Генеральный попаданец 2 (СИ)

Глава 2

8 апреля 1965 года. Югославия. Адриатика. Серьезный разговор

Встретились мы с югославским лидером на острове Бриюни. Здесь находилась резиденция Иосипа Броз Тито и случалась неплохая охота. Чудесное место в Истрии. Практически Средиземноморская природа, бирюзовое море, много солнца и ласковый, почти летний ветерок. На берегу теснятся на скалах маленькие игрушечные поселки, зеленеют деревья, чудесно пахнет цветами. Пожалуй, весна отличное время для посещения этих мест! Удачно я подгадал визит.

На остров нас привезли на большом катере, который лихо подрулил к деревянной пристани, спрятанной в неприметной бухте. То есть резиденция не лезла в глаза и была скрыта густой растительностью и пригорками. Хозяин Югославии вышел лично к причалу встречать высокую делегацию. По Тито было сразу заметно, что это человек глыба, олицетворяющий целую эпоху. Таких монстров в будущем не осталось. Его просто так на кривой кобыле не объедешь. Он сразу повел меня в резиденцию, где в освещенном солнце холле без лишних разговоров вручил в руки красивое ружье. Мы сразу перешли на «Ты». Оба воевали, сделали головокружительную карьеру, хотя Тито несколько старше. Я, как лидер более молодой, но зато и страна намного могущественней. Запустить ракету в космос и бахнуть ядерным это вам не хухры-мухры.

— Может, сразу на охоту двинем? Там и опробуешь?

Я сноровисто изучил ружье. Zastava оружје, какая-то местная новинка. Примерил, покрутил. А неплохой карабин! С улыбкой поворачиваюсь к хозяину:

— Такой обязательно стоит опробовать.

Тито усмехнулся и махнул рукой в сторону второго этажа.

— Я позволил себе подготовить кое-что из одежды. Если не возражаешь.

Я пожал плечами:

— В войну мы и ватнику с целыми штанами были рады.

Вот тут Тито я сумел зацепить. Что-то неуловимое промелькнуло в его взгляде, и голос разом потеплел. Ему в партизанах также пришлось несладко. Под немецко-итальянским постоянным прессингом еще надо было умудриться выжить. Это у нас как-никак, но существовала линия фронта. У них же его по существу не было.

А неплохо живут, югославы! Одежда для охота удобная, такую и в будущем не стыдно одеть. Костюмы «немецкого» стиля. Помню, как югославы еще в декабре 1962 года в Завидово всех ими удивили. А наши егеря носили тогда самую обычную одежду — телогрейки, ушанки и валенки. Пришлось новую им шить, чтобы не позориться. Все-таки мы не Европа! Лапотники, хоть и тянемся к цивилизации. Сейчас передо мной летний вариант охотничьего костюма. Начал примерять. Интересно, откуда они мои размеры взяли? Сел как влитой. А я ведь изрядно сбросил вес. Надо попытать Рябенко. Наши в рамках вежливости слили или где-то подтекает?

К месту везли на какой-то каракатице, напоминающей трактор. Квадроциклов в этом времени еще нет. Или я не знаю? Пожалуй, стоит дать конструкторам дельный совет. Потом вспоминаю, что тему начали развивать японцы. Их хлебом не корми, дай создать что-то энергосберегающее. И произошло это в семидесятые годы, во время нефтяного кризиса. Хонда и Сузуки была зачинателями. И ведь наверняка они создавали новые виды транспорта не на пустом месте. Значит, сейчас есть наработки. А нашим сельчанам такая техника придется по вкусу. Недорогая замена дефицитным и более дорогостоящим автомобилям.

Повозка была удачной, потому что ехали мы не по дороге, а прямо по кочкам, выбоинам и лесу. Пейзаж чем-то напомнил мне турецкий. Летом местность напрочь выжжет солнцем. Камень, сухая трава и деревья, разве что вечнозеленые сосны красят пейзаж. Сейчас все цветет и неимоверно прелестно. Подозреваю, что Тито хотел произвести на меня впечатление. Нас встречают егеря в щегольской одежде и показывают, куда идти. Не хотел охотиться, но азарт взял. Под присмотром егеря заряжаю патроны и застываю в ожидании.

