царей царей Библа, Тира и южного Ханаана. Вся эта мелочь: Яффо, Ашдод, Бирута… Они нас тоже не очень любят.

— Что нужно сделать? — Креуса не стала ходить вокруг да около.

— Напасть на них в тот момент, когда они соберутся в бухте Сидона, — ответил Кноссо. — Другого выхода нет. Их будет втрое больше, а то и вчетверо. Если мы этого не сделаем, то увидим их у стен Энгоми.

— Сколько мы потеряем? — спросила ванасса.

— Многих, госпожа, — не стал кривить душой Кноссо. — И по большей части потеряем пехоту. Мы можем победить, если нападем неожиданно, но ни того войска, что было, ни кораблей у нас уже не останется.

— Что же мы будем делать? — старась сохранить самообладание, спросила Креуса, обведя взглядом соратников мужа.

— Биться, — спокойно ответил Абарис. — А там как боги рассудят.

— Биться, — кивнул Кноссо.

— Я бы попытался еще раз договориться с царем Библа, — пожевал губами Акамант, — но мы уже посылали туда посольство и предложили ему лучшие цены на медь. Взамен он должен был остаться в стороне. К царю Тира мы посылали тоже. Видимо, он решил, что если нас не будет, то они и так получат лучшие условия. Беда-а…

— Что же, договариваться мы уже пробовали. Значит, будем воевать, — решительно ответила Креуса, — но не так, как всегда. План Б. Наш господин говорит, что всегда должен быть план Б.

— А он у нас есть? — непонимающе посмотрел на нее Кноссо.

— Немного сыроват, но есть, — поморщилась ванасса. — Господин не спешил с ним, но он оставил мне кое-какие распоряжения на случай своей смерти. Он говорил, что действие всегда равно противодействию. А раз так, то не стоит в начале игры ходить с козырей. Ты же играешь в карты, Кноссо?

— Играю, госпожа, — кивнул наварх. — И я молю богов, чтобы ваш козырь оказался таким, чтобы перебить целую колоду, которую собрал царь Эшмуназар.

— Мы встретим их здесь, — спокойно ответила Креуса. — Всех сразу. И здесь же они останутся. Я не позволю погубить войско, которое создал мой муж. Я уже послала во Фракию. Царевич Элим должен привести конницу. Когорты из Трои и Угарита тоже пришли. Теперь осталось разобраться с распоряжением нашего господина. Там без него все идет непросто.

— Я займусь этим, — встала из-за стола Кассандра. — А ты, Кноссо, пока можешь и дальше пахать морские волны. Но у нас будет условие. Ты не уходишь из порта больше, чем на пять дней. И ты не теряешь ни одного корабля. Никакая добыча не заменит нам сейчас биремы с обученными людьми.

Кассандра вышла из покоев и направилась к выходу, туда, где ее уже ждала чудная повозка на четырех колесах с крышей из полотна. Тащили ее две смирных кобылки, и пока такая телега во дворце была всего одна. Кассандра с сестрой использовали ее, когда нужно было уехать за город. Такой длинный путь тяжел даже для самых крепких носильщиков, ведь верховная жрица поедет к храму Немезиды Наказующей. Там, за высоким забором, господин творил какое-то колдовство. А точнее, его творил парфюмер из Вавилона, который поставлял во дворец ароматы и притирания. И надо сказать, мастером он оказался отменным. Только не это сейчас стране нужно. Кассандра имела очень смутное представление, что именно должно будет получиться у носатого вавилонянина, но то, что искомый результат — это не пьяное тело, разметавшееся на полу и испускающее носом затейливые рулады, она знала точно.

Она брезгливо осмотрела небольшую комнатушку, залитую тяжелым смрадом, а потом взяла странный брусок, который, в отличие от всего остального, пахнул очень приятно.

Мыло, — поняла Кассандра. — Это про него государь говорил. Проверим сегодня. Она обошла вольготно раскинувшееся тело, взяла стоявший на столе кубок и понюхала остатки его содержимого.

— Фу, дрянь какая! — она поставила кубок на место. — Он что, это пил? Вот ведь дурак!

Медный котел, от которого отходила витая медная трубка, был изрядно закопчен. Но вместо нефти, которую должен был перегонять мастер, Кассандра обнаружила два кувшина из-под вина. Вавилонянин зачем-то перегонял именно его, хотя зачем он это делал, для царевны так и осталось тайной, покрытой мраком. Сделать из хорошего вина чудовищное пойло… У нее в голове это не укладывалось.

— Ладно, — горестно вздохнула она. — Братец сказал, что это подобие человека должно какую-то зажигательную смесь создать. Господина нет, а он без хозяйского глаза вон чего устроил. Вот ведь скотина!

Она повернулась к охранникам-кобанцам, которые тоже принюхивались, раздувая горбатые носы, но того омерзения, что чувствовала к этому запаху верховная жрица, они явно не испытывали. Совсем напротив, их лица выражали крайнюю степень заинтересованности.

— Грузите его, парни!

Син-аххе-эриба очнулся от того, что кто-то влепил ему хорошую затрещину. Прямо в тот момент, когда он почти догнал обнаженную прелестницу, убегавшую от него в заросли тростника. Бабенка была чудо как хороша, но пришлось проснуться. Вот ведь подлость какая!

— А! Что! Где я?

Очумевший парфюмер обнаружил себя сидящим на каменном языке, вдающемся в море на три десятка шагов. Из воды торчали каменные стенки, огораживающие ее так, как крестьянин огораживает свое поле от набега оленьего стада. Зачем бы это понадобилось самой госпоже, парфюмер не понимал, но она сидела в трех шагах от него и бросала в море рыбешек, которых доставала из ведра. Син-аххе-эриба посмотрел на морскую гладь, кишевшую перед ней, и обомлел. Жуткие твари, похожие на змей, тянули головы из воды, жадно хватая игольными зубами то, что бросала им верховная жрица Богини. Мерзкое переплетение гибких тел вызвало у вавилонянина настоящий ужас, но он смотрел на бурлящую воду, не смея отвести глаз. Отвратительное зрелище прочно притягивало к себе взгляд[25].

