Жажда справедливости. Избранный

Глава XVIII ЖАЖДА

—Наташка, вставай,— шепотом сказала Аня и потрясла подругу за плечо.

—Да?— сонно ответила не желавшая подниматься девушка.

—Вставай же!

—Который час?

—Около десяти.

Наташа потянулась, зевнула и тут же спряталась под одеяло, сказав:

—Ты с ума сошла! Дай мне поспать.

—Я твоего благоверного утром видела,— произнесла Аня, усаживаясь рядом с подругой на кровати.

—Витальку?— послышалось из-под одеяла.

—Ну, если у тебя есть другой благоверный.— Улыбнулась Аня.

—И что Виталька?..— Сон, как рукой, сняло, Наташа села, теплее укутавшись одеялом.

—Ты знаешь, как его отец выглядит?— спросила Аня, еще больше заинтриговывая подругу.

—А…— Наташа запнулась,— нет. Да, вроде бы, с его отцом лет пять назад несчастный случай произошел. Он умер. А зачем тебе?

—Я, как всегда, немножко побегала утром. Ну и видела их вдвоем.

—Витальку и...— начала Наташа. Аня продолжила:

—И какого-то типа. Весь седой, глаза черные, с тростью. Лет на пятьдесят потянет. Они вышли из метро и направились вверх по Победе в сторону «Безымянки».

—Ну и что? Может он— его знакомый.— Наташа, естественно, не нашла здесь никакого криминала.

—Я шла за ними и слышала, как Виталька несколько раз назвал этого знакомого отцом. Говорил с ним на «вы».

Наташа задумалась. «Как же это? Он же сказал, что отца у него нет. Он погиб. Выходит— он лгал. Но зачем? Какая тут выгода?»

—И это всё?— спросила она, немного погодя.

—Если бы. К ним присоединился позже странный тип с бородой. Противный, как клещ. Скрипел, как ржавая петля. Говорил о каком-то осле.

Наташа удивленно посмотрела на подругу.

—Осле? Ты не ослышалась?

—Бородатый сказал, что только пепел от этого осла остался,— произнесла Аня, прекрасно зная, какое впечатление произведет на подругу сказанное.

А у той в голове всё перевернулось вверх дном. Она произнесла запинаясь:

—Но… ты… тебе не показалось? Как же они тебя не заметили?

—Нет, не показалось, И не заметили. Только этот седой сказал потом Витальке, чтобы он поскорее встретился…

—С кем?

—Не знаю. Не услышала я; бородатый стал вертеть головой, и мне пришлось повернуть назад.

—И это всё?— спросила Наташа, переваривая услышанное.

—Ну да.

—Я уверена— Виталька сам мне все объяснит.— Девушку всё же встревожили слова подруги, да, к тому же, много странного было в них. Совершенно непонятно, как Серебряков связан с этими двумя, и зачем он называет отцом человека, отцом ему не являющимся. Причем здесь осел? Бред какой-то. Но ведь вот оно— есть. Аня просто так никогда не придумывала. Да и незачем. Она сама посоветовала сблизиться с Виталием. Уж много здесь непонятного. «Ладно, сам объяснит».— С этой мыслью Наташа встала с постели.

—Ты была в душе?— спросила она Аню.

—Нет, пойдем вместе.

Наташа надела халат, взяла полотенце и обе подруги вышли из комнаты.

Козлов сидел за столом, уплетал жареный картофель, запивая его молоком и поминутно вытирая усы и бороду салфеткой. Напротив него сидела Вельда. Она приканчивала сочный бифштекс. Во главе стола в глубоком кресле восседал Леонард. Он курил сигару и думал о чем-то своем.

—Сир,— обратился к нему Козлов,— я хочу вам сказать одну вещь.

—Ну?— Сатана выпустил изо рта дым.

Козлов выпил из стакана остатки молока, вытер поросль на лице. Только потом сказал:

—Анна Викторовна следовала за нами, когда мы ходили к Ивану.

—Так что же?— равнодушно спросил Леонард.

—Она— подруга госпожи Торцовой. И сейчас она рассказывает всё то, что слышала.

—Что ты предлагаешь?

—Надобно сказать Виталию сие.— Козлов почесал бороду.

