Жажда справедливости. Избранный

Глава XIII ПОДРУГИ

Будильник затрещал, возвращая из забытья и грез в холодный мир. Проснувшись, она еле нашарила рукой пуговку звонка и заставила замолчать его. «Как холодно,— подумала, втянув носом воздух,— батареи остыли, что ли?».

За окном еще было темно. Наташа посмотрела на соседнюю кровать— пусто. Тогда девушка, укрывшись теплее и закрыв глаза, попыталась снова заснуть. Но сон не шел из-за воспоминаний о вчерашнем дне. «Может, стоит попытаться,— подумала она,— он ведь так добр ко мне. Нельзя сказать, что красив, но это не главное. …Такие грустные глаза. Никогда не говорил, что любит меня. А ведь любит... Уж это я знаю. Виталька не догадывается об этом. Чудак! Достаточно заглянуть в глаза,— и всё ясно. Как книгу читаешь. Какой робкий! Даже не пытался обнять. Боится потерять меня. Может попытаться самой! Чувствую, что-то меня к нему тянет. Как бы не напугать его... Ну, дорогая, ты быстро сменила ориентир.— Наташа рассмеялась.— Да. Виталька... Он бы так и сказал...»

Послышался звук со стороны двери; кто-то открывал замок. Но тихо. Видимо открывавший думал, что она еще спит. Чуть слышно вошла соседка по комнате.

Наташа приподнялась на локтях и сказала:

—Ань, я же просила разбудить меня в семь.

Вошедшая девушка потянулась к выключателю, в комнате загорелся свет.

—Ты так сладко спала, что я не решилась тебя тревожить.

Девушка заперла за собою дверь и повесила на натянутую через всю комнату веревку полотенце, которым только что вытирала волосы.

—Ну, как ты?— спросила Аня и присела на краешек кровати.

Наташа, сидевшая полулежа, ответила:

—Спасибо, всё в порядке.

—Пожалуйста. Кстати, обрати внимание на Витальку. Он, по-моему, любит тебя. Только никогда не говорил этого вслух.

—Ты не всё знаешь. В школе он был безумно влюблен в мою подругу. Ну, в Таньку, она вышла замуж за того придурка. Хотя, нет, не безумно… Первый раз, наверное, полюбил… Так вот...— Наташа сама перебила себя, видимо, вспомнив нечто важное,— кстати, он говорил, что писать настоящие стихи начал именно тогда.

—Он что, поэт?— спросила с небольшим удивлением Аня.

—Думаю— да, хотя он сам не любит, когда его называют поэтом. Любимые его слова: «Хорош поэт!— его не знает свет».

Наташа закуталась потеплее в одеяло и продолжала:

—Ты сама видела его и слышала. Можешь описать его?

—Ну, не знаю,— засомневалась Аня,— хотя попробую. Он очень начитан, любит поговорить, даже, я бы сказала, он— первостатейный болтун, если б не знала его хорошо. Хотя не очень-то общителен, с незнакомыми почти всегда молчит. Первое впечатление мое было негативным. Глядя на него, я бы никогда не подумала, что он поэт. Производит впечатление человека, который из-за одного опрометчиво сказанного слова после мучается, будто бы совершил преступление. Да, часто я замечала в нем вспышки гнева. Но он никогда, насколько мне известно, не выдавал своих чувств. Он никогда не раздражается и не теряет терпения. Его взгляд на некоторые вещи просто шокирует, а иногда его вообще трудно понять.

—Да, всё верно. Теперь отодвинь верхний ящик стола, пожалуйста. Достань тетрадь,— попросила Наташа.

Аня подошла к столу и, найдя тетрадь, отдала ее подруге. Та, полистав, перегнула пополам и протянула Анне со словами:

—Читай вслух.

Аня приняла тетрадь и прочла:

Отверженный, убитый и пустой,

Вперед идя и поднимая пыль,

Ты часто думал о минуте той,

Что обратит твои желанья в быль.

Не думай, не жалей и не моли;

Ничто тебя отныне не спасет,

И страсть твою ничто не утолит;

Вокруг тебя нерастопляем лед.

Отверженный, убитый— но— живой,

Ступай вперед ты по своей тропе,

Лишь ты руководишь своей судьбой,

Лишь ты виновен в том, что не успел.

В твоих руках всё: счастье и беда;

Свой путь способен ты один пройти.

Ты каждый день благословляй как дар,

А Господа— за каждый дюйм пути.

Аня оторвалась от тетрадки и удивленно поглядела на Наташу.

—Никогда бы не подумала,— сказала она.— Он что, дал тебе переписать?

—Как же,— усмехнулась Наташа,— он боится или боялся, что «содержимое его души, как он выражается, станет достоянием гласности». Только я всё же списала парочку. Там есть еще одно, на следующей странице.