Что-то мелькнуло среди кустов и скальных выступов. Вот тут сработал вовсе не я, а Ильич. Все-таки как его рефлексы в теле уживаются с моими? Я бы сам точно не успел так среагировать. Ружье в аккурат поднялось к бегущей цели, я даже не метился толком. Палец привычно выжал спусковую скобу и грохнул выстрел. Где-то неподалеку заорал егерь:

— Ево пуцан!

— Погоди!

Это уже появился из-за кустов сам Тито. С той стороны также стреляли, но судя по угрюмому виду, югославский вождь промазал. Он махнул мне рукой, мол, подходи. А поразил я оленя. Оказывается, их тут разводили для охоты. Мне стало жалко бедолагу, но вида не показал. Тито мое спокойствие принял за привычку. Уж в России зверя всякого полно!

— У тебя до сих пор твердая рука, Леонид Ильич.

Я пожал плечами, будто бы удивляясь его удивлению. От меня не утаился острый взгляд, которым на мгновение «угостил» меня югославский лидер. Уж не принял ли он на свой счет это «послание». Но выстрел и в самом деле случился знатным. Егеря не сдерживали эмоций. Видимо, им приятно наблюдать за тем, что плоды их работы не пропали даром. Кто-то подал мне флягу, я глотнул, там оказалось неплохое сухое вино. Сейчас уже смеялись моему удивлению. Тито величественно провозгласил:

— Думаю, что наш гость достоин роскошного ужина!

Я со смехом добавил:

— И не менее изысканной выпивки.

Смеялись мы так, как могут смеяться крепкие и здоровые мужики.

— Хорошо у тебя тут.

Мы вышли на балкон, наблюдая за заходящим в море солнцем. Посвежевший ветерок обдувал разгоряченные ужином и выпивкой лица. Как никак два часа спорили и договаривались.

— У тебя, Леонид, страна еще больше. Там красот не счесть! Я помню Сибирь, столько времени оттуда выбирался.

Иосип погрузился в воспоминания.

— Приезжай к нам летом. Я давно хотел побывать на Байкале. Заодно привози своих министров. Говорить будем, думать будем.

Снова Тито бросил в мою сторону острый взгляд:

— Желаешь поиметь меня?

— А ты не борзей!

Иосип некоторое время вспоминал значение малознакомого слова. Затем замотал головой:

— Потому вас, русских, не везде любят. Вы говорите то, что не стоит замечать, делаете нам унижение.

Я хмыкнул:

— Да вами еще никто толком и не помыкал. Наоборот, незаслуженно задницу лизали. Не забыл, по чьей вине началась Первая мировая война?

Тито с интересом на меня оглянулся:

— Её хотели слишком многие. Выстрел в Сараево был лишь предлогом.

«Ну-ну, видел бы ты, во что превратится Сараево в девяносто третьем!»

— Еще раз повторяю, что никуда тебя силком тащить не намерен. Ассоциированного членства в СЭВ достаточно, остальное можно закрыть прямыми договорами. Все равно у тебя не социализм, а черте что!

Тито тут же всерьез обиделся:

— А что?

— Общество потребления. Мы, — я указал на себя, — целенаправленно идем к коммунизму, пока наши союзники играют в популистский социализм рыночного толка. Если вы не намерены строить общество будущего, тогда зачем вы у власти?

Югославский лидер обиженно засопел:

— Это наше дело, и наша страна!

— Не спорю, но помощь вы в трудном случае просили почему-то у нас. А если нет, тогда и табачок врозь! Целуйся и дальше со своими египтянами и индусами.