Леонард поднял левую бровь, посмотрел пристально на Ипполита и произнес:

—Не надобно. Занимайся своим делом, а мой сын сам разберется, что к чему. Всю ту ересь, что она услышала, она уже рассказала подруге. Сильно сомневаюсь, что та хоть что-то поняла из сказанного.

Тут вступила в разговор Вельда:

—Я думаю, что господин Серебряков всё объяснит своей девушке, когда сочтет необходимым. Если он до сих пор этого не сделал, значит на то у него имеются свои причины.

Из воздуха появился Виконт. Он сразу бухнулся в кресло напротив Леонарда.

—Ну?— спросил тот де ла Вурда.— Где Резцов?

—Где, где, у врача. Ему срочно понадобилось успокоиться. Он видел бородача, появляющегося из воздуха? А? Как вам это нравится? Из воздуха! Совсем спятил.— Потом повернулся к Козлову: —Ипполит, ты появлялся из воздуха?

—Нет,— ответил тот,— ему явно все приснилось. Как я могу из воздуха появляться? Что-то невозможное! Нет, с беднягою вероятно происходит нечто неладное.

Сидевший на ветви пятисвечия попугай открыл правый глаз и гаркнул:

—Довольно паясничать, Ипполит, ты кого хочешь с ума сведешь. У бедного патологоанатома едва чердак не поехал, когда он тебя увидел.

—Как же,— рассмеялся неестественно Ипполит,— он у него, верно, съехал конкретно.

—И давно,— добавила Вельда.— Копаться целыми днями в трупах— ведь это же кошмар! Кругом кровь! Быр-р-р. Даже дрожь берет. Нет, не могу даже думать. Право же, живые весьма ужасные создания. Ковыряться в себе подобных!

—Ладно, фон Шварц, не прибедняйся,— затрещал вновь попугай,— у шофера что, в жилах куриный бульон тек или молоко третьей группы с отрицательным резус-фактором?

—Хватит,— оборвал всех Леонард, вновь обращаясь к Виконту: —Где Осиел?

—В руках господ экспертов. Они тоже с ума сходят. Видите ли, сгорел труп с простыней, а никаких следов ни на столе, ни в холодильнике нет. Даже налета гари. Как будто просто истлел и всё. У них, явно, фантазии не хватает.— Сказав это, Виконт оглядел стол и обратился к Вельде: —Я бы тоже от бифштекса не отказался. И винца налей, пожалуйста.

—Пожалуйста,— произнесла Вельда, отправляясь на кухню.

Вновь заговорил Леонард:

—Ты был у погибшего вчера от инфаркта?

—Да, сир. Родственники удивились, узнав, что на сберегательной книжке его оказалось свыше пяти тысяч долларов.

—Откуда они?— спросил опять Сатана.

Виконт замялся:

—Ну… Как бы это объяснить. Короче, один директор одного завода тоже сильно был удивлен, когда обнаружил, что со счета у него пропала выше названная сумма. Сии деньги он добыл при помощи зарплаты рабочих своего предприятия. Прокрутил в банке деньги, пока рабочие сидели без довольствия.

—Экая сволочь!— вставил Козлов, жуя шоколад.

—И я то же говорю,— согласился де ла Вурд,— первостатейный прохиндей!

Леонард отхлебнул вина, затянулся сигарой, спросил:

—И чем же это кончилось?

—А особо ничем. Я парочке следователей нашептал на ушко, чтобы они прозондировали этого мошенника. Хе-хе! Уголовное дело завели. Ясное дело— ему крышка. В тюрьме не очень-то заработаешь. Но еда халявная, пусть даже и баланда.

Вошла Вельда. Она несла на подносе бокал вина и бифштекс на золотой тарелке. Виконт принялся за еду. А Леонард произнес:

—Спасибо, Виконт. Ты потрудился, как всегда, хорошо.

—Рад стараться, монсеньор?— ответил тот.

Попугай на канделябре зевнул. Взмахнув крыльями, размял кости.

—Много голов полетит в погрязшем в грехе городе,— сделал вывод он.

Из зеркала вышел Гебриел. Раздался легкий звенящий звук.

—А вы, дорогой мой,— обратился к нему Леонард,— чем нас порадуете?

—Ну, я бы сказал, почти ничем. Одно дельце, хотя, я всё же сделал. На Московском шоссе произошел несчастный случай. Человека переехал работник ГАИ.