Анна перевернула лист и вновь стала читать:

Ты думаешь, что в тишине ночной

Я мирно сплю и вижу снов картины?

Нет— сладких мыслей бесконечный рой

Плетет не прекращая паутины, —

В ночном бреду рождается узор;

Так неустанный я несу дозор.

Узор из гармоничных, пылких строф.

С их помощью, быть может, приоткрою

Скрывающий часть истины покров,

И нимфой белоснежною живою

Восстанет из тончайших покрывал

Любовь моя, которую скрывал,

Любовь, что я лелеял и хранил,

К которой всеми силами стремился.

Как вдруг раздался шелест чудных крыл,

И в мотылька мой разум обратился.

И, как на свет, на яркий идеал

Он полетел, и час его настал.

Падет завеса, я признаюсь вдруг

Во всём тебе, шатаясь от волненья,

Благодаря судьбу за сей недуг,

Покорно и без тени сожаленья

Себя всего отдав твоей любви,

Благословляя яд в своей крови.

В глазах бездонных прочитав ответ,

Я уст почувствую твоих прикосновенье

И этот яркий, теплый, нежный свет:

Твоей души к моей душе влеченье.

Я опьянел, вдруг всё тебе открыв,

И был вознагражден за сей порыв.

—Ну, что скажешь?— спросила, улыбаясь, Наташа.

—Этот человек любит тебя, ты будешь дурой, если откажешь ему в любви,— вынесла решение ее подруга.

—Я тоже об этом подумала.— Наташа приняла у подруги тетрадь.— Но вчера он меня малость напугал. Хотя я рада, что рассказала ему все.

Аня сказала обиженно:

—Да, лучшая подруга, конечно, не могла помочь.

—Ладно тебе!— Наташа легко толкнула в плечо Анну,— тебя не было рядом.

—Я знаю, зачем ты к нему пошла.— Тут подруга улыбнулась загадочно, а Наташа смутилась.

—Мне было очень больно. Но не могла подумать, что разговор с ним поможет,— сказала она.

—Он проявил завидное понимание. Ты, говоришь, что Виталька был на себя не похож?— спросила подруга.

—Он как-то странно себя вел. Говорил мало. Был почти неузнаваем. Глаза грустные. Что-то с ним произошло. Знаешь, когда он сказал: «Всё» и посмотрел мне в глаза, я... мне показалось, что я лечу. Ну, такое чувство, будто отрываешься от земли и тебя уносит. Как бы еще сказать... Нет, не могу объяснить. Какая-то сила исходит от этих глаз. Я не могу сказать точно, спала или нет. Просто чувствовала боль, стыд, и, потом он взял меня за руки и сказал это слово «Все». Дальше я как будто очнулась и поняла, что ничего от того ужаса не осталось, кроме памяти о нем. Хотя, может я и нафантазировала. Просто его слова, глаза, такая нежность во взгляде. Знаешь, если б он меня тогда поцеловал, я бы не стала противиться.

—Ну-и-ну?— засмеялась Аня,— вчера готова была в воду броситься, а теперь... С ума сойти! И что ты собираешься с этим делать? Встретишься еще с ним?

Наташа тоже улыбнулась и сказала задумчиво:

—Хотелось бы. Только...— Замолчала.

—Только что?— вкрадчиво спросила Аня.

—Он ничего не сказал, не предлагал встретиться. И он… Он не придет больше сам... Ну, то есть...— Наташа запнулась.

—То есть никогда не сделает первый шаг?— подхватила Аня.

—Да.

—А что мешает это сделать тебе? Берись за дело сама. Стоит тебе щелкнуть пальцами, и он за тобой пойдет на край света. Он последнее отдаст, душу дьяволу заложит ради тебя. Можешь быть уверена.

—Конечно, ты права,— все также задумчиво сказала Наташа,

—Только смотри: не говори ему об истинных своих чувствах. Он безумно влюблен в тебя и ждет от тебя того же.

Наташа удивленно посмотрела на подругу.

—Кто тебе?..— она запнулась. Наконец произнесла подозрительно: —Откуда ты всё это знаешь?

Тут Аня сообразила, что сболтнула лишнего в пылу дружеского откровения, что настал момент рассказать всё, и ответила:

—Я однажды встретилась с ним и решила вытянуть из него, зачем же он к тебе ходит. Я догадывалась, что это дружбой не объяснишь. Малость поднажала. Тут он мне всё и выложил. Конечно не сразу, боялся чего-то. Потом потребовал, чтобы я ничего тебе не говорила.

—А ты, конечно, все разболтала.— Улыбнулась Наташа.

—Ну, я ничего ему не обещала, отчего он меня сторонился потом, ты это заметила. Так что, вперед!