Тито оторопел, стараясь осознать мои слова. Я ему ведь прямым текстом намекнул на «Движение неприсоединения». Только вот к чему они не хотят присоединяться мне непонятно. Вся эта левая движуха была возможна лишь потому, что тогда друг другу жестко противостояли две мировые политические системы. Перед этим разговором мы немало поспорили об экономике. Он убеждал меня в правильности югославского подхода и рыночной модели. Я ему отвечал, что это отход от коммунистической идеи, так называемый временный этап излишне затянулся. Я, вообще, изучая советское сотрудничество с «дружественными» странами, подчас выпадал в осадок. И это еще не все документы изучены. Зачем? Зачем тратить такие огромные средства непонятно на кого? Да я лучше вложу их в развитие Средней Азии! Чтобы не отбирать у РСФСР и Белоруссии. И то будет пользы больше! Нам предстоит мощнейший инновационный скачок, нам самим в первую очередь нужны средства. А мы в 1947 году кормили хлебом чешских детей, что через двадцать лет будут кричать нам: «Русские убирайтесь!». Прага у меня третья по списку в вояже. И там я намерен провести проверку, что там такое творится. Хрен вам, а не шестьдесят восьмой!

— Но мы можем и без вас обойтись! И пока получается!

— То есть ты откажешься от лишнего куска хлеба для своих людей из-за личных амбиций? Не хочешь послать вашего человека в космос и получить славу первой страны в Европе, пославшей туда космонавта?

Тито стремительно поворачивается. Он еще не добродушен, но гнев с лица исчезает.

— Что ты хочешь, Леонид?

— Арендовать военно-морские базы для своего флота. Нам нужны порты в этом районе. Чтобы нести постоянное дежурство в Средиземном море. Которская бухта вполне подойдет, — я смотрю на Тито и с плохо скрываемым ехидством наблюдаю, как меняется его лицо. — Или Бар на худой конец.

Я знаю, что югославы на самом кончике полуострова Луштице где-то в конце Боко-Которского залива создавали подземную базу подлодок. То-то Иосип так дернулся. Подозревает.

— Дьявол, это серьёзно? Я не могу пойти на такое! Меня товарищи не поймут!

— А что нам мешает? Мы же не будем создавать некий военный союз. Просто сотрудничество. За это ваши ВМФ получат новые ракетные катера.

Гляжу, глаза у Иосипа все-таки загорелись.

— Что-то еще?

Тито вошел в раж. Приоткрываю свои крапленые:

— Мы сейчас договариваемся с австрийцами о прокладке к ним газопровода. Он пойдет из Сибири сначала к чехам, потом к ним. От Австрии до вас совсем недалеко. Как тебе создать газовый хаб где-нибудь в Словении? Газ — топливо будущего. А у нас в Сибири намечаются громадные, крайне огромные месторождения. У тебя есть контакты в Австрии?

«Клюнул!»

Наутро я, несмотря на выпитое ощущал себя отлично. Мы как раз с охранниками занимались на террасе шестом, когда туда вышел Тито. Он чуть не уронил чашку кавы и оторопело уставился на меня.

— Ильич, ты что такое творишь?

— Китайская гимнастика, дорогой.

Лидер Югославии хмыкнул:

— Своей нет?

— Китай — цивилизация древняя, у них есть чему поучиться.

— Как знаешь.

За сытным, но простым по-деревенски завтраком как бы невзначай интересуюсь:

— Есть у тебя контакты с Мао?

Тито уже не удивлен. Он разгадал мою демонстрацию, да и вчера устал изумляться нашим предложениям.

— Найдем. Что хочешь?

— Встречу с ним. В нейтральном месте. Можно у Ким Ир Сена.

— Хорошо, я дам тебе знать.

Мысленно потираю руки. Первый визит уже удался. А всего-то надо было проявить уважение и сделать пару милых предложений. Тито гонористый тип. Получить в руки то, чего нет у остальных, ему в радость. И он сполна оценил тот факт, что к нему я приехал первым. И общение мы начали без церемоний и выяснений отношений. Рассуждали больше по делу.