—Но,— начал Козлов,— это было три дня назад. И, насколько мне известно, ничем не закончилось. Не было свидетелей.

Гебриел усмехнулся:

—Не было, говоришь? Я есть тот свидетель. Семенцов сильно удивился, когда прокуратура предоставила доказательство в виде видеокассеты. Бедняга загремит на всю катушку.

Леонард налил себе из покрытой плесенью бутылки вина. Затянулся сигарой. К потолку поднялось сизое облако дыма. Потом Сатана спросил:

—И кто же операторствовал?

—А ваш покорный слуга,— ответил кланяясь Гебриел.

Виконт, поглощавший свой бифштекс, прокомментировал:

—Это весьма деликатное дело, барон. Гаишник, проехавший на красный свет,— плохой гаишник.

—А ежели он еще и задавил при этом человека,— вступил в разговор Цезарь,— то такому гаишнику я бы не доверил даже мыть мою машину.

—Да у тебя и машины-то нет,— прервала попугая Вельда.

—Если б была, не доверил бы ни за какие коврижки,— сказал он.

Зазвенел дверной звонок. Вельда пошла открывать. Секунду спустя, из прихожей послышался ее голос:

—Входите, господин.

Потом голос Виталия:

—Добрый день, Вельда. Отец дома?

—Да,— ответила та.

Она помогла снять куртку Серебрякову. Виталий прошел в зал.

—Господин барон, желаю здравствовать,— обратился он к Гебриелу.

—День добрый,— сказал тот.

—Приятного аппетита, господа,— вновь сказал Виталий.

Виконт оторвался от останков бифштекса со словами:

—Благодарю вас, синьор.

—Сын,— сказал Леонард,— присоединяйся к нашей скромной трапезе. Вельда, еще бифштекс!

—Нет, отец, я завтракал,— отказался Виталий.— Мне бы надо с вами поговорить.

—Оставьте нас вдвоем,— приказал своей команде Леонард, и те растворились в воздухе. Все, кроме попугая.

—А тебя что, это не касается?— спросил Сатана птицу.

—Ну что понимает глупый Цезарь?— прикинулся идиотом попугай.

—Убирайся,— повторил его хозяин. Цезарь пропал. Потом Леонард обратился к Виталию: —Я тебя слушаю.

—Вот, ешь,— говорила Аня, протягивая на маленькой ложечке йогурт Наташе,— тебе надо поправляться. Вон, какая худая.

—Ты что, так и будешь меня из ложечки кормить? Я и сама в состоянии о себе позаботиться,— отвечала ее подруга.

Аня улыбнулась. Произнесла с усмешкой:

—Хорошо ты о себе заботишься! Пока я не уговорила тебя заняться Виталькой, ты сама не додумалась. Бедняга! Сколько он мучался. Какие стихи тебе писал! Я бы и за половину этого пала к нему в объятия.

—Только попробуй.— Шутливо погрозила пальцем подруге Наташа.

Девушки опустошили маленькую баночку йогурта. Наташа стала собираться.

—Госпожа Торцова, вы куда?— встрепенулась Аня.— Не к Витальке ли?

—Ну да. Сделаю ему маленький сюрприз.

На лицо Анны набежала тень. Девушка произнесла озабоченно:

—Не гоже девушке бегать за парнем. А то он о себе, бог знает, что возомнит.

Подруга ее усмехнулась:

—Ну да. Сейчас! Ты еще начни мораль мне читать. Он теперь мой, и я его не выпущу ни за что.

Девушка обулась и махнула подруге ручкой в перчатке со словами:

—Пока. Не скучай здесь без меня.— Она вышла и захлопнула за собой дверь.

—Сумасшедшая,— только и сказала Аня.

—Я понял тебя, сын,— сказал Леонард Виталию.— Но здесь тебе ничего не могу посоветовать. Ты должен сам понять, хочешь ли ты этого или нет. Я когда-то сильно обжегся на этом. Освальд погиб из-за меня. До сих пор я не могу простить себе его смерти. Но я спокоен за тебя. Ты не подведешь, ты не предашь, не отвернешься, не отвергнешь то, что однажды принял и не единожды в чем поклялся.

—Вы на самом деле стали мне отцом,— ответил Серебряков.— Мне теперь кажется, что не будь вас, и вся моя жизнь полетела бы к черту.