—Ладно, попробуем. Но...— Наташа замолчала. Потом выпалила: —Только рассказывай до конца. Ведь было еще что-то?

Аня опустила глаза и сказала, переводя разговор на другую тему:

—Да, ничего,— скороговоркой, и прибавила более веско: —Пора тебе принять душ, а то народу набежит.

Она хотела встать, но Наташа ухватила ее за руку.

—Выкладывай. Ты на нем испробовала один из своих приемов? Так? Ну, говори же!

—Да,— тихо ответила подруга,— я хотела поцеловать его.

—Конечно! Так вот почему он так конфузился при тебе! Ну, спасибо! Как только Мишка устоял? Это что-то исключительное.

—Я тебе не могла тогда сказать. Ну... Мишка... В общем, он не устоял. А с Виталькой ничего не произошло. Он оттолкнул меня, попросил больше так не делать. И ушел.

Наташа облегченно вздохнула. Она знала, что подруга не врет.

—Мишка... Какая мразь! Но соблазн был велик.— Наташа улыбнулась.— Еще немного, и Виталька бы сдался.

—Он удрал, не дав мне продолжить.

—Тебе здесь нет равных.

—Ладно,— смущенно заговорила Аня,— поднимайся.

Она подошла к столу, взяла чайник и вышла. Наташа встала с постели, надела халат, взяла полотенце и тоже покинула комнату.

Спустя минут тридцать в комнате общежития сидели обе подруги, Наташа и Аня, и пили чай. Включенный в сеть радиоприемник тихо работал, передавая местные утренние новости. Новости касались главным образом главы администрации и его присных, кои занимались насущными городскими вопросами. Также звучало неодобрение политики повышения квартплаты, сообщалось о намерении горожан провести демонстрацию по этому поводу в скором времени. По своему обыкновению влезать во всякие конфликты коммунисты в очередной раз сообщили свое и без того всем известное мнение.

Перед девушками на маленьком столе стоял на разделочной доске порядком закопченный чайник, рядом же находился заварочный чайничек с наполовину стертым рисунком на пухлых боках. На мелкой тарелке лежало несколько ломтиков хлеба с маслом. Стояла банка с вишневым вареньем. Подруги с аппетитом завтракали. Аня слушала радио, а перед ее подругой лежала раскрытая книга, и Наташа не слушала новости. Она брала бутерброд, намазывала его вареньем, откусывала, запивала чаем и увлеченно читала книгу.

А Аню до того увлекли передаваемые новости, что она перестала пить чай, увеличила у приемника громкость и толкнула в бок подругу со словами:

—Послушай, дикость какя-то!

Наташа прекратила чтение.

Из приемника слышался голос дикторши:

—За последние три дня в городе произошло пять убийств. Они все похожи по почерку и обстоятельствам. Старший следователь по этому делу согласился ответить на несколько вопросов нашего корреспондента. Вот краткое изложение встречи. Почерк почти один и тот же: у двоих вскрыты на запястьях вены, а у лаборанта железнодорожной больницы полностью отрезана голова. В последнем случае следователи первоначально предполагали самоубийство. Погиб также сержант милиции. Все четыре трупа в разное время были найдены сильно обгорелыми. Также в ночь с четверга на пятницу около метро «Безымянка» был найден труп обгорелого мужчины лет сорока-сорока пяти, погибшего, как сказано в медицинском заключении, в результате облучения повышенной дозой радиации. Удалось установить его имя. Просьба ко всем тем, кому известно что-либо о человеке по имени Александр Владимирович Кобальт, который в одиннадцать часов в четверг сошел с московского поезда, позвонить по телефону...— Далее диктор назвала шестизначный номер и дважды повторила его. После чего добавила:— В пятницу в двадцать один час напротив площади Кирова произошло транспортное происшествие: в фонарный столб врезался автомобиль «Москвич». По сведению очевидцев машина попыталась сбить прохожего, ударилась в столб и взорвалась. Пострадавшего, который в этот момент находился рядом с «Москвичом», взрывом отбросило в торговые ряды. В машине рядом с водителем находился пассажир, успевший покинуть салон. Водителем оказался труп Сотникова Александра Викторовича, похищенный четырьмя часами раньше в одном из городских моргов. Неизвестно, каким способом он смог сесть за руль. Пострадавший от взрыва и пассажир скрылись. До сих пор они не обратились ни в одну клинику.

После диктор обратилась к слушателям с просьбой ко всем, кому известно что-либо об этих происшествиях, обращаться по телефону. Вновь прозвучал ранее упомянутый телефон.

Аня, решив, что более ничего интересного не услышит, убавила звук.

—Маньяк опять бродит в городе,— сказала она и принялась за свой незаконченный завтрак.

Ее подруга промолчала.