В самолете я размышлял о «великом газовом проекте» семидесятых. Зачем Брежневу понадобилось экономические решения подставлять под внешнюю политику? Это я о сделке с ФРГ «Газ-трубы». заключенную министром внешней торговли СССР Николаем Патоличевым и министром экономики ФРГ Карлом Шиллером в феврале 1970 года. По этому договору предполагалось поставка 3 млрд. кубометров газа в ФРГ в обмен на 1,2 млн. тонн стальных труб большого диаметра для прокладки газопроводов. Зачем нам нужны были эти чертовы трубы? И зачем потребовалось снабжать газом старого-нового противника. К чему это привело, стало понятно через пятьдесят лет. Когда реваншизм немцев мразотно полез наружу и показал себя во всей нацистской красе. Вроде бы уже стоило привыкнуть к европейскому двуличию, но для большинства «белопушистых» такой поворот явился громом среди ясного неба. Сколько же идиотов поверили в «европейскую цивилизацию»!

Что мне кажется странным во всей этой истории? Во-первых, трубы у СССР были. Например, Челябинский трубопрокатный завод, возникший в 1942 году на оборудовании Мариупольского трубопрокатного завода, еще в 1963 года освоил выпуск труб большого диаметра для газо- и нефтепроводов. На первой прокатанной трубе даже написали: «Труба тебе, Адэнауэр!». К началу 1970-х годов это был крупнейший в мире трубопрокатный завод с годовой мощностью до 3,5 млн. тонн продукции. Да и вообще, СССР в то время являлся крупнейшим в мире производителем труб. Союз имел мощный тяжмаш, сильную конструкторскую школу, возможности стран СЭВ, среди которых были державы с сильным научно-производственным комплексом, такие как ГДР и ЧССР. СССР строил много заводов и объектов, ничто не мешало построить еще один трубопрокатный завод для труб необходимого размера. Так что возможности для решения этой проблемы были, но не почему-то использованы.

Во-вторых, немецкие источники указывают, что «сделка века» являлась вовсе не разовым контрактом, а была началом целой системы долгосрочных контрактов, подписанных в 1970, 1972 и 1974 годах. Они предусматривали поставки из СССР в ФРГ 11–12 млрд. кубометров ежегодно газа до 2000 года. В том числе 700 млн. кубометров газа для Западного Берлина. Впрочем, Брежневу это оказалось мало, и в 1981 году был подписан еще один контракт, действительный аж до 2008 года. Впоследствии годовой объем экспорта вырос до 22–23 млрд. кубометров газа. Чем пользовался Газпром и бюджет РФ до известных событий.

Газ в ФРГ пошел 1 октября 1973 года. И как своевременно! Как раз накануне мирового нефтяного кризиса, начавшегося 17 октября 1973 года, с началом войны Сирии и Египта против Израиля. Прекрасный подход: снабжать ценным топливом и химическим сырьем германских реваншистов и милитаристов. В особенности снабжать советским газом известный центр шпионажа и подрывной работы против соцстран, каким был Западный Берлин.

В-третьих, чтобы немецкие товарищи в ГДР не дай бог что-то взяли себе, магистральный газопровод к германским реваншистам пошел через ЧССР. В ГДР в начале 1970-х годов обозначились серьезные проблемы в топливном хозяйстве ввиду необходимости добычи огромного количества бурого угля. Если взять сухую статистику, то в ГДР за пятилетку 1980–1985 года поставлялось 32,5 млрд. кубометров газа, то есть по 6,5 млрд. в год. Вдвое меньше, чем для «германских реваншистов».

Более того, магистральные газопроводы строили инженеры и строители из ГДР, оттуда же поставлялась техника и оборудование. Иными словами, Брежнев и его наследники заставили немецких коммунистов строить газовую трубу для снабжения топливом и сырьем своих заклятых соотечественников. Хотя этот газ мог бы пойти на нужды хозяйства верного союзника ГДР. И у них можно было брать за поставки товары для советской торговли. В моих планах использовать дешевую энергию для создания конкурентной цены экспортных товаров в «прорывных» технологиях, задуманных «Совместных корпораций».