—Нет, нет, не полетела бы. Всё изначально предопределено. Наша же с тобой встреча— тем более. А то, что ты стал мне сыном— уже мое желание. Я скоро оставлю этот мир, и ты здесь заменишь меня.

Виталий испугался:

—Отец, неужели вы оставите меня? Я останусь один? Как же так!

Леонард отпил из фужера вина и ответил:

—Нет, один ты уже не останешься. У тебя есть Наташа. Она тебя не оставит. Еще у тебя есть наследство. Не забывай, что ты Избранный. Ты наделен нечеловеческой силой. И я, твой отец, всегда буду помнить о тебе, как и ты— обо мне. Ты не один— истина всегда с тобой.

Виталий чуть ли не плакал от нахлынувших чувств. Он был одарен любовью одного из самых могущественных и самого презираемого миром существа. Сатана не был тем чудовищем, коим его изображала церковь. Так называемый «лукавый» имел великолепную внешность. И, что бы там ни говорили, Дьявола не радовали страдания окружающего мира,— наоборот,— он, как мог, старался избавить мир от них. И он не молился, прося Бога о чем-либо. Сатана избавлял мир от скверны, заставляя страдать тех, кто заслужил страдания. Тех, кто причиняют страдания созданиям менее сильным и обойденным провидением. Дьявол пытался играть роль судьи, понимая, что мольбы обездоленных и обделенных судьбой доходят до Бога не чаще, чем тот посылает своего сына на землю. Ведь Бог не способен на возмездие; представляя собой совокупность прекрасного и чистого, он способен только на любовь.

—И, вот еще что,— добавил Леонард,— запомни: не нужно страшиться истины, ибо только истина есть путь вверх.

—Я понял, отец. Мне придется сказать всё. Я не должен ей лгать.

—Расскажи. Но ты, собственно, не лгал, ты просто промолчал. Расскажи,— Леонард встал, потянулся к бутылке, налил себе полфужера.— Она поймет, я уверен. Правда, хочу тебе сделать одно замечание: ты слишком осторожен в амурных делах. Смелость ценится женским контингентом весьма высоко. Хотя и флегматичность не менее ценима. Парадокс!

Виталий тоже поднялся.

—Постараюсь, отец, немного измениться. Тогда я пошел.

—Смотри— не переусердствуй.— С улыбкой произнес Леонард.— Иди. Если ты мне понадобишься, я позову. А пока иди, встречай свою девушку. Она направляется к тебе.

Виталий остолбенел.

—Право же, я никак не могу привыкнуть к вашему всеведению.

Леонард усмехнулся, отхлебнул вина и сказал:

—Ну, я отвечу строкой из «Фауста»: «Я знаю многое, хоть не всеведущ я[15]». И не только я не всеведущ, а сам Создатель не знает всего, ибо отпрыски его— суть создания свободные; кто знает, что им в данный момент может взбрести в голову?

—Вот уж этого-то я не знал,— сообщил Серебряков.— Всего хорошего, отец.

—До свидания. Вельда проводит тебя.

В прихожей появилась из воздуха Вельда. Она уже держала куртку Виталия. Серебряков оделся и, выйдя на улицу, взял курс в сторону метро «Гагаринская».

Наташа вышла из метро, быстрым шагом направилась в сторону улицы Мяги. Виталий шел поодаль от нее, не решаясь подойти. Он не знал, чем объяснить свое здесь присутствие. «Что же, в самом деле?— мысленно воскликнул он.— Мало ли что я могу тут делать?». Он подошел поближе и негромко позвал:

—Наташа.

Девушка обернулась. Неподдельная радость отразилась на ее лице.

—Приветик,— сказала она,— ты как здесь оказался?

—Ну,— начал Серебряков и взял руку девушки,— я вообще-то знал, что ты идешь ко мне.

—Знал? Как ты мог знать?

Они шли, держась за руки.

—Мне отец сказал.

Наташа остановилась.

—Подожди,— произнесла она, всматриваясь в глаза Серебрякова.— Твой отец погиб несколько лет назад?

—Ну да, конечно. Но… Пошли ко мне, я всё объясню.

—А сейчас не можешь?

—Холодно, да и народу полно. Идем.

И они направились вверх по улице.