— Я, когда в Трое жила, — сказала вдруг царевна Кассандра, — и не знала, что мурены такие милые. Я их только на базаре видела у рыбаков, мертвыми уже. Мясо у них не очень, его уметь нужно готовить. Но я никому моих рыбок готовить не позволю. Я забочусь о них. Их с помощью кувшинов ловят, а потом мне продают. У меня их тут уже штук двадцать. Им тут хорошо.

— Да, госпожа, — с тупым недоумением смотрел на нее парфюмер. Голова его раскалывалась на куски от постоянно пульсирующей боли. Но он нашел в себе силы и добавил. — Они очень милые, госпожа.

— А ты знаешь, как они живут в море? — Кассандра повернула у нему голову. — Мне одна женщина рассказала. Она губок ловит на продажу. Так вот, мурена сидит в какой-нибудь норе и ждет, когда мимо нее проплывет рыба. Она делает один бросок, всего один. Но зато точный и смертоносный. У них зубы какие! Видел? А еще, говорят, что если мурена укусит, то это место гнить начинает, а человека лихорадка бьет несколько дней. Наверное, если укусов много будет, то и помереть можно. Вот у той рыбачки, что губок ловит, вся рука в шрамах. Мурена укусила ее.

Кассандра равнодушно отвернулась от вавилонянина и бросила в море еще одну рыбку, которая тут же исчезла в бурном месиве змеиных тел. Син-аххе-эриба начал мелко-мелко дрожать, сам не понимая почему. Ему просто страшно стало. Про госпожу разные слухи в городе ходили…

— Ты нашему господину что обещал сделать? — спросила Кассанда.

— Мыло обещал, — с готовностью произнес мастер. — И я его сделал, госпожа! Такого ни у одного лабанту нет. Нигде нет, даже в Вавилоне! Э-эх! Если бы я там был, то богаче царя стал бы.

— Не стал бы, — презрительно посмотрела на него Кассандра. — Ты игрок и пьяница. Кстати, ты зачем вино перегнал, дурак?

— Господин как-то обмолвился, что так можно, — потупился парфюмер. — Но он еще что-то про большие дубовые горшки говорил, но этого я уже не понял. Ну, взял вот и попробовал, вино-то… Забористая штука получилась.

— Что тебе поручил наш господин? — терпеливо спросила Кассандра.

— Нефть перегонять, — прошептал парфюмер и повесил голову. — Но, госпожа… Вы не понимаете! Этому аламбику цены нет. Тот, кто его сделал, благословлен богом Набу! Если его нефтью измарать, то ни ароматов, ни крепкого вина не будет больше! Ой! Я что, это вслух сказал?

Парфюмер отчаянно покраснел, но взглянув на верховную жрицу, сменил багровый цвет физиономии на синевато-белый. Что-то он там очень скверное увидел…

— Ты хорошо моих рыбок рассмотрел? — ласково спросила его госпожа, и он с готовностью закивал.

— А вот мне кажется, что ты их рассмотрел плохо, — скучающим голосом сказала она. — Сосруко, покажите ему рыбок.

Крепкие руки схватили мастера Син-аххе-эриба и окунули его воду, отчего у лабанту чуть сердце не остановилось. Его не укусили, и даже сколький рыбий бок не успел коснуться его кожи, как он снова сидел у ног госпожи, вереща тонким заячьим голосом.

— Когда ты сделаешь то, что приказал господин? — Кассандра смотрела на него немигающим змеиным взглядом. — Ты уже давно ешь его хлеб, презренный раб.

— Месяц! — прорыдал парфюмер. — Клянусь, за месяц сделаю.

В этот раз он даже не успел понять, как его голова снова оказалась в воде. Видимо, стража, состоящая из звероподобных чужаков, понимала даже легкое движение брови своей госпожи. Подержали мастера в воде немного подольше, чем в прошлый раз, отчего он, ощутив щекой прикосновение холодного змеиного тела, слегка сомлел.

— Неделя, — прошептал он, когда вновь получил ласковую пощечину.

— Три дня! — заверещал он, но обостренным чувством самосохранения понял, что и этот срок чересчур велик.

— Завтра! Завтра к вечеру! Быстрее никак!

— Ну вот, — удовлетворенно посмотрела на него Кассандра. — Вот ты и начал понимать, как надо служить государю. Наш господин был слишком добр с тобой, раб. Послезавтра утром я снова приеду. И помилуй тебя Великая мать, если ты не дашь мне того, что нужно. Я пока не буду кормить своих рыбок.

— Я все сделаю! Все сделаю, госпожа! — белыми от ужаса губами шептал парфюмер. — Богом Набу клянусь!

— Сосруко, — повернулась Кассандра к командиру охраны. — Я пока чаю с плюшками попью, а вы мне плотников привезите. Ну, тех, которые большие луки для кораблей делают. Они тоже моих рыбок еще не видели.

Она встала и пошла к столу, который накрыли для нее прямо на берегу. На нем уже исходил жаром медный самовар, и стояло блюдо с пышными булочками. Теми самыми, куда она обычно добавляла тертые финики из египетского Таниса. Правда, сегодня Кассандра решилась на отчаянно смелый эксперимент. Эта партия выпечки была пирожками с начинкой из вареных в меду груш. Кассандра искренне полагала, что у этого рецепта большое будущее. Бабье Энгоми просто умрет от зависти.