В-четвертых, в самом начале 1970-х годов, то есть в процессе заключениях контрактов, германская политика ГДР резко и странно изменилась. До этого Вальтер Ульбрихт проводил линию борьбы за единое немецкое государство, социалистическое, разумеется. Это был очень серьезный вопрос, поскольку доселе ГДР во всеуслышание объявлялась немецким государством, возникшим демократическим волеизъявлением немцев, а не указке США, было государством антифашистским и антивоенным.

ФРГ же считалось продуктом мирового империализма и пошедших к нему на службу недобитых немецких нацистов. И внезапно в 1973 году его преемник Эрих Хонеккер заявляет, что ФРГ — это другое немецкое государство, к тому же еще и враждебное. Линия на борьбу за объединение была свернута. И напротив, в ФРГ такого же свертывания провозглашено не было. Неужели СССР при заключении сделки не потребовали от ФРГ никаких политических уступок? Потребовали. Но в пользу Польши. В августе 1970 года ФРГ договором с СССР признала установленную еще Сталиным границу Польши и Германии по рекам Одер-Нейссе, и она была закреплена договором ФРГ и Польши в декабре 1970 года.

Каков итог «сделки века»? Получается, что Брежнев и его приближенные попросту предали немецких коммунистов, за их спиной договорившись с ФРГ о продаже газа и связанных с этим вопросом политических уступках далеко не в пользу ГДР, ликвидировали главный политический аргумент в пользу существования ГДР, чем и заложили основу для будущего аншлюса ГДР к ФРГ. Так что Горбачев тут ничего сам не придумал, а довел до конца политику, заложенную во времена Брежнева.

Был ли такой расклад частью процесса «разрядки», подготовки Хельсинки 1975 или за ним стояла более долгоиграющая программа? Опять вопросов больше, чем ответов. Сейчас я не смогу достать информацию, потому что это еще не произошло и уже не произойдет. Потому что крайне противоречит нашим интересам. Газификация страны, вот что в настоящий момент важнее. А кредиты мы возьмем не на трубы, а на постройку нового завода и обустройство месторождений. Несколько лет поставок газа, и они будут погашены. У нас останутся экономические инструменты и пойдут валюта на «прорыв».

Ибо не с миром я пришел, а с мечом!

Информация к размышлению

В начале 1950-х в Югославии еще существовала карточная система. В 1952 году карточки отменили, зарплату стали выдавать деньгами. Были частично либерализированы (и повышены) цены. Они могли устанавливаться директивным путем из центра, местными органами власти, быть договорными, лимитными или свободными. В той или иной форме регулировалось до 80 % цен, под подобный контроль попадало примерно 65 % номенклатуры текстильной промышленности — казалось бы, идеального кандидата на либерализацию. Реформы коснулись и внешней торговли: около 5 % предприятий получили право свободно торговать с заграницей, но они не могли распоряжаться валютной выручкой. Было введено несколько курсов динара. Постепенно вводилось коммерческое право, которое содержало даже нормы, регулирующие банкротство предприятий.

Реформы предполагали смену ориентации с тяжелой промышленности на легкую, главными направлениями стали строительство жилья и повышение уровня жизни. Был, например, подписан договор с Fiat о создании в Югославии сборочного производства автомобилей. Заморозили несколько сотен строек промышленных объектов тяжелой промышленности. За государством оставалось централизованное распределение инвестиционных ресурсов. Доля инвестиций в ВВП была высокой — около 34 %, примерно соответствовала уровню СССР. Эта статья финансировалась за счет высоких налогов на предприятия. Частный бизнес дозволялся только мелкий — не более пяти наемных рабочих. Частными могли быть, например, такси или ресторан.

Реформы ускорились в середине 1960-х. Предприятиям резко повысили долю прибыли, остававшейся в их распоряжении, что привело к дальнейшему росту дифференциации в оплате труда. Сократилась роль государства в финансировании капитальных вложений. Было решено, что основным источником инвестиционных ресурсов станут банки, и их доля в финансировании инвестиций выросла с 3 % в 1960 году до 50 % в 1970-м. В ходе реформы ценообразования 1965 года внутренние цены подтянули к мировым, потом, правда, заморозили. Внешнюю торговлю значительно либерализировали, импортные тарифы снизили.