Пока они шли, Виталия обуревали разные мысли. Хорошие и плохие. То он считал себя самым счастливым человеком на свете, то боялся, что из-за своего дара он может потерять Наташу. «А если она меня бросит?— думал он.— Если испугается меня? За каким дьяволом тогда, спрашивается, мне нужен этот свет? Она единственная приняла меня таким, каков я есть… Хотя нет, пока не приняла». Такие вот безрадостные мысли мучили героя. Пока он думал, по рассеянности или еще по каким-либо причинам выпустил руку девушки из своей. Наташа и впрямь испугалась. Щеки, которые всегда покрывал яркий румянец, побледнели. Виталий не заметил ничего, ибо был занят мыслями о том, как он преподнесет девушке шокирующую новость. Потом она сама взяла Виталия за руку, но и этого он не заметил, что испугало его любимую еще больше, и остаток пути прошел в молчании; каждый думал о своем.

«Всё, что угодно!— мысленно воскликнула девушка,— делать всё, что угодно, но не дать ему меня оставить!»

Если б хоть один из них попытался рассказать другому о своих опасениях, дело бы сразу же и разрешилось. Но влюбленные таковы; они боятся, что может произойти самое худшее, предпочитая жить в неведении, нежели узнать правду.

—Проходи,— сказал Виталий, приглашая подругу. Он захлопнул за нею дверь, помог снять куртку. Когда он собирался что-то сказать, Наташа притянула его за отвороты пиджака и поцеловала. Он обнял ее, но потом отстранил со словами:

—Подожди. Может после того, что сейчас услышишь, ты не захочешь даже и думать обо мне.

Наташа уставилась на него, явно шокированная.

—Ты преступил закон?

Виталий усмехнулся:

—Нет. И закона-то такого нет.

—Тогда что же? Может у тебя есть кто-то еще? Или ты...— Девушка замолчала. После завершила с грустью в голосе: —Или ты передумал? Говори, я пойму. Не беспокойся. Тебя я не стану винить. Я же сама напросилась…

—Можешь помолчать минуту?— спросил Серебряков как можно мягче.

—Могу… А может ты связался с какой-нибудь сектой? Или с мафией, с нечистой силой? Или…

—Да,— сказал Виталий.

—Что да? С сектой?— Девушка спросила, но сама боялась ответа, в тайне надеявшись, что всё не так страшно, как она себе вообразила.

—Не с сектой; у меня еще все дома. С нечистой силой.— Виталий сказал это, как можно убедительнее, но он понимал,— в любом случае Наташа его не поймет или поймет не сразу.

Наташа быстро прошла в зал. Виталий проследовал за ней. Возле стола она остановилась.

—Нет, подожди…— Девушка протянула правую руку ладонью к Серебрякову, как бы запрещая ему говорить. Она собиралась с мыслями. Наконец произнесла: —Я тебя не понимаю.

—А чего тут понимать.— Виталий решил продемонстрировать ей свои паранормальные способности.— Ты сейчас убедишься, что это правда.

Он скинул пиджак, бросил его в кресло.

—Так ведь это же всё сказки. Черт, Дьявол, Сатана, демоны,— их не бывает,— Наташа это произнесла не совсем уверенно, сбиваемая с толку словами Серебрякова.

Виталий протянул левую ладонь девушке, сказав:

—Ну а это, как ты назовешь?

На ладони возник огонь. Наташа, испугавшись, отпрянула. Но Виталий накрыл его правою рукой. После показал обе ладони— они были чистыми, даже следов пламени не осталось.

—А теперь,— произнес он эффектно,— смотри.

Воздух над правой ладонью засветился голубым неоновым светом. Свет стал густеть, превращаясь в клубок, вокруг которого заискрились электрические разряды. Они сетью опутали клубок, который спустя мгновение шумно лопнул, разметав разноцветные брызги во все стороны. Но и от этого следов тоже не осталось. А потом Наташа услышала настоящий звон монет. Над ладонью Виталия в воздухе одна за другой появлялись монеты из желтого металла. Они ослепительно блестели. Монеты падали на ладонь, ударяясь друг о друга, звеня, разлетались в стороны. Но не долетали до пола, растворяясь в воздухе так же, как и появились.

Сказать, что девушка была удивлена,— значит не сказать ничего; Наташа находилась в шоке. В голове проносились мысли совершенно противоречивые. Думалось, что все это— бред, что она спит, что Виталий показывает фокусы, что это невозможно. Медленно Наташа опустилась на стул возле стола и наблюдала за Серебряковым широко раскрытыми глазами.

А Виталий ко всей картине добавил еще один штрих: рядом с собою он мысленно представил светящееся желтым светом торнадо. И оно впрямь закружилось подле него. Потом «волшебник» взмахом руки подтянул торнадо к себе. И, наконец, золотой вихрь окутал Серебрякова с головы до пят. Все это происходило в тишине, нарушаемой звуками электрических разрядов, исходящих от торнадо. Виталий совсем скрылся за желтыми брызгами. Наташа услышала звенящий звук и увидела пропавшего Серебрякова, вернее, только силуэт тела. Желтый свет, как вода, стекал и струился по телу парня, шипя и искрясь, на пол. Виталий щелкнул пальцами, и всё исчезло. Серебряков стоял, как будто ничего не было.

—Ну как?— улыбаясь спросил Виталий,— теперь ты веришь?

Девушка вряд ли могла сейчас говорить. Она только кивнула, все еще находясь в шоке от увиденного. Виталий подошел к возлюбленной. Он опустился на колени и положил голову на руки Наташи.

—Наташка, я испугал тебя?

—Не совсем. Я… Это были фокусы?

Виталий поднял голову, посмотрел в глаза девушки.

—Нет, не фокусы. Ты всё видела же сама. Разве могут быть такие фокусы? Искры на самом деле существовали, и пожелай я— загорелись бы шторы на окнах, буфет, стулья…

Серебряков поднялся, сел на диван.

—Подобные фокусы мне передали по наследству,— сказал он.— А я— наследник Люцифера, его сын.

Раскрыв от удивления широко глаза, Наташа не нашла, что и сказать. А Виталий продолжал:

—Ты можешь говорить все, что угодно, но скоро сама убедишься,— я говорю правду. Я тебя с ним познакомлю. Он весьма интересен. У него есть трое слуг. Очень забавная компания. Я их знаю меньше недели, а кажется, что несколько лет. Тебе они тоже понравятся.

Девушка, наконец, пришла в себя.

—Извини,— сказал Виталий,— я знал, что это на тебя так подействует. Но ты должна знать правду. Я— сын Сатаны. Теперь ответь мне— ты согласна быть моей девушкой?

Она тихо сказала:

—Я своих слов обратно не беру. Я люблю тебя. Если бы ты был самым отъявленным негодяем, я бы и тогда любила тебя?

Она подошла к Виталию, опустилась рядом с ним на диван, и спросила:

—А кто такой осел?

Виталий понял, о чем она говорит. Теперь пришла очередь удивляться ему. «Она где-то слышала. А, Анька! Вот почему мне утром показалось, что уж очень знакома походка уходящей к метро. Любительница новостей! Как она могла не рассказать такую новость?!»

—Не осел,— ответил он,— а Осиел. Ангел, брат Леонарда. Его вчера отправил на тот свет один сердобольный человек.

—Ангел?— переспросила девушка,— значит и они существуют? Так это правда?

—Не совсем. Осиел, скорее,— земное воплощение Хаоса. Он появился ниоткуда. Леонард,— мой отец,— много тысяч лет назад создал нечто, что может создавать бесчисленное множество объектов, существ, миров и вселенных. Это Хаос. Но он разрушительно действует на уже созданное…

—Подожди,— остановила девушка,— я не понимаю всего. Мне вполне хватило и твоего представления.

Виталий посмотрел с любовью в большие глаза Наташи. Они излучали бесконечную любовь. «О, Небо!— мысленно воскликнул Серебряков,— мне до сих пор не верится, что такая девушка приняла меня». Он положил руку на плечо Наташи. Она обняла Виталия и поцеловала.

—Ты— самый необыкновенный человек из всех,— сказал Виталий секунду спустя. Он смотрел в ее большие серые глаза, и сердце его переполнялось нежностью и любовью.

—А ты,— ответила она, прижимаясь к нему,— самый терпеливый. Я не думала, что парень может столько ждать.

Виталий поцеловал маленькую ладонь любимой.

—Я просто не желал думать ни о ком, кроме тебя. Не знаю, как с ума не сошел, видя, как тебя обнимает другой.