Югославская экономика показывала впечатляющий рост до конца 1970-х. С 1952-го по 1979-й ВВП увеличивался на 6 % в год, а потребление на душу населения — на 4,5 %. В 1956–1970 годах уровень жизни вырос втрое. Югославия превратилась в общество потребления.

Однако половинчатые и противоречивые реформы вели к накоплению дисбалансов. Так, в 1953–1960 годах торговый дефицит составлял 3 % ВВП. Ситуация улучшалась за счет трансфертов югославов, уехавших работать за рубеж. Например, $1,3 млрд в 1971-м и $2,1 млрд в 1972 году. Новые предприятия почти не открывались. Частник не мог этого делать по закону, а государство фокусировалось на развитии и поддержании того, что есть. Банкротства были теоретически возможны, но правительство поддерживало убыточные производства, оттягивая на них ресурсы. Считается, что в конце 1970-х примерно 20–30 % предприятий были нерентабельны и на них было задействовано 10 % трудовых ресурсов страны.

В Югославии всегда была инфляция, но при Тито ее держали под контролем. В 1950-е она составляла не более 3 % в год, в 1960-е — около 10 %, в 1970-е — чуть меньше 20 %. Рост цен резко ускорился после смерти Иосипа Броз Тито в 1980 году — до 40 % в год до 1983-го, а затем и вовсе стал неконтролируемым. В 1987 и 1988 годах инфляция достигла трехзначных цифр, а в 1989-м переросла в четырехзначную гиперинфляцию.

Хотя трансферы югославских гастарбайтеров росли очень быстро, их уже не хватало для затыкания дыры в платежном балансе. Начали занимать. С 1961 года стал увеличиваться внешний долг. Он рос почти с нулевой базы, но высоким средним темпом — около 18 % в год на протяжении 30 лет. Сначала в долг давали охотно, в том числе и по политическим соображениям: Тито ловко лавировал между капстранами и Восточным блоком — западные лидеры полагали, что Югославию можно отколоть от соцлагеря.

В 1991 году внешний долг Югославии достиг $20 млрд (около $56 млрд в сегодняшнем выражении) при ВВП $120 млрд. Доля долга в процентном отношении к ВВП была небольшой, но импортоемкая экономика зависела от увеличивающихся объемов кредитования. В начале 1980-х кредитная река начала терять силу. В долг стало брать трудно, кредиторы понимали, что заем «проедается»: идет не столько на развитие экспортно ориентированных отраслей, сколько на поддержание уровня жизни. Конечно, товары промышленного назначения тоже закупались, но главная доля была у энергии и сырья, то есть у тех материальных ресурсов, использование которых не может повысить производительность труда

Дисбаланс между экспортом и импортом, существовавший и в 1950−1960-е, нарастал: торговый дефицит вырос примерно с 10 % ВВП в 1971 году до почти 50 % в 1980-м. Страна не имела устойчивых источников валютной выручки, кроме туризма и экспорта/реэкспорта вооружения, то есть не хватало источников погашения кредита. К тому же в начале 1980-х экономический рост приостановился, а с 1986 года началось падение ВВП.

МВФ призывал федеральную власть изменить экономическую политику с учетом внешней задолженности, в частности сократить зарплаты и уменьшить общественное потребление. Но в стране не было лидера масштаба Тито, который мог бы решиться на столь непопулярные шаги. Вместо этого правительство выбрало нерыночные меры: на четверть девальвировали динар (в 1982 году), ввели ограничения на импорт, налоги на поездки за границу, ограничили изъятие валюты с банковских счетов, стали регулировать потребление топлива. Экспорт решили стимулировать за счет кредитов, то есть эмиссии и ускорения инфляции. Отказ от рыночных реформ привел к экономическому коллапсу и распаду страны