—Знаю, дорогой. Ты очень страдал. Прости меня.— Наташа обвила его шею руками.— И мы с лихвой наверстаем упущенное. Эти слова— из твоего стихотворения!

—Если б ты знала, как я тебя люблю! Все мои чувства вряд ли поддадутся описанию словами. Словами нельзя передать всю ту любовь, что я питаю к тебе.

Виталий говорил, всё чувствуя некоторое напряжение. Он будто бы ждал чего-то, не зная сам, чего.

—Тогда молчи, любовь моя,— сказала девушка. Она сжала своими руками затылок парня и прильнула к его устам. Поцелуй был долгим и жарким. Они едва не задохнулись. И, когда остановились перевести дух, Наташа произнесла, тяжело дыша:

—Расслабься, не думай ни о чем. Я не укушу… Разве, что самую малость.

Она снова поцеловала его губы. Страсть захлестнула их с новой силой. Виталий ничего не мог с собой поделать; он находился во власти своих чувств, и каждый новый поцелуй любимой разгонял сердце, заставляя отбивать барабанную дробь. Кровь прилила к голове. Виталий тяжело дышал. Девушка повалила его на диван. Она жадно целовала парня. Он почти что задыхался. Глаза Наташи возбужденно блестели. В голове промелькнула сумасшедшая, по ее мнению, мысль. Щеки запылали. Виталий заметил это и в миг всё понял. «Она с ума сошла!— воскликнул он мысленно.— Этого не может быть!»

—Я люблю тебя,— с жаром прошептала она.— Ты мой, только мой…

Он не дал ей договорить, накрыв ее губы своими. «Она не скажет этого»,— успокаивал себя Виталий. Да, девушка ничего больше не говорила. Она вцепилась в воротник его рубашки, собираясь расстегнуть. Виталий этого не заметил. Наташа сама мало понимала, что делает. Не смогла расстегнуть ворот, и пуговица отлетела. Виталию показалось, что в голове его разорвалась бомба. «Что она делает?»— Он едва мог думать. Наташа принялась за следующую пуговицу. Наконец, Серебряков, еле найдя в себе силы на сколько-нибудь разумное действие, усадил любимую на диван, расцепил ее руки и произнес:

—Успокойся, тебя занесло.

—Я люблю тебя!— упрямо запротестовала Наташа.

—Я верю, не надо мне лишний раз доказывать. Но мы не должны сейчас этого делать,— произнес Виталий, ища глазами пропавшую пуговицу.

Удивление отразилось в глазах девушки.

—Да,— сказал он,— я вряд ли могу сейчас здраво мыслить. Но ради тебя я не имею права поддаваться страсти.

«Вот уж странный тип,— подумала девушка.— Я предлагаю ему себя, а он отказывается».

Виталию казалось— он понимает, о чем она думает.

—Наташа, ты же здравомыслящий человек. Мне самому тяжело себя удержать.

«А! Будь, что будет!»— решила она и заявила:

—Даже не думай сопротивляться! Я хочу тебя!

Виталий откинулся на спинку дивана, закрыв глаза. «И попробуй откажи»,— подумал он. Тяжело вздохнул и произнес:

—Я— тоже.

Она уселась на его колени, прижалась к его груди. Обвила руками его шею, с жаром стала покрывать поцелуями щеки и губы. Виталий задрожал от желания. Он нежно гладил ее плечи, целовал их, будучи не в силах сопротивляться. Наташа начала расстегивать пуговицы его рубашки одну за другой, жадно покрывая поцелуями его грудь, содрогавшуюся при каждом касании ее губ. Страсть и желание завладели их телами и не желали отпускать ни на минуту. Их щеки горели, кровь кипела, стучала в висках. Безумие любви захлестнуло эти две полыхавшие страстью души.

—Ты безумна,— шептал он,— ты знаешь это?

—Да,— соглашалась она, целуя его,— я обезумела от любви.

Она, наконец, справилась с его рубашкой и бросила ее в кресло рядом с пиджаком. Потом медленно стянула с себя свитер, задыхаясь от чувств. Под свитером оказалась легкая шелковая сорочка, которая спустя мгновение распахнулась, обнажая шелковистую кожу тела и юную грудь, едва прикрытую кружевом.

—О, господи!— прошептал Виталий, наклоняясь к ее